Часть 18
28 сентября 2022 г. в 06:00
А вот и тайно желанный день.
Саске вышагивал рядом с дядей, прокручивая в голове одно — мать все еще не доверяет отцу, раз все общение предпочитает везти через Мадару. Даже побоялась сообщить, где жила все это время — искренне страшась раскрыть Фугаку свое пристанище. И, наверняка, даже попросила скрипача не рассказывать, поскольку...
— Место ее прибывания останется между нами, ясно? — Мадара едва коснулся взглядом идущего рядом племянника: Саске слабо кивнул.
Пианист молчаливо подмечал, что до убежища матери идти не так далеко — в голове даже всплывало это здание, подъезд, этаж: мама брала его сюда в гости, когда он был еще юнцом.
Митараши Анко, упершись плечом в дверной косяк своей однушки, презрительно изучала двух Учих, стоявших в коридоре ее квартиры, даже и не замечая, прошмыгивающую мимо в комнату хромую Микото — неудачно подвернула утром ногу, — и спешно собирающую остатки своих вещей в чемоданы.
— Тебе не кажется, подруга, подозрительным, что... — наконец, шикнула валторнистка, зыркнув на флейтистку, — ...тебя забирает не твой суженый-ряженый законный супруг, а его... псевдобрат?
— Анко! — строго изрекла Микото, а Саске представил, как в недовольстве сошлись ее брови. — Фугаку сейчас ничего нельзя доверять...
— Ага, а ему, — женщина едва брезгливо кивнула на стоящего перед ней струнника, — значит, можно.
— Анко! — Микото уже появилась в дверном проеме рядом с подругой, держа в руках какую-то кофту. — Перестань!
— Считаешь, Анко, — внезапно вмешался молчаливо созерцающий до этого Мадара, — что я не могу сопереживать?
— Считаю, — ядовито хмыкнула валторнистка, — что ты не знаешь в этом границ.
— У Мадары свадьба, — Микото одернула за плечо подругу. — Они восемь лет вместе. И родственники там известные музыканты! Поэтому Мадаре очень нужно, чтобы в моей семье все было хорошо.
— И ты так легко покоряешься желаниям своего псевдородственника? — светло-карие глаза Митораши вперились в женские почти черные. — Ставишь крест на своих личных желаниях?
Лицо Микото внезапно побледнело. Очевидно, от злости. И женщина, прихрамывая, вновь удалилась в комнату, складывая в один из двух чемоданов свои последние вещи.
— Совсем достоинство и выдержку потеряла, подруга, — усмехнулась валторнистка, глядя внутрь помещения, — а ведь помню тебя совсем другой.
— Спасибо, Анко, — сдержанно прошептала Учиха, проходя мимо Митораши и выволакивая из комнаты свои чемоданы. Ей помог Мадара, приняв оба, но тут же передав один Саске.
— Да не обижайся ты, Микото, — обреченно выдохнула женщина, глядя, как подруга обувается. — Это же я так... от любви к тебе.
— Ага, — сдержанный женский выдох в ответ; краткий взгляд темных глаз. — Пока, Анко, и... спасибо, что приютила.
— Микото... — как-то сдавленно изрекла валторнистка, опуская руки: Учихи уже скрылись за порогом ее квартиры, — ...черт.
В лифте было тесновато: три человека, два чемодана.
— Мы купили сервиз, — изрек скрипач, посмотрев на родственницу и поймав на себе ее несколько затравленный взгляд и не сразу понимающий о чем речь — очевидно, брюнетка еще прибывает там, в квартире подруги, в диалоге с ней. — Прежний же... — Мадара едва замялся, подбирая то, как лучше сказать о том, что Фугаку в порыве своей пьяной ярости и гнева многое не оставил целым, в том числе и посуду. Струнник едва улыбнулся: — ...пришел в негодность.
— Что ж... — женщина... сдержанно улыбнулась в ответ: но эта улыбка была грустной — она все поняла, что он пытался скрыть, — ...ясно.
Учихи вышли из лифта. Тишину нарушали шаги и глухое шуршание колесиков чемоданов.
Теплый воздух приятно коснулся лица, едва взъерошил темные волосы на головах людей — троица двинулись домой.
— Совсем идти не можешь? — колкий взгляд скрипача коснулся ног женщины — то, что Микото сильно хромала, трудно было не заметить и просто... просто так оставить.
— Что? — удивилась она, заметив куда смотрит мужчина. — Нет, все в порядке, — залепетала и поковыляла дальше. — Я дойду. Тут близко.
Саске заметил этот серьезно оценивающий взгляд дяди, обращенный в спину матери. Как вдруг тихо:
— На, — скрипач даже и не посмотрел на своего племянника, а просто протянул ручку чемодана.
Завороженный... хотя, скорее всего, странному ступору молодого Учихи служил виной страх за всю эту ситуацию — где-то в глубине души было опасение, что все может просто рухнуть: что Микото откажется возвращаться в любой момент. Саске... хоть и противился осознанию этого, но по сути просто боялся разрушить то, что возвел Учиха Мадара.
И было душно и тошно от этого. От осознания собственной ненужности.
Все проходило мимо Саске, без Саске, хоть он рядом и стоял.
Он просто никому не нужен, даже собственной матери, которая еще ни разу за весь сегодняшний день не посмотрела на него дольше, чем полсекунды.
«Теперь не нужен», — и гадкая мысль самовольно коснулась мозга: если бы Итачи был рядом, он бы ни за что не бросил бы.
Хотя...
Он уже бросил, не так ли?
И единственное, что сейчас остается Саске — быть сумконосом. Вернее чемоданоперевозчиком.
Пианист видит, как дядя уже стремится к Микото, резко подхватывая на руки ту, которая никак не спешила проникнуться к своему младшему сыну сердцем.
— Мадара! — восклицает флейтистка, пытаясь вырваться. — Пусти меня на землю! Я дойду сама!
— Я не хочу слышать истерик Фугаку, — шикнул струнник, уколов родственницу взглядом. — Если потом от всей этой ходьбы у тебя совсем разболится нога, то успокоить твоего мужа мне снова будет непросто. Я обещал ему, что ты будешь в целости и сохранности.
Флейтистка прикусила губу, однако окончательно прильнуть к струннику себе не позволила.
Мадара двинулся вперед.
А пианист так и продолжал стоять на месте, с каждым чужим шагом осознавая, что... всем им и без него будет хорошо.
Так... может, оно и к лучшему? К чему весь этот театр друг перед другом? Но..:
— Ты идешь, Саске? — дядя оглянулся, притормозив. — Давай шустрее... Или уже не хочешь воссоединиться со своей семьей?
Воссоединение оказалось изрядно странным.
Саске даже давил в себе более сильный душевный трепет, чем ранее: в проеме гостиной показался Фугаку — умытый, привычно подстриженный, причесанный, ровно стоящий на ногах и в чистой аккуратно выглаженной одежде. Выражение лица дирижера строгое, но... в темных глазах заметная буря себялюбия, мужского достоинства и... полнейшего страха.
Пианист оглянулся на мать — Микото сглотнула, заметив своего мужа, и опустила взгляд в пол.
— Я... — хрипнул дирижер, развенчивая неловкое молчание, повисшее в воздухе. — Нам нужно поговорить, Микото. Я хочу извиниться...
— Саске, — внезапно позвал Мадара и сразу же двинулся в комнату Итачи, которая в этом доме была его личной зоной отдыха.
Окинув напоследок взглядом родителей, пианист двинулся за дядей — как и родственник, студент просто не переносил все возможные подобные моменты.
К тому же... было особое понимание, что матери и отцу нужно просто обсудить все... наедине друг с другом. Без лишних ушей.
Саске закрыл за собой дверь, войдя за струнником в комнату — по привычке полоснув взглядом пространство: почти ничего не поменялось с ухода Итачи... Возможно, из-за того, что Мадара сам был помешан на аккуратности, порядке и чистоте.
Шелест бумаги, и вот пианист уже видит протянутые к нему ноты.
— Мне нужно выучить это сочинение. Побудешь моим домашним концертмейстером? — изрек Мадара, отдавая напечатанную музыку.
Взгляд студента скользнул по черным завиткам на белой бумаге и тут же метнулся к «шапке». Название гласило банально — «Скерцо». А вот композитор весьма и весьма интересный персонаж...
Тоби.
В голове сразу нарисовался так и несыгранный концерт с братом...
— В этом году сто лет Академии, — Мадара прислонился крестцом к письменному столу, сложив руки на груди. — Устраивается концерт с участием именитых выпускников.
— А кто... пианист? — младший Учиха поднял глаза на дядю. Сглотнул, тревожась услышать одно заклятое имя.
Но в ответ мужчина лишь пожал плечами:
— Насколько я понял, там не последнее слово самого композитора. Сам пока не знаю, с кем буду играть.
Взгляд Саске вновь опустился на нотный текст. Физически — руками — парень примерялся к нему: местами фортепианная партия достаточно простая, хоть и бойкая, резвая, живая — ведь почти все внимание в этом сочинении отдано скрипачу. Пианист едва щурится: фактура очень похожа на...
— В прошлом году мы с Итачи должны были играть на концерте фортепианный ансамбль этого Тоби... — перелистнул парочку страниц. — Здесь есть схожие элементы...
— Отлично, значит, быстро разберешь.
— Да...
— Надеюсь, ты умеешь играть в ансамбле с другим инструментом, и мне не придется тебя этому учить.
— «Концертмейстерский класс» должен начаться только с этого учебного года, — буркнул парень, исподлобья взглянув на дядю. — Но ранее отец уже учил меня этому. Он иллюстрировал мне на скрипке. Поэтому в концклассе я не ноль.
— Отлично, — холодный оценивающий взгляд.
На это студент лишь фыркнул про себя: «Будь здесь вместо меня Итачи, Мадара так бы на меня не смотрел».
Итачи был способен отравлять жизнь даже тогда, когда его не было рядом.
И снова... и снова, и снова...
«В их глазах я лишь жалкая замена старшему брату».