A Court of Light and Melody

Гвин окружало два запаха. Сырых камней и людей. Запах людей был всепоглощающим — она никогда еще не чувствовала его так плотно. Поэтому первая мысль Гвин — она все еще в пещере с Азриэлем, а запах людей еще не выветрился с прошлой ночи. Но тут она почувствовала изнуряющую боль в голове и знакомый упадок сил. Сердце Гвин бешено забилось, и она усилием воли заставила себя открыть глаза, молясь о том, чтобы оказаться в объятиях Азриэля. Как же она ошибалась. Гвин вскочила на ноги, пошатнувшись: колени подкосились, а в глазах зарябило. Она глубоко вдохнула, сосредоточилась и восстановила равновесие. Ее окружали решетки. Толстые, железные прутья. Камера была квадратной, шириной и длиной примерно с ее рост. Позади Гвин возвышалась каменная стена, а в самом верху было маленькое зарешеченное окошко, через которое проникал слабый солнечный свет. Его хватало, чтобы осветить все вокруг. С угла потолка капала вода, а по обе стороны от нее находилось множество клеток. Все они были грубо выкованы. Это был какой-то подвал. Подвал, который кто-то переделал в темницу. Крик застрял в ее горле, но она стиснула зубы, останавливая его, и вместо этого перенаправила страх на что-то более полезное. Осознавая, что это, скорее всего, бесполезно, Гвин надавила на прутья своей камеры в надежде, что дверь распахнется. Не помогло. Возможно, она могла бы взломать кинжалом замок за дверью! Но, конечно, когда Гвин осмотрела себя, она поняла, что все ее оружие исчезло. Задыхаясь, жрица потянулась к карману своих доспехов и нащупала... пустоту. Она убрала дрожащие пальцы. Платка Азриэля не было. Она оставила его в лагере вместе с завтраком. Она обхватила себя за плечи, отчаянно пытаясь удержаться, но лишь резко вдохнула, когда боль пронзила ее поясницу. Зрение Гвин помутилось. Ей показалось, что те крупицы энергии, которые ей удалось собрать, утекают. В частности, из ее левого бока, где пульсировала тупая боль. Затем она вспомнила острый укол, который почувствовала перед тем, как потерять сознание. Гвин задрала лиф доспехов, затем черную ткань под ними и обнаружила небольшую, но глубокую рану в боку. По краям раны был размазан голубоватый порошок, который она не смогла распознать. Ее дыхание стало сбиваться в короткие вдохи, горло сжалось. Она попыталась найти голос Кэтрин в своей голове, но там была только тишина. Слишком много тишины. Она медленно опустилась вниз и закрыла глаза, вдыхая и выдыхая, считая и пытаясь успокоить мысли. Если она собирается выбраться из этой передряги, ей нужно привести мысли в порядок. Жрица не знала, сколько прошло времени, когда услышала тихий звук шагов, становившихся все ближе и ближе. Открыв глаза, Гвин быстро вскочила на ноги, застыла на месте и приготовилась... к чему? Что она могла сделать без своего оружия, ослабленная и запертая в камере? Перед запертой дверью появился бородатый человек, на его одежде был изображен незнакомый ей герб и цветы, а на бедре висело кольцо с ключами. В руке он держал сильно ушибленное яблоко. — Отойди от решетки, — приказал он, а пальцы опустились на кинжал из ясеня, висевший у него на бедре. Он один из тех, кто пытался убить Азриэля. Если бы она не была так измотана, Гвин не упустила бы возможность пролезть через решетку и задушить ублюдка. — Шаг. Назад, — повторил он. Гвин без слов сделала то, что он требовал, подняв руки в знак капитуляции. С усмешкой мужчина швырнул яблоко через решетку. Оно с грохотом упало к ногам Гвин. — Спасибо, — тихо сказала она, стараясь выглядеть так, будто не представляет для него угрозы. Я сломаю тебе все пальцы по очереди... — Молчи, — прошипел он. — Ни слова. Гвин кивнула и опустилась на колени, чтобы взять яблоко. Мужчина повернулся, чтобы уйти, и тут жрица заметила кое-что любопытное... Уши мужчины были закрыты тканью. Гвин моргнула. Ушная боль? Или он пытался спрятаться от чего-то? Может быть, от воплей из этой импровизированной камеры пыток? Или же все эти вопросы были глупостью и пустой тратой времени... Гвин прислонилась к каменной стене, ковыряя яблоко в руках. Азриэль придет, не так ли? Он найдет ее. У нее свело живот. Азриэль придет... И его одолеют люди. Они будут стрелять в него колючими стрелами или воткнут в него кинжал из ясеня. Он будет настолько поглощен желанием защитить ее, что растеряет всю осторожность. Азриэль погибнет, спасая ее, а этого нельзя было допустить. Ей нужно было найти способ выбраться из этой камеры, и побыстрее. Но все, что она могла сделать сейчас, это ждать и думать. Съев яблоко, которое так бесцеремонно бросил ей охранник, Гвин почувствовала себя на редкость уставшей. Слова, которые Азриэль сказал еще во время их первого задания, не выходили у нее из головы: "Иногда, чтобы отвлечься от холода, я пою". И, черт возьми, в этой камере было холодно. Поэтому жрица провела большую часть дня, напевая про себя, не только для того, чтобы отвлечься от холода, но и потому что во время ее пения камера вокруг казалась более светлой и не такой мрачной. В приподнятом настроении всегда легче думать. Сейчас она не в тупике, а на развилке дороги. Это временное препятствие, а не ее могила. Но тут в середине дня кто-то появился у маленького окошка позади нее и завесил его тканью. Единственным источником света теперь были окна других камер. Возможно, они решили, что она сбежит. Гвин была стройной, но не настолько. И как бы она сняла решетку? Свет из других окон начал тускнеть, а Гвин все никак не могла разработать план. Она знала, что ей понадобится помощь. Ей нужно, чтобы кто-то совершил ошибку, чтобы она смогла ей воспользоваться. Снова послышался звук шагов. Гвин встала и отошла подальше от решетки. Перед ней появился тот же охранник. Он оглядел Гвин и остался доволен. В его руках была буханка хлеба. Он опустился на колени перед камерой и просунул его под дверь. Когда он поднялся, чтобы уйти, Гвин сделала шаг вперед. — Подождите, — сказала она, и охранник вздрогнул. — Я просто хочу знать, как долго я здесь нахожусь. Вот и все. — Когда он не двинулся с места, Гвин поняла, что он у нее в руках. — Пожалуйста. Он обдумал ее вопрос, и усмешка на его бородатом лице смягчилась, когда он бросил настороженный взгляд вверх и вниз по подземелью — он поверил в отчаяние в ее тоне. — Тебя принесли сегодня утром. Гвин кивнула и решила, что если получилось один раз, получится и второй. — Почему я... Но мужчина снова поморщился, затем схватился за ткань и крепко зажал ей уши, после чего ушел. Гвин снова обратила внимание на ключи, прикрепленные к его бедру. Гвин не ожидала, что мужчина вернется после этого. Клетки, тускло освещенные одним лунным светом, навевали сон. Возможно, утром она придумает лучший план. А может быть, когда все охранники будут спать, она сможет сделать ход... Но тут снова раздался звук шагов. Гвин так и осталась сидеть на холодном каменном полу, когда появился другой стражник, помоложе. Он нес факел и осматривал все камеры — даже пустые — остановившись около Гвин. Она заметила, что его уши тоже были закрыты тканью. Мужчина, казалось, был доволен тем, что она сидит, затем продолжил спускаться по камерам, заглядывая в каждую. Патрульный. Гвин вздохнула, напевая про себя. Надеясь, что это поможет ей думать. Может быть, стражник остановится, чтобы послушать ее. Может быть, он поговорит с ней об этом. Поймет, что она тоже человек, как и он. Когда патрульный снова появился у ее камеры, он замер, и Гвин поборола желание торжествующе улыбнуться. Это сработало. Что сказать ему, пока она привлекла его внимание... Но тут он оскалился, одной рукой ухватился за решетку и начал ее трясти. — Прекрати свое гребаное пение, или мне плевать, кто ты и что умеешь. Я прикажу хозяину скормить тебя псам, — прорычал он, и изо рта у него вылетела слюна. Гвин едва не задохнулась от угрозы и от его ярости, которую вызвало ее пение. Неужели ненависть людей к фейри действительно так глубока? Если так, то она не могла их винить. Поэтому она повиновалась. В свете факелов лицо мужчины казалось исхудалым и призрачным, но он расслабился, когда понял, что она перестала петь. Затем он бросился прочь. Гвин снилась вода. Она плыла, вперед, вперед, вперед. Над ней мерцал свет, а воздуха, казалось, было бесконечно много. Она продолжала плыть наверх. Плыть к свету. Она скучала по свету. Свет был ее неизменным спутником, и под водой она могла только видеть, но не ощущать его на своей коже. Она нуждалась в нем. Ей нужно было дотянуться до него, схватить его и никогда не отпускать. Зеркальное отражение солнца в воде стало ярче, но Гвин не моргала и не щурилась. Она приветствовала его. Ей не терпелось ощутить его тепло, когда она выберется на сушу. Она вяло перебирала ногами, наслаждаясь невесомостью еще мгновение, а потом оказалась над поверхностью воды. Лучи солнечного света согревали ее лицо и показывали ей другой мир. С землей, небом и ветром. Впереди Гвин различила небольшой остров. Песчаные берега манили ее, и она поплыла к островку, прислушиваясь к его зову. Но когда она приблизилась, Гвин увидела, что на берегу стоит группа мужчин в незнакомых одеждах. У всех были арбалеты, заряженные колючими стрелами. Они ждали ее. Ей нужно было немедленно вернуться под воду и спрятаться. Но это же те люди, которые ранили Азриэля. Которые схватили ее. Они обращались с Гвин как с животным. Поэтому она продолжала плыть к ним, быстрее, чем когда-либо в своей жизни. Будь прокляты их стрелы, их оружие и их человеческая ненависть. Ее ноги бились о воду, пока она приближалась к берегу, и в конце концов, не коснулась земли. Теперь она могла встать и направиться к ним из водной глади, пока солнце нежно ласкало ее спину. Мужчины прицелились — солнце преследовало Гвин словно прожектор. Ее голая кожа впитывала его — она чувствовала, как оно пропитывает ее поры. — Прекрати свое гребаное пение! — прорычал мужчина спереди. Гвин даже не понимала, что поет, но если им это не нравится, то она будет петь сильнее и громче. Даже если она получит за это стрелу в грудь. Они заплатят за то, что сделали с ее мэйтом. И с ней. Вода была уже по колено Гвин, она все ближе и ближе приближалась к берегу. Она видела, как задрожали мужчины, когда она запела громче — почти закричала — а солнечные лучи становились все сильнее, наполняя ее светом. Ослепляя ее врагов. Чем ближе она подходила, тем больше они отступали, как от нее, так и от яркости, которая, казалось, обжигала их кожу. Все это исходило от нее. Выходило из ее тела и направлялось прямо на них. Свет становился все ярче и ярче, пока из маслянисто-желтого не превратился в ослепительно белый. Их плоть стала розовой, затем пунцовой. Они пытались закрыть свои лица руками, но потом вскрикивали от ужаса, когда кожа на их ладонях покрывалась волдырями. Каждый из них падал один за другим, извиваясь и крича, пока не переставал двигаться и не замирал неподвижно. Один человек появился из ниоткуда, его уши не были закрыты, но он все еще держал арбалет, направленный прямо на нее. — Прекратите свое гребаное пение! — прорычал он. Кровь Гвин вскипела. — Прекрати целиться в меня из этого гребаного арбалета! К ее удивлению, руки мужчины ослабли, арбалет упал на землю. Его челюсть сомкнулась и он задрожал, неподвижно застыв, наблюдая за приближением Гвин. С оглушительным криком из нее вырвались жар и свет, испепелившие ее последнего врага. Очнувшись от сна, Гвин не могла перестать задыхаться, когда ее осенило понимание. Мужчины, затыкающие уши. Ткань, скрывающая свет из окна. Настойчивое требование не говорить и тем более не петь. Они боялись, что Гвин — Поющая со Светом. Возможно, они не знакомы с терминологией, но они думают, что ее голос обладает силой и что она может контролировать свет. Она — монстр. По крайней мере, наполовину. Это имеет смысл, не так ли? В конце концов, она уже давно собрала все части паззла воедино, просто закрывала глаза на свои страхи... Но как бы она не прятала эти мысли, все признаки были слишком явными. Когда она поет, все вокруг кажется ярче. Когда она поет, все окружающие восторженно замирают от ее голоса. "Она никогда не ошибается", — сказал человек. Кем была эта "она"? Это она поняла, что Гвин — Поющая со Светом? Как она узнала, когда Гвин имела только подозрения? Знала ли она, как Гвин может использовать свою магию? Черт возьми, Гвин даже не знала, как работает ее сила... Ты знаешь. Это твое пение, Гвин. Твой голос. Кэтрин. Она вернулась после нескольких часов молчания. — Что если она, кто бы это ни был, ошибается? Есть только один способ узнать... — У них заткнуты уши... — пробормотала Гвин, проводя рукой по лицу. Ее взгляд переместился на лучи солнечного света, проникающие через окна другой камеры. Ты действительно думаешь, что кусок ткани может остановить Поющую со Светом от нападения на людей? Может, фейри бы и выдержали... но не люди. — Так вот каков мой план, — усмехнулась про себя Гвин. — Спеть стражнику, когда он появится? У тебя есть идеи получше, Гвин? — сердито спросила Кэтрин. В ожидании стражника со следующей порцией еды, Гвин работала над тем, чтобы снять ткань с окна. Может быть, ей удастся получить немного солнечного света, совсем чуть-чуть, и это поможет. Может быть, она сможет повелевать им, как во сне, — позволит ему наполнить ее и вырваться на свободу. Может быть, ей не показалось, что свет становится ярче, когда она поет. Возможно... в "свободное время" она могла бы поэкспериментировать над этим. Возможно, это самообман — ее глаза видели то, чего им хотелось, — но свет, казалось, откликался на голос Гвин. Он слушал ее, лучи солнца становились все длиннее и ближе, словно протягивая к ней руку. Ей удалось снять ткань, закрывавшую окно. Это заняло несколько часов. Каждый раз, когда она слышала шаги снаружи, ей приходилось прекращать возиться с тканью и ждать, пока она не убедится, что патрульный ушел, чтобы продолжить. Наконец она освободилась. Оказалось, что это очень величественная, но потрепанная портьера, свернутая в клубок. Кому бы ни принадлежали эти подземелья, у них явно были деньги. Но деньги не спасут их от нее. Наконец у Гвин появился план. Она сидела, прислонившись к стене, конец портьеры был зажат в кулаке за ее спиной. Когда очередной стражник придет с порцией "еды", она сдернет ткань с окна. Затем, вопреки насмешливому голосу в своей голове, она начнет петь изо всех сил, чтобы ослепить охранника тем малым светом, что ей доступен, пролезет сквозь решетку, возьмет ключи и и выпустит себя. Затем она заберет оружие у охранника. Дальше у жрицы не было иного плана, кроме как бешено броситься к выходу и... и все. Гвин вдохнула, успокаивая жгучее беспокойство в груди. Ей просто нужно позволить инстинкту управлять ею. Это все, что она может сделать. Твои инстинкты никогда не подводили тебя. Помни об этом, — сказала ей Кэтрин. — Ты выберешься отсюда. Гвин только кивнула. Я все еще думаю, что ты должна приказать стражнику убить себя... — Как бы меня не радовала идея убийства, я не знаю, могу ли я на самом деле подчинять людей своей воле, Кэтрин, — пробормотал Гвин. — Я не собираюсь проверять это, тем самым упустив свой шанс. Мы знаем, что я могу влиять на свет. Нам нужно выбрать более надежный план. Ну, хоть насколько-то надежный. Гвин все еще не была уверена, что ее сила контролировать солнечный свет, вообще реальна. Она сомневалась, не привиделось ли ей это в отчаянном стремлении сбежать. Но это ее лучший шанс. Бежать, полагая, что ее сон был знаком и что каждый комплимент о том, что "она сияла, когда пела", значил больше, чем на самом деле. Гвин, ты должна верить в себя. Ты должна верить в эту силу. Поощрять ее. — Когда это ты стала экспертом по магии? Я и не эксперт. А вот ты — да. Ты провела бесчисленное количество часов, изучая магию в библиотеке. И все книги говорят... — Магия не работает без намерения. А что такое вера в свои силы, если не намерение? Гвин переместилась и села чуть выше, прокручивая слова сестры в голове. Она права. Ей нужно верить в себя. Она должна. Легко. Если Гвин во что-то и верила, так это в себя. Ей просто нужно было убедиться, что эта вера распространяется и на те силы, которыми она обладает. Сейчас ей оставалось только ждать и пытаться поверить в магию, в существовании которой она даже не была уверена. Шаги. Приближающиеся шаги. Сердце Гвин ударилось о ребра. Сомнение за сомнением закрадывалось в ее разум по мере того, как приближалось время действовать. Она изо всех сил старалась отогнать всю неуверенность. Жрица не могла себе этого позволить. Закрыв глаза, она услышала приближающиеся шаги. Когда они прекратились, настало время действовать. Шаг за шагом, шаг за шагом. И тишина. Медленно открыв глаза, Гвин увидела, как молодой охранник проносит поднос с супом под дверь камеры. Он не заметил, что она проснулась, но все же оставил ткань в ушах. Конечно, как и у бородатого стражника, на бедре у него лежали ключи. Сейчас, Гвин! Гвин сорвала ткань с окна камеры и вскочила на ноги. Солнечный свет хлынул внутрь, и охранник задохнулся, все еще стоя на коленях перед ее дверью. Время словно замедлилось, Гвин сделала глубокий вдох, а затем зазвучал ее голос. Устойчивая и ровная мелодия заставила лицо охранника исказиться от ужаса. Он замер, когда все лучи солнечного света, проникающие в камеры, пропитали кожу Гвин, вырвались из нее и устремились на его лицо. Мужчина крепко зажмурил глаза и упал на спину. Она не может позволить ему упасть так далеко. Ей нужны ключи, висевшие на его бедре. Жрица, продолжая свое пение, сделала выпад вперед и просунула руку сквозь прутья, потянувшись как можно дальше. Плечо заболело, а лицо было так сильно прижато к металлу, что она была уверена, что на нем появятся синяки. Затем она чуть не потеряла сознание при виде собственной руки. Она была бледной и светилась так же ярко, как луна. Ее карамельного цвета веснушки были темными точками на фоне ее призрачной бледности. Она светилась. Ходят слухи, хоть и не подтвержденные, что Поющие со Светом обладают неземными голосами, которые могут быть использованы как приманки (некоторые считают, что это своего рода принуждение). Они могут призывать солнечные лучи своей песней и поглощать свет, чтобы стать маяком для тех, кто потерялся или попал в беду. Чем ближе подходит их жертва, тем ярче видна ужасающая красота Поющего со Светом. О, боги... Если мужчина откроет глаза, что он увидит, глядя на нее? Хотя, она была лишь наполовину Поющей со Светом... И когда она смотрела на свою руку, все выглядело нормально. Нормально, если не считать того, что кожа сияла ярче звезд. Сфокусируйся. Ключи. Точно. Гвин сильнее прижалась к прутьям, сгибая пальцы в поисках связки ключей, и сустав в плече начал пульсировать. От боли ее голос дрогнул, а свет, казалось, померк. Гвин вскрикнула еще раз, и свет снова стал ярче. Охранник зашипел, и она заметила, как покраснели его щеки, словно он провел слишком много времени на солнце. Прямо как в ее сне. Гвин сжимала пальцы, пока одним кончиком не смогла ухватиться за кольцо для ключей, а затем с силой потянула охранника ближе, чтобы ухватиться получше. Он сопротивлялся, все еще прикрывая одной рукой глаза от света. Но потом он зарычал от боли, и на его ладони появились волдыри. Гвин вытаращилась, резко замолчав. Она хотела лишь временно ослепить его. Но не ранить. Насколько реальным был ее сон? Быстрее, Гвин! — шипела Кэтрин. Пальцы Гвин сомкнулись вокруг кольца со связкой ключей, и она упала назад, увлекая за собой охранника, пока его тело не ударилось о решетку с такой силой, что он рухнул без сознания. На мгновение Гвин просто уставилась на тело с открытым ртом. Свет, лившийся из нее, потускнел до слабого свечения. Она не убила его... но покалечила. Она. Жрица. Покалечила человека. Глаза Гвин заслезились, дыхание участилось. Она знала, что была громкой, и что стражники, скорее всего, уже бежали сюда, пока она стояла, застыв от ужаса, но боги... Она не могла осознать произошедшее... Сила Поющей со Светом, в существовании которой она не была уверена... Чертовы ключи, Гвин! Точно. Ей нужно бежать прямо сейчас. Погрузиться в размышления и сожаления она может позже. Гвин рухнула на колени, протянула руку сквозь решетку и сняла кольцо с ключами с тела охранника. Негнущимися пальцами она попробовала каждый ключ в замке своей двери. Первый не подходил. Второй не поворачивался. Третий сработал. Толчком Гвин распахнула дверь так широко, как только могла, и бросилась в ту сторону, откуда пришел охранник, совершенно забыв снять с тела оружие. Времени не было... и Гвин все равно не хотела никому вредить. Пробежав мимо решеток, она различила в конце прохода каменные ступени. Гвин поджала ноги, используя адреналин, чтобы заглушить панику, боль и усталость. Ей нужно выбраться отсюда. Ей нужно двигаться. Гвин бросилась вверх по ступенькам к большой дубовой двери. Она ожидала, что, дверь заперта, но она распахнулась, и Гвин оказалась в большом фойе с мраморным полом. Прямо перед ее взглядом — черные двери. Перед ними... четверо охранников. Гвин вихрем бросилась прочь от них, но поняла, что ее окружает еще больше охранников. Десятки. Все с арбалетами, нацеленными на нее. И они были обмазаны чем-то, что она не могла распознать. Подождите, она узнала это. Тот голубой порошок, который она увидела вокруг раны на боку. Думай. Это твой единственный шанс, Гвин. Действуй! Солнечный свет проникал через большое окно, к которому вела величественная лестница, устланная ковром. Гвин открыла рот, отбиваясь от внутреннего голоса, считавшего ее чудовищем, и приготовилась ослепить всех. Затем раздался щелчок, и Гвин почувствовала, как в ее плечо вонзилась колючая стрела. Последней ее мыслью было: ауч. Когда Гвин очнулась, она обнаружила, что стрела извлечена, а рана очищена. Камера, в которую ее вернули, теперь была полностью лишена солнечного света. Ей думалось, что хуже быть не может (хотя жизнь неоднократно доказывала ей обратное), но теперь она в полной темноте, раненая, без малейшего представления о том, что делать дальше. Подземелье освещали только факелы. Все зарешеченные окна были заколочены, и она не получала еды с момента пробуждения. Как долго они собираются ее держать? Нет, как долго они собираются держать ее живой? Гвин и так едва чувствовала себя живой. Ее плечо, лицо и грудь пульсировали. Она была полностью лишена сил. Даже сидеть было утомительно, поэтому она легла прямо на пол. Ее периодически била дрожь, но иногда она наслаждалась прохладой камня на своей щеке. Сначала ее бил жар. Потом она мерзла. Что-то было не так. Все было не так. Может быть, стрела все-таки была из ясеня? А может и нет, и это просто последствия ранения. Может быть, это чувство вины и шок от того, что она смогла сделать своим голосом. Это не имело значения. Она не собирается бежать. Больше у нее не выйдет. С таким отношением — конечно нет. Думай, Гвин. В конце концов, размышляла Гвин, слишком слабая, чтобы говорить с Кэтрин вслух, кто-нибудь за мной пошлет. Они не просто так держат меня в живых так долго. Может быть, к этому моменту я стану сильнее. Если так, не показывай этого. Гвин кивнула, уткнувшись в грязный пол, и закрыла глаза. А пока отдыхай, сестра. — Хорошо, — пробормотала Гвин, погружаясь в тяжелый сон. На следующее утро Гвин обнаружила, что ее камеру охраняет шесть человек. Все стояли молча, заткнув уши, и смотрели на нее. Гвин почувствовала, как на лбу выступил пот, и не знала, что это — боль или страх. Вокруг нее было так много незнакомых мужчин. Вооруженных мужчин. Они набросятся на нее. А она совсем одна. Беззащитная. Беспомощная. Беспомощная. Беспомощная. Беспомощная. — Я — скала, о которую разбивается прибой, — прошептала Гвин, крепко зажмурив глаза, — ничто не может сломить меня. Снова и снова она повторяла это про себя, пока, в конце концов, ей не удалось сесть. Охранники столпились вокруг ее камеры, Гвин лишь прижала колени к груди. Она ничего не могла сделать. Может быть, она сможет заставить их. Может быть, она сможет заставить их делать то, что она хочет, несмотря на их закрытые тканью уши... Взгляд Гвин остановился на стражнике, стоявшем за дверью. Он зарычал в ответ. — Выпусти меня, — сказала Гвин слабым голосом. Слишком слабо, сестра. Запомни. Намерение для магии. — Выпусти меня, — повторила Гвин, ее голос немного окреп. Охранник вздрогнул, и Гвин почувствовала, как в ней всколыхнулась уверенность. Этого было достаточно, чтобы заставить ее встать. Все стражники мгновенно приготовили свои арбалеты. Голос Гвин был более твердым, она не сводила глаз со стоящего перед ней охранника. — Выпусти меня. Мужчина с усмешкой посмотрел на нее. — Закрой свой рот, или мы зашьем его. Я больше никогда не буду беспомощной. Чертовски верно, сестра. Гвин подошла ближе к решетке, ее глаза пылали. — Выпусти. Меня. Сейчас же. — Прорычала жрица. Мужчина прицелился. — Отойди. Предупреждаю тебя в последний раз. Я — скала, о которую разбивается прибой. Ничто не может сломить меня. Гвин схватилась за решетку, охваченная приливом ярости. — Выпустите меня, чертовы трусы! Охранник дернулся, арбалет задрожал в его руках. Работает. Не так ли? Неужели это из-за ее магии? Его дрожащие руки указывали на это... Но, несмотря на кратковременную слабость, в его взгляде была ярость. Ярость может придать сил. И храбрости. Гвин знала. Он бросил полный злости взгляд на жрицу. — Если ты не будешь держать рот на замке, я заткну его членом одного из этих трусов. В глазах Гвин мелькнула вспышка, и вместо страха она почувствовала, как ее охватила ярость. Бессмысленная, жгучая, непреклонная ярость. Сотрясая прутья, она закричала во всю мощь своих легких, выплескивая страх, гнев и боль. Все мужчины опустили арбалеты и зажали уши руками, когда оглушительный крик Гвин отразился от стен. Горячие слезы побежали по ее щекам. На мгновение Гвин показалось, что она победила. Но потом воздух кончился, легкие загорелись, и она рухнула на каменный пол. Я беспомощна. Гвин, это не так. Тебе просто нужно дождаться следующей возможности. Но Гвин не хотела ждать следующей возможности. Она хотела исчезнуть. Распасться на части и стать ничем, чтобы никто не смог навредить ей. Она так долго старалась быть сильной. Быть кем-то большим. И все только для того, чтобы провалиться, когда пришло время доказать, что она храбрая, яростная и не сломленная. Ты не сломаешься, Гвин. Она слышала, как мужчины собирают свое оружие. Гвин боролась с желанием свернуться в клубок. Ты не сломаешься. Ты никогда не сломаешься. Ты — Гвинет Бердара. Валькирия. Первая, кто перерезал ленточку. Первая, кто прошел Кровавый Обряд. — Я не сломаюсь, — сказала она себе, садясь прямо. И поверила в это. Стражники обменялись настороженными взглядами, вновь заняв свои места. Если половина из них выглядела злой и решительной, то другая половина... была напугана. И если несколько месяцев назад то, что кто-то испугался Гвин, было бы кошмаром, то сейчас это давало надежду. Отголоски сомнений в себе были смыты, и к ней вернулась едва уловимая, но сильная вера в себя. — К стене, — прорычал охранник, с которым она сцепилась взглядом. Она повиновалась, улыбаясь про себя. Когда она снова станет достаточно сильной... они умрут. За то, что сделали с ней. За то, что сделали с Азриэлем. Они обречены. Настолько обречены, что она начала смеяться. Они понятия не имеют, с кем связались. Мужчина усмехнулся. — Посмотрим, как ты посмеешься, когда Нолан возьмется за тебя, сучка. Через несколько часов Гвин принесли стакан воды и черствый кусок хлеба. Она выпила все и тут же пожалела об этом. Знакомое ощущение того, что силы покидают ее, появилось снова. Они отравили еду... чем-то. Возможно, тем же голубым порошком. Но Гвин не могла отказаться. Иначе она умрет от голода, а если она собирается пройти через все, что приготовил для нее этот Нолан, ей нужны силы. Что он собирается со мной делать? Гвин, скорее всего, он просто задаст тебе несколько вопросов и, возможно, будет пытать тебя, чтобы вытянуть информацию. Жрица фыркнула, снова прислонившись к стене. Просто будет пытать. После того, через что ей пришлось пройти, пытки были пустяком. Что он хочет узнать? А если у нее нет ответов на его вопросы? Тогда ври! — Хорошая мысль, — пробормотала Гвин. — Буду врать. И ищи другую возможность сбежать. Теперь ты знаешь, как работает твоя сила. Она кивнула в стену. — Если я ее верну. Сейчас она кажется мне такой далекой, Кэтрин. Продолжай тянуться к ней. Ты найдешь ее. — Найду. В конце прохода открылась дверь, и все стражники тут же выпрямились во весь рост. Гордые, громкие шаги эхом отдавались в подземелье, а затем перед ее камерой предстал молодой мужчина, которого Гвин еще не видела. Высокий, с каштановыми волосами и голубыми глазами, он смотрел на Гвин со смесью страха и отвращения. Она заметила, что его уши были заткнуты не тканью, а двумя серебристыми затычками в форме бобов. Должно быть, он важная персона. Он пригнул голову и что-то шепнул охраннику, стоявшему перед ее камерой. Тот кивнул и повернулся сначала к своим товарищам, затем к Гвин. Двое мужчин открыли дверь в ее камеру, затем вошли еще трое. Сердце Гвин забилось, когда они устремились к ней. Все трое. В голове пронеслись ее тренировки. Нужно вспомнить, как отбиваться от нескольких нападающих. Но ее тело было таким слабым и тяжелым, а мужчин было так много. Ей нужно приберечь свою энергию до того момента, когда она принесет ей пользу. Сейчас не время. Гвин неглубоко дышала, пока они опускались на колени рядом с ней. Жрица старалась дышать ровно, пока они сжимали ее руки за спиной. Она боролась с дрожью, когда они подняли ее на ноги. Все их руки и пальцы жадно вцепились в нее. Дыши. Дыши. Дыши. На голову Гвин натянули мешок, и, пока ее вытаскивали из камеры на негнущихся ногах, она крепко стиснула в зубах грубую ткань. Успокоить разум. Вот что ей нужно было сделать. И начать необходимо прямо сейчас. Только так она сможет пережить пытку. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Она продолжала дышать, пока камень под ее ногами превращался в мрамор, мрамор — в гравий, а гравий — снова в камень. Позади нее раздался скрип и хлопок двери. Гвин продолжала дышать. Ее толкнули вниз, и она упала, чтобы сесть на твердую поверхность. Стул. Гвин сделала следующий вдох, ее лодыжки оказались связаны. Связаны веревкой. Гвин выдохнула, и ее запястья также оказались привязаны к подлокотникам стула. Тоже веревкой. Она снова вдохнула, и с ее головы сняли мешок. Прохладный, влажный воздух. Она снова выдохнула и осмотрелась. Маленькая комната. Слишком маленькая... Дыши, Гвин. Стены были сложены из того же камня, что и в ее камере. Возможно, это бывший сарай? Переделанный в грубо сделанную камеру пыток. Единственный свет в комнате давали два факела, потому что два окна по обе стороны от нее были заколочены. Вдох. И в этом мерцающем свете пламени перед ней сидел только один человек. Старше, намного старше, чем тот, что приходил к ней в камеру, но черты лица у них были похожи. Те же голубые глаза и прямой нос. Тот же полный ненависти взгляд. Она точно знала, что это за человек, по выражению его лица. Холодный, расчетливый, человек ложной праведности. Это их лидер. Тот, о ком говорил ее охранник. Нолан. Сосредоточься, Гвин... Гвин перевела взгляд на его открытые уши. — Удивляешься, почему я не защищаю свои уши от тебя, жрица? — сказал он, его голос был твердый, как гранит. Откуда он знает, что она жрица? Он произнес это как насмешку... Наверное, потому что мужчина не верил, что у фейри может быть хоть какое-то подобие веры. Конечно, если думать, что у нее нет души, то ее гораздо легче ненавидеть. — В твоем организме слишком много фебана, — объяснил он, пересаживаясь на табурет. — Слишком много, чтобы ты могла использовать свою силу, или голос, или способности к обману. Тот голубой порошок... Отвлеки его, Гвин. Попытайся оттягивать начало пыток как можно дольше. — Ты Нолан? — спросил Гвин. — Да, — ответил мужчина кивком. — И ты находишься в моем доме уже почти четыре дня. И я не показал тебе ничего, кроме раненого охранника-параноика. — А что бы ты хотел мне показать? Нолан наклонил голову, и Гвин поняла, что у нее плохо получается его отвлекать. Ей нужно стараться лучше. — Как ты узнал, что я жрица? Его лицо оставалось каменным. — Это я буду задавать вопросы, Гвинет. Гвин вдохнула и выдохнула. Затем снова вдохнула и выдохнула. Возможно, она не может предотвратить начало вопросов, но, может, ей удастся их контролировать? — Что ты хочешь знать? Во взгляде мужчины мелькнула едва сдерживаемая ярость — как у голодной собаки, которую отругали за попытку напасть. — Как работает твоя магия? Ты призываешь солнце? Контролируешь лучи? Ври, — сказала Кэтрин, прежде чем Гвин успела признаться, что не знает ответа. Этот человек не должен знать, насколько Гвин незнакома со своей силой. Это сделало бы ее менее страшным противником, а именно такой она и должна быть для него. Это все, чем она может быть. Все в его тоне, взгляде, позе говорило о том, что его не удастся склонить на свою сторону, поэтому ей остается только быть страшным врагом. Им нельзя было манипулировать. В его человеческом сердце было слишком много ненависти к фейри. Гвин собрала всю свою уверенность. — У нас с солнцем определенное взаимопонимание. — Интересно, — сказал Нолан, довольный собой. — А почему ты не можешь призвать пламя или свет огня, чтобы они исполнили твою просьбу? Черт его знает... Гвин, ты проводишь свои дни и ночи за чтением. Придумай что-нибудь. Жрица притворилась, что размышляет над его вопросом, пытаясь найти хоть что-нибудь в своей памяти, чтобы понять, почему ее силы работают только определенным образом. Но ничего не приходило ей в голову. Поэтому вместо этого Гвин обратилась к выдумке. К тем книгам, которые она читала для развлечения и в которые погружалась, чтобы убежать от мира. Теперь она антагонист. Она должна была стать той злодейкой, какую представляют себе эти люди. Гвин подняла подбородок. — Факелы и костры слишком слабы для моей магии. Мне нужен более мощный проводник. — Ее взгляд переместился на факел на стене позади него. — Я уже давно не пользуюсь столь малым ресурсом. Нолан даже не дрогнул. — Ты не сможешь обмануть меня, девчока. Фебан слишком силен. Я знаю, как он влияет на ваш род. — В его глазах блеснула гордость. — Вы любите притворяться богами, но когда мы стояли бок о бок на поле боя, я видел, как вы все пали перед Хайберном, точно так же, как и мы. Гвин вздрогнула при этом имени. При упоминании этих сил. Она молилась, чтобы Нолан не увидел трещину в ее броне. Пусть он видит ее усталость, но не страх. — Твои силы скоро вернутся, но сейчас я хочу, чтобы ты рассказала мне о своей магии. — Я пою, и солнце исполняет мои желания, — твердо сказала она. Его губы сложились в ровную линию. — Так просто. Гвин услышала вызов в голосе Нолана. — Но, как ты сказал, с фебаном в организме я не могу устроить вам представление. — Значит, если я дам тебе время на восстановление, ты сможешь показать мне свои дьявольские силы? Она кивнула. — Если вы готовы рискнуть. Нолан встал с кресла, и, хотя он был пожилым, в нем чувствовалась сила, с которой он держал себя. Старик поправил манжеты своей белоснежной рубашки и подошел к Гвин, изучая ее, как изучают насекомое. Она старалась не вздрогнуть под его взглядом и усилием воли заставила испариться выступивший на лбу пот. — Знаешь, что я думаю? Гвин не ответила. — Я думаю, что она была не права, и ты не знаешь, как использовать свою силу, — сказал Нолан. Он наклонил голову. — Я думаю, что ты нас обманываешь. Вряд ли с этим можно что-то поделать. Обман заложен в самой твоей природе. — Он усмехнулся, горячее дыхание старика лизнуло ушибленную щеку Гвин. — Я думаю, что ты — помеха, и нам нужен только твой голос. А вот ноги — нет. Гвин вскинула на него голову и поняла, что ему нравится ее страх. Он нравится ему, потому что он тоже боится. Боится ее. — Ты не захочешь этого делать, — сказала Гвин, стараясь говорить как валькирия, которой она была. — Почему? Потому что он придет за тобой? — Он проницательно сузил глаза. — Тот, кого называют Поющим с Тенями. Откуда он знает об Азриэле? Откуда он знает о его силах? Кем был этот ненавистный человек по имени Нолан? — Что может сделать его магия? Расскажи мне. Это уже другое. Гвин знала, как работают силы Азриэля и знала, где заканчиваются их возможности. Это та информация, которую она не могла выдать этому человеку. Поэтому снова ври! — Он может манипулировать темными материями... Он может использовать тьму и становиться ею. Он может заставить тьму задушить тебя своей песней. И когда он найдет меня, ты увидишь... Если Азриэль не умрет первым, то... — Это все, жрица? — спросил Нолан. Гвин кивнула. — Мы многого не знаем о магии Поющих с Тенями. Никто не знает. — Даже вы не знаете? — фыркнул Нолан, выпрямляясь и вышагивая вокруг нее. Гвин слегка вздрогнула от его тона. — Я так и сказала. Раздался треск, и в глазах Гвин все вспыхнуло белым. Только через несколько секунд она поняла, что Нолан ударил ее по лицу. Сильно. Очень сильно для такого старого, озлобленного человека. Ее затуманенные глаза искали инструмент, которым был нанесен удар, и обнаружили, что на костяшках пальцев старика надеты тяжелые кольца. — Я спрошу снова, фейри, — сказал Нолан, продолжая вышагивать перед ней. — Что может Поющий с Тенями? — Я сказала тебе, что он может манипулировать темными материями! Еще один удар, на этот раз в подбородок. Гвин прикусила язык и зашипела от боли. — Я не дурак, — прошипел он. — Ты управляешь светом. Когда ты поешь, ты управляешь солнечными лучами. Он управляет тенями. Что происходит, когда он поет, девчонка? Ее оцепеневший разум искал ответы для Нолана. Ей нужно быть осторожной. Она должна выбрать правильный неправильный ответ. Задача, которую ее кружащаяся голова не могла решить. — Я не знаю, что происходит, когда он поет, — выдавила из себя Гвин. — Все, кто знает, уже мертвы. — Значит, это смертельно? — Возможно. В голени возникла внезапная колющая боль, и старик захрипел. Гвин вздохнула, когда удар боли прошел по ноге и пронесся по всему телу. Нолан пнул ее... это был сапог с железной подошвой? — Расскажи мне, что происходит, фейри! — приказал он. — У тебя есть несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и попытаться сказать что-нибудь, что будет не ложью. А я знаю, что ты умеешь лгать. Гвин сглотнула, пытаясь сесть прямо. Она закрыла глаза, сдерживая жгучие слезы. Слезы гнева, боли и горя. Гнев, на который она так легко поддалась. Боль, от которой содрогалось все ее тело. Горе валькирии, которая исчезала у нее на глазах. — Отвечай, девчонка. Что происходит, когда он поет? — Нолан пересек помещение и встал прямо перед ней, сложив руки за спиной. — Если ты извращаешь солнце, то он извращает тьму? Он боится. Дай ему то, чего он так боится, Гвин. Гвин посмотрела на мужчину сквозь ресницы. — Никто из нас ничего не извращает. Нолан приподнял бровь. Гвин не могла сдержать легкую улыбку, игравшую на ее губах. — Мы управляем светом и тьмой. Она увидела, как он вздрогнул. Вздрогнул от ее слов и съел каждый кусочек дерьма, которым она его кормила. Легковерный глупец. Он оскалился. — Ты ничем не управляешь, фейри. Ты обманываешь. Ты можешь только извратить. — Если это все, что мы можем, Нолан, — сказала Гвин, выпрямляя позвоночник. — Тогда почему ты выглядишь таким напуганным? Упоминание о страхе стало для старика стимулом к тому, чтобы вытащить из ножен незамеченный Гвин кинжал, который был у него под рукой. Нолан зарычал, его лицо было в нескольких дюймах от ее нее. — Представь себе клинок из ясеневого дерева, перерезающий твое горло, жрица. — Тебе будет трудно использовать мой голос, когда у меня перерезано горло, не так ли? промурлыкала Гвин. — А мой голос нужен тебе, ведь так? Ты сам сказал. Старые, злые глаза Нолана на мгновение впились в нее, а затем он отстранился, бормоча проклятия себе под нос. Когда он наконец повернулся к ней лицом, чтобы заговорить снова, его голос был ледяным. — Чтобы петь пальцы тебе не нужны. — Нолан опустился на колени рядом с Гвин и провел лезвием кинжала по костяшкам ее пальцев. — Расскажи мне о Поющем с Тенями. Сейчас же. О, боги. Им нужен Азриэль? Неужели они искали ее только для того, чтобы узнать о нем побольше? Что, если Гвин похитили не потому, что она была Поющей со Светом... Что, если ее похитили потому, что она была напарницей Азриэля и могла дать им информацию о нем? И тогда, когда он придет спасать ее, они смогут его поймать. То, что она — Поющая с Тенями, для них всего лишь бонус. Но Азриэль — настоящий приз. А может, она была просто параноиком... Может, эта агония, эта паника донимали ее. Заставляли ее голову плыть... В любом случае, это не имеет значения. Не имеет, если она умрет во время пыток. — Я могу рассказать тебе больше о себе, — сказала Гвин, стараясь унять дрожь в голосе. — Я могу рассказать тебе о Поющих со Светом. Глаза Нолана сузились. — Расскажи мне о власти, которую он имеет над тенью. О, боги, Азриэль. Нет. Он придет за ней, и когда он придет, она... Ужасная боль пронзила мизинец Гвин, и она посмотрела вниз, чтобы увидеть, как Нолан медленно разрезает его. — Я остановлюсь на кости, — сказал он холодно. — Тогда я дам тебе еще один шанс. Крик подкатил к горлу Гвин, ее зрение помутилось, а в ушах раздался звон. Кровь хлынула из ее пальца и залила костяшки. Когда Нолан наконец остановился, она задыхалась. Задыхалась от рыданий. Боль была слишком сильной, чтобы вспомнить хоть что-то о своей собственной магии, не говоря уже о магии Азриэля. — Как он управляет тенями, фейри? — прохрипел Нолан. Гвин задохнулась от боли и подняла голову. Другой рукой Нолан взял ее за подбородок и повернул ее лицо к себе. Его обветренная кожа блестела от пота, а в глазах было безумие, от которого Гвин задрожала. Затем у нее перехватило дыхание, но не из-за безумного выражения Нолана или боли, пронизывающей ее. Это было знакомое пение в ее крови. — Твой последний шанс, — сказал Нолан, и от зловония его дыхания у Гвин свело живот. — Как он управляет тьмой? Гвин сделала вздох, от которого у нее защемило в груди. За Ноланом промелькнули тени, высокие и темные. Затем из клубов тьмы появился Поющий с Тенями.

АЗРИЭЛЬ

Его вина. Его вина. Полностью его вина. Гвин. Его партнер. Его друг. Его мэйт. Пропала. Дни, потраченные на ее поиски. Дни, проведенные в надежде, что связь мэйтов поможет найти ее. Дни, проведенные безуспешно. И вот, наконец, он нашел ее. Здесь. Здесь, из всех мест. В окружении этих мужчин. Из всех людей. Сидя на ветке дерева и высматривая лучший маршрут к месту, куда вел ее запах, Азриэль слышал, как кровь стучит у него в ушах. Чувствовал, как сердце бьется о ребра. Что бы с ней ни случилось, Азриэль был виноват в том, что оставил ее без присмотра. В том, что позволил увести ее прямо у него из-под носа. Найди ее, Поющий с Тенями... Верни ее... Азриэль найдет. И когда он это сделает... помогите боги тем, кто держал ее в плену. Особенно если это именно те, о ком думал Азриэль. Используя остатки сил, он позволил теням окутать себя. Он оставил позади Азриэля. Он оставил позади Шпиона. Он оставил позади мэйта Гвин. Остался только Поющий с Тенями. И он не проявит милосердия.