***
Едва успокоив Геру, Герман задумался о том, что если это не Лили, то кто же выбросил девочку из дома? Кто виноват в том, что к его любимой так отнеслись? Ответов у него пока не было, поэтому необходимо было просто успокоить Геру и пока не думать об этом. Потянулись привычные дни… «Обучение до конца года прекратить не получится, даже если вы сдадите экзамены досрочно», — писала Маргарет. Это письмо чуть было не вызвало депрессию у ставшей необычайно слезливой в последнее время Геры. Девочка не могла понять, что с ней происходит, не понимал этого и Герман. Настроение его любимой скакало, боли усилились, отчего он даже увеличил дозировку таблеток на свой страх и риск. Не сразу, но это помогло, Гера начала успокаиваться, только иногда с тоской смотрела на снег за окном. — Вот приедем домой и будем кататься на санках, — сказал ей Герман. — Как? — грустно спросила она, вытирая глаза. — Ведь я… Такая… — Ты самая лучшая, — погладил Герман свое солнышко. — Я тебе покажу, как. — Правда? — спросила Гера, прильнув к своему мальчику и заглядывая ему в глаза. — Правда, — улыбнулся он ей. Выпавший снег означал начало зимы, когда основные боли уже успокоились, и надо было лишь беречь суставы от холода. Это было привычно, теплые компрессы с мазью очень помогали, как и согревающие чары. День проходил за днем, ничего нового не случалось, даже Поттер куда-то делся и не напоминал девочке одним своим видом о том, что ее предали. В контрольных и заботах декабрь пролетел почти незаметно, пора было отправляться домой на каникулы. Ехать поездом Гере совсем не хотелось, поэтому за ними явилась Маргарет с охраной, чтобы порт-ключом отправиться домой. Домой, где было тепло, не было сквозняков и боли, где можно было расслабиться и не думать о плохом. Герман рассказал Маргарет о том, что случилось в школе, заметив, как взволновала женщину эта информация. Похоже, что и здесь была скрыта какая-то тайна. Посидев пару дней дома, Гера предложила прогуляться по маггловскому Лондону, на что Герман согласился, понимая, что его девочке хочется посмотреть на праздник, праздничное настроение и как-то развеять поселившуюся глубоко внутри грустинку. Они гуляли в большом парке, а потом Гера захотела в теплое кафе, поесть пирожных с чаем. Герман легко завез ее в кафе, где к ним вышла очень по-доброму улыбающаяся хозяйка, с радостью принеся чай и пирожные. Женщина видела заботу мальчика о девочке, которая сидела в инвалидном кресле. Хозяйка кафе была доброй женщиной, в свободное время помогала старикам, поэтому понимала, какой катастрофой для юной девочки было это самое кресло. Ей просто хотелось поддержать девочку. Герман наблюдал за наслаждавшейся пирожным Герой, когда услышал знакомый голос. За соседним столиком говорили двое, две женщины что-то обсуждали, вот только одна из них была его матерью. Знакомый из детства, хорошо изученный голос миссис Грейнджер звучал совсем неподалеку. — Никогда не бери приемных, одни проблемы от них, — сказала миссис Грейнджер. — Но ты же взяла? — спросила ее другая женщина. — И что хорошего? Все нормально было, пока он с калекой не связался, — хмыкнула миссис Грейнджер, которую уже совсем не хотелось называть мамой. — Я слышала, девочка умерла, — вздохнула та, другая женщина. — И этот подох вместе с ней, — выплюнула миссис Грейнджер. — Оценки он испугался, что они мне рассказывают, это все калека виновата! В этот момент лицо застывшего Германа закаменело. Гера, отвлекшись от пирожного, кинулась к нему, но в мальчике как будто поселилась огромная и совершенно нечеловеческая сила. Легко подняв любимую на руки, он обернулся к двум женщинам. Глаза мальчика горели ярким белым светом, короткие волосы встали дыбом, а вокруг него уже бурлила магия. — Да не коснутся твои руки ребенка во веки веков, — пророкотал голос, совсем не похожий на голос мальчика. — Да испытаешь ты на себе боль и отчаяние! А потом все утонуло в яркой вспышке. Впоследствии ни Гера, ни Герман так и не могли понять, не привиделось ли им, и только обливиаторы Министерства мрачно ругались по поводу тупых магглов, желающих оскорбить больную магическую девочку.***
Вернувшаяся домой миссис Грейнджер ничего не помнила о произошедшем в кафе, но чувствовала себя странно. У нее кружилась голова, болели ноги, и было как-то холодно. Решив, что простудилась, женщина закуталась в плед, устроившись на кровати. Через час ее, кричащую от боли, увозил амбуланс. Ноги болели очень сильно, да так, что миссис Грейнджер временами теряла сознание от боли. Врачи никак не могли понять, что случилось, но спустя два дня, когда женщина уже считала, что сходит с ума, а ее муж просматривал цены на ритуальные услуги, боли резко прекратились. Желающая встать и куда-то идти миссис Грейнджер разбудила своим отчаянным криком медсестру — ноги оказались парализованы до пояса. «Это что-то психическое», — заключили врачи, усадили женщину в инвалидное кресло и отправили домой. Теперь ей постоянно нужна была помощь, потому что даже сходить в туалет она нормально не могла — те мышцы были тоже парализованы. Мистер Грейнджер развелся с ней через две недели, и женщина осталась одна. Одна в приюте для инвалидов, никому не нужная, никем не посещаемая, ибо все подруги отвернулись от нее. Мистер Грейнджер, оставивший больную супругу, нуждавшуюся в его помощи, без наказания не остался. Однажды, когда он возвращался домой подшофе, его избили, ограбили и сбросили в Темзу, где мужчина благополучно всплыл через пару дней, разнообразив навигацию.