Meeting Place Can't Be Changed

Мне всегда говорили, что я странная. Не потому, что я была какой-то тупой или надоразвитой, а скорее наоборот — из-за того, что я слишком усердно учусь, не смотря и не обращая внимания ни на что посторонее. Только мама никогда не подмечала во мне этой странности — это она щаставляла учиться, не видя ничего вокруг. Она была главной из мамочек родительского комитета, работала в престижном месте, люди видели в ней только достоинства, и я из ее достоинств не исключение. Конечно, я и сама люблю учиться. Когда я сижу за рабочим столом в своей комнате с розовыми нежными обоями, где стенка над кроватью уклеена многочисленными фотографиями различных роз, а передо мной раскрытый учебник по истории, я не замечаю, как проходят десятки минут, вчитываюсь в текст, параллельно делая заметки в тетради. То же самое с химией и музыкой, ведь мне интересно. Вот, почему меня называют странной. Я не вписываюсь в стандарты современного школьника. Мама знала обо всем, что происходило в моей жизни, так как моя жизнь — только школа, а от моей мамы не скрыто ничего, что там происходит. Порой мне казалось, что все учителя, даже директор слушается мою мать — высокую стройную блондинку с властным взглядом, которую все называли никак иначе, чем госпожой Пак. Стоило ей лишь немного приподнять голову и посмотреть чуть свысока, как все вокруг умолкали и начинали внимательно ее слушать. Но ведь все-таки не может быть, чтобы человеку было известно абсолютно все. Вот и мама все же не знала кое о чем, а именно, о моих мыслях и чувствах. * * * Розовую комнату разорвал пискливый звонок телефона. Я тут же оторвала взгляд от учебника и скорее схватила смартфон. Звонила подруга. — Пак Чеён! — услышала крик, не успев еще приложить аппарат к уху. — А ты не забыла, что мы в шесть встречаемся у школы с Юно и Ютой? Несмотря на непринужденность самого вопроса, я услышала в голосе подруги беспокойство. — Дженни, чего ты так голосишь? — вопросом на вопрос ответила я. — А то, что не встретимся мы сегодня! — выпалила Ким в трубку. — Почему? — я тоже начала волноваться. — Юно под машину попал. Стоило лишь мне услышать это имя, как мое сердце замерло, а вместо нормального выдоха я услышала короткий хрип. Тут же перед глазами будто пронеслась вся моя жизнь. Тут Юно держит мне дверь, пропуская вперед, тут поднимает с пола случайно упавший карандаш... Я часто ловила на себе его взгляды, но не позволяла себе даже думать о нем. Мама запретила. Она ругала меня каждый раз, стоило мне заикнуться о каком-нибудь парне. Для госпожи Пак не существовало дружбы и все, что должно было быть у меня, по ее словам, — только учеба и ничего больше. И я не думала. Не смотрела. Не разговаривала с ним. Делала вид, будто его вообще не существует, а на самом деле мое сердце замирало всякий раз, стоило мне увидеть черную пышную макушку, широкие плечи, тонкие длинные ноги. Даже когда я, что нередко случалось, видела его с друзьями за школой курящими, успевала замечать, какие красивые изящные пальцы держат эту сигарету. И сейчас я узнала, что с ним случилось что-то ужасное. — Эй, Пак, ты меня слушаешь вообще? — прозвучал голос Дженни, уже полный недовольства более, чем беспокойства. — Да... — я собрала все мысли в кучу и встала на ноги, повернувшись лицом к выходу из комнаты. — Ты знаешь, в какую больницу его положили? — Да, приезжай скорее! — шатенка по ту сторону провода продиктовала адрес и еще раз попросила приехать как можно скорее. Еще некоторое время я стояла на месте, соображая, как уговорить маму, чтобы она отпустила, но не поехала вместе со мной. В ту же секунду она сама зашла в комнату, заставая меня растерянной и в раздумьях. Оказалось, она пришла с теми же новостями. — Ты поедешь? — спросила она. — Я хотела, — тихо ответила я. — Так поезжай! — повысила голос женщина. — Чего ты ждешь? Он же твой одноклассник! Ну вот, опять. Снова он просто одноклассник. — Я останусь дома, у меня еще полно работы, — сказала Пак-старшая. — Тебя встретит мама Дженни, — с этими словами мама вышла из комнаты. Прошло еще несколько минут в полном оцепенении. Я не верила своим ушам! Подавляя всплески радости, накрывавшие меня смехом, я поспешила собраться. И выходя из дома, крикнула маме «спасибо». Не передать словами, какую радость я сейчас испытывала. Наконец-то можно ничего не скрывать, наконец-то можно побыть собой, не ученицей Пак Чеён, которая кроме школы ничего в своей жизни не видела, а милой Розе — девушкой с сердцем. Как и сказала мама, у больницы меня встретили Дженни и ее мать — госпожа Ким. Подруга по обыкновению бросилась ко мне на шею с объятиями, лукаво шепча о том, что мы первый раз встретились где-то вне здания школы, но затем в глазах ее загорелась тревога и радость сменило беспокойство. Сейчас нам предстояло посетить Юно после операции. Когда мы поднялись на нужный этаж, оказалось, что у Чона в палате сейчас находился никто иной, как Накамото. Что уж тут говорить, близкий друг навещает первым после родителей. Я не могла найти себе места, во мне смешались страх, радость, нежные чувства. Переминаясь с ноги на ногу, я пыталась уловить хоть отдаленное звучание голоса Юно. Дженни знала о моих чувствах к этому парню, поэтому разделяла со мной беспокойства. Она мягко положила мне руку на плечо и взглянула на меня с пониманием. Через некоторое время дверь полаты приоткрылась, и оттуда вышел Юта. Бросив взгляд на меня, он сильно удивился и тут же остановился. — Чеён? — парень изогнул правую бровь, но тут же посерьезнел и, понизив голос, сказал: — Давай отойдем. На ватных ногах я последовала за одноклассником, который остановился у первого же поворота. Его глаза метали молнии, а губы сложились в тонкую линию. Накамото был зол. — Знаешь, почему его сбила машина? — парень пытался говорить тихо, но эмоции брали над ним верх. — Знаешь, из-за кого? Я, будучи не на шутку испуганной с непривычки, помотала головой, вжимая ее в плечи. — В этом виновата ты, — парень ткнул на меня пальцем. — И раз пришла, иди и извиняйся, — шатен резко повернулся и зашагал прочь к выходу. Меня пробила дрожь. Желание скорее зайти в эту чертову палату стало еще сильнее. Дженни встретила меня с расширенными зрачками, тихо сказав: — Иди первая. Тебе это нужнее. Я кивнула, громко сглотнув, и приблизилась к двери в помещение, где лежал Чон, оказывается, по моей вине. Внутри меня встретила странная тишина, перебиваемая писком пульсоксиметра. Парень лежал с закрытыми глазами, его грудь равномерно поднималась вверх и опускалась. Руки, развернутые внутренней стороной, покоились на белом мягком одеяле, укрывающем его чуть ли не по горло. Я поймала себя на изучении черт его красивого лица, которое сейчас казалось особенно очаровательным. Хотела одернуть себя, но вместо этого почувствовала комок в горле, а еще через пару-тройку секунд соленая жидкость потекла по моим щекам, размывая прекрасную картину, что была перед глазами. Успокаивало меня в этой ситуации только то, что что парень спал и наверняка меня не слышал. — Прости меня, — тихо прошептала я, так до конца и не поняв, в чем моя вина, — если я виновата. Прости меня, Юно. Я закрыла руками лицо и положила голову на край его кровати, тихо всхлипывая. Внезапно моих волос коснулось что-то теплое, большое и тяжелое, на миг показалось, что табуретка, на которой я сидела, пропала, и я сейчас упаду. Я вздрогнула и резко выпрямилась. Захотелось провалиться под землю. Юно лежал уже с открытыми глазами, которые поблескивали на ярком больничном свете. Правая рука лежала уже в другом положении — ее он и положил мне на голову. Его губы расплылись в улыбке.