Турбулентность

      А губы у Сонхва розовые. Хонджун никогда не подумал бы, что сможет подмечать такие детали. Придавать им такое значение, как если бы это было чем-то особенным. Раскачивающим битом ударных, без которых песня теряет интенсивность и особенное звучание. Но ведь без них песня действительно теряет звучание. Сколько бы пострадало, если бы не эти розовые губы. Сколько бы стараний были напрасны, если бы светловолосый не мог закусывать их в какой-то известной только ему сосредоточенности. Ким бы умер, если бы картинка Сонхва утратила быстрое скольжение языка сперва по нижней, а затем по верхней. То есть Хонджун умер. А скольжение не совсем быстрое. Во всяком случае, не у него в голове.       Казалось, на что можно тратить внимание, когда Сонхва на тебе и когда Сонхва почти без одежды с перебежками утреннего солнца по коже. И без почти уже полностью погряз в экстазе. Сосредоточить внимание на той самой сосредоточенности, с которой Пак раскачивается, силясь найти самое лучшее движение, чтобы Хонджун точно побил бы собственный рекорд срыва. Киму сейчас уделить внимание — всё равно что отчертить эту новую линию. Их прямая с самого начала вымеривается отметками для прыжков, и Ким с каждым разом всё хуже прыгает. Чем больше Сонхва учится, тем сложнее держаться. Хонджун сильнее сжимает обнажённые бёдра и подаётся корпусом вперёд, чтобы спрятать несдерживаемый стон и не портить мелодию. В следующий раз он будет смотреть куда-нибудь в изгиб шеи, куда-нибудь на выпирающие ключицы или на плечи, с которых постепенно спадает рубашка. Будет смотреть более отстранённо и куда-угодно, только не на лицо. Потому что губы у Сонхва розовые.       Сорванный поцелуй светловолосый обрывает улыбкой и довольно смотрит на результат своего лучшего движения. Эта борьба у них оглашена, и Пак так любит выходить из неё с приятными бонусами. Особенный способ доминирования без характерного этому понятию окраса. Просто вводить Кима в это состояние наслаждения и знать, что только он может его предоставить. Поднимать, опускать и получать бонусы. Ведь Хонджуна нереально заводит собственное поражение.       Ощущать эту перемену Сонхва нереально нравится.       Падение на кровать и прижатые к кровати руки — это окрас индивидуального для Сонхва доминирования. Его персональный источник силы. Половина на хватку, и разбитие остальных на жадные поцелуи, ласкания и самое важное внимание. Первая позиция пульсирует жаром и светловолосый забирает всю силу любимого явления.       Хонджун откланяется назад, оставляя перед собой всё для рассмотрения. Ладони спускаются по ногам к самым лодыжкам, и, тяжело выдыхая, Ким прощупывает пальцами выпирающие косточки. Сонхва, не выпускающий ни на секунду внимание, немного прогибается в спине и сводит колени вместе. Сверкающий взгляд и самая непозволительная растрёпанность, которую светловолосый усиливает беспорядочным дыханием и облизыванием постоянно пересыхающих губ. — Красивый.       Ким даже не вылавливает это как необходимое для проговаривания. Мысли сами выбирают способ транслирования. Видимо всё в голове подспудно понимает, что это нужно сказать. Потому что Сонхва выгибается сильнее, ярко улыбаясь в своём наслаждении и выдавая реакцию всего тела.       Хонджун пробирается ладонью под приподнятую спину и, соединяясь с эмоциями на рассмотрении, ведёт по влажной коже ниже. В получаемых от руки ощущений светловолосый подтягивает ноги ближе, приподнимая бёдра, а Ким сразу находит нужное место и нужное в этот момент движение. Чтобы розовые губы раскрывались шире, и улыбка сопровождалась самым сладким стоном. Ещё несколько касаний, и Пак запрокидывает голову, хмурясь, хныкая и поджимая ноги к животу. От такого Сонхва Хонджун ловит самые яркие побочки. Он принимает его уже, не следуя никаким инструкциям, закидывает эти сладкие таблетки на завтрак, обед и ужин, и, честно, уже не нуждается в чём-то ещё. — Джун-а…       Нереальная смесь. Притупляет и обостряет одновременно. В противоречии от смуглого до розового, от дрожащих мышц до разврата наслаждения. От румянца на щеках. И к демонстрации всего себя. Хонджун не может не любоваться тем, насколько Сонхва знает свою цену. Хонджун не может не кайфовать от того, что у него есть такая покупательная способность. Только у него. Это мелькает уже чаще. Никто другой. Это новыми расщеплениями цвета в радужке глаза и закономерно новыми эффектами от этого наркотика. Страхом и ревностью. Проснуться и узнать, что кто-то другой занял твоё место — Хонджун это уже чувствовал, уже проходил отходняк и ломку. Но с тем, как выглядит именно Пак Сонхва… — Принцесса, — руки смещаются на ноги и поднимают их. Взгляд напротив фокусируется чётче, а губы опять в скольжении языка, — так же нельзя, — усмешка и прощупывание коленок с внутренней стороны, — мне ведь от тебя не оторваться.       Сонхва смотрит пульсирующим, дышит на жадное дрожание грудной клетки и аккуратно ведёт ступнёй по спине Хонджуна. — Тогда так и нужно, — он поправляет светлые волосы и, опираясь на руку, приподнимается к нависающему. Вглядывается в черты лица, выдыхая в приоткрытые губы. — Ты и не должен от меня отрываться, Джун.       Пока Сонхва дышит, у Хонджуна буквально каждая чёрточка на рассмотрении. Пока Сонхва придвигается вплотную, обхватывая ногами спину, Хонджун прижимает его колени к своим плечам. Опуская светловолосого обратно на простыни, Ким не удивляется своему возбуждению. Сонхва красивый. Очень. Не в понимании общеустановленных стандартов, а в понимании Хонджуна. Лицо напротив не лишено бороздочек шрамов и неровности тона кожи. Лицо напротив вполне обычное. Прекрасное появляется из обычного, кто-то же должен это доказать? Обычная улыбка наслаждения от толчка, и Хонджун видит прекрасное. Даже если никто не захочет, то он докажет это сам. — Ты прекрасен…       Наслаждение на простынях ярче и каждый стон как подтверждение абсолютного неумения его скрывать. Сонхва ступнями прижимает Кима ближе, потому что всё ещё мало. Хочется полностью, чтобы до каждой поры. Соскальзывая коленками с плеч, когда Хонджун приподнимает его бёдра, Пак давит пятками в поясницу и ни на секунду не хочет потерять, то, что он получает. Обожание достигается упёртостью. Сонхва всегда был таким. Если кто-то боялся, то он лез на рожон и всегда, всегда получал по заслугам. И обожаемый Ким Хонджун — это полностью его заслуга. Сонхва знает свою цену.       Ким вылавливает на лице рядом розовый цвет. Он красит щёки и забирается на скулы выше, подбирая лучшие сочетания в утреннем свете. Переводя вес на одну руку, Хонджун тянется к этому вяжущему цвету, чтобы подушечками пальцев собрать разницу температур. Мягкая кожа отзывается белыми пятнышками от прикосновений, а Сонхва подается ближе и обдаёт губы рваными выдохами. Пятки соскальзывают с поясницы. Содрогание, сжатие и Хонджун ловит стон с этих розовых губ. Сплетение языков под гулкие удары сердца в голове, и тепло рук вокруг шеи. Это всё же лично паковская привычка. Только он может как-то по-особенному надавливать пальцами ближе к затылку и медленно спускаться вниз. И повторять, повторять, пока губы остаются рядом. Хонджун уже не поддаётся сравнениям, они стёрлись где-то между соединениями и тёплыми касаниями, они растворились в смуглости кожи и глубине кофейных глаз. — Джун…       Вот этих глаз. Смотреть в них сверху и оказываться где-то внутри этих галактик. Такие сравнения кажутся глупостью, пока не находишь такие глаза. Хонджун в принципе уверен, что он всегда находил их большими и выразительными, подумывая о возможности операции. На это предположение Сонхва как-то задавил глубиной своего взгляда, и Киму даже пришлось извиняться, хоть он так и не понял, за что… — Эй, Джун, ты тут? — ладони смещаются к челюсти, а глаза оглядывают внимательностью. — А? — Ким выныривает обратно и фокусируется на этом внимании. С прикусыванием губ напротив он понимает, что Сонхва, в общем-то, ожидает. Кровь приливает к лицу быстро и без желания темноволосого смущаться. Хлопая ресницами, он смущённо выходит из Сонхва и подталкивает его, поворачивая на бок. — Сам виноват… — В чём? — улыбаясь одним уголком губ, он поддаётся рукам Хонджуна, подтягивая колени к животу.       Понемногу массируя от поясницы ниже, Ким улавливает игривость в чужом вопросе и так же усмехается в своей любимой привычной манере. Для Сонхва любимой. Она стреляет в голове словом «очаровательный». Заставляет его самого улыбаться больше. Заводя руки между колен, Пак склоняется к ним ниже, чтобы лучше видеть сидящего сзади. — В чём я виноват? — всё так же соблюдая тональность и даже добавляя заискивающие нотки. На щеках Кима отчётливые мимические складочки, а взгляд отвечает поставленным условиям обращения. Повторяя движение ладонью ещё один раз, он одёргивает так и не снятую за всё это время рубашку, которую, в общем-то, светловолосый даже не успел застегнуть. И так сборы Сонхва отложены на неопределённое время. Теперь ждать ещё дольше. — Ты мог одеться до моего прихода. — Ты пришёл в половину седьмого, Джун, — он ведёт руками от коленей по внутренней стороне бедра, слегка вытягивая ноги, и оглядывает растрёпанность укладки чёрных волос. — Я даже не проснулся, у меня будильник стоит на семь. — Интересно, — Ким склоняет голову набок и ухмыляется, продолжая рассматривать спину в белой рубашке. Теперь в ужасно измятой рубашке. — Как ты планировал успеть к восьми в учебку с твоей-то скоростью сборов? — Когда надо, я могу собираться быстро.       Хонджун переводит взгляд на звучащую ироничность и щурится от излучаемых Сонхва эмоций. На тёмно-синем постельном белье и с соответствием с позицией доминирования. Что вообще происходит в мире этой златовласки Ким в принципе не понимает, но то, что истоки своей неожиданной терпеливости следует искать именно там… Это до него доходит прямо в этот момент. Он смотрит на совсем не невинность перед собой и отголосками слышит собственное пораженческое «это драконье логово, Джун, пиздец приплыли…». — То есть, моя просьба не входит в список необходимости?       Сонхва прикусывает уголки губ и продолжает свои «невинные» гляделки. — Ну ты же можешь подождать, значит, это не необходимость. — Это в переводе: «твои нервы для меня шутка»?       Скольжение ладоней между ног прекращается, и с секундным взглядом коленки упираются в тёмно-синее. С еле держащейся на плечах рубашкой Сонхва оказывается совсем рядом с Хонджуном, немного склоняясь к его лицу. Тонкая карамельная кожа поверх ключиц, и вместе с желанием рассматривать и кусать Ким понимает, что его доминантность соизмеряется ровно с тем, в чьём логове он находится. Замечая эти посылы, Сонхва улыбается, облизывая розовые губы, и находит новую соотнесённость в себе. — Если хочешь, то я буду всегда собираться быстро.       Хонджун попеременно ведёт взглядом от изгибов тела к глазам, в которых есть множество причин, чтобы ждать и больше часа. В целом, там просто причины на само ожидание чего бы то ни было. Почему бы Киму и не ждать, если глаза именно такие? — Хочу.       Ответная улыбка и приближение к губам. Усаживаясь на колени, Сонхва улыбается, пока Ким прослеживает его уголки губ. Пока Ким целует, Сонхва может чувствовать ветер в себе. Пока Ким такой, он почему-то уверен, что у них всё получится. Несколько приближений, прикосновений, и в это вклинивается мелодия звонка. Пытаясь игнорировать вторжение, Пак зарывается руками в чёрные пряди Хонджуна и целиком отдаётся поцелую. Это работает ровно до того момента, пока в голове кричащей молнией не проносится осознание. Оторопело отрываясь от губ, Сонхва вперяется взглядом в разрывающийся телефон. — Хей, ты чего? — Ким недоумённо оглядывается на смартфон сзади, а после вглядывается в испуг на лице парня. — Что-то не так? — Аджума… — тихо и с отчаянием на всю спальню. Со сведением бровей и тихим ругательством, с которого недоумение Хонджуна округляется. Он машет головой, заглядывая в опущенные к звонящему глаза и продолжая спрашивать, что не так. Отвечая на взгляд, светловолосый извиняюще щурится. — Она должна сегодня прийти взять показания. Сказала, что наберёт, когда будет рядом. — Ты хочешь сказать…       Слова обрывает звонок в дверь. — Джун, она не очень любит, когда я кого-то сюда привожу… тем более…       Сталкиваясь с глазами Кима, Сонхва обрывается и закусывает губы. — Принцесса, ты же не имеешь в виду, что мне нужно уходить через окно? — Ну, этаж первый… — совсем сорвано. — И это не моя вина! Я говорил тебе, что нам было бы удобнее в твоей квартире, — с ловкостью пряча неловкость за возмущением. — Окей-окей, я понял, — своевременно капитулируя, Хонджун подкидывает светловолосому его брюки, параллельно всовываясь в свои вещи.       Выдохи у Сонхва озлобленные, но продолжение закусывания губ подсказывает, что удара 220 Ким пока избегает. Хотя это не совсем верная формулировка. Последний месяц Хонджун удачненько так расположился в дождь рядом с вышкой электропередач, и периодически она искрится, проходясь по нему разрядами тока. Сонхва в целом оказался очень… любвеобильным. Ну если это можно так назвать. Влечение утром, вечером и просто если Пак выглядит слишком сексуально в своих брюках с высокой посадкой. Не то, чтобы Хонджун жаловался, он сам не может объяснить это влечение. Он просто ездит к Сонхва по утрам, вечерам и в ночное время. И у него нет желания это останавливать. В данном случае переехать светловолосому стоит хотя бы из тех соображений, что так они будут мешать только одним соседям.       Открывая створки залитого солнечным светом окна темноволосый проверяет прочность парапета, чтобы не сорвать его в спуске, ведь просто спрыгивать с таким высоким фундаментом не самая лучшая мысль. Опираясь на раму, Ким аккуратно перелазит через откос и вытягивается на руках, сокращая расстояние до земли. — Я смотрю у тебя в этом есть опыт, — с ехидством. — Часто из окон так сбегал? — таким тихим, что можно слышать искрение тока. — Принцесса, не начинай, — оказываясь внизу, Хонджун забирает протянутую ему кожанку с рюкзаком и снисходительно качает головой на зарождающуюся раздражённость в оконном проёме. — Из твоего окна мне вылазить приятнее всего, — подмигивая на злобные искорки в тёмных паковских. — Давай, я жду тебя. И тебя там тоже ждут.       С очередным звонком в дверь Сонхва отмирает и, бросая на Кима последний недовольный, поспешно закрывает окно. Усмехаясь в сторону бликующих жёлтым стёкол, Хонджун отходит к припаркованному байку. Час. Оплата за целый час стоянки. Темноволосый уже сомневается, что с Сонхва вообще возможно как-то иначе. Ещё плюсануть то время, что Пак потратит на сборы сейчас и отнять из кошелька ещё несколько тысяч вон. Нет, ну причины съехаться есть и порезоннее. Суммируя все траты на дорогу, парковку и, конечно, штрафы, (откуда только в Корее столько правил парковки в жилом комплексе) Ким блять так разорится. Но это всё не те самые причины, на самом то деле. Оглядывая белый шлем, Хонджун понимает, что страх — это самое нерациональное. Не делать, боясь чего-то призрачного в будущем, и тем самым добиваться этого призрачного здесь и сейчас…       Упираясь ботинками в асфальт, темноволосый отклоняется на сидении чуть назад и вдыхает прохладный утренний воздух. С ещё несколькими скольжениями мыслей и перебежками солнечных лучей от крон деревьев до голубых окон, Хонджун использует подсказку «звонок другу». В конце концов, Юнхо тоже несёт ответственность за происходящее сейчас. Да, Хонджун так считает. Трубку Чон поднимает спустя почти все гудки и отвечает совсем неприветливо хриплым ото сна голосом. — Ащщ, семь утра, Джун… ты серьёзно? Учти, это должно быть пиздец как важно для семи утра… — Именно пиздец важно, сводник, — Ким бросает взгляд на окна квартиры Пака. — Сонхва хочет переехать ко мне.       В динамике слышатся отборные ругательства, заставляя темноволосого щуриться, отводя телефон от уха, пока там что-то куда-то падает. Отвечает Юнхо с дыханием загнанного зверя. — Ты совсем охренел, Ким… — дотягиваясь с края кровати к розетке, парень возвращает упавшую зарядку на место. — Ты звонишь мне в семь утра, чтобы похвастаться своими успехами на личном фронте? Ну ладно, я, может быть, и не совсем против… но не в семь же грёбанных утра! — Придурок, — цыкая, темноволосый машет головой и прикрывает глаза. — Я звоню тебе, потому что мне нужна помощь моего друга, — сменяя качание головой на утверждение, Хонджун решительно выдыхает и признаёт очевидное. — Вот именно сейчас? Разговор на несколько часов позже был бы менее эффективен? — Тебе всё равно нужно вставать, — фиговое оправдание. — А я просто не знаю что мне делать, а Сонхва злится... Он злится, а я блять не знаю как ему сказать, что он слишком усложняет... Он же меня потом усложнит, — очень фиговое оправдание. — Ты должен мне помочь, Юн, — финальное подтверждение всем фиговым оправданиям. Занавес. — Интересно чем? — усмехаясь с отчаяния Кима, Юнхо откидывается на кровать и, поворачиваясь на спину, придвигает динамик телефона ближе. — Перевезти вещи Сонхва? — Смешно. Но мне бы посерьёзней. — Ну если посерьёзней… — смачно зевая, Чон сдвигается на кровати и потягивается. — …если посерьёзней, то я могу замерить багажник.       Хонджун поднимает взгляд до уровня перед собой и в раздражение. — Ты прикалываешься? — Нет, Джун, я хочу доспать оставшийся час, а вот прикалываешься именно ты. Неужели два взрослых человека не могут решить этот вопрос самостоятельно? И под этими двумя я имею в виду именно тебя и Сонхва. Каким боком тут я, и чем я вообще могу помочь, если не предоставить транспорт? — Чёрт, как же это тупо... — Хонджун выдыхает, чувствуя себя перед другом совсем нелепо, хотя, казалось, что дальше просто некуда. Ким без понятия, как у него получается так часто лажать, но также он знает, что сам он точно не справится со своими эмоциями. Только Юнхо сможет привести в порядок его голову. Только у него это всегда получалось. — Понимаешь, я не уверен, что это нужно… просто зачем всё так усложнять сейчас? Так торопиться… — А что, у тебя намечен какой-то план этапов отношений, Джун? Пару лет чистого секса и только потом можно попробовать узнать друг друга ближе? — Ну, — поджимая губы, темноволосый покачивает головой на ироничный вопрос и останавливается вниманием на тех самых окнах. При сочетании их со словами, в сознании появляется ощущение неправильного, неподходящего и, в какой-то степени, даже несправедливого по отношению к тому, кто живёт за этими окнами. — Нет. Я так не думал, просто…       Ким запинается, а Юнхо выдыхает, вглядываясь в белый потолок. Он достаточно знает Хонджуна, чтобы понимать эту заминку. Достаточно знает, чтобы понимать, что сейчас Ким так же может замяться на полгода. И не факт, что по прошествии этого он придёт к каким-нибудь выводам. Если бы Сонхва не был таким настойчивым несколько месяцев подряд, то у них не было бы и того, что есть сейчас. Хонджун не был открытым и до Ёсана. Его личная жизнь всегда ограничивалась короткими связями без обязательств. А после Ёсана… Юнхо почти уверен, что лимит первых шагов Ким исчерпал именно в этих отношениях, а теперь такая функция вообще сломана. Сам он точно ничего не сделает и, даже желая продвижения, всё равно продолжит топтаться на одном месте. — Я не думаю, что это хорошая идея, — Хонджун сдаётся, так и не признав тот факт, что он просто погряз в нерациональности. — Нет, Джун, — весёлость и ирония уходят из голоса, и на смену им приходит чисто чоновская серьёзность, которая в этой дружбе является тем самым голосом рассудка. — Если бы ты действительно так думал, то не звонил бы мне, а просто отказал бы Сонхва.       Темноволосый отмирает. Смотрит в пространство, в котором очевидность приобретает формы. — Что это значит? — Это значит, что ты сам этого хочешь.       Кратко и вмещая всё. Остеклённые двери в поле зрения, открываясь, бликуют солнцем. Сонхва, в сопровождении той самой нарушительницы утреннего помешательства, плавно спускается по ступеням. Да, Хонджун хочет. Хочет Сонхва полностью. Видеть его заспанного по утрам в тех самых коротких шортах, которые стали точкой срыва сегодняшнего переодевания. Видеть эту ужасную системность движений, которая транслируется на всё расположение вещей в доме и отгребать от Пака за её постоянное нарушение. Злить Сонхва — это одно удовольствие. Хонджун, думал что он ещё долго не почувствует подобного желания, но он хочет видеть каждое утро, как светловолосый лежит на боку с руками между коленями. Оправдания заканчиваются. Юнхо как тот самый чудесный психолог, который просто молчит, заставляя пациента думать. — С меня пиво. — На твоей тупости всегда приятно зарабатывать, — Юнхо смеётся и смотрит на экран наручных часов. — Но за лишения меня сна ты будешь должен ящик моего любимого. — А не жирно, ли? Смотри, так и впрямь станешь рисовой клёцкой. — И даже так буду выглядеть лучше, чем ты, хомяк. — Откуда ты знаешь, может быть мои щёки и привлекают внимание? — Джун, Сонхва привлекла твоя отмороженность, не обольщайся по поводу своей внешности.       Ким усмехается, наблюдая, как светловолосый обворожительно улыбается и кланяется женщине среднего возраста. В ответ та треплет его по уже уложенным волосам и так же радушно прощается. И Хонджун уже почти уверен, что его вылазка в окно была из числа лишних действий и, по совместительству, являлась ещё одной манипуляцией в списке Сонхва. Улыбаясь сильнее, Ким невероятно рад своей бурной юности, которая так негласно поспособствовала приструнению паковского самолюбия. — Ладно, клёцка, будет тебе твоё любимое пиво. — Тупи почаще, дорогой. Я скину тебе замеры багажника.       С улыбкой Юнхо отключается, откидывая телефон к подушке. Прежде чем начать собираться, он сидит на кровати ещё какое-то время и вспоминает, как в марте поддатый Сонхва отчаянно допытывал его, что с этим угрюминой-Хонджуном не так. Сетовал, что эта морозка вообще не обращает внимание на все его старания, и что вообще Ким просто не достоин такого, как он. И хоть Сонхва и не полторашка, но всё же после второй бутылки соджу он дошёл до той кондиции, в которой скотина-Хонджун попеременно становился самым очаровательным парнем, и что он даже не знает, как Сонхва его обожает. В целом, после этого Юнхо задавался вопросом, что не так именно с Сонхва. А потом всё же понял, что идеальнее пазла просто не найти. Лицо светловолосого, когда Чон объяснял, почему Ким обрывает все его порывы, стало тому доказательством. Сонхва просто действительно обожает Хонджуна, и Юнхо даже не удивится, если щёки стоят в списке причин. — Я быстро? — Сонхва пышет самодовольством, показывая Киму, что пределов его идеальности нет.       Хонджун окидывает взглядом идеально выглаженную рубашку под бежевой курткой из замши и, замыкаясь на неизменно высокой посадке брюк, не станет спорить с самооценкой Пака ни на минуту. Если этот парень усомнится в себе хоть отчасти, Ким сам себе вручит приз последней мрази. Потому, как и всегда… — Такого тебя я готов ждать сколько понадобится.       И тон, и подача заставляет Сонхва смущённо улыбаться и мысленно полировать свою диадему. Принимая свой белый шлем и садясь сзади Хонджуна, он знает, что заставляет его чувствовать себя идеально. Байк, ветер и внимание его очаровательного парня.       Майское солнце всё больше шепчет об июне, разливая тепло даже в утреннее время и поднимая пыль с серых дорог. Скорость чёрного разгоняет проникающий в воздух жар, обдавая ветром тело. Сонхва любит то усиление, которое производит движение. Замирание в сердце от быстро мелькающих деревьев и ленты разметки. Замирание и тот самый адреналин, который усиливает пульсацию в крови, активируя процессы сознания. Сонхва любит вот так бояться — получая от момента больше, чем теряя. И доверяя Киму больше, чем мог бы секунду назад. Всё в усиление и это ужасно нравится. Получать от жизни больше, чем она может дать — это, наверное, о том, чтобы бояться и продолжать делать. То, что не смогли бы другие. Спроси Сонхва себя почему, и можно умереть. Потому что на грани страха и ощущения значимости каждой секунды.       Под жёлтым светом прикроватной лампы Хонджун Сонхва удивил. Сказал ровно, то, что Пак всегда держал в себе. Почему самолёт? Почему обмен безопасности на постоянный риск? Никто не даст гарантии и даже опыт ею не станет. Случайность и такая глупая смерть, потому что осознанная. Хонджун усмехнулся и согласился. Многим кажется это глупым, ведь нет ничего глупее той самой правды. Мы всегда опасности. Риск всегда рядом с нами, пусть мы этого и не замечаем. Сказать, что ты в безопасности — и обмануться самым наглым образом. Мы живём в неизвестности, и лучше это понимать, чем тешиться иллюзорными замками.       Хонджун сказал так. Сонхва наконец получил форму своих не до конца осознанных мыслей. В небе, в опасности вся иллюзия разрушается, и ты видишь правду. У тебя есть только этот момент, а дальше пустота. И понимая это, ты ценишь имеющееся троекратно каждой секунде.       Практика в их расписании по два дня на неделю, как правило в утреннее и вечернее, а также иногда в разных погодных условиях — зависит от направленности учений. Их обучают, натаскивают, доводят все движения до автоматизма. Но и при этом каждый понимает, что хорошая сдача экзамена не станет чертой. У пилота всё то время, что он будет летать — это экзамен. Разряды расширяют знания и возможности, но не обеспечивают безусловность навыка. Всегда есть погрешность.       На аэродроме Сонхва смотрит в небо, продолжая держать страх где-то внутри. Одним процентом. Сотым. Этот страх не о нём самом, а просто как знание возможности любого развития. Вся группа уже получает разряд линейного пилота, но также важны часы налёта. У Кима их всё ещё меньше, чем у Сонхва. Возможно, потому всякий раз, когда Хонджун в воздухе, у Сонхва процент страха растёт до двух. Сотый и сто первый. Дополнительный. Чёткого ответа на причину волнения у Пака нет. Единственное, что он понимает всякий раз — любви к Киму больше, чем было секунду назад. Потому что грань рядом, и нужно брать от жизни больше, чем та предлагает. — Хва, я вот блин уверен, что Ким ощущает твой взгляд даже сквозь это расстояние, — Уён цыкает в привычной манере и щёлкает пальцами у Сонхва перед лицом. — Отомри! Ты так технику выведешь из строя.       Промаргиваясь, Пак возмущённо смотрит на сидящего рядом и с ухмылкой на чужих губах толкает её обладателя в плечо. — Дурак. Язык бы тебе завязать. — Ну давай, вяжи, — он показательно высовывает язык, придвигаясь к светловолосому ближе. — Фу, — морща нос, Сонхва скользит взглядом по чоновским губам с родинкой и, в отместку за болтливость, подбивает его подбородок пальцами. От этого движения Уён прикусывает язык и автоматически кривится, опуская уголки губ. — Сам ты фу, — ворочая языком во рту и пиная Сонхва руками. — Завязывать и отрывать — это разные вещи. — Да что ты? — округляя глаза и вскидывая брови. — Давай проверим, — обхватывая лицо Чона с двух сторон. — А ну убрал свои щупальца! — Уён в принципе не бывает тихим. — Спасите! Средневековые пытки посреди белого дня! — а когда играет на публику, то вообще не понятно, что он забыл на аэродроме. — Чон Уён, у вас уже был выговор по дисциплине, неужели вы хотите получить ещё одно недельное дежурство? — а инструктор Чон Дем-донг борется с Уёном уже довольно продолжительное время. — Или, быть может, желаете обзавестись им на постоянной основе? — и ему вполне можно давать разряд уже в этой борьбе. — Что вы, инструктор Чон, — Чон-который-Уён улыбается на все тридцать два, отталкивая Сонхва от себя. — Мне и предыдущего хватило… Отцепись говорю! — последнее шипит в сторону усмехающегося Пака, который продолжает борьбу руками. — Инструктор Чон, а почему не назначить дежурство Сонхва? Посмотрите, он. всеми. своими. руками. за, — отбивая ладони светловолосого на каждое слово. Пак отрицательно машет головой, смотря широкими честными глазами на преподавателя. — Это ложь, инструктор Чон, Уён первый начал!       Хмуро оглядывая двух двадцатипятилетних детей, мужчина машет головой и, закатывая глаза, возвращается к тренировочному самолёту, который уже заходит на посадку. — Вон, цел твой Ким, — вытягивая руки и продолжая давать отпор, Чон кивает в сторону посадочной полосы. — Было бы из-за чего трястись.       Так и замирая с руками в ладонях Уёна, Сонхва смотрит на приближающиеся серебристые крылья с синими полосками. Когда шасси касается земной поверхности, Пак, не отдавая себе отчёта, выдыхает тот один процент страха. Пусть никто не спрашивает почему, ведь это мысль управляет телом, и теперь, когда она растворяется, из тела также уходит напряжение. — Будто ты не переживаешь, когда летаю я, или когда летает Сан.       Уён переводит взгляд на друга и, втягивая щёки, машет головой. Глазами перед собой. Слегка сжимая руки Сонхва, прежде чем отпустить. — Это ты и Сан, не сравнивай… — А это Хонджун, — Сонхва поворачивается резко и цепляется требовательностью за каждое слово. Смотрит в направленные под другим углом, выдыхая решительно. — Я хотел бы, чтобы ты относился к нему так же.       Уён отвечает на эту решительность, склоняя голову набок. Выдыхает с лёгкой улыбкой, пока Сонхва продолжает смотреть с тем самым соотнесением. С тем самым, чтобы Чон понял, насколько парень на взлётной полосе ему дорог. — Подумать только, — махая головой прямодушно, с дружеской поддёвкой в голосе, — в Корее столько Кимов, а ты выбрал именно этого, — вскидывая брови и выдыхая с улыбкой в ряд белых. — И что в нём такого особенного?       Сонхва повторяет движения Чона, опираясь на скамью рукой и отклоняясь чуть назад. Ищет в глазах напротив нужное и отвечает самым попадающим в цель. — Чхве в Корее тоже достаточно… и тем не менее… — Что с тобой не так? — Уён опускает глаза к асфальту, плохо скрывая смущённость где-то там. На это Сонхва улыбается только шире. — Что же такого особенного в Чхве Сане? — не унимаясь, играет взглядом и покачивает головой. — Прекрати, — толкает светловолосого в ногу, продолжая прятать в сером всё, что, вообще-то, написано на лбу жирным шрифтом. — Вон твой особенный идёт, лучше к нему пристань. — О, это непременно, — Сонхва оглядывает Хонджуна. Одетого в синюю форму Хонджуна. От чёрных волос, широких плеч, туловища, до — и Сонхва на поверку знает это — крепких ног. Какие бы там ни были все остальные Кимы, Пак знает наверняка, что только этот достоин его внимания. — У тебя сейчас слюни на форму начнут капать. — Не-а, — Пак прикусывает нижнюю губу и смотрит на недовольного. Подбирает в голове слова, чтобы сделать его ещё более недовольным. — Это ведь всё моё.       Доходя пониманием несколько мгновений, Чон ответно брезгливо щурится и приоткрывает рот. Кривится, как от лимона и опять высовывает свой язык. — Вот теперь фу, Хва! Пожалуйста, оставь меня без подробностей, какой он весь твой в постели… — Тише ты, сирена!       Сонхва быстро прикрывает губы Уёна ладонью и нервно бросает взгляд в ту сторону, где должен стоять инструктор. Не находя его там, светловолосый осматривает местность и буквально благодарит вселенную, когда видит мужчину далеко от зоны слышимости. Облегчённо выдыхая, он разворачивается обратно. И именно на этой траектории скольжения взгляда он сталкивается с другим ироничным вниманием прямо у ангара. В той самой долбанной зоне слышимости. И Сонхва вообще не понимает, почему этот особенный Ким такой неуловимый.       Хонджун выгибает одну бровь и, опираясь на стену, ухмыляется Сонхва своей самой невыносимой ухмылкой… Пак прикрывает глаза и тихо истерит, понимая, что Ким точно слышал. — Уён, я тебя обожаю. — С той злобой, с которой ты это говоришь, я чёт сомневаюсь. — Пак Сонхва, Чхве Сан, Сон Минги — на взлётную, — голос инструктора в громкоговорителе обрывает стремления Сонхва прибить и прикопать Чона где-нибудь на полянке в жёлтых одуванчиках. Он бросает на чрезмерно болтливого свой злобный и, жалея, что не обладает способностью испепеления, встаёт со скамьи. — За мной не заржавеет, ты же знаешь. — А что я-то?! — обалдело бросает в след уходящему, округляя глаза в возмущении.       Сводя брови от отчаяния, Пак следует в сторону самолётов и неминуемо подходит к поджидающему его Хонджуну. Тот смотрит всё тем же, когда Сонхва оказывается рядом. Проводит взглядом по всей фигуре и, закусывая уголки губ, отталкивается от стены, чтобы сделать шаг навстречу. — Так что там всё твоё в постели? — с заискивающей улыбкой одним уголком. Заставляя Сонхва страдальчески хмуриться, — Я плохо расслышал, знаешь ли… может повторишь?       Приостанавливаясь, Пак зыркает своими большими. Майское солнце подсвечивает в той кофейной глубине смену проёба вызовом. — Повторю, обязательно повторю, –подмигивание и улыбка. — Сегодня ночью. В твоей квартире.       Сонхва в синей форме. Сонхва в коротких шортах. Сонхва, который всё что угодно запишет на свой счёт. И Хонджун, смотря на эту уверенность, расставляет всё на свои места. Сонхва в коротких шортах ходит в его квартире. Утром, вечером. И в ночное время. Самое идеальное соответствие, которое Ким точно хочет видеть, пусть даже если они и спешат. Момент нужно ценить здесь и сейчас, пока погода лётная.