Dragon - Tiger

Шиничиро про Казутору думал много хорошего, но кстати будет сказать, что Казутору он почти не знает. Да, они вместе с младенчества, ещё тогда, когда малыш Шиничиро едва научился держать головку сам к нему подложили теплый, сморщенный кулёк. Казутора этого не помнит, как и не помнит Шиничиро, но уверен, тогда слышал голоса: — Малыш Шини, смотри кто у нас есть, —. Наверняка их отцы слегка покачивались от волнения и призвука хмеля, робкого и обжигающего особенного чувства, дня когда стал родителем ты или твой друг, а папы устало и понимающе переглядывались. Два младенца на общем детском матрасике, едва новорождённый и едва трёхмесячный, ручками близко-близко, тельцами прижатые друг к другу. Так, наверняка, и было. И Казутора думая об этом, обычно, устало усмехался. Вместе с утробы, вместе с первого дня его жизни. Шиничиро с ним, и он с Шиничиро, так просто, так правильно и обыденно. Но Шиничиро все равно очень плохо себе представлял кто такой Казутора Баджи. Все таки его имя уже, как минимум, о чем то говорит. Казутора знал в честь кого назван, даже смутно помнил образ этого человека- странности, человека прижимавшего ладонь к стеклу комнаты для посещений. Ладошка Казуторы помещалась в эту ладонь, меньшая, кажется в трое, а потом звучал звонок. Ну потому что детские колонии и статья за поножовщину это дело такое. Там все всегда заканчивается звонком, когда время посещения заканчивается. Казутора часто думал о том, что же такого могло произойти. Насколько сложной и непредсказуемой бывает ситуации что…все вот так? Кейске Баджи лежал в коме три дня, ножевое ранение, тяжелое, смертельно опасное, Чифую Мацуно сидел у палаты, рана на сердце, страшная и не передаваемая, а Казутора Баджи носил имя того, кто чуть не лишил его отца. Отчего тогда позже его водили раз в месяц на свидания? Шиничиро думал, что они с Казуторой братья крестные, но, однако, дело было не так. Кейске Баджи действительно крестным Шиничиро приходился, но вот Майки для Казуторы нет… Его крестный сидел в детской колонии за поножовщину, а потом сбежал. Сбежал и исчез. А потом сломал Казутору без особых сожалений. Но почему? Казутора сложнее был, чем Шиничиро думал, частенько походил на того чьё имя носил и даже не удивлялся сильно, от того что если назван в честь зверя, то зверем и будешь. Казутора гордым был до изнеможения, отца, бывало, за ошибки простить не мог, подобно тезке, да и папу мог отринуть резким ударом, хоть и любил их. Хоть и любил. Часто Казутора Баджи думал, что Казутору Ханемию он всецело понимает. Они похожи, надо отдать должное, пусть и не были почти знакомы, да воспоминание это, ладоней двух с тонкой преградой стекла Казуторе о многом говорит. Казутора не зря Казутора, а Шиничиро не просто так Шиничиро, какая ирония, судьба обожает шутки. Своего Шиничиро Казутора любил почти до дрожи, оттого что тот ему был непонятен во многом. Входя в комнату Казутора уже все и про всех знал, но Шиничиро, сидящий в углу, родной и знакомый, как собственная плоть и кровь — пятно чёрное, непонятное и будоражащее. Казутора ничерта не знал о Шиничиро Рюгуджи, а Шиничиро Рюгуджи о Казуторе. Это было даже правильно, до слез почти верно, хоть где-то они имели справедливое равенство. Справедливое равенство, дери его черти. И часто Казутора спрашивал себя, а что думает Шиничиро? На самом деле все это было немного странным. Шиничиро не знал как относиться к омегам, он до того и не думал о таком, но теперь все стало чуть сложнее. Сложнее, на самом деле, с ебаный айсберг, а не чуточку, но сдавать назад уже было нельзя. Да и не хотелось. К омегам в кино относились всегда по особенному, но те омеги и были другими, не чета его Казуторе, уж больно тот был… Великолепным. Дешевые картонки с экранов губы красили вишневыми гигиеничкам, душились сладко, выдыхали чувственно и носы морщили от кислого запаха солода и брода, а Казутора… Казутора другим был совсем. И хоть в их времена равенства и стопсексизма на экранах и мелькали омеги, что заряжали пистолеты, хамили и всего достигали сами, они тоже были не такими. Тоже плоскими, тоже ненастоящими, убогое представление альф, дешевое настолько, что напоминало хреновое порно. А Казутора вообще порно не напоминал, ничуть. И что делать было не ясно, но Шиничиро решил, что разберётся по пути. В конце концов, не носит ли он фамилию Рюгуджи? Раз отец совладал с тем, кто породил Шиничиро на свет, с этой бешеной остротой и полной непредсказуемостью по имени Манджиро Сано, то стоит и Шиничиро рискнуть. Пан или пропал, но он попытается. Казутора шёл рядом с ним, слегка касаясь пальцами его пальцев, солнечный свет отскакивал от начищенных золотых пуговиц косухи, и пускай было чуть прохладно для неё, Шиничиро если что согреет Казутору собой. Например отдаст ему своё худи? Так вроде делают? Но Шиничиро это сделал бы не от положенного, ну просто если его мальчик замёрз, он лучше сам зубами стучать будет. А Казуторе должно быть тепло, он ведь такой, такой хрупкий на самом деле. Так раньше не казалось, казалось будто Казутора воплощение эталона с глянцевых страниц, железный, не мерзнущий, не плачущий, не живой. Но это было неправдой. Если подумать, хрупкость Казуторы не была слабостью, даже наоборот, легко поднять поезд если ты огромный исполин, но насколько по настоящему надо быть сильным, что бы сдюжить с таким грузом имея тонкие пальцы? А Казутора сдюжил, хоть ему и пришлось потратить куда больше сил. И как таким не восхищаться? Город шумел, сверкал гирляндами, все ближе подбираясь к европейскому новому году, парочки в уютных шарфах и пальто, со стаканами кофе и сладкого какао, все мимо, мимо них, на Казутору с Шиничиро оборачиваясь. Потому что они такие, такие другие? Идут рядом и улыбаются друг другу, смотрят вперёд, и девчушки какие-то завистливо на Казуторины волосы косятся, да на них с затаенными интересом смотрят: — Посмотри какие волосы, и чем это он их моет? — шепотки у самых спин. — А думаешь они друзья? Или это альфа его? Какой он огромный, и виски эти бритые! -. — Да ну вас, как бандиты ровным счётом! На дворе декабрь почти, а этот вон в одной кожанке! -. — Да и неважно, зануда ты, они такая красивая пара! — Шиничиро усмехался, слепил кромкой зубов, а Казутора лишь щурился хитро. — Шини, нам туда! — и дергал за рукав, ближе к повороту, жался, почти на руке повисая, хвостом качая, искря путами волос на солнце. — Слышали, как это мило! Он назвал его Шини, такие лапушки! -. — Тьфу ты, педики, — сплёвывало нечто грубо и возмущённо. — Эй, омеги и мужчинами бывают! — взвизгивало юношескими голосками в ответ. Они повернули, Казутора рукав отпустил, шаг делая вперёд, но Шиничиро пальцами успел перехватить запястье. — Могу я? — Казутора в ответ улыбнулся скромно, свободной рукой забрал прядку выпавшую за ухо. И пальцами другой с пальцами Шиничиро сплелся. Конечно можешь. Без ненужных вопросов и слов.