***
Чем ближе подъезжали к дому, тем хуже становилось настроение Брагина. Он ненавидел болеть, потому что сразу чувствовал себя слабым, беспомощным и одиноким. А еще во время больничных на Олега нападали жесточайшие приступы самоанализа, перерастающие в разрушительное самоедство. Поэтому когда Марина, накормив мужчину таблетками и свежеприготовленными макаронами по-флотски, собралась домой, он не выдержал: — Не уходи. Брагину всегда было неловко просить о помощи. А уж если учесть его непростые отношения с Нарочинской и ее абсолютно заслуженную на него обиду, то было неудобно втройне. Кроме того, Олег опасался, что женщина снова начнет язвить.***
Брагину не спалось. Этого нельзя было сказать о Марине: если бы Олег не скользил подушечками пальцев по ее пятой точке, женщина давно бы уснула. — Брагин, оставь мои ягодицы в покое. — Тебе жалко, что ли? — Мне щекотно. Нарочинская не смотрела на мужчину, но по голосу поняла, что он улыбнулся: — Очень интересно, а в сексе тебе это не мешало. — Отстань, — пробурчала она и перевернулась на спину. Олег, даром что страдал от головной боли, вытянул губы трубочкой и сделал обиженные глазки: — Ну вот, — расстроенно протянул он, — последнюю радость в жизни забираешь. Марина не повелась: — Не знала, что твоя радость — это задница. Брагин беззлобно усмехнулся и констатировал: — Язва ты бубонная. А я страдаю, — драматично вздохнул он. — Меня, может, только прикосновения к мягкому и нежному успокаивают. — Себя потрогай. — Себя не так интересно. Марин, — позвал ее так, что Нарочинская все же заглянула ему в глаза, — обними меня, а? — улыбнулся, не подозревая, что истинное настроение выдал взгляд. Она со вздохом перевернулась на живот, погладила Брагина по щеке и обняла: — Совсем тебе плохо, бедолага? — Да так, — Олег привычно наморщил лоб и тут же скривил губы от неприятных ощущений, — больше напрягает, что делать ничего не могу, — тоже обнял Марину, притянул ее голову себе на грудь и закрыл глаза. И разом стало как-то спокойнее. Нарочинская не знала, что сказать, и задала глупый вопрос: — Зачем ты в драку-то полез? Брагин пожал плечами: — А что мне оставалось делать? Думал сначала, что просто оттащу его от тебя, и он успокоится. — Спасибо, — Марина повернулась к его лицу. Почувствовав это, Олег открыл глаза: — Не за что. — А что, правда ты постоянно куда-то влипаешь? — заинтересовалась она. — Бывает. — И правда тебя Зименская увольняла? — Сам уходил, — ответил, надеясь, что о причинах Нарочинская спрашивать не станет. — Брагин, как ты живешь вообще? От ее вопроса захотелось улыбнуться: — Весело. Энергии во мне много, вот и получается. Тонкие брови Марины стремительно поползли вверх и почти слились с линией роста волос: — Даже с нашей работой много? — Угу, — Олег запустил пальцы в локоны Нарочинской и стал легонько массировать ей голову. — Откуда ты только взялся такой? — прикрыв глаза, на выдохе спросила она. Брагин хотел уточнить, что Марина имеет в виду, но передумал: — Уродился. Нарочинская хмыкнула: — А как-то, кроме влипаний в проблемы, ты можешь эту энергию использовать? — Спорт, — он снова пожал плечами, — секс. — Ну, эти методы хотя бы безопаснее. Мужчина оживился: — Это предложение? — Дурак, — Марина легонько хлопнула его по плечу, — выздоровей сначала. — А потом? — Суп с котом. Олег нацепил на лицо нарочито трагичное выражение: — Злая ты. Даже кота тебе не жалко. — Жалко у пчелки. Брагин не знал, что его подвигло — неожиданно проявившийся приступ нежности, благодарность за помощь или желание хоть как-то отвлечься, но он потянулся к Нарочинской и поцеловал. — Это намек, чтобы я замолчала? — удивилась она. Впрочем, без негатива. — Это намек, что у тебя губы красивые. Марина изогнула бровь и смешливо протянула: — Да ладно. Олег угукнул. Он был очень занят: покрывал аккуратными поцелуями лоб, щеки и подбородок. — Брагин, это не губы уже. — Не мешай, я лечусь. Они тихо рассмеялись, и Нарочинская отчего-то подумала, что смеяться с Брагиным, оказывается, тоже здорово. А Олег понял: никакая Марина Владимировна не злыдня, хоть и пытается убедить в этом всех вокруг. Но озвучивать сию мысль не спешил. Потому что знал, что за такие выводы Марина его и приголубить может. Чем-нибудь тяжелым. Прямо по больной головушке, ага.***
Брагин видел спящую Нарочинскую впервые: до этого она просыпалась раньше и быстренько выстраивала между ними дистанцию. Сейчас повода для дистанции не было, они вроде все выяснили и, как надеялся Олег, проехали тему его неудачных комментариев о Владимире Сергеевиче. Но Брагин уже понял, что Марина не спешила открываться. Во сне Нарочинская была похожа на трогательного и беззащитного ребенка, которого хотелось обнять и спрятать от всех проблем. Олег сам удивился таким выводам, но продолжил рассматривать Марину. Ее острые черты лица казались очень нежными, спутанные локоны добавляли спокойному лицу мягкости, а изящные губы были чуть приоткрыты и манили. Видимо, он слишком громко думал: женщина заворочалась, открыла глаза и с недоумением уставилась на Брагина — очевидно, с запозданием вспомнила, что вчера произошло. — Доброе утро. — Привет, — Нарочинская сонно сощурилась. — Давно проснулся? — Часа три. Любуюсь, как ты спишь. Она дернула бровью на эти слова и спросила о другом: — Ты как себя чувствуешь? — Плохо, — наигранно тяжело вздохнул Олег, увидел, как Марина приподнимается на локте, и добавил, — но если поцелуешь, станет хорошо. Нарочинская подперла подбородок рукой и покачала головой из стороны в сторону. Никогда бы не подумала раньше, что в этом мужчине столько нежности. Уж точно — внешность обманчива. — Че ты? — не понял Брагин. Марина не ответила, но сдержанно улыбнулась и прикоснулась к его губам. Олег аккуратно обхватил ее затылок пальцами и углубил поцелуй.