Немаленькие проблемы больших людей.

Юра нервно курил на диване, в голове мысли путались всего от половины бутылки коньяка. Ноги подрагивали, даже этот ебучий исторический канал не успокаивал. Уже три дня он забухивал у себя в квартире. Аня и Лиза были в доме, а он сьебал, сьебал прям в новый год. Отмечать в доме было тошно. Ни Дэн, не его прекрасная семья, и остальные не успокаивали его нервы. Нервы тревожились лишь об одном, об одном, что тревожило его все последнее время. Но в тот прекрасный праздник с маленькой буквы, тревожило больше всего. Отсутствие его. Паши. Паши, который остался с семьей. Который вообще не хотел наверное видеть Юру. Он все таки обещался приехать к часу, хотя бы на полчасика, чтобы всех поздравить, хотя бы позвонить. Но нет, ничего. Юра ждал, ждал до трех ночи, а потом пришло глупое "извините, я не смогу", Юра просто собрался и уехал домой, в родной, холодный Питер, благо ехать было недалеко. Завалился домой и наебенился, ушел со всех радаров. Не отвечал никому, телефон вообще выключил. Все послал нахуй. Самое забавное, что никто и не спрашивал. Звонков наверное было дохуя, он все таки просто сьебался, даже никому ничего не сказал. Но в квартиру никто не ломился. А может Юра просто не слышал? Может быть. Юра вообще ничего не слышал. Юра бухал уже третий день. Мозг не соображал совсем. Юра пел, играл, и пил. Много пил. Но ничего не успокаивало душу музыканта. Которая терзалась в отсутствии единственного родного сейчас. Юра плакал, плакал и дрочил. Потому, что сил не было. Зато было желание. Желание прижимать к себе любимого Пашеньку. Желание вытрахать из него всю душу как раньше, чтобы тот два дня ходить нормально не мог. Он слишком давно даже не касался губ младшего. Грыз локти, и губы кусал от боли. Сам виноват. Сам виноват. Как в песне дожди. Не углядел и теперь не удел. Так бывает. Бывает с каждым, но Юра так не хотел. Юра зарылся в волосы и закрыл глаза. Голова гудела, картинки крутились. Крутились в бесконечном темпе. Сам виноват, сам виноват. Не смог, не углядел и не удержал. Просто забивал на Пашеньку который доверчиво за ним бегал. Который любил и терпел всё безразличие Юры. Нет, Юра и тогда любил. Но как друга что ли? Скорее всего так. Но трахал совсем не как друга, всегда говорил, мол, сексом дружбу не испортишь, а сейчас понял, что в их случае это не так. Они поменялись местами полностью, теперь Юра бегал за тем, чтобы получить хотя бы чуток его внимания. Он помнил те беззаботные времена, когда познакомились. Когда убегали спиздив бутылку пива из ларька, так как денег было вообще нема. Такие счастливые и беззаботные. Как Юра проводил его ходами на хлебокомбинат и пиздил оттуда целый ящик свежего, вкуснейшего хлеба. Как они с этим хлебом убегали от собак через заборы. И как сидели на крыше какой-то заброшки за прекрасным видом и этим хлебом. Как делили музыку на двоих и не думали не о чем. Как Паша приходил к нему на репетиции в театр с этим вальяжным "ой, блять, эти актеры", сам то был режиссёром. Тогда худой, высокий, молодой парень был таким близким и таким далеким. Юре никогда не нравились парни, Юра же не гей. А вот Паша... Паша похоже да. Так и жил пока первый раз в набухай не потрахались. Мальчик и так его давно глазами жрал. А пьяный Юра, как то забил на всю эту поеботу, и просто взял и сделал. И унесло как то в гейскую рутину. Обоим понравилось. Паша по нему вообще жестко слюни пускал. Столько раз они изучали друг друга, и каждый раз хотелось как в первый. Так трудно было все это переваривать. Он рад, что все сейчас не так. Они не забухиваются, он не безразличен к мальчику. Но вот дело в том, что мальчик особого внимания не проявляет. Как же больно было Юре думать о том, что может потерять парня. Несмотря на трудные взаимоотношения, он всегда без Паши чувствовал себя не в своей тарелке, некомфортно. Они были приложением друг к другу. Из мыслей вырвали настойчивые удары в дверь. Юра не обратил внимание. Как уже говорилось, мозг не соображал вообще. Удары усилились. Скрипач лениво потянулся на диване, сунул ноги в черные мягкие тапки и в одних шертах пошел встречать гостей. В глазок не смотрел, а нахуй? Потянул на себя дверь, в квартире каждого уважающего себя человека их было две. Перед дверной обязательно стояла дверь, но не понятно зачем, толку от нее особо не было. Провернул защелку замка и побледнел, задрожал. А вот и Паша, злой и недовольный Паша. Он стремительно переступил порог, закрыл двери и схватил скрипача за ворот футболки. - Ты, блять, что за цирк тут устроил? - грубый, наглый, раньше Юра бы за такое раком поставил и показал кто тут сверху, а сейчас, сейчас Юра был мягким и прилежным. - Паш.. Извини. - старший опустил глаза в пол, в горле накапливался неприятный ком, голову ломило. - Извини, блять?! Схуяли я должен срываться, блять, со своих планов и пиздовать к тебе, скажи мне, а? Если бы не Анечка которая мне в трубку ревела, я бы не за что бы, блять, не поехал. - Паша приблизился к лицу скрипача. - фу, блять. От тебя перегаром несет за три пизды, иди умойся нахуй. Он отошел, скидывая куртку и вообще верхнюю одежду. Юра заковылял в ванную, глаза готовы были наполниться слезами, но тот держал себя в руках. Паша оглядел кучу пустых бутылок на полу, которые даже не убирались, просто валялись вокруг дивана. Аккордеонист вздохнул, находиться в одном доме Музыченко было тошно, что уж говорить о Юре. Светлое место, где хоть времена были и не лучшие, но Паша и Юра так беззаботно проводили время, он превратил в помойку и сам походу собирался уходить в глубокий запой. - Блять, на что ты похож, у тебя опять? - Павел скрестил руки на груди когда в дверях вырисовался уже, хотя бы умытый скрипач. Паша боялся когда Юра пил, нет, не в целом. В целом Юра пил всегда и с этим уже все смирились. Но когда Юра пил один, пил много, и вел образ жизни — до пятеры и обратно, тогда было страшно. Он помнит как Юра пробухивал деньги, если бы не Серговна и ребята, давно бы спился и сдох нахуй. После тех времен — таких периодов Юры, Паша боялся как огня. - Еще одну группу завести у тебя врятли получится. - Бля, ну не нуди, и так голова болит. - мужчина отмахнулся и рухнул на диван. - Пить надо меньше. Паша сел рядом, на край дивана. Оглядел болезненно бледного Музыченко, руки тряслись, глаза впали, похудел. И кажется на волосах и усах проклевывалась седина. - Ну и в чем причина? - Паша посмотрел на него изучающе. Друг как то болезненно цеплялся за его взгляды. - В тебе. - он явно хотел сказать четко, но голос дрожал. В любом случае Паша услышал. Сердце застучало, их, ИХ, Паша хотел забыть как страшный сон. Хотел быть другом, и не помнить тех времен когда его использовали как дырку для ебли. Когда Юра располагал к себе все его внимание, а своего не давал совсем. Когда Пашу выставили педиком на все обозрение, а Юра выкрутился, Юра примерный семьянин, блять. А Паша, Паша просто педик, Юру все любят, а вот Пашу.. Он не был уверен. В любом случае ему было похуй, что о нем думают. Музыченко же просто попользовался и кинул. Просто сунул и плюнул. Паша любил его, пиздец любил, да что уж скрывать любил сейчас, но больно, больно от того как Юра забивал огромный хер на чувства Паши. Он даже ебался только когда ЕМУ надо было. Когда Паша начинал скучать и просил близости, тот чаще всего слал его нахуй прямым текстом. Что можно было полюбить в том вечно пьяном хулигане. Может его красоту.. Его харизму и грубость. Паше нравилась его грубость, он делал это так, что все самые ласковые и трепетные прелюдии не сравняться с тем как его руки сжимали талию до синяков на бледной коже, а потом губы зацеловывали места где, оставались красные отеки, синяки и царапины. Он сглотнул, трудно было, трудно было. - Если ты о тех Нас, когда ты использовал меня для ебли в грязных толчках клубов и гримерок, и забивал хуй. То Нас уже давно нет, ты все проебал, Юрочка. - отчеканил, как по заученному тексту, пытался говорить только по существу. Музыкант побледнел еще сильнее, сел на диване, придвинулся ближе. - Паш.. Я изменился, правда. - Карие глаза смотрели умоляюще, но Личадеев держал холод в лице несмотря на то, что у самого сердце обливалось. - С чего мне тебе верить? - густые брови поползли вверх, Паша искоса глядел в карие глаза, которые болезненно выискивали хоть какую-то то эмоцию. - Я люблю тебя. Удар, еще один. Трудно поверить, но за все это время он не разу не говорил ему таких слов. Иногда бросал в видео, что по дружбе. Но чтоб в серьез, чтоб так как Паша. Он и не надеялся, у Юры была Аня, им было охуенно, только вот из-за Юры, отношения со Смирнухой у Паши упали, удивительно как дочь родили вообще. Паша всегда так ждал этого, а сейчас, сейчас он слышит это, но никакого прилива радости нету. Больно и странно. - Это ничего не меняет. - грубо, тяжело, но Паша не мог окунуться обратно в этот омут. Надо было быстрее уходить, если мозгами он еще завладевал в последнее время, то тело полностью слушалось Юру. Противостоять будет трудно если прилипнет. - я заеду вечером, надеюсь на то, что ты уберешься, или в крайнем случае уберешься отсюда. Павел сглотнул ком в горле, пытался не смотреть в больные, карие глаза. Быстро засобирался. Юра как сидел, так и остался. Потом резко подскочили упал в колени, вцепился в ноги. От прикосновения внутри предательски зажгло. - Паша, я изменюсь, правда, я люблю тебя, люблю, люблю. Не уходи, пожалуйста, - наверное он плакал, в темном свете коридора видно не было. Павел опустился на колени. - Юра, у меня своя семья, у тебя твоя. Удачи, - похлопал по плечу и быстро развернулся на каблуках туфель. Юра, что-то кричал вслед, Паша не слышал, бежал как можно быстрее и дальше. Проверять же его еще теперь чтоб не спился. А то если уйдет окончательно в запой его не вытащить. Достал пачку сигарет и нервно закурил прогревая машину. Вот бы быстрее к девочкам, они единственное на чем Паша держался сейчас. Юра скатился по стене. Кулак быстро прилетел в стену рассекая костяшки, музыкант? Да похуй. Слезинки скатились с глаз, больно, больно. Грудь тяжело вздымалась и болела. Юра дополз до кухни, достал из шкафа бутылку и отпил с горла. Там стояло еще таких бутылок пять. Вечер обещал быть хорошим. Юра хотел отградить себя от всего, хотел умереть. У Паши помнится была депрессия, а Юра вообще не понимал его чувства, а сейчас же. Более чем. Более чем. Сжимал больную грудь, глотал слезы и алкоголь. Матерился, курил, убивался. Спустя несколько часов, в хорошем настроении он вывалился из квартиры. Прогулялся по улице, закурил, мозг надумывал куда бы пойти. Выбрал олин из хороших баров, которые были неподалеку. Завалился, бармен узнал, тревожно оглядел Юру, но налил. Налил стопку, за стопкой. Паша уже надумывал поезжать проведать Юру, не очень хотелось, но чтобы он спился и сдох тоже не хотелось. Машина шла мягко, Паша покуривал слушая хорошую музыку, о сказанном старался не думать. Давно научился отсеивать мысли о нем. Доехал быстро, постучал в дверь. Не открывает, еще раз. Ответа не последовало. Трезвый Юра поднял бы точно, у пьяного бы кричала музыка. Да и смотря на его состояние он бы открыл. Паша подождал и еще раз постучал. Ответа и звуков за дверью не было. Набрал номер - выключен. - Блядь, ну что за детский сад. - Пашка выругался и нервно обхватил губами фильтр. Уселся на ступеньки, руки подрагивали. Если Юры нет дома, он наверняка бухает. А если Юра бухает один, то это пиздец. Паша закусил губу нервно, нога подрагивала. Просидел час, периодически стучал, пытался звонить - нихуя. Телефон завибрировал спустя только полчаса. Это была Серговна, Паша не хотел брать, что он ей скажет? Но выбора не было. - Пашенька, ты где, скажи мне, ты где?! - ее голос звучал тревожно, даже истерично. - На лестничном пролете, а что случилось? - достаточно спокойно, но с тревожной ноткой. - Едь, пожалуйста, быстрее в нашу больницу! Юра попал в аварию, и там еще, что-то, мне так грамотно не обьяснили.. Паша пропустил удар, в висках запульсировала кровь. Сжал телефон в руках крепче. - Скоро буду.