put my lips on you

Симпатичный. Это было мыслью Дайске в их первую встречу. В этом впечатлении было что-то легкое и необязывающее, будто он просто встретил привлекательного парня на улице. Образ запоминающийся, живущий в голове еще несколько дней, но потухающий постепенно. Красивый незнакомец. Это все напоминало флирт с официантами на скучных, бесконечных приемах. Дайске знал их сегодня вечером. Возможно, знал ночью. Они здесь и там, снуют с подносами. Юбилеи, повышения, званые ужины. Разговоры, лишний бокал, который останется полным (он взял его, чтобы завести разговор), усмешки, улыбки, номер в отеле. И никогда — его дом. И никогда — его машина. Номер в отеле. Красивый незнакомец. Камбе держит дистанцию. Хару в первую их встречу нагло влезает на пассажирское сидение. Конечно, эта машина не Дайске, но в целом он успел за нее заплатить, так что, наверное, минут пять назад она стала принадлежать ему. А Хару просто влез на пассажирское сидение. Сложно не обратить на такое внимание. Дайске обратил бы на него внимание в любом случае, он уверен. В этом есть что-то приятное: думать, что Като мог бы быть одним из тех официантов. Так все было бы проще, потому что действия по привычной схеме, потому что они потеряли бы друг друга на следующее утро и никогда не нашли. Все, как Камбе любит — никаких связей, приятно проведенная ночь (для обеих сторон, иначе смысл в этом всем). Так было бы проще, но Дайске видит, как искренне Хару злится, как хмурит брови и порывается ударить. Видит и думает: о, да. И в этот момент первое, легкое впечатление мутирует во что-то по-настоящему страшное. Его машина. Его дом. Никаких приятно проведенных ночей. С Като все не так просто. Из незнакомцев в коллег, из коллег в напарники. Им приходится быть рядом, Като его терпит. Или делает вид. Они выводят друг друга из себя (и весь отдел просто за компанию) практически два месяца, а потом лед начинает таять. У них завал на работе, никаких выходных и чокнутый поджигатель. Дайске бросается за кошкой в горящий дом, и Хару, добравшийся на место чуть позже, смотрит на взъерошенного Камбе (с кошкой на руках) молча целую минуту. И вечером даже соглашается, чтобы его подвезли до дома. Лед начинает таять, но Дайске улыбается и иногда завязывает спор ради спора, потому что ему нравится напряжение, потому что Хару забавно хмурится, потому что Хару смотрит на него. С вызовом. Иногда Хару просто смотрит на него. Камбе делает вид, что не замечает, пока любопытство и желание подразнить не начинают съедать его изнутри. Като ситуацию не упрощает. У них снова завал на работе (будь она проклята), и план, который они обсуждали всем отделом два часа, рушится практически сразу. Приходится стрелять, пачкать ботинки и манжеты рубашки. Дайске вваливается в машину и бросает пистолет на заднее сидение. Он чувствует: пряди волос выбились. Он знает: на рубашке точно остались пятна крови. Он говорит: — Как видишь, просто зайти и взять бокал виски не вышло. Говорит и осознает: Хару, который ждал его в машине, смотрит. Камбе кладет руки на руль и сдается: — Что? Като теряется на секунду, но все же отвечает: — Ты выглядишь… — Я выгляжу как? — уточняет Камбе так, будто эта информация на самом деле ему совершенно не нужна. И расстегивает первую пуговицу рубашки. Для удобства, конечно. Хару как-то нервно стучит пальцами по банке пепси в руках. Хочется выкинуть дурацкие мысли из головы и отступить, но ухмылка напротив разжигает огонек внутри. Как же он раздражает. — Хорошо, — Като скользит взглядом по фигуре. — Ты выглядишь… хорошо. Как будто бывает иначе. — То есть ты считаешь, что я всегда выгляжу хорошо? — Иди к черту. Дайске не идет. У него и без того забот хватает. Дайске подвозит его до дома, и Хару, отстегивая ремень, зевает: — Кошмар, как же я хочу спать. — А знаешь, что я хочу? — Ну, удиви. Правильным решением было бы отшутиться, спокойно добраться до дома, обдумать свои слова и действия. С трезвым разумом, в чистой рубашке, наконец, понять, что нужно делать дальше. Быть взрослым и принимать взрослые решения. Сейчас о трезвости разума и речи не идет, ему хочется, как подростку, взять пистолет и пострелять по банкам где-нибудь в лесу. Так делали его друзья школьных времен. Если их вообще можно назвать друзьями. С ними Дайске тоже никаких связей не сохранял. Это все дело. План провалился, он чуть не словил пулю (Като знать об этом точно не стоит). Это не пугает. Пугает, что Хару мог пойти за ним. Дайске выдыхает и все-таки отвечает: — Поцеловать тебя. Хару смотрит. Хару разливает пепси в салоне, извиняется раз пять, вылетает из машины и скрывается за дверью своей квартиры. Извиняется шестой раз в смс и желает спокойной ночи. Камбе думает: о да. И следующие две недели делает вид, что ничего не случилось. Они не смогут бегать друг от друга вечно. Не потому, что работают вместе (и чаще всего вдвоем). Не потому, что другим бы пришлось объяснять причины. Все намного проще. Хару не станет убегать от проблемы. Они, может, и не так близки, но Дайске знает его. Като нужно время. Камбе ждет. Выводит на споры, подвозит до дома и приглашает на ужин. Сузуэ смотрит внимательно, хитро улыбается, но молчит. А потом снова все идет не по плану. В этот раз совсем не до шуток. Лучше бы они спасали котов из горящих домов, а потом спокойно шли домой спать. Но в этот раз горит не дом, горит машина Дайске, и это его по-настоящему злит. Все думают, что из-за денег, но к черту эти деньги. Он злится по совершенно сентиментальным причинам. Он не менял ее с первого рабочего дня. Там на заднем сидении осталась шерсть спасенного им кота, там Хару разлил пепси. Разговоры, споры, путь до дома (своего или чужого), долгие взгляды Като, которые Камбе вроде как не замечал. Дурацкий плюшевый маскот полиции, который Хару прицепил в салоне после нескольких месяцев работы вместе. Это все сгорело. И, естественно, Дайске в бешенстве. Они не спят всю ночь, роются в бумагах, фотографиях и показаниях свидетелей. Като засыпает за два часа до рассвета, удобно устроившись головой прямо на стопке старых дел. Внутри у Дайске приятно теплеет, он практически забывает про машину и спасенных котов, а потом взгляд цепляется за листок на столе. И паззл складывается. И, естественно, Дайске едет туда один. Страшного ничего не происходит. За машину Дайске мстит ударом в живот. В целом, он справляется без проблем. Не считая потерянного зажима для галстука, совершенно растрепанного вида и царапины на щеке, которая по счастливой случайности оказывается пустяком. Потеря зажима неприятно оседает внутри. Это подарок на рождество от Сузуэ, и за него, правда, стоит извиниться. На допрос Камбе не идет, он возвращается в участок вместе с вызванным на место первым отделом, и единственное о чем он думает, так это о том, что, возможно, Хару все еще спит. И что у него была чистая рубашка с собой. Дайске думает, что неплохо было бы позавтракать где-то и уехать отсыпаться домой. Взять отгул и проспать до самого вечера. Забрать новую машину из салона, пригласить на ужин и… Прямо в дверях он сталкивается с Като. Кажется, перед ним тоже стоит извиниться. И, естественно, Дайске не успевает сказать ни слова. — Пойдем-ка, поговорим, — Хару хватает его за запястье, и Камбе думает: ладно. Хорошо. Он устал, он весь в пыли, он жутко хочет круассан со сливочным сыром и выспаться. Но Хару имеет на это право. Даже если решит побить его где-нибудь за углом. Кажется, Махоро кричит им вслед что-то про запрет на драки на работе. Но правила, если честно, это вообще не про них. Конечной точкой их милой прогулки за руки становятся архивы, и Дайске прекрасно понимает почему. Тишина, одиночество. Полная свобода действий. — Ты мог быть в этой машине, — начинает Като и делает шаг вперед, прямо к Дайске, — ты мог быть в этой машине и поехал туда один. Камбе прячет руки в карманы брюк и говорит: — Я понимаю, ты злишься, но я очень хочу успеть на завтрак в кофейню через дорогу, может, ты просто ударишь меня, а всю лекцию о том, какой я ужасный человек, я послушаю по дороге туда? Только не по левой щеке. Хару зависает буквально на секунду. Хмурится и молчит. А потом спрашивает, еще ближе подходит: — Больно? Только еще заботы не хватало, беспокойства этого в глазах напротив. — Это царапина, мне не пять лет. — Ты невыносимый. — Я знаю. — Нет, правда, как же ты меня раздражаешь, это просто невозможно. — Всегда рад стараться, но, может, мы все-таки обсудим это… — Бесишь, — шепчет Като, а потом вдруг совсем тихо добавляет. — Поцелуй меня. Ему говорили такое много раз. В шутку на студенческих вечеринках, в барах и клубах, где он проводил вечера. Разные люди, все эти таинственные красивые незнакомцы, чьи имена пропадали из его головы на следующий день. Говорили и сами тянулись за поцелуем. Это было приятно, но так обычно, так привычно. Дистанция. Хару скользит взглядом по его губам и ждет. Это обжигает сильнее, чем что-либо. Может, потому, что они одни среди пыльных полок, в полутьме. Может, потому, что они стоят ближе, чем должны. Но скорее потому, что это Хару. И завтра. И послезавтра будет он. Эта мысль греет, и Камбе делает шаг навстречу. — Ты опоздал с ответом на две недели, может, я уже передумал, — Дайске хитро щурится и скользит ладонями по чужим плечам к шее, пальцами перебирает волосы. — Это я передумал, можно я лучше тебя ударю. Дайске делает еще шаг вперед, и Като отступает, прижимаясь спиной к стеллажу. — Махоро сказала никаких драк в участке, неужели не слышал? — Если сейчас все с этих полок свалится на нас… — Помолчите, инспектор Като, — говорит Камбе. И целует. Пальцами в волосы зарывается, чувствует как чужие руки скользят по спине. Все ощущается так по-дурацки, так глупо, будто они все еще студенты — прогуливают пары и целуются в пустых аудиториях. Дайске ловит чужое дыхание и ощущает, как внутри зарождается счастье.