Адамово яблоко

      Если рай существует, то Рай его — какая ирония! — не достойна; Судьба смотрит на неё из-под полуприкрытых век и не может понять, что ей, Судьбе, нужно ощутить. Потешная ситуация — но Рай никогда не смеётся.       У Рай лицо — из мрамора, с ярким синим макияжем у глаз — она так привыкла, и даже с возвращением в человеческий мир, увы, не изменилась; интересно, свойственно ли небесам — самим небесам! — меняться? Или их консерваторские нравы предписывают только один порядок?       Не понятно.       Ничего не понятно — в религии и вопросах, касающихся её, Судьба не преуспевала.       Зато ей с поразительной легкостью далось изучение человеческого организма, когда Земля вновь приняла ее к себе в обличии простого смертного — и теперь можно было сказать, что в Рай около пяти литров крови. Если их вылить, Рай станет еще бледнее, чем ей привычно, и такая мысль злорадно веселит.       Но нельзя.       Судьба изучает медицину, чтобы в будущем — однажды, быть может, — совершить прорыв и, наконец, пробудить от долгого сна Такта. Сколько лет уже насчитывает его криокамера? Сорок семь? Семьдесят четыре? Сто одиннадцать?       Совсем старик. А ей-то — от рождения человеком вновь — целых двадцать.       У нее и имя другое, и судьба — у Судьбы, ха-ха, — изменилась; и мир вокруг, оправившись от напасти с D2, стал… иным.       А Рай всё такая же — вот же, впереди, пожирает взглядом, словно сдерживая всяческие нелестные выражения в сторону «знакомой из прошлой жизни»; у неё шея лебединая, боже, какая же лебединая — будь у Судьбы сила мьюзикарта, она бы не посмотрела на кости — и сломала бы, но, увы, человеческое тело обладает мощью, достаточной только для удушья. Это долго. В людном месте, к тому же, слишком шумно.       И не совсем присуще по работе.       Вообще-то, Судьба учится на медицинском, и, так-то, ей полагается людей спасать — но спасла бы такого человека? Заскрипев зубами, припомнив всё прошлое, прокрутив в черепной коробке кадры из той жизни, что, казалось бы, никогда ей, Судьбе, и не принадлежала по-настоящему… спасла бы такого человека? И много ли сей человек — ах, уж не мьюзикарт, надо напоминать себе об этом почаще, — наделал такого страшного, что теперь смотреть на неё — тошно?       Судьбе почти смешно.       И она бы смеялась! Но на неё и без того смотрят немного странно — видимо, отголосок «прошлой жизни» на восприятие другими влияет, флёр «странности» нагоняет будто, потешно-то как.       Да и Рай смеха не поймёт. Возможно.       Рай ничего не поймёт. В особенности, факта того, что как бы Судьба не старалась отцепить взор, отвязаться от мысли, всецело предать себя неприязни, у неё. Не выйдет. Не выходит! Веселит донельзя, но веселье горькое — как шоколад с семидесятью процентами какао.       Такой у Судьбы лежит на столе — обертка яркая, несерьезная. Отломленный кусочек-квадратик валяется рядом. Так близко, что можно было бы взять, только протянув руку.       Рай — не протягивает.       У неё, кстати, и имя — совсем другое, но обеим известно: в голове они себя зовут только так и никак иначе.       — Всё ещё спасаешь мир? — в голосе Судьбы почти нет насмешки; она делает вид, что увлечена бумагами на столе, но можно заметить, что листы перебирает совершенно случайные, даже не читая, что на них написано.       — А ты, как погляжу, тоже, — парирует леди напротив — ей только не хватает зонтика для полноты картины; она бы стала похожа на светскую даму — такую, какие водились еще до D2 и теперь остались только в учебниках истории. Говорят, такие «дамы» зачастую оказывались стервами. Ирония.       — Не твое дело, — слышится вздох раздражения. Скрипучего, липучего раздражения.       Рай отводит глаза. Взгляд у неё пугающий.       Судьба думает, что её глаза красиво смотрелись бы, будь они объектом исследования под микроскопом. Возможно, ей просто интересно узнать, что нарисовано на синих радужках.       И только, конечно. И только.       Как же дурно осознавать, что медицинское направление они делят вдвоем — наверняка еще столкнутся где-нибудь! И как бы не хотелось этого им обеим — но неизбежное близко, и…       — …Так что тебе нужно? — Судьба вдруг вспоминает, что уже с пять минут она сидит в кабинете с посторонней личностью, так и не спросив о том, что таковую сюда привело. По всем правилам, стоило бы спросить имя, но зачем, если Рай всё равно останется Раем в черепной коробке?       — Господин Хоффер звал на конференцию. Три минуты назад она началась, — слышится ответ — и Судьбе хочется сжать шариковую ручку в пальцах до хруста. — Это всё.       «Это всё», надо же! Боже, она буквально может увидеть, как искорки злорадные мелькнули в глазах визави — но. Промолчит.       И поднимется с места.       — Мы уже опаздываем.       — Весьма.       (Однажды Судьба не сдержится, и отправит Рай — в ад, как бы иронично это не звучало; пусть даже будет это — не в сей жизни, а какой-нибудь другой, без разницы).