История изменений

      Крышка багажника глухо закрылась, но Донателло продолжал смотреть на черный экран собственного монитора.       В мутанте бурлил бесполезный и неконтролируемый ураган противоречивых эмоций широкого спектра, мешая сосредоточиться. Мысли, к слову сказать, он тоже не мог собрать и упорядочить, хоть как-то их конструктивно обдумать. Ход диалога с божком слишком быстро сместился не в то русло, чтобы он смог переломить пагубное для себя развитие ситуации. А ведь должен был! Поскольку отличался небывалой скоростью реакций. Пускай ему недоставало практики общения с живыми людьми, но теорию, почерпанную из нескольких книг по психологии, он прекрасно знал. Однако и это ему не помогло с достоинством и честью доиграть свой фарс.       Что ж. Донателло пришлось признать, что на данный момент очевидным было только одно: он глупо и жестко прокололся. Впрочем, сам виноват. Недооценил божка, как и весь женский непредсказуемый род. Кто бы мог подумать, что виновником провала станет одно незначительное слово — «последняя».       «Последняя глава», — в очередной раз подумал мутант, беззвучно перекатывая фразу на кончике языка, но моральных сил не нашлось даже на то, чтобы усмехнуться собственной оплошности.       Секундная стрелка неотвратимо проделала еще один круг по циферблату, но он по-прежнему не мог отвести взгляд от экрана, при этом прекрасно понимая — там она не появится. Высказалась, ушла и вряд ли вернется. Точнее — без «вряд ли». Она не вернется. Это можно было смело заключить.       Мутант глубоко вздохнул, проделав серию дыхательных упражнений. Но они не избавили его от фантомной тяжести, давившей на грудь. Неосознанно хотелось приложить ладонь к пластрону, чтобы хоть так успокоить ритмично бьющееся, не подвластное контролю сердце, приносящее ему еще большее раздражение. Как же он мог так проколоться? Так нелепо. Так…       Он заставил себя закрыть глаза. Темнота под веками должна была помочь сконцентрироваться, вычленить в сознании действительно важные мысли — полезные и стоящие его внимания. Но и тут он потерпел фиаско. Донателло не находил себе оправдания: ни в неудачной реализации плана, ни в самом плане как таковом.       Ранее сумбурный спектр чувств стал постепенно проявляться в конкретные и понятные формы.       Он злился — как на себя, так и на божка. Ведь именно по её вине они были вынуждены так жить! И по её вине они потерпели сокрушительное поражение планетарного масштаба! И тем не менее он сам был виноват в том, что потерял единственный шанс, свой единственный инструмент, способный освободить Вселенную от неё же самой.       Ну и что с того, что методы его были нечисты? Концепция наименьшего зла, о которой он так и не удосужился дать внятные пояснения (впрочем, она, как выразилась, — «вертела её»), была предельно очевидна. На чашах весов стояла Она и его Вселенная. Выбор, о котором и не стоило размышлять, — был логичен и оправдан. Одна жизнь взамен миллиардов других — более чем справедливая цена.       Но странная досада неприятным тягучим комком застряла где-то в области гортани. Он в очередной раз пожалел, что под рукой не нашлось бутылки с виски, чтобы как-то смочь избавиться от этого ощущения, корёжившего внутренности.       Непрошенная назойливая мысль подталкивала его задуматься над тем, что она, в той или иной мере, была права. Он должен был дать ей призрачную возможность выбора. Плавно подвести к идее героического самопожертвования. Вполне вероятно, он должен был ей предоставить хоть какие-то гарантии на дальнейшую более-менее приемлемую жизнь в его версии Земли.       Конечно, с ее позиции легко было рассуждать о таких вещах: как о нереальности всего происходящего. Но он не был галлюцинацией! Он чувствовал и боль, и страх, и отчаянье. Он осознавал себя, дышал, спал, ел и сражался. Это над их головами сейчас кишели орды врагов. Каждый напряжённый миг своей жизни он ждал, что вот-вот, уже совсем скоро стальную дверь убежища проломят киборги с одной-единственной целью — убить. Его и его семью.       Но и эти мысленные аргументы в свою пользу не приносили должного успокоения.       Донателло раскрыл глаза. Перед ним до сих пор стоял темный экран монитора. Тягучая неприятная волна неистолкованного им чувства разлилась за грудной клеткой. Ее там нет и быть не может. Так отчего же он продолжал надеяться увидеть что-то, кроме мрачной пустоты?       Пальцы сами потянулись к клавиатуре, вбивая координаты спутников. Пока усталая голова оставалась равнодушно пуста, руки делали за него всю работу. Он дождался, когда система загрузится, медленно поднялся с кресла и направился к силовому распределителю. Иного варианта не оставалось. Обхватив рукоять рубильника, Донателло замер, задумчиво погружаясь в свои недавние воспоминания.       «Тебе останется только нажать на кнопку или рычаг, произойдет аннигиляция, а все кренги пуф-ф-ф! — и исчезнут», — как-то сказал ему божок. И в тот момент его действительно это позабавило. Детская непосредственность, ей-Богу! Её скудный разум генерировал идеи из той же утопической серии, что и «Мир во всем Мире». Но таких простых решений не бывает, они попросту невозможны. И, кажется, ей было невдомек, что существовали незыблемые законы (людские, физические, вселенские, да и черт разбери какие ещё), которые нельзя было переломить по мановению волшебной палочки. Или же она и правда считала его настолько умным, способным сотворить чудеса. Эта мысль застала его врасплох, окатив разочарованием. Он нахмурился, не понимая, почему испытывает подобное по отношению к себе.       Невесело усмехнувшись, Донателло с силой сжал рукоять, решаясь на последний в его арсенале отчаянный шаг, и дернул на себя рычаг, еле слышно протягивая вместе с усталым выдохом иронично-обреченное:       — Пуф-ф-ф.       Ярко-розовое свечение кристалла заструилось по проводам. Гений плавной походкой вернулся за свой рабочий стол, безразлично взглянув на экран. Перехваченные им спутники, окружающие планету, транслировали и усиливали определенные звуковые частоты. Для восприятия органов слуха они были неуловимы, но распространялись быстро и смертоносно.       Прошло меньше минуты, и он ощутил дрожь, отдавшуюся в стенах убежища. С потолка осыпалась струйка песка, упавшая ему на плечо и скользнувшая по коже вниз. Затем последовал второй толчок, уже более сильный, заставивший зарябить освещение в логове.       Первым в лабораторию вошел Рафаэль. В момент очередного удара встревоженный здоровяк молча приблизился к стене и приложил ладонь к бетонной поверхности, словно бы желал впитать в себя земную дрожь, дабы облегчить участь прочных сводов над их головами. И он прекрасно знал о причинах сейсмической активности. А следом за ним пришли Лео и Майки. Они расположились возле Донателло и могли только ждать, покуда череда крушений не прекратится.       И это всецело была его вина. Он не кудесник. Не волшебник. Он существо, вынужденное принимать тяжелые, непростительные решения, и готов брать за них ответственность. Отдавать предпочтение меньшему из зол, а потом жить с этим.       Мутант не причислял себя к героям, да и никогда не стремился к этому почетному званию. Герои, всегда поступающие правильно, по чести и по совести, — только в сказках такие: наделенные особой силой духа и возможностью выбора, которого и нет на самом деле. Они, как ни посмотри, всего лишь заложники людских ожиданий, тряпичные куклы, ведомые незримыми нитями. А он просто вынужден делать то, что необходимо.       Там, на поверхности, с неба падали вражеские корабли, разбиваясь о здания. В голове мутанта со скрежетом наматывался счетчик. Сотни, тысячи, десятки тысяч жертв, оказавшихся под завалами, — жуткая, но необходимая цена свободы всего человечества. И это наименьшее зло. Только так планета могла быть спасена от узурпаторов.       Донателло взглянул в глаза Леонардо — морального центра их семьи — и нашел в них понимание, окрашенное скорбью. Лидер не осуждал. Если бы старший брат мог, то забрал бы на свою совесть все случившееся. Но гений не посмел бы возложить на его плечи то, что и так должно было произойти. Иного варианта решения проблемы попросту не оставалось. Ему недоставало знаний и технологий, чтобы захватить управление инопланетными кораблями и увести их с орбиты Земли, а после уничтожить за пределами атмосферы.       Вскоре все стихло, и убежище погрузилось в неестественную пугающую тишину. Рафаэль, вооружившись саями и своим лучшим напарником — Микеланджело, направился к выходу из логова, дабы оценить масштабы урона. Донателло прекрасно представлял картину, которую они обнаружат. Но спорить и останавливать их — не было смысла.       — То, что я сейчас скажу, должно остаться между нами, — произнес мутант с уходом двух братьев. — Это покажется тебе странным и совершенно нереальным, но поверь мне на слово, всё это — чистейшая правда.       Гений поведал старшему брату о Ней всё, что смог заключить из своих наблюдений, о том, что вся их Вселенная являлась плодом воображения божка, но каким-то метафизическим образом их реальность стала существовать в ином мире как вымышленная. И самое страшное — они по-прежнему оставались зависимы от Неё.       Лидер пытался вообразить всё сказанное братом, но удавалось с трудом. Единственная аналогия, которая приходила на ум — была легенда о Вишну — хранителе мирозданья, верховном божестве в индуистской мифологии. Он пребывает в «причинных водах», погружённый в сон, а всё сущее живет и существует в его сновидениях, ровно до тех пор, пока он не проснется.       Внимательно выслушав рассказ Донателло, Леонардо неуверенно предположил:       — Мы живем в ее голове?       — Не совсем. И да, и нет. Это что-то вроде мультивселенной, где одна Вселенная оказалось внутри другой. Своего рода — парадокс. Мы существуем сами по себе, но при этом неотрывно связаны с Ней.       — И ты хотел переместить её в наш мир, чтобы… — старший брат замешкался, пытаясь с точностью вспомнить слова Донни, и гений тут же подсказал ему:       — Чтобы нивелировать квантовую аномалию, удерживающую нас по принципу зеркального отражения миров.       Лидер кивнул, подытоживая рассказ младшего брата:       — Но она отказалась.       — Да, — Донни прикусил губу, нахмурившись своим мыслям.       — Потому что ты не был с ней честен, — мягко и задумчиво озвучил Леонардо свое измышление по этому поводу, не стремясь укорить. Хотя для Донателло сей факт не являлся весомой причиной для отказа божка. Какие бы он ни испробовал методы, каким бы путем ни добивался результата, всё это не имело значения. На кону стоял целый мир. И он его пока что не спас.       — Полагаю, что так, — согласился гений, не став вдаваться в полемику и объясняться на свой счет. Для старшего брата политика ведения честных переговоров имела под собой основу из высоких идеалистических принципов, привитых с младых лет. Для него же всё было немного иначе. Он четко понимал: они находились на войне, на грани жизни и смерти. У него не было времени уговаривать человека и организовывать вольготные условия проживания. Ему нужно было срочным образом за раз закрыть все вопросы.       — Мы бы… мы бы могли предложить ей убежище — наш дом, — в глазах Леонардо загорелась надежда, и он серьезно задумался над тем, чтобы предоставить «божку» (его коробило от выражения Донателло) возможность нахождения подле них в укреплении под землей. — Мы сможем позаботиться о ней. Здесь, в нашем мире.       Мутант поднял взгляд на старшего брата, ощущая опустошающее чувство вины. И вовсе не за то, что пытался обманным путем добиться желаемого. А за то, что совершил оплошность — поскупился на время. Вполне вероятно, обстоятельные беседы и уговоры не привели бы к инциденту с багажником.       — Не думаю, что она согласится, как и не думаю, что снова захочет со мной говорить, — был вынужден признать Донателло. Он через силу слабо ухмыльнулся уголком рта и покачал головой, укоряя себя. — Прости, Лео, я напортачил.       Скрипнула спинка кресла, колесики пришли в движение, и гений отвернулся от брата, уставившись в темный монитор. Он устал, бесконечно сильно устал от всего и желал побыть наедине с собой. Все прочие чувства выветрились, оставляя его в равнодушном покое. Даже не так. Покоем здесь и не пахло. Ему казалось, что он всё падает и падает, летит вниз, куда-то глубоко и очень долго, настолько, что уже перестало распознаваться ощущение бесконечного падения.       Леонардо, чутко чувствуя состояние Донателло, прекрасно представлял, насколько сильно отягощены раздумья младшего брата.       — Донни, — он коснулся его руки, всматриваясь в поникший профиль, но тот не обернулся, — как бы там ни было, чтобы ты ни думал о произошедшем: о ней и о том, каким образом пришлось уничтожить кренгов, знай — в том нет твоей вины. Мы всё уладим, как и всегда что-нибудь придумаем. Слышишь?       Гений кратко кивнул. На иную форму реакции попросту не осталось сил.       Лидер неспешно вышел из лаборатории и остановился по центру гостиной. Сейчас, на поверхности, люди, сбросившие бремя влияния пришельцев на их разум, приходили в себя и, должно быть, находились на грани паники и непонимания, как в целом и весь очнувшийся мир. Леонардо тоже занимали раздумья, но презренно бытового уровня на фоне всеобщего коллапса. Пока жители города не опомнились, он должен был позаботиться о провианте впрок, поскольку иной возможности могло и не представится.

***

      Встав из-за стола, я потерянно оглянулась. Надо было что-то сделать. Но что? Наверное, заварить кофе. Но так, чтобы по всем правилам: вскипятить водичку в турке, засыпать туда ложку молотых кофейных зерен и дождаться, пока пенка трижды поднимется и опадет. И мое тело действовало на автомате, пока глухая пустота звенела в недрах головы.       С задачей я не особо справилась. И теперь задумчиво смотрела на вспенившуюся и разлившуюся коричнево-черную лужицу вокруг конфорки. Одна треть ароматного напитка убежала из турки и осталась на поверхности плиты. Впрочем, меня совершенно не волновала кухонная грязь, которую я учинила ранним субботним утром. Боюсь, что это был мой наименьший грех в свете последних событий.       — Ну да, — я обернулась к коту, сидевшему рядом на кухонной столешнице, несколько раз кивнула и призналась: — я у тебя, конечно, та еще мразота.       Кот ничего не ответил (и слава Богу! Иначе мне бы совсем поплохело) и только пощурился, наслаждаясь солнечными лучами, ласкающими его черную шерстку.       Влив в чашку напиток вместе с остатками кофейной гущи, я вернулась за стол к ноутбуку, совершенно не представляя, как все исправить. Ощущала я себя отвратительно и до невозможности тупой, не способной ни к созиданию, ни к какой-либо еще конструктивной деятельности.       Передо мной лежал белый листок бумаги и ручка с декоративными перышками на конце — особая и для особых случаев. Пора было писать план, как-то упорядочить свои дальнейшие действия, пошагово выполняя задания из списка. Ибо мысли в голове путались и терялись, не давая мне возможность собрать их в единую кучу.       Начертив первый квадратик, я вписала рядом с ним — «Почистить лоток кота». Поскольку проще всего мне было начинать с самого понятного и несложного.       Рядом со вторым квадратиком я написала — «Составить завещание (погуглить ближайшие нотариальные конторы)».       Третье — «Найти русско-английский словарь».       Четвертое — «Собрать рюкзак: носки, трусы, зубная щетка и паста, футболка».       И в последних пунктах:       «Отвезти кота к маме».       «Зайти в обменник и приобрести валюту по конским ценам в соотношении баксов к рублю».       «Переместиться в другой мир».       Ну а дальше я надеялась только на русскую смекалку. Как-нибудь по ходу дела разберусь. Может быть, мне даже удастся попасть в местный госпиталь и сослаться на амнезию. Может быть, мне выдадут временные документы и поместят в какой-нибудь перевалочный лагерь для таких же «потеряшек», как и я. Или меня экстрадируют на родину. А оттуда уже я переселюсь, например, в Санкт-Петербург. Погода там в основном не летная, зато есть на что посмотреть. Начну, так сказать, жизнь с чистого листа. В общем, соображу на месте.       Еще раз пробежавшись взглядом по списку, я прикинула, что за целый день управлюсь со всем намеченным.       — Почему?       Я подняла удивленный взгляд к экрану ноутбука. Нахмурившись, с явным непониманием и подозрением ко мне обращался Донателло. Выглядел он, мягко говоря, потрепанно.       — Что «почему»? — переспросила я и отложила помпезную ручку в сторону.       — Почему ты это делаешь? — он кивнул головой, указывая на листок с моим планом.       — Ну… — задумчиво протянула я, — для начала потому, что я не мразота, — откинулась на спинку стула, и мой взгляд обратился вверх, ища на потолке хотя бы еще одну достойную причину, по которой я собиралась бросить здесь всё и всех и отправиться в другой мир без возможности вернуться назад. Ожидал же меня, как-никак, билетик в один конец. Но еще со школы мне ничем не помогало пристальное изучение потолка. Подсказок там никогда не находилось. Пожав плечами, я посмотрела на мутанта и спросила: — Впрочем, какая разница?       Донателло задумался, а затем осторожно спросил:       — Значит, ты готова добровольно переместиться в мой мир?       Я кивнула, деловито сложив руки на столе, как прилежная школьница. Но только еще сильнее насторожила собой гения.       — Да ты не переживай, у меня большие планы на ваш счет! — при виде недоумевающего мутанта у меня резко поднялось настроение. — Начну наводить у вас свои порядки, возьму, так сказать, ваши судьбинушки горемычные в свои руки.       — Напоминаю: у тебя в моем мире не будет власти. Ты по-прежнему останешься таким же обычным человеком, — судя по его серьезным щам, Донателло воспринимал мои слова исключительно в прямом смысле. И подобная непримиримая суровость лишь сильнее меня подначивала.       — И ты думаешь, это остановит меня от государственного переворота? — усмехнувшись, я склонила голову к плечу, испытующе рассматривая мутанта.       — Собираешься устроить нам диктатуру? — прищурившись и скопировав мою ухмылку, гений сложил руки на груди, молчаливо выражая мне — «вызов принят».       — Бери выше — социализм! Живу по заветам Карла Маркса и дедушки Ленина. И вам желаю того же.       — От каждого по способности, каждому по потребностям? — с долей иронии процитировал мутант основной постулат идеи.       — А ты, смотрю, сечёшь в теме, — я уважительно ему кивнула. — Да, всё именно так. Можешь присоединиться к моему флэш-мобу, если хочешь.       — Что-то мне подсказывает — затея провальная.       — И вот опять вы недооцениваете русских. Ничему вас история не учит… — я шутливо укорила его и покачала головой. — Ну а если серьезно, то давай уже напишем нашу новую «Историю изменений» и разорвем Вселенскую связь. Такой же был план?       — Напишем новую историю? — задумчиво переспросил гений. На что я кивнула и посмотрела на часы. Пора бы мне уже выдвигаться из дома, чтобы всё успеть. — Новую историю изменений… — повторил за собой Донни, затем вскинул на меня чем-то возбужденный взгляд и протараторил: — Никуда не уходи! Ничего не предпринимай!       И его изображение резко пропало с монитора.       Спустя час, когда я уже практически собралась на выход, мне пришла на ум мысль подсмотреть, куда там так поспешно убежал Донателло и почему он запрещал мне что-либо делать из намеченного плана. Обновив страницу браузера, я кликнула на значок «История изменений».       «Ну конечно! Ну конечно!» — Донателло метался по свободному пространству лаборатории, не переставая вести с собой мысленный диалог. — «Как там говорится у русских? «Клин клином вышибает»?       Ему нужна была новая история! Он создаст парадокс внутри парадокса. Это станет опорной точкой, зациклившей на себя межвселенские связи. Да, идея рисковая, но вполне осуществимая. И как же он до этого не додумался с самого начала? Он разъединит их миры, создав новое, независимое, никому не подконтрольное пространство.       Ему пришлось сесть за стол, дабы успокоить взбудораженное дыхание и хаотичный поток мыслей, которые рисовали в его воображении последовательную концепцию создания новой Вселенной. Он изолирует ее и скроет в подпространстве всего сущего, как Вишну из индуистской мифологии. И для этого ему достаточно написать новую историю, где будут оба их мира — разделенные и независимые друг от друга. О них будут знать только он и божок. И тогда уже будет совершенно не важно — жива она или нет. Они станут свободными друг от друга без излишних жертв с обоих сторон.       Да, разумеется, он высоко оценил её жест и намерение помочь, оставив свой родной мир. А он со своей стороны готов был выделить для нее комнату в логове — небольшое складское пространство, тем самым создавая себе неудобства в виде нехватки метража для хранения всех его изобретений. Как видно, он тоже готов был к жертвам. Но благо им теперь не придётся этого делать!       И кто тут самая умная черепаха?»       — Псина ты сутулая, а не черепаха, — я сделала глоток остывшего кофе и не удержалась от смешка, обращаясь к монитору: — Вы только посмотрите на него! Его величайшая жертва, как оказалось, — пыльная комнатёнка. Небось под какой-нибудь скрипучей лестницей. Ага. Сидела бы я там, как Гарри Поттер в свои лучшие юные годы.       Впрочем, лукавить не стану. Я была рада, что наша история закончится так просто и мне не придется бросать свой дом, родных и целый привычный мир.       К вечеру того же дня Донателло бесцеремонно появился на экране ноутбука. Мутант источал собой гордость и явное умственное превосходство, сообщая:       — Не буду вдаваться в подробности квантовых аномалий, да ты и так ничего из этого не поймешь. Собственно, могу нас поздравить с тем…       — Что ты самая умная черепаха, — уж простите, но я не удержалась от шпильки в его адрес, — можешь не повторяться, — а затем спросила, премило улыбнувшись: — так что там?       — Всё готово. Я нажму на рычаг, перенаправлю энергию кристалла, а наши Вселенные разъединятся. И мы больше никогда не увидим друг друга, — Донателло не мог сдержать своей радости по поводу последней фразы, счастливо улыбаясь.       — Что ж, — кивнув, я немного задумалась, поскольку к прощальной речи так скоро я не готовилась, но мне необходимо было донести до него свои извинения насчет всего случившегося по моей вине. Выразить ему свою благодарность и, наверное, просто тепло попрощаться с ним, пожелав кучу всего хорошего. — Не знаю даже, с чего начать…       — Не утруждайся, — нетерпеливо отмахнулся от меня мутант и поспешил к рычагу. На прощанье он выкрикнул мне через плечо: — Бывай.       Последнее, что я увидела — была счастливая улыбка Донателло и яркая розовая вспышка.       Я в ступоре смотрела на пустой экран монитора, прокручивая в голове его последнее сказанное мне слово — «Бывай». И это всё? За всё то время, что мы были так или иначе вместе в одной упряжке, я удостоилась прощального посредственного «Бывай»? И не понимала — стоило ли этому возмущаться?       По всем законам я должна была радоваться такому исходу событий. Вселенная спасена, мутант доволен, а я перестала быть потенциальным кандидатом на проживание в психушке. Но совершенно непонятным образом я ощущала грусть и легкое разочарование.       Скомкав лист с уже не нужным планом на перемещение в другую версию Земли, я кинула бумажный шарик в сторону мусорного ведра и промахнулась. В том же странном дезориентированном состоянии я добрела до кровати и легла спать. Как говорил мой лучший друг: — «Не знаешь, что делать — иди спать».       Только вот отдохнуть мне было не суждено. Ближе к утру я проснулась от протяжных завываний кота, совершенно не представляя, кому он посвящал свою пронзительную сердцу серенаду.       — Ты чего? — я сонно потирала глаза, нависая над Семёном. Животинка сидела у двухстворчатого шкафа в коридоре и пыталась поддеть лапкой створку двери, дабы открыть. — Намекаешь, что у нас завелись мыши?       Полностью открыв шкаф и посмотрев вниз, туда, где должен был находиться мой пылесос, я в непонимании рассматривала ребристый стальной пол, которого там быть не должно.       — А где… где… где мой пылесос? — я перешерстила взглядом небольшой незнакомый мне закуток у своих ног и наконец-то подняла глаза вверх.       — А он был тебе нужен? — удивленно и невозмутимо спросил Донателло.       С открытым ртом я смотрела на мутанта — реального и живого. Закрыла двери. Сделала глубокий вздох. Снова открыла двери. И снова посмотрела на мутанта.       — Что это ты мне тут устроил за гребанную «Нарнию»? — на полуистеричных тонах я выкрикнула Донни, продолжающему разбирать на запчасти мой пылесос.       — Ах да, понимаешь, тут своего рода побочный эффект образовался, — он поправил очки, поджав губы, и замолчал. Видимо, для него этого аргумента было более чем достаточно.       — Как это? — пискнув ему в ответ, я только и могла растерянно оглядывать внутренность своего шкафа, который каким-то образом с другого конца находился в лаборатории гения, и представлял собой подобие «Тардис» — телефонной будки Доктора Кто: маленькая снаружи и огромная внутри.       — Хм-м-м, — протянул Донателло и пожал плечами, вытащив из пылесоса внутреннюю начинку, — собственно, я сам еще и не понял.       Он встал с колен, отложил отвертку, отряхнул руки, огляделся по сторонам, а затем спросил:       — Не одолжишь немного кофе?       — Хорошо, — запнувшись, я отстраненно кивнула, закрыла дверцы шкафа, пошла на кухню доставать банку с молотым кофе и приходить в себя. Подозреваю, что это у меня займет достаточно много времени.