Белый шум

Сержант не обманывал. Отсюда просматривалась едва-ли не половина города, если конечно Гербовск заслуживал такого названия. Для виду Инга улыбнулась, но в душе знатно проматерилась, глядя вниз. Типичный моногород так и не перестроившийся под стремительно меняющуюся реальность — застрявший в прошлом веке, будто заспиртованный, как какое-нибудь экзотическое животное. Тихое, всеми забытое место, живущее в своем собственном, параллельном мире. Местные жители скорее всего даже не заметили разницу, когда произошла «вспышка» и цивилизованный мир рухнул, откатившись в технологическом развитии обратно в восьмидесятые. Нет, Гербовску это не грозило — он медленно гнил, превратившись в древность, ископаемое, последнего свидетеля прошлого, уже такого далекого. Прах утраченного будущего удобрил человеческую волю — заново росли города, появлялись новые технологии, возрождались страны и цивилизации — пройдя через катаклизм такого масштаба, они стали лишь плотнее, устойчивее, как корабль сбросивший неправильно уложенный груз. Гербовск же, все так же лежал брюхом к верху — невозможно воскресить то, что еще не умерло, но уже давно не живет по настоящему. «Этому месту не хватает огня» — Подумала Инга глядя на простирающуюся перед ней серость и вдруг ужаснулась собственных мыслей. Она слишком хорошо выучила как пирокинетики сходят с ума, как быстро адекватный, нормальный человек превращается в хохочущего пироманьяка, и такой симптом неприятно кольнул сознание. Григорьев будто специально сбавил скорость чтобы она могла повнимательней рассмотреть город с высоты холма. Гербовск удачно пристроился в огромной, заросшей лесом долине, по форме напоминающей широкую, неглубокую чашу, со всех сторон окруженную холмами, и горами, чьи синие тени виднелись далеко на горизонте. Они защищали город от ледяного ветра рвущегося со стороны Баренцева и Карского морей. Север России неприветливое место, короткое лето и длинные, снежные зимы, и в долине снег задерживался очень надолго. Иногда еще в начале июня местные жители видели небольшие сугробы и осколки льда в реках. На самой границе леса тянулись цепочки разномастных домиков частного сектора. Построенные почти бессистемно, они превращались в лабиринт из узких, извилистых улочек и тупиковых дворов. Рядки двускатных крыш покрывал шифер или пласты рубероида, из которых торчали антенны и закопченные печные трубы. Присмотревшись повнимательней Инга заметила на некоторых птичьи гнезда, или заглушки, затыкающие дымоход. Город давно грелся газом и печи топили на западный лад, в качестве камина. Вокруг домиков и на участках буйствовала природа — заросли садовых растений, залезали на заборы, и стены, краснели последние яблоки. Громадные заросли сирени и черемухи обнимали покосившиеся, и сельские сортиры. Вдоль дорог и во дворах рос дикий шиповник и крапива высотой в человеческий рост. Многие дома, видимо стояли больше века и выглядели как гости из прошлого — едва ли не бревенчатые избы, с почерневшими от времени стенами, и просевшими крышами. Узкие, темные окна обрамляли неокрашенные наличники и ставни. С ними соседствовали весьма современные, утепленные коттеджики из кирпича, или небольшие дачные домики, окруженные оранжереями, или теплицами. В ровных рядках жилищ попадались и руины, заброшенных или сгоревших домиков. От некоторых не осталось ничего кроме черного холмика угля с торчащей из него печной трубой, вокруг которой носятся дети. Ближе к городу велось несколько строек и ярко-синие бытовки отчетливо выделялись на фоне остальных домов. Среди частных владений торчало несколько небольших колоколен, с позолоченными куполами. Вокруг них желтели церковные рощи и парки, с примыкающими к ним скверами. Стайки щебечущих птиц перелетали от одной кроны к другой, а потом резко взмывали вверх, проносясь мимо колокольни. Было совсем несложно представить, как разносится по улицам колокольный звон — как он эхом отражается от стен, уносясь ввысь. Дальше шли уже городские кварталы — ровные, как по линейке ряды серых, панельных пятиэтажек, перемежающихся кирпичными «высотками», в рекордные для этой местности девять этажей. Более высоких зданий она не видела, если не считать полосатые трубы ТЭЦ и антенны телерадиовещания. Только ближе к центру Инга заприметила нечто выше — кирпичную «свечку» в восемнадцать этажей, зловеще нависающую над окружающими ее многоквартирными карликами. На крыше высотки виднелись красные буквы, составлявшие слоган давно потерявший смысл «МИР! ТРУД! МАЙ!». Ветер и дожди потрепали эти слова, почти очистив от краски, а в слове «май», отсутствовала буква «м». Торцы многих панелек украшали потускневшие, обвалившиеся фрески времен Союза, изображающие красноармейцев, ученых, рабочих, теперь все они превратились в бесцветные тени стертые временем, или закрашенные серой краской. И только Юра Гагарин продолжал сиять своей улыбкой, с одной из стен — будто и не прошло столько лет, будто и не забыло человечество о космосе, навеки потеряв ключи от неба… Из покрытых гудроном крыш торчали леса телевизионных антенн, покачивающихся на ветру. Тянущиеся от них провода опутывали кварталы плотной черной паутиной, порой проседающей едва ли не до земли. Между домами виднелись здания пониже, деревянные двухэтажные бараки и какие-то административные сооружения. На западе она заприметила ржавое колесо обозрения, окруженное парком. Части кабинок не хватало, а вокруг оставшихся кружились птицы. Весь лежащий внизу город показался Инге хрупким, ветхим, почти невозможным — что-то похожее она видела очень давно, на старых фотографиях из молодости мамы. Сонное, застывшее во времени захолустье, недвижимое и от-того кажущееся мертвым. Если убрать очевидные следы пребывания человека, то она не смогла бы отличить Гербовск от очередного заброшенного города-призрака. Даже движение машин на дорогах не могло развеять это ощущение. Редкие легковушки делили асфальт с ярко-желтыми камазами и древними ЗИЛами. Медлительно ползали трамваи и автобусы. По реке, разрезающей город на две равных части, ползла угольная баржа, окруженная буксирами. Внезапно выглянувшее солнце окропило серые стены золотом, заставляя ряды окон сиять теплым, ярким светом. Облицовочная плитка, мелкая и серая внезапно превратилась в блестящие золотые слитки, и панельки засияли как стены легендарного Эльдорадо. Заиграли бликами купола церквей и колоколен, стекла автомобилей и рельсы трамвая — волна мерцающего блеска заставила Ингу заморгать. Поразительный контраст природных красок и антропогенной серости ошеломлял своей несопоставимостью. Некогда крупный промышленный центр, Гербовск давно уступил в размерах и важности остальным городам округа, однако индустриальное наследие давало о себе знать. Далеко на востоке виднелись черные от сажи заводские трубы и градирни из которых поднимались толстые струи белого дыма. Упираясь в слой облаков, они будто подпирали небо и фантазия легко находила в них черты атлантов. Наверняка эти «столбы» видно из каждого уголка города…  — Конечно не Москва, но тоже город неплохой… — Заметив замешательство Инги кивнул головой Григорьев. — Точно. Не Москва. — Ей стало ясно почему она скоро начнет курить, а следом и пить. Не поддаться этим грехам в таком месте невероятно сложно. Уже сейчас глядя на сияющие на солнце панельки, ей почему-то захотелось сесть на скамейку с бутылкой пива. Что-то теплое и ленивое, шевельнулось в ее душе. Этому городу некуда было спешить — он уже везде опоздал. — Вон там наш участок! — Сержант ткнул куда-то пальцем, но они уже начали спуск с холма и панорама города исчезла за деревьями. — Улица Ленина 12. Когда-то город был больше, и станция находилась почти в самой черте. То что сейчас поселки и деревни посреди леса, раньше микрорайонами были! Вон там, например (он показал вправо), Опытный-2, для инженеров и профессуры строился, теперь просто село на десяток пятиэтажек, да столько же частных домов. А чуть дальше, «Перспектива», для работников электростанции. Он начал перечислять десятки названий, по-Советски простых и однозначных, а в голове у Инги боролись две силы. Черная, болезненно-приятная меланхолия, утверждающая что этот город — ее могила, в которой она похоронит свою карьеру. Шагнув сюда, она уже не сможет вернуться, попросту не захочет, утонет в медлительном провинциальном спокойствии. Оно подобно нефти зальет ее с головой и понесет в пустоту апатии… С другой стороны ее врожденный оптимизм — побежденный, но не сломленный. «У меня нет выбора» — Думала она, ловя взглядом отблески окон, прорывающиеся через листву. — «Отступать уже слишком поздно, да и куда? Податься в бега, ренегатствовать? Ну уж нет, жизнь уже давно поставлена на карту, чтобы пасовать сейчас. Не может же все быть так плохо?»

***

Въезд в город сторожил блокпост милиции. Уже за сотню метров, лес превращался в просматриваемую и хорошо простреливаемую засеку, а вдоль дороги появились знаки призывающие сбавить скорость и предупреждающие о ведении огня на поражение, при неисполнении требований. От леса город отделял железобетонный забор с колючей проволокой по верху. Время отыгралось на нем в полную силу — многие панели проваливались в землю под собственным весом или норовили упасть, удерживаемые лишь приваренной арматурой. Поверх серых «квадратиков» наросли плесень и зеленый мох, издалека напоминающий камуфляжные пятна. От потенциальных нарушителей дорогу закрывал шлагбаум, укрепленный бетонными блоками и сваренными в «ежи» рельсами, установленными так, чтобы предотвратить возможный прорыв на скорости. На обочине стояли две машины ППС и несколько квадроциклов, кажущихся пришельцами на фоне морально и технически устаревших уазов. За машинами, в тени невысокого клена расположились постовые. Восемь вооруженных милиционеров сидели в кустарно сделанной беседке, коротая время за всякой ерундой. Большая часть дремала, закрыв лица фуражками и еще двое развлекались тем, что кидали в дерево ножи, что характерно без особых успехов. Тонкие клинки со звоном отскакивали от коры, падая на землю. Такое спокойствие показалось Инге подозрительным и она начала искать подвох, тщательно вглядываясь во все, что могло показаться подозрительным. Такая привычка тщательно прививалась всем специалистам особого отдела — большая часть потенциальных противников до конца не изучена, или попросту неизвестна ученым. Вычислить и уничтожить то о чем ничего не знаешь нетривиальная задача, облегчить которую может лишь внимательность, и способность делать выводы из даже незначительных на первый взгляд вещей. «Они слишком спокойны и сидят на виду, оружие лежит рядом, а не в руках. Вне сомнения они нас видят, но никак не реагируют, только головы повернули. Значит тут есть кто-то еще, кто-то способный остановить машину в случае чего. Значит это что-то крупное, ПТРК или орудие…» — Быстро придя к такому выводу Инга ощутила теплый прилив самолюбия, но ее ожидания совершенно не оправдались. Начав искать глазами позицию для расчета тяжелого вооружения, она натолкнулась на странный холм у самого шлагбаума. Ранее не придав ему значения, Инга только сейчас заметила что из него торчат четыре тонких трубки, направленных на дорогу. Когда же холм едва заметно пошевелился, Чаркину резко бросило в холодный пот от внезапной догадки. Пост не нуждался в противотанковом оружии, караульных прикрывала вкопанная в землю и укрытая дерном «Шилка» — смертоносный страж способный залить дорогу дождем снарядов. Маскировка оказалась настолько удачной, что даже с десяти метров Инга не могла поверить своим глазам и если бы куча замшелой земли не вела машину четырьмя стволами, то решила бы что бредит.  — Это еще зачем?! — Нервно спросила она, когда Григорьев подъехал поближе к блокпосту. Меланхоличная сонливость мгновенно рассосалась, сменившись настороженностью. — Вы здесь драконов убивать собрались?! — Это парням для спокойствия. — Пожал плечами Григорьев, отнесясь к целящейся в него зенитке как к чему-то само-собой разумеющемуся. — Когда ночью какая-то херня воет то всегда надежней пару раз полоснуть, чем гадать до утра, бросится оно на тебя или нет. Да и культистам-лунатикам хороший подарок, если захотят в город прорваться. Решив не уточнять как часто бывают такие осады, Инга продолжила следить за зениткой. Пушки становились все ближе и ближе, пока наконец машина не затормозила в десяти метрах от шлагбаума. С такого расстояния Инга могла различить нарезы в стволах и то как от двигателя ЗСУ поднимается теплый воздух. Из-за забора вышли трое в костюмах химзащиты. Старые ОЗК делали их похожими на призраков, вот только бестелесные создания обычно не носят автоматы калашникова, и детекторы излучения.  — Стандартная проверка. — Пробубнил один из проверяющих подойдя к окну водителя и показав завернутые в полиэтилен документы. — В машине есть неэкранированные материалы или что-либо способное создавать излучение? — Есть… — Почесал голову Григорьев. В этот момент двое других начали огибать авто, просвечивая детекторами. Само собой при приближении к машине чувствительные приборы начали ругаться. — Покажите. — Потребовал проверяющий. — Я. — Сказала Инга выглядывая из-за сержанта. Затемненные линзы противогаза тут же уставились на нее, а рука проверяющего скользнула к автомату. Один из проверяющих подошел к пассажирской двери и направил детектор на Ингу. Прибор до этого лишь тихо постукивавший, внезапно заверещал.  — Да, она. — Подтвердил сканирующий. — Превышение нормы в двадцать раз. — Ваши документы. — Потребовал первый проверяющий. Ствол «калаша» как бы невзначай уставился на дверь. Одно случайное нажатие на спуск и Ингу нашпигует пулями. Несколько секунд он глядел на красную корочку специального отдела, видимо сравнивая лицо с фотографией. Подошел второй проверяющий. Следующие несколько минут они тупили уже вдвоем, о чем-то тихо совещаясь и периодически направляя детекторы на виновницу торжества. Из-под противогазов вырывался лишь невнятный бубнеж, но похоже они понимали друг друга. За годы Инга уже привыкла к такому — детекторы фиксировали в ней пирокинетика, и каждый проверяющий считал своим долгом доебаться до ходячей аномалии. Каждый раз когда она оказывалась в городе, ей угрожали, тыкали в спину автоматами и даже пару раз задерживали, пока не приходил кто-нибудь из академии. Увы, в мире находится очень много тупиц, считающих что будет отличной идеей злить человека способного сжечь тебя одним щелчком пальцев. Так-что к потугам местных «идиотушек» она отнеслась максимально флегматично, разве-что улыбнулась им. Наконец они отошли, махнув рукой. То-ли решили что все в порядке, то ли попросту поленились более детально разбираться в ситуации. — У вас сегодня день проверки документов. — Усмехнулся в усы Григореьв.  — Они всех въезжающих проверяют? — Инга шмыгнула носом. — Да, город небольшой, людей проходит мало, так-что можно позволить. — УАЗ проехал под шлагбаумом и вкатился в частный сектор. — Зато у нас один из самых низких показателей излучения во всей области! Снаружи замелькали домики окруженные разномастными заборами. Косые, подгнивающие деревянные перемежались с металлическими и сетчатыми, сквозь которые отчетливо просматривались тесные дворы. Расстояние от забора до дома редко превышало пять, шесть метров и только у редких владений оказывались обширные территории. Любопытство Инги, все это время дремавшее где-то на вторых ролях, внезапно проснулось и она с интересом заглядывала в каждый двор, или окно, стараясь рассмотреть побольше. Никогда раньше не жившая в частном доме, она хваталась глазами за незнакомые детали жизни. Забор — одно из самых важных изобретений человеческой культуры, защищающий не сколько от рук, столько от глаз врагов. Находясь под его защитой можно вытворять что душе угодно, не боясь осуждающих или любопытствующих взглядов. Поэтому столь заманчиво и интригующе бывает заглянуть за него — нарушить эту иллюзию безопасности. Но местные похоже ничего не скрывали, во дворах протекал самый обычный осенний быт. Дети бегали вокруг дома, хохоча и разбрасывая вокруг себя горсти листьев. Еще слишком маленькие чтобы о чем-то беспокоиться, они смело прыгали в хрустящие кучи и поедали упавшие яблоки. Главное сделать это побыстрее, пока родители не видят, иначе все пропало, заставят мыть и руки, и «добытый» плод. При виде проезжающей мимо машины ППС они слегка притихали, о чем-то перешептываясь или убегали подальше. Какой-то мальчуган, в темно-зеленом комбинезоне и резиновых сапожках прижался лицом к сетке-рабице, и показал Инге язык. Прохожих почти не было и заваленные листвой обочины пустовали, если не считать бессчетные пакеты с мусором, выставленные у ворот. У одного из домов сидел дряхлый старик в малиновом берете и потягивал трубку. Мягко покачиваясь на примитивной лавочке, он мечтательно прикрыл глаза, даже не обратив внимания на листву, успевшую нападать ему на плечи. Казалось еще немного и он сам рассыпется на желтую, шелестящую груду листьев и полетит дальше по улице. Ветер сносил дым из его трубки, поднимая его вверх, туда где поднимались облачка из соседних дворов — люди жгли листву. Запах гари и тления, сопровождал Ингу много лет, она источала его в виду особенностей, а потому совершенно не ощущала его, относясь как к естественной черте. Григорьев же морщился и нервно оглядывался по сторонам.  — Мы ведь запретили жечь, в прошлом году десять домов сгорело! — Проворчал он себе в усы и скривил лицо в кислой гримасе. Будто в подтверждение правдивости его слов, на смежной улице мелькнуло пепелище — уродливая груда угля, и потрескавшегося шифера, рядом с которой стояла пара похоронных венков. Соседний дом тоже пострадал, обгорев наполовину — облицовочные панели оплавились как сыр на сковороде. — И каждый год одно и то же. Пожарные даже проехать туда не всегда могут… Дома все старые, наполнены рухлядью, а огнетушитель здесь разве-что на картинках видели. Поэтому, я прошу, будьте осторожней со своей… Своей… — Я поняла. — Смутное беспокойство охватило Ингу. Пальцы обожженной руки закололо и в голове прокатилась волна странного, удушающего стыда, будто Григорьев сейчас обвинял ее в пожаре. Пирокинетики всегда ощущают нечто подобное, глядя на огненные катастрофы, наверное, то же самое испытывают родители, видящие что их ребенок из милого, доброго создания, вырос в сказочного подонка. Они проехали мимо вставшей на обочине автоцистерны, с большой синей надписью «молоко» на борту. Вокруг выстроилась небольшая очередь с бидонами и громко звенящими стеклянными банками. По большей части старики и женщины с детьми. Тут же, на соседней улице торговали узкоглазые ненцы. Люди с недоверием смотрели на разложенные в кузове газели тушки лосей и оленей, но все же брали мясо. Толстый, краснолицый ненец, ловко орудовал мясницким тесаком, разделывая очередную тушу, а рядом бегал мальчуган, помогающий сдирать шкуры. Мокрое чавканье мяса и влажный хруст разрубаемых костей эхом разносились по переулку, предвещая пир. Густая, чернеющая на глазах кровь текла по кузову газели, пачкая номерной знак и впитываясь в разложенные картонки. Красные капли падали на истоптанную листву, пачкая сапоги ненцев, и заставляя их оставлять кровавые отпечатки. Почетным эскортом торговцев служила целая свора разноцветных собак — вполне упитанных, и ухоженных, но все же желающих ухватить кость, или обрезок. Проехав еще несколько улочек, под однотипными названиями навроде «Переулок-12», или «Тупиковая-7», они выбрались на шоссе. Вместо грязной колеи и щебня, под колесами оказался асфальт. Правда ощущался он не многим лучше и уазик трясло по прежнему — колеса пересчитывали одну яму за другой, а от количества заплаток рябило в глазах. Обочины превратились в относительно ухоженные тротуары, и на них даже появились высокие фонарные столбы и дорожные знаки, призывающие сбавить скорость. Высаженные вдоль них тополя отгораживали пешеходную зону от проезжей и облака треугольных листочков медленно падали вниз, собираясь в огромные кучи. Дома тоже стали больше и выше, вместо однотипных дачных, они превратились в небольшие коттеджи, с пристроенными хозяйственными зданиями, и гаражами. Сквозь открытые ворота, Инга увидела ухоженный участок и семью собравшуюся вокруг дымящего мангала. В соседнем дворе двое мужчин мыли машину, поливая ее из присоединенных к насосу шлангов. Старое, ржавое нечто, не походило ни на одну из современных моделей. Большие круглые фары с поразительно добрым взглядом, длинный капот с широким радиатором и высокие арки колес, напоминали старушку «волгу» — смутные черты которой, всплывали в памяти Чаркиной, как что-то очень древнее, и неопределенное. Впоследствии она видела много похожих машин, и их вариаций. Отечественный автопром доминировал в Гербовске, вытеснив иномарки из-за своей дешевизны. Над шоссе раскачивались выцветшие рекламные растяжки и неработающие светофоры. Когда-то эта улица полнилась транспортом — колонны загруженных грузовиков ехали по ней от завода к речному порту, оставляя на память разъебанную в хлам дорогу. В разные стороны от основной улицы, вытягивались внутренние улочки, настолько тесные, что деревья растущие на соседних участках, почти полностью лишали их света, создавая приятный полумрак. Часто над ними тянулась арка из газовых и водопроводных труб, забранный в блестящую теплоотражающую пленку, из-под которой торчали вентили, и обрезки какой-то мешковины. Рядом с одной из таких арок, висела большая вывеска — «прием отработанных фильтров». На ней висело несколько старых изорванных противогазов, чьи гофры плавно покачивались на ветру. Под ней курили двое мужчин в рабочих комбинезонах — один из них заинтересованно вертел массивный угольный фильтр. Последний частный дом исчез за спиной, они проехали мимо небольшой аллеи, ведущей в сторону выбеленной церкви, и оказались в одном из кварталов. Контраст с зеленым частным районом оказался невероятен — пятиэтажные панельки окружали газоны и высаженные деревья, но они не могли скрасить ту убогость, что излучали дома. Построенные наспех они начали разваливаться еще при Союзе и сейчас выглядели столь плачевно, что Инга прикусила губу, чтобы не охнуть. Грязно-серые панели обветшали, стали щербатыми и неровными, их покрывали пролитые бетоном трещины, и разломы. Некоторые уже расползлись и угрожали всему подъезду обрушением. Вокруг них разрастались пятна мха и плесени, постепенно пожирающей весь дом. В тех случаях, кривизну конструкции пытались замаскировать мелкой облицовочной плиткой, но за годы она осыпалась, превратившись в уродливую мозаику. Узкие, тесные балконы лепились один на другой — жильцы обвешивали их чем могли, по большей части рубероидом, и разноцветными кусками металла. Такие украшения ржавели, покрывались птичьим пометом и отваливались, из-за чего очень быстро приобрели вид груды хлама, прилепленной к стене. Швы скрепляющие дома расползались и казалось, хватит сильного ветра, чтобы пятиэтажка сложилась, будто карточный домик. Ряды темных окон мола провожали машину. Сквозь пыльные стекла Инга видела задернутые серые шторы или краешек кухонной мебели. Жильцы Гербовска делились на два типа — те кто работает в дневную смену, и бедолаг, которым досталось пахать ночью, но все же в окнах изредка мелькали челвоеческие силуэты. Толстый мужчина в трусах курил на балконе и при виде уазика приветственно махнул рукой, в соседнем доме женщина и ребенок проклеивали оконные проемы на зиму. Девочка держала банку с клеем, а ее мать, залезла на табуретку и прилаживала куски бумаги на швы в раме. Грязные на вид подъезды закрывали ржавые магнитные двери, покрытые осколками краски. Выпуская жильцов они громко бухали, а с перекошенных козырьков осыпались остатки побелки. Вокруг дверей висели разноцветные листочки объявлений и рекламы. Стоящие во дворах лавочки окружали кусты исполняющие скорее роль мусорки. Жильцы пытались облагородить двор, уставляя пространство под окнами клумбами из перевернутых шин и всякого ненужного хлама. На глаза Инге попался лебедь, сделанный из нескольких покрышек, точнее то что это лебедь, она поняла лишь спустя пару секунд недоуменного созерцания. Облезлое чудовище выглядело так, будто еще вчера гостило в аду, а скопившиеся вокруг окурки лишь дополняли эту апокалиптичную сцену. Между домами просвечивали большие никак не ухоженные пустыри, некогда бывшие газонами. Через них часто ползли толстые трубы теплотрасс, или торчали бетонные блоки с канализационным люком в центре. Иногда в этих местах кучковались ларьки и киоски торгующие всякой всячиной. Конкуренцию им составляли магазины, обычно занимающие первые этажи домов. Советскую архитектуру можно бесконечно ругать за серость и недостаток удобств, но будь блаженен неизвестный проектировщик, предложивший заранее встроить магазин в здание расширив первый этаж. Эти магазины часто впоследствии сносили, или превращали во что-нибудь другое, но в гербовске они действовали до сих пор. Из всех пролетевших мимо универмагов и универсамов, Ингу заинтересовала разве-то булочная. Запах свежего хлеба и ряды ватрушек на лежащих за окном, заставили ее мечтательно прикрыть глаза. Проехав на улицу Кочегарную, они миновали КБО, занимающий двухэтажный барак. Многочисленные вывески и плакаты извещающие о предоставляемых услугах скрывали под собой гниющие стены, и забитые досками окна. Над входом висел огромный кусок розового мыла из пенопласта, а зарешеченные витрины загромождали разный бытовой хлам. Среди пачек стирального порошка, коробок от обуви и старомодных пальто натянутых на безголовых манекенов, Инга заметила несколько гипертрофированных человеческих фигур. Приглядевшись она признала в них кукол, жутких и уродливых, как ее преподаватель полевой медицины. Людей стало больше, прохожие брели по тротуарам — серые и невзрачные, одетые в синие рабочие комбинезоны или коричневые пальто давно устаревшего фасона. Эта бесцветная толпа мельтешила хаотично меняя направление движения. Уже давно привыкнув к тому что машин почти нет они переходили дорогу как попало, даже не глядя по сторонам. Правда стоило им заметить УАЗ с мигалками, как их намерения моментально менялись и люди уже занесшие ногу над проезжей частью, направлялись в сторону перехода, что-то недовольно бурча. Григорьев вытащил изо рта очередной бычок и вместо того чтобы швырнуть его в окно, затушил об пепельницу, водрузив его на самую верхушку горки пепла, из которой уже торчало несметное множество искусанных, и пожелтевших фильтров. Потянувшись за следующей он обнаружил что в пачке осталась лишь неработающая зажигалка. Пошевелив щеткой усов и облизнув губы он начал нетерпеливо оглядываться, пока не нашел глазами синий киоск с облезшей надписью «Табак».  — Вы не против? — Он качнул головой в сторону объекта притяжения. — Мы уже и так опоздали, лишние две минуты роли не сыграют. — Конечно. — Инга безразлично махнула рукой. — Опаздывать так опаздывать. Сержант торопливо припарковал машину на обочине и пыхтя как барсук вылез наружу. Рука запущенная в карман загремела мелочью, и на пол уаза упало несколько мелких монет. Не обратив на это никакого внимая, Григорьев с упорством одержимого прошагал по газону и согнулся перед окошком, из которого на него смотрела пухлая торговка. Не имея никакого желания созерцать его зад, Инга отвернулась, принимаясь разглядывать кинотеатр на другой стороне дороги. Невысокое кирпичное здание с широкими стеклянными дверями, пестрело разноцветными афишами рекламирующими фильмами многолетней давности. Некоторые даже успели полностью выцвести на солнце, оставив на память только непонятные разводы краски, или пару букв от названия. Разглядывая их, Инга внезапно ощутила странный прилив тепла, расползающегося по груди — все это она уже смотрела когда-то давно, в детстве, или юности. Вон-тот фильм им показывали в академии почти пять лет назад, этот ей запрещали смотреть в школе, но она все-равно на него попала, а вон тот она успела посмотреть буквально за день до окончания показа. Неужели здесь эти реликты еще крутят на большом экране? Образы и оттенки далеких воспоминаний замелькали в голове, эхом отдаваясь в душе. Среди города затерявшегося во времени нашелся кусочек и ее прошлого, учитывая не самую радужную встречу, это казалось неплохим предзнаменованием. По ее лицу расползалась слабая, меланхоличная улыбка. Сколько лет назад это было, пять, шесть, нет, намного раньше, часть фильмов она и вовсе не узнала, решив что они показывались еще до ее рождения. Она очнулась лишь когда Григорьев вернулся, покачнув машину своим весом. Он уже сжимал в зубах новую, дымящуюся папироску с зеленым колечком вокруг фильтра.  — Держите. — Он протянул Инге вторую, запечатанную пачку. — «Полярные», самые нормальные в Гербовске. — Я, не курю… Уже говорила ведь… — Растерянно ответила она вертя в руках нежданный подгон. — Рано или поздно захотите, замечетесь, а вот оно желанное, под рукой. — Сержант хлопнул себя по карману и рассмеялся коротким, сдавленным смехом. — В крайнем случае угостите кого-нибудь. Дам ценный совет, сигарета работает не хуже денег, их тут все-равно почти не на что тратить, а хорошее курево всегда в цене. Угостите человека и не заметите как он все выболтает. Впрочем (он шлепнул губами), чем дальше в лес, тем больше любят водку, пузырик тоже неплохо под рукой носить. — Почему я должна захотеть? — Не унималась Инга. Поддев ногтем картонную крышку, она вскрыла ее и принюхалась к ровному ряду фильтров. Оказалось они уже с завода такие помятые и пахнут чем-то горьким, почти как железнодорожные шпалы. — В школе пыталась уже, выглядит конечно романтично, но гадость редкостная. — Все начинают хотеть! Это трудно объяснить, приходит с опытом. — Каким-таким опытом? — Горьким… Горьким опытом. — Сержант тяжело вздохнул. Улыбка на его лице пропала, и даже глаза как-то притухли…