Ученики саннинов

Март-май. Ханаби 14 лет Ирука, в тайне радуясь отсутствию на своих занятиях некоторых учеников, рассказывал студентам вовсе не то, что было связано с рисованием и печатями. Сакура на уроках слышала не про великих фуиндзюцу-мастеров, а урок рисования постепенно превращался в дополнительный час патриотического воспитания. Например, Ирука, пользуясь своим авторитетом и временем занятия, рассказал школьникам одну историю. Странную и страшную. О том, что один клан должен был пожертвовать своими интересами ради Деревни, но вместо этого только "увеличил напряженность" между странами. Нужно было всего лишь отдать своего ребенка в качестве заложника, как потребовала Страна Молнии, а глава клана, на который пал выбор молниевиков, "не поняв" величия своей миссии, убил посла Страны Молнии, а когда его за это осудили, покончил с собой. Для Ируки действия этого местного старосты казались безответственными, ведь он думал только о своей семье, а не о Конохе. Сакура эту историю слушала и от ужаса долго отойти не могла. После того, как Ханаби вернулась из ссылки, ее несколько недель осматривали врачи и, не найдя ничего страшного, признали вполне здоровой, просто истощенной от перенесенного сильного стресса. Родственники же, понимая, чем могло обернуться заключение, радовались, что девчонка отделалась испугом. Перед самой же Ханаби встала проблема того, в чем она поклялась самой себе и что обещала Онаге-сама. А обещала она, что будет прилежной нелюдью и хорошей ученицей. Уроки с татуировщиком восстановились и участились, особенно в тот период, когда ее осматривали врачи и надо было много времени находиться в клане. И она уже даже могла выполнять некоторые тренировочные задания. Так, на свиной коже появлялся нарисованный ею иероглиф "тори", позволявший призывать почтового воробушка. Учиться рисовать на коже животных было немного проще, ведь она уже знала, как пишутся символы для нужной печати. Количество символов оставалось прежним, как и их внешний вид, а вот материал менялся. Только вот до практики на человеческом теле не доходило, да и дойти не могло. Изао-сан, ее дядя, разрешит ей поставить свою первую татуировку на другом человеке только спустя несколько лет практики, когда ей станет шестнадцать. А так ей разрешалось только продолжать упражняться на коже животных. Время шло, и Ханаби отправилась в школу разгребать огромные проблемы. На часть четвертных контрольных ее просто не допустили: сразу выставили неуд. Ханаби даже не стала разбираться, из-за чего ей влепили низкую оценку: за поведение, за незнание, за пропуски или за то, что она была в ссылке, а значит, по определению, идиотка. Несколько двоек у нее как было, так и осталось. Ханаби новую столичную программу, кроме рисования с географией и физкультурой, как ни старалась, все равно не тянула. - Вот ты в школе не появляешься, а у тебя фанатка, - сказала Момо-чан, ее одноклассница, и подмигнула Хьюге. - Чего это ты несешь? - Не поняла Ханаби и решила, что над ней издеваются. - А соревнований я еще не выигрывала, чтоб у меня фанаты были. - Сказала девушка и раздраженно вскинула голову. - И учеба у меня такая, что желающие списать, конечно, найдутся... но лет через триста. - Ой и не говори, - с иронией произнесла Момо. - Только фанатка у тебя самая настоящая, и даже успехи по физкультуре здесь совершенно ни при чем. - Это как? Разыгрываешь меня, да? - Высказала Ханаби свое предположение. - Ничуть. - Спокойно ответила Момо. - Перевелась к нам девочка, и вся из себя такая важная: и ходит-то она с яку-нини репетиторов у нее тьма, и она - последний отпрыск, - тут Момо подавила смешок, - великого клана, да только о тебе все и говорит. Ханаби-сан то, Ханаби-сан это... Чем ты ее так обворожила? - Рассмеялась одноклассница. - Да я и сама не знаю... - Ханаби поняла, о какой девочке идет речь. - У нее не так уж много друзей... - Предположила Хьюга причину такого внимания к себе со стороны подруги, с которой они давно не виделись. - Якумо-сан о вашем "приключении", представь, второй месяц так. - Сказала Момо, вводя отсутствовавшую Хьюгу в курс событий. - Какой ужас... - Выдохнула Ханаби. - Раздобыла она, значит, твою фотографию и носится с ней, всем говорит, что ты живая и с радости чуть не плачет. - Пересказала Момо последнюю сплетню, связанную с Курамой. - Да я вроде при смерти не была. - Ответила синеглазая. А потом до нее дошло. - Момо-чан, я ведь ей книжку на Новый Год отдала. А никакой фотографии не дарила! - Я же говорю - фанатка. - Саркастически заметила Момо. - А поклонницам редко что дарят. Сама-то не помнишь, что тебя для газеты фотографировали?! - Удивилась одноклассница. - Якумо-сан фотокарточку из газеты вырезала, носится с ней, всем показывает. - На лице Ханаби отразилось полное непонимание: что случилось с Якумо, которая вдруг так странно реагирует на статью даже не о ней, а о Онаге-саме, девушка не догадывалась. - Ей какая-то сволочь сказала, что ты в ссылке сдохла. - Наконец, объяснила девчонка. - А в газете одна баба рассказывает, что ты жива, и она тебя учит бороться со злом! - Блин, придется ее расстроить. У меня пока даже с плохими оценками бороться не очень получается. - Ответила Ханаби. - Якумо-сан еще убеждала нас, что ты, Ласка, - хорошая, потому что у плохих людей журналисты интервью не берут. - Сказала одноклассница. - Фанаты - люди безумные... *** Четвертные контрольные Ханаби завалила. Сказалось отставание и отсутствие нормальной учебы. Биология с географией, конечно, были в порядке. А еще Гай засчитал нормативы по физкультуре. Но ими не исчерпывалась школьная программа. Майто пожелал упрямой девчонке никогда не сдаваться. Вот Ханаби и решила бороться, хотя заведующая учебной частью впрямую намекала ей на то, что таким детям, как она, здесь не место, и легче сразу уйти в экстернат самой, чем опозориться и быть исключенной. Другая грымза-учительница советовала Ханаби найти у себя либо недюжинные интеллектуальные способности и исправить совсем не соответствующие статусу ученицы столичной школы результаты, либо мужество, чтобы уйти самой и не заставлять себя исключать. Ханаби решила, что лучше уж попытаться собраться с умом и постараться выбраться из всех тех бед, в которые она влипла. А Какаши, и вовсе не допустивший "нелюдь" на занятия, сказал ей всего несколько слов: - А вам не нужна физика. Вам пора во взрослую жизнь. Знаете, иногда на улице раздают рекламки, объявления о миссиях в Страну Травы на боевые задания для шиноби-наемников. - Хатаке увидел на лице туповатой ученицы привычное выражение, говорящее о полном непонимании того, что он ей сейчас пытается рассказать, только теперь оно было смешано со страхом. ("Животное. Что поделать... Что-то объяснять такой - только время тратить. " - Подумалось ему) - На рекламных щитах можно тоже увидеть. Вы туда обратитесь. Вас трудоустроят. Первым делом Ханаби отправилась к Якумо , про которую рассказывали совсем уж страшные слухи обо всей этой истории с фотографией. - Я так и знала! Ханаби-тян, ты вернешься! Я верила! Я всем рассказывала... - Воскликнула девушка, едва увидев подругу. - Да мне тут уже... передали. Знаешь, ты зря так с этим снимком носишься. - Сказала Хьюга. - Я никого не спасала. Это меня спасали. И со злом ни с каким я не борюсь, просто одна тетка страшная меня пожалела и везде таскала с собой, чтобы ко мне не пристала всякая сволочь. И вообще случилось много чего страшного, поэтому на фото я такая испуганная, и эта монстриха из Четвертого Отряда меня там успокаивала, даже обняла. Видно, мне тогда совсем худо стало. Я ничего не соображала. Якумо хотела сделать замечание Ханаби, потому что она опять ругается, но, услышав, что той было очень плохо, сдержалась, списав это на недавний стресс. А в уме у Курама сложился целый шпионский боевик, в котором Ханаби-тян, как агент под прикрытием, выдавала себя за сотрудницу Четвертого Отряда Корня, причем довольно успешно, чтобы до нее не добрались плохие парни, а "страшная женщина" ей в этом помогала. Это было, пожалуй, еще круче, чем то, что написано в газете. Глядя на восторженное лицо Якумо, Ханаби поняла, что сказала что-то не то. - Мне тут помощь твоя нужна. - Призналась она. Якумо была готова помогать. Она один раз спасла подругу от Ируки, который "хотел извлечь ее драгоценные глаза", по крайней мере, они так думали, и хотела поддержать ее теперь. - Меня тут из интерната выгоняют. - Сказала Хьюга. - Говорят, что я честь школы опорочила. А я и не знаю, что такое "честь школы". Честь - это ответственность. Вот когда самурай лишается чести, он больше не может жить, он должен... покончить с собой. - Сказала Ханаби и побледнела. - Я даже знаю один такой случай. А честь школы... - на лице улучшенно-геномной отразилась крайняя степень задумчивости, - хоть убей не догоняю. Если такие бездари, как я, школу обесчестили, то учителя с директором с горя не заколются. Все останется, как и было, без нас просто. Они о чести школы говорят только до тех пор, пока их лично не спросишь: а что они собираются делать, чтобы эту самую честь восстановить? На этом моменте все как-то стыдливо замолкают. А раз так, то и выходит, что "честь школы" - это просто красивое слово, за которым ничего настоящего нет. - Сказала Хьюга. - А ты чего попросить хотела? - Спросила Якумо. - Ну, ты же у нас "перспективная художница". Я знаю, о тебе так говорят. - Произнесла Ханаби, и польщенная Якумо, засмущавшись, улыбнулась. - Ты хочешь, чтобы я тебя нарисовала? - Радостно воскликнула Курама. - М-м-м... - Замялась Ханаби. - Ей не хотелось расстраивать подругу. - Вообще-то у тебя должно быть много знакомых из взрослых чакро-художников. Я ищу такого фуиндзюцу-мастера, которого бы уважали в нашей школе, а меня никто из коноховских художников не берет. Если я не найду, мне конец. Точно исключат. - Якумо задумалась. И тут же написала на бумаге несколько адресов. - Я думаю, они возьмут. - Сказала Курама, порадовавшись, что проблему Ханаби с ее связями так легко решить, а Хьюга посмотрела на подругу с сомнением. - Я тебя порекомендую. - Пообещала Якумо. - Напишу им, какая ты замечательная. Ханаби обняла Кураму, поцеловала ее в щеку и сказала: - Ты уже второй раз меня выручаешь. А тебе ничего за это не будет? - Якумо честно-честно помотала головой. Она написала много рекомендательных писем, но девочка не понимала, что собственных связей она еще не обрела, а ее преподаватели, хоть и видели в девчонке большой талант, получали деньги за обучение от ее богатой матери, так, что считали, что работают скорее на нее, чем помогают дочери. Так что письма Якумо с просьбой "взять в обучение", "позаботиться" о какой-то странной Ханаби, за которую школьные педагоги не хотят браться, спустя недолгое время легли на стол ее матери. Однако один человек все-таки написал ответ, в котором сказал, что готов "посмотреть на девочку". Обрадованная Курама рассказала Хьюге счастливую новость, и та собралась идти на "смотрины", взяв свои работы. Ханаби вошла. Мастерская, заставленная мольбертами, ей очень понравилась. Она бы здесь прижилась. Девочка потянула ноздрями терпкий приятный запах чакрокраски. Учитель тоже с интересом смотрел на это странное создание с косичками, девочку в военной форме, которая держала в руках огромные пакеты своих готовых работ. Учитель Мори пригласил ее за стол и стал разглядывать нарисованные свитки с печатями. У Ханаби от волнения даже венки у глаз чуть-чуть вздулись. Вроде бы выходило, что Мори доволен. От свитков и печатей он постепенно перешел к беседе с самой претенденткой, попросил ее рассказать о своей жизни. И Ханаби пришлось рассказывать все: и про то, как она работала в мануфактуре, и про то, как в закрытый интернат попала, и про то, что ей помогает только деревенский мастер Изао, и сейчас он учит ее рисовать на коже. - Ханаби заметила, как Мори на мгновение поморщился, будто почувствовал неприятный запах. А затем Хьюга рассказала, что у нее есть проблема, и из-за скверной успеваемости никто в ученичество не берет. Ханаби рассудила, что лучше всего ничего не скрывать, потому что табель учитель все равно увидит и документы посмотрит, но с документами решила немного схитрить: подсунула Мори-сану чистенькое, выданное у нее в поселке, удостоверение о том, что она - чакрохудожник, да еще и призыватель . Мори посмотрел на девчонку сверху вниз. Внимательный взгляд его увидел разрисованные запястья. Судя по тому, что рассказала Ханаби о себе и тому, как складывалась ее жизнь, Мори заключил, что эта куноичи не из очень богатой семьи, иначе бы и учитель обязательно нашелся, несмотря на характер девочки и то, что по внешнему виду выглядела она не очень социально адаптированной и больше всего напоминала хулиганку, которая старалась, чтобы взрослые поверили в ее исправление. Учитель Мори видел в ней положительные черты: храбрость, ведь нанести себе на тело призывные татуировки было болезненно, наблюдательность, способность подмечать детали, что было видно по ее рисункам, которые раскрывали в ней сенсора. Да, искра таланта в девчонке определенно была. Только учитель Мори, действительно, занимавшийся с талантливыми учениками и любивший способных ребят, помогал детям не бесплатно. Сама Ханаби думала, что теперь от ее формы не несет тиной, а раз так, то чего ж еще взрослым надо? А вот Мори был в растерянности. - А ведь у вас нет средств, чтобы использовать ваши призывы? - Спросил художник, аккуратно переходя к главному. Ханаби пришлось признать, что нет. И соколов она призывает очень редко. Для Мори это был сигнал. Он не мог себе позволить учить полунищую нелюдь, несмотря на все способности. Конечно, не дело ей всю жизнь свитки-сумки мастерить, да только благотворительностью он тоже не занимается. И тут вдруг Мори вспомнил, что Ханаби не дала ему столичную ученическую карточку. Хьюга неохотно выполнила его просьбу. "Когда-нибудь все-равно бы всплыло", - подумала она. А учитель обомлел: в удостоверении, сделанном в Конохе, стояла отметка о том, что Ханаби месяц жила в Мертвом Городе. Вот теперь он с чистым сердцем решил отказать Хьюге: бывших уголовниц он в личные ученицы... нет... не берет. Даже талантливых. И тут дело вовсе не в том, что Ханаби нечем платить. У него еще и репутация. По-хорошему Мори-сенсей и на порог своего дома эту нелюдь пускать бы не должен был. Затем мастер еще и рассмотрел "корневскую" печать на языке у генинки. Вот так художница! То, что эту печать Хьюги позаимствовали и стали ставить своим, Мори не знал, зато понял, что девочка окончательно влипла в такую историю, из которой ей не выбраться. И весьма глупа раз не понимает, почему ее отвергают все приличные педагоги. А вот ему попадать в такие "истории" нельзя. Мори даже осерчал на Якумо: как же она его подставила! Не сказала, что девочка-ученица - бывшая ссыльная, да еще и, чтобы спасти свою никчемную жизнь, вступившая в Корень или попавшая в него насильно... Разница тут для мастера была небольшая. А ведь Якумо написала про нее только хорошее. Только не нужна господину Мори такая "хорошая", ни даром, ни за деньги. И диковатость девчонки он теперь объяснял криминальным прошлым и ссылкой. Кто ее там воспитывал-то? А сейчас синеглазая хочет хорошей работы... Наглая тварь... У Мори никогда раньше таких учеников не было, поэтому он даже не обратил внимание, что в родной "хьюговской" карточке Ханаби было сказано про хьюговские печати, то есть свои знаки девочка получила еще в детстве, задолго до столичной школы и ссылки. Впрочем, это вряд ли исправило бы его мнение о ней, ведь, мало ли чему ее могли научить в Корне помимо чакро-рисования? То, что перед ним стоит отмороженная, никакими талантами для Мори не перекрывалось, и милосердие, которое советовало учителю "пожалеть способную девчонку", как свечка, погасло. Только теперь гостью надо было как-то повежливей выпроводить из своего дома и дать понять, чтоб надежд она себе не строила. - А вы знаете, - сказал мастер, - там, откуда вы прибыли, - учитель сделал на этом акцент, - много замечательных чакрохудожников. И они изучают такие печати, которые нам и не снились! Ханаби не поняла, а потом ужаснулась. - Вы предлагаете мне... учиться в Мертвом Городе? - переспросила она на тон ниже, а потом и вовсе задрожала мелкой дрожью, вспомнив о ссылке. - Я только сказал, что там есть талантливые мастера. - Развел руками Мори. - Вам они, знаете, будут ближе. И странно, что, имея доступ в Мертвый Город, вы ищете помощи от меня. - Произнес художник, и Ханаби показалось, что Мори-сама почувствовал себя оскорбленным. - Там есть такие печати... аж дух захватывает. - Добавил он. Только Ханаби знала, какие мастера там есть. - Если вы, конечно, хотите учиться. - Наставительно произнес сенсей. - Ну а если нет... - Мори вздохнул и не договорил. - Я хочу учиться! - Воскликнула Ханаби. - Но не ценой же жизни! Я оттуда еле вырвалась! Хьюга помолчала. Остыла. - Я поняла все. - Сказала она. - Можете больше ничего не говорить. - Куноичи вскинула голову. - Я в Мертвый Город... За "образованием". Ханаби нервно собрала пакет с рисунками и покинула дом господина Мори. На самом деле возвращаться в ад Мертвого Города она не собиралась. У нее еще был план Б, да и план В тоже был. Ханаби - нелюдь предприимчивая. А план был простой. Раз над ее головой сгущаются тучи, то она укатит в командировку, потому что сразу снимается вопрос с прогулами и с низкими оценками по важным контрольным. Конечно, это только отсрочит неизбежное, и все, что она не сдает сейчас, просто копится, а учителя будут ждать, пока она вернется, и делать вид, что, когда она приедет с миссии, то каким-то образом все сдаст. На самом деле, никто в это не верит. Ханаби была сообразительной и понимала, что такая отсрочка - мягкая форма отчисления. Или такой психологический прием, помогающий проблемным ученикам быстрее смириться. Обычно командировочные трудовые миссии засчитывались за учебные дни, а человек получал отсрочку по тестовым работам. Только потом он должен был их выполнить. В школе, несмотря на то, что она была "престижная" и предъявляла изначально высокие требования к поступающим, все-таки находились ученики, которым было привычнее на трудовой миссии, а не за учебником, и они уходили надолго на такие задания. Только потом их равно заставляли сдавать, но ум их уже отвыкал от учебы, и они вылетали. А вот уходящих на боевые задания в Страну Травы исключали сразу. В этом было меньше лицемерия. Никто не верил в то, что после Травы они восстановятся в школе. Но это тоже был "почетный" способ исключения, потому что выходило, что это не ученик не тянет программу, а он выбирает военную карьеру и в патриотическом порыве отправляется на далекую миссию. Вот и вспомнила Ханаби, как Какаши с лукавой улыбкой предлагал ей такой способ достойно уйти из академии. Она даже сказала, простодушно хлопая глазами, что подумает об этом позже. Сначала девушка отправилась на трудовое задание, которое выбрала максимально близко к Кумомуре, небольшой деревне на пятьсот жителей. Миссия была совместная: пусть ей меньше заплатят, зато она поедет с Кидомару. Хьюга фактически ехала помогать по хозяйству своим соседям и будущим родственникам. А те, кто давали ей разрешение на миссию, и знать ничего не знали про паучью деревню и отношение к ней Ханаби. Ну, две нелюди, одна из которых сильно не хочет писать контрольные и бегает от исключения, отправилась в какую-то провинциальную дыру, не понимая, что это только усугубляет проблемы. Сама же Ханаби отправлялась на двухмесячные курсы по арахнологии. И Кидомару эта затея была по душе. И не врала Хьюга управляющему о том, что едет в деревню на миссию Д, ведь помогать по хозяйству она тоже будет. Ханаби приехала в Кумомуру, которая напоминала пять коноховских улиц. Было мило и уютно. А оттого, что по этим улицам расхаживало очень много людей, так похожих на Кидомару, Ханаби становилось только интересней. Она с удовольствием раздавала гостинцы шестируким племянникам, которые сначала норовили на ней повиснуть, а потом хитрили и требовали подарков в каждую пару рук. Хьюга находила улучшенно-геномных детей из клана Кумо довольно милыми. Много маленьких паучков... Начать изучать "арахнологию" можно было прямо с родственников... Вообще-то часть населения Кумомуры была хьюговской. "Пауки" частенько брали невест из их племени, только в основном из Побочной Ветви. Акина-сан, паучья красавица, говаривала, что из младшей ветви к ним приезжают чаще, потому что синеглазые Хьюги всегда предпочитают братьев. Раньше, когда Ханаби бывала у них в гостях, и ее мелкую тискали все шесть рук Акины, та всегда относилась к ней со странной жалостью, ведь лупоглазая калека никогда не сможет ткать, стрелять из лука и складывать ручные печати одновременно. Бедная девочка... как она хоть что-то делать успевает всего двумя руками. Когда-то Ханаби не очень понимала шуток Акины про "братиков", а вот теперь такой юмор ей нравился, ведь это Хану интересовал смуглый статный "паук", а подруги да двоюродные сестры Ханаби собирались замуж за кузенов из своего клана, вот и сохли сейчас "по братикам". Учиться она пришла к Менебу-сану, паучьему мастеру. - А свидетельства вы даете? - Спросила Ханаби о главном и, понимая, что учитель ее - человек старой формации, объяснила, - ну, такие бумажки, - она подозрительно посмотрела на преподавателя, гадая, понимает ли он, чего она от него хочет или нет. - Ну, такие, с рассказом о том, чему я научилась. - Подсказывала она. - Ну, с печатью... - Менебу на память начал складывать ручные печати, ища нужную. - Ну, со штемпелем, как на почте, - помогала Ханаби, догадавшись, что для учителя печати - это техники. Педагог понял и просветлел. - Давали мы, дочка, давали... до того самого года... - Когда случился несчастный "тот самый год" Менебу-сан не пояснил. - А потом уважаемые пауки стали жаловаться, что теряют в паутине все свидетельства и бумажки и просят новых, а у меня не двенадцать рук, им заново писать. Умаялся я... И мы собрались вместе поткать паутину, да сплести беседу о том, как нам быть... - Неужели курсы отменили? - Воскликнула Ханаби. - Да погоди ж ты, большеглазая. Я еще мысль не доткал, а ты уже старику десять слов. Курсы отменять никак нельзя. Молодежь нынче не та, что прежде. Ничего не знают, ничего не умеют... Но вместо бумажек этих, от которых столько беспокойства, мы все согласились, что лучше... - Менебу сделал театральную паузу, выражающую значимость момента, - в знак окончания курсов выпускникам татуировку делать. Ханаби замерла и онемела. В сознании девчонки звучал голос Рей и матерно ругался. - И с тех пор больше никто ничего не терял. - Изложил преподаватель решение проблемы. - Только куды ж тебе ставить, я ж тебя вот такой помню, когда ты к нам в гости приезжала, почти личинкой, так у тебя и на руках рисунки уже были, и на головогруди... - он помолчал. - Ну, ладно, мы покумекаем. Ханаби поняла, что ей, кроме отчета за два месяца о том, что она помогала по хозяйству в миссии Д, и предъявить будет нечего. Но это ничего, ведь она приехала за знаниями. А самой девушке предстояли увлекательные дела. Достопримечательностью Кумомуры были паучьи пещеры. В отличие от серпентария Орочимару, который она без бьякугана видела только снаружи, это место можно было посмотреть изнутри. Хотя перед посещением пещер нужно было соблюсти несколько условий: сначала был курс занятий, на который они с Кидомару бегали в одноэтажное деревянное здание, ничем не отличающееся от прочих домов. Ханаби, впервые попав туда, даже решила, что староста деревни просто выкупил у кого-то дом, украсил его высокохудожественной паутинной вышивкой и назвал это школой. Но для Ханаби такая "школа" была уютнее и привычнее, чем "академия", в которую она ходила в столице. Школа, очевидно, сочетала в себе функции библиотеки. Ребятам, ходившим на курсы, было предложено прочитать несколько книг, рассказывающих о поведении членистоногих и об их паучьей жизни. Все это дополнялось небольшим количеством свитков собственного сочинения. Эти работы они и разбирали с учителем. Затем следовал небольшой практический курс, в котором их учили различать пауков разных видов, наблюдать за их поведением, выделяя общие и различные черты. Для Ханаби это была такая занимательная биология. Но у Хьюги были и "внеклассные" занятия: например, они с Кидомару кормили своих чакро-пауков, которых завели еще в Новый Год. Ведь глупо было бы поехать в "паучью деревню" и не взять с собой "новогодний подарок". А потом начались уроки в паучьих пещерах. Тамошние пауки оказались гораздо больше тех, которые жили у нее. И кормить таких было гораздо опаснее, да и учитель Менебу пугал ребятам рассказами об особенно ядовитых видах. Сцеживать яд новичкам, разумеется, не позволили, так, что Ханаби даже расстроилась, что ее не научили, а от смерти ребят спасало то, что некоторые чакро-пауки были разумны, а девочка была постоянно в компании шестируких представителей клана Кумо. На шестируких чакро-пауки реагировали спокойно, видя в них своих союзников, а может, в какой-то степени, и родственников по чакре. На процедуру сцеживания яда Ханаби, как и остальные новички, просто завороженно смотрела, и при этом от страха больше всего хотела оказаться поближе к объяснявшим материал взрослым. Куноичи в минуты, когда ей становилось жутковато, старалась думать, что она не первая Хьюга, которая приехала сюда. А значит, чакро-звери не должны сильно волноваться. Когда они с Кидомару впервые вышли из запутанного паучьего гнезда, девчонка спросила: - А почему меня не съели те огромные пауки? Они уже видели Хьюг? - Ханаби почувствовала, как две пары паучьих рук прижали ее к себе, и ей стало немного спокойнее. - Ну, - задумался Кидомару, - некоторые виды держат у себя в гнездах гусениц бабочек. Они помогают паукам, чтобы в их жилищах не было гнили. И их пауки не трогают. Так, что, наверное, они решили, что ты - моя гусеничка-симбиотка. Ханаби представила себя "гусеничкой" и рассмеялась. Учитель Менебу тоже был доволен. Он же видел, с каким интересом девочка из клана Хьюга смотрела на яйцевые коконы, в которых копошились вылупившиеся личинки, на гнезда с паучьей молодью. Менебу многозначительно глядел в сторону Кидомару да радовался. Вторым уроком было разматывание паучьих коконов. Из них в этой деревне делали удивительной легкости шелковую ткань. И этот урок Ханаби понравился куда больше, потому что ребята могли освоить куда больше навыков, и это было не так опасно. А еще это занятие требовало осторожности и усидчивости. Тут пригодилось и особое зрение. Это была работа, которая, действительно, была больше похожа на трудовые задания и давала практические умения, в отличие от "академии". Хане это напоминало работу в мануфактуре по производству свитков-сумок, из которой ее когда-то выдернули и попытались доказать, что учиться в старшей школе лучше. А она в Академии мало чему научилась. Только Обито-сан по доброте душевной попытался сделать из нее минера, хотя сам же потом отговаривал ее идти в инженерные войска. А остальным и вовсе было на нее наплевать. А вот в Кумомуре и в Хьюга учили настоящему труду, который может принести пользу, и это было совсем другое. Потом более искусные ткачихи сделают из этих нитей паучьего шелка легкую и прочную одежду. Это и было семейным делом клана Кидомару. Только такая прочакренная ткань обладала еще одной особенностью: высокой ударной вязкостью. И изготовленная из них одежда была своего рода чакро-броней. Ханаби даже дали померить такую длинную рубашку, чтобы она могла увидеть, какая чудесная одежда получается из паучьего шелка. Когда она надела ее, то ей показалось, что она легкая и нежная, но вместе с тем и очень прочная. У Ханаби была мысль проверить рубашку, но испытывать чакро-одежду, насколько хорошо она держит удар куная или стрелы, ребята не рискнули. Хоть ткачихи и говорили, что это абсолютно безопасно, проверять эффективность чакро-паутины на себе было страшновато. Ханаби хотела хотя бы разок померить чакро-броню, которая, конечно, не защищала от всего на свете, но была довольно дорогой защитной одеждой, и такой вещи у нее никогда не было. А Кидомару и рад был устроить "показ мод": сначала он засмотрелся на то, как Ханаби стаскивает с себя всю верхнюю одежду вплоть до белых марлевых узких сараси на небольшой груди. Ханаби, почувствовав на себе жадный паучий взгляд, вся залилась краской и инстинктивно прикрылась. Лицу ее стало жарко от прилившей крови. Кидомару, чтобы не смущать девушку, культурно отвернулся, но только вдоволь насмотревшись на "так мило стесняющуюся" подругу. Та в ответ ехидно хмыкнула. А потом юноша любовался игрой светового контраста: белой "паутинной" рубашки и темных татуированных рисунков на руках Хьюги. Кидомару потянулся к шейке Ханаби и мазнул по ней губами. Девчонка вздрогнула, а затем, наощупь запустив ладонь в волосы Кидомару, перебирая пряди, посмотрела бьякуганом вдаль и сказала: - А пойдем на кручу закат смотреть, не то в домах как-то темновато. И Кидомару согласился. Ханаби даже забыла стащить с себя эту паутинную бронерубашку, так и выбежала смотреть красоту в ней. А Кидомару был не против. Юноша подумал, что ей очень даже идет, и дал обогнать себя, чтобы полюбоваться на подругу сзади. Ханаби после поцелуев Кидомару лезли в голову всякие пошлости, например, о том, что, когда они целуются, она часто чувствует на губах быстро стынущие совсем тонкие паутинки. А теперь она, получается, вся в паутинной рубашке. Бр-р... Дух захватывает. Ханаби вдруг захотелось умыться холодной водой... Ну, ничего, внизу, у самого основания холма, был небольшой пруд. Они успели вовремя: над холмом, с которого виднелась вся Кумомура, заходило алое солнце. Оно постепенно опускалось, пурпурный свет бликовал на деревьях, где-то далеко, крася бардовым вершины, то окрашивал розовым холм, совсем рядом, и падал то на белую рубашку Ханы, окрашивая ее нежным светом и просвечивая вплоть до сараси, то скользил по ее лицу, отчего девочка щурилась на солнце и прикрывала ладонью глаза. Тени росли и густели. На вершине становилось ветрено и холодно. Совсем вечерело. Они спустились вниз. Ханаби увидела пруд. Подошла к воде, умылась. - Мне хочется... - Ханаби стащила с себя варадзи, села, опустив ноги в еще теплую воду. Ей надо было вот так посидеть, помолчать, отдохнуть в вечерней тишине рядом с Кидомару, с которым они собрались на "миссию ранга Д". Слишком много интересного, хотя и немного жутковатого, произошло с ней в эти дни, она многое узнала, и теперь ей нужно было все это переварить. Кидомару нравились такие вечерние посиделки. А еще больше нравилось то, что Ханаби с удовольствием ездит в Кумомуру и по-доброму относится к его родственникам. И даже в паучьей деревне есть у нее любимые места, вроде высоченного холма, с которого видно всю округу, или того пруда, где они сейчас сидели. Было видно, что несколько дней плотной учебы на "курсах" утомили Хьюгу. Теперь она прикрыла глаза и, расслабившись, положила голову на плечо Кидомару, который подумал, как бы Ханаби совсем не разнежилась да не задремала, уйдя в мир соколиных и паучьих снов. Он приобнял подругу за талию, рассматривая дрожащий от волн силуэт ее ног в темной воде. - Пошли обратно в гнездо. - Сказал он. - Застудишься так, и что с тобой потом делать? А Ханаби, взбодрившись от его слов, улыбнулась чему-то своему, вспомнив про пауков и гусениц-симбиотов.