***
Саэки взялся за дело Ино Яманака почти сразу, кое-как убедив Цунаде и Шизуне в том, что вменяем и не собирается терять сознание. Почти сразу потому, что первым его порывом было найти Саске и закопать его заживо. Тут же выяснилось, что приговор Саске уже вынесли и отправили на исправительную миссию куда подальше. Должно быть, испугались, что человек, переломавший Учихе пальцы, при удобном случае вернётся и закончит начатое. На Ино нельзя было смотреть без тяжести сожалений на сердце. Она по-прежнему улыбалась, язвила, называла его Лобастым и препиралась с Наруто. Но её глаза неизменно блестели от подступающей влаги и подолгу задерживались на случайных предметах. Подобрать правильные слова в ответ на прямолинейное: «Кому я теперь нужна? Ни пройтись, ни присесть. И в цветочном не поработаешь, и шиноби никакущий, разве что в разведку!.. В дома инвалидов...» – получалось только у Ли, который в своё время тоже перенёс тяжёлую травму. Но если кто-нибудь, проходя мимо её палаты, слышал звонкий смех, то внутри со стопроцентной вероятностью видел Наруто. Ино тянулась к нему, как подсолнух тянется к солнцу. Узумаки был теплым. Даже вертящиеся на языке «У-ЗУ-МА-КИ» согревали изможденное сердце. Наруто навещал её в любое свободное время или, вернее, всё его время занято ей. Таскал цветы – каждый день разные, покупал сладости, и Ино шутила, что скоро ей придётся садиться на диету. Наруто понимал её без пояснений. Ему знаком ужас человека, привыкшего поддерживать всех вокруг, но вдруг упавшего навзничь. Знакома дежурная улыбка – лишь бы не доставлять неудобств, лишь бы никто не догадался, что душу изнутри кошки расцарапывают. Идеальная актерская игра – всё замечательно, зашибись просто; какая разница, что ноги отказали? Саэки эта новость обухом по затылку бьёт, врезая в кору мозга злосчастные слова. За те две недели, что он был в отключке, Ино перенесла несколько операций и только-только начала ускоренный курс реабилитации. Каждый считал её спасение чудом. Её тело буквально пробили насквозь огромными деревяшками. Она погибла бы, если бы Саэки не посчастливилось оказаться неподалеку. Каким-то образом факт его причастности быстро разлетелся среди медиков. Старшие из них пророчили Харуно великое будущее: проведенная в полевых условиях операция требовала значительного мастерства: грамотная обработка сквозной раны, остановка кровотечения, первичное восстановление спинного мозга, костей, органов и тканей. Саэки вдруг оказался популярной личностью – практически на одном уровне с сокомандниками, но не мог привыкнуть к этой роли. Его хвалили, им восхищались, присылали подарки в благодарность за спасённых родственников. Шаннаро. Но он буквально обычный среднестатистический ирьёнин, добросовестно выполняющий свою работу и дотошный в обучении – только и всего. Чего ради шумиху подняли? Саэки доволен собой не был. Он как бы понимал, что в случае с Ино сделал всё, что мог, что речь шла о жизни и смерти. Но его подруге грозило инвалидное кресло. Она не чувствовала собственных ног, даже руками шевелила с трудом. Но руки – это ничего. Со временем контроль над ними вернётся. А вот возможность ходить... Прогнозы совсем не утешали, и Саэки как никогда остро ощущал ненавистную беспомощность и бесполезность, поэтому в очередной раз предпринял то же, что и всегда. Утопился в работе. И топиться было в чём! Кажется, будто и не прошло полмесяца с момента победы: по крайней мере, количество пациентов возросло чуть ли не в пять раз. Впрочем, это легко объяснялось тем, что шиноби, не придававшие своим травмам большого значения, теперь сталкивались с последствиями и осложнениями. Поэтому Саэки, не обращая внимания на ворчания Цунаде и осторожные попытки выспросить, что именно он видел в гендзюцу, принялся за работу. Но предварительно под строгим контролем наставницы настрочил записку для Габриэль, где сообщил, что вышел из гендзюцу и что с ним всё в порядке (за все дни, что Казекаге ухаживала за Саэки, Пятая чуть не поседела). Его день начинался в шесть утра со штудирования всевозможной литературы, которая могла бы помочь пострадавшим (в особенности Ино). До обеда – все операции. В обед кофе. Много кофе, много бумаг и мало сна. После обеда прием больных шиноби и гражданских в штатном режиме. На ночную смену оставаться ему уже не позволяли, так что в семь вечера Саэки приходил домой, таща за собой неизменную кипу книг. Но прежде не забывал осторожно поинтересоваться, не приходило ли каких-нибудь писем на его имя. От Казекаге, например. Сна не хватает катастрофически, но Саэки, обещая позаботиться о себе когда-нибудь позже, упрямо глотает военные пилюли и надевает белоснежный халат. Конечно, последствия настигли очень скоро. В один день Саэки засыпает прямо в комнате для персонала, уперевшись головой о кулак. Чуть покачивается на стуле сквозь дрему. Кофе остаётся стыть, а обычно бодрящий запах убаюкивает. Вообще-то Саэки относился к правилам серьёзно и выступал против сна на рабочем месте. Но ночами высыпаться у него не получалось. Его мучили кошмары. И основным действующим лицом неизменно оказывалась Габриэль. Не то чтобы Саэки удивлен. Он подозревал, что ему требуется восстановление после гендзюцу (причём психическое, а не то, которому его подвергла Цунаде), но обстановка не располагала к отдыху. Пускай для обычных жителей наступили мирные времена, медики были готовы на стены лезть, из окон выпадать (иногда выталкивать) и подбирать самые лестные диагнозы на латыни для надоедливых вездесущих АНБУ. Когда Казекаге наконец удается посетить Коноху и отыскать спонсора своей повышенной тревожности и потерянной концентрации, она совсем не удивляется, застав Саэки, сидящего в полном одиночестве скудно освещенного кабинета и откровенно клевавшего носом. Обеденный перерыв закончился, но Цунаде пообещала четвертовать любого, кто рискнёт потревожить её ученика. Он и так успел переработать. Дело благое, конечно, но изводит себя мальчишка, изводит. Несмотря на невероятную усталость, Саэки открывает глаза сразу, едва слышит скрип двери (ради таких случаев он намеренно не смазывает петли). Габриэль застывает в пороге, выжидая, когда он окончательно проснется. Саэки тоже застывает. Какая-то часть внутри него сжимается болезненно. В мыслях крутится неуместное: «Я тебя впервые вижу». Он трясет головой. Несколько розовых прядей выбиваются из и без того неряшливого пучка, что Харуно наспех намотал на карандаш для удобства. Шаннаро, почему она никогда не предупреждает о визите? Он выглядит ужасно, наверное. За свой внешний вид почему-то стыдно. Саэки быстро вынимает карандаш и въерошивает волосы. Давит из себя вымученную улыбку, привстает со стула, хочет сказать что-нибудь в качестве приветствия, но не успевает даже рта открыть. Выражение лица Габриэль абсолютно непроницаемо, когда она в мгновение ока оказывается перед ним и мягко давит на плечи, заставляя вновь сесть на стул, тут же прячет руки за спину. – Я получила письмо, но решила, что не имеет смысла посылать ответ, если я собираюсь навестить тебя лично. Всё нормально? Габриэль выглядит спокойно – никаких бурных приветствий и поспешных объятий, судорожных вздохов или слёз. Саэки не подозревает, что в этот же момент она сдавливает собственные пальцы, удерживая их от хаотичных прикосновений к его тёплой коже. – Всё нормально, – отвечает Саэки с долей недоумения, прокашливается в попытке заполнить тишину, окидывает взглядом комнату. – Присаживайся, чего стоишь? Габриэль неспешно кивает. И садится ему на колени, перекидывая ногу через его ноги, опускает ладони на грудную клетку. Саэки шевельнуться боится, задыхаясь от внезапной близости и чувствуя приятную тяжесть, от которой лицо краснеет ненормально ярко. – Ха-ха, Габи, менее оригинального подхода к выбору места я от тебя и не ждал. Он откидывается на спинку стула. А сам мечтает только о том, чтобы сквозь землю как можно раньше провалиться. Старается контролировать дыхание и сердцебиение, но всё теряет смысл, когда она ласково целует его в уголок рта. – Хорошо, что всё обошлось, – Габриэль выдыхает тихонько – у Саэки по коже мурашки бегут – жмётся всем телом, обнимая. – Я скучала по тебе... – Э-эй, подожди, не так близко!.. Внутренности уже кувырки исполняют, и Саэки правда не знает, где спрятаться от неловкости. Тогда он обнимает её в ответ, и его руки невольно пробегают по её спине, останавливаясь на пояснице. – Я тоже скучал. Она качает головой. Подтягивается ближе, намного ближе, утыкается носом в розоволосую макушку. Царапает голову легонько, вызывая приятное покалывание в затылке. Саэки расслабляется моментально и практически мурлычет, пряча лицо в изгибе её шеи. Ей тошно от того, что она вынуждена разрушить сложившуюся идиллию. И всё же Габриэль спрашивает: – Ты уверен, что всё в норме? Ты должен был выйти из гендзюцу в течение нескольких часов, но... – она разводит руками. – Что произошло там? Саэки открывает было рот. Потом медленно опускает голову. Хотел бы он знать наверняка, а не теряться в догадках. Но Саске неизвестно где, спасается от неизвестно кого и, возможно, не вернётся в Коноху вообще. К лучшему. Глаза б его не видели. – Ты говорила с Саске, верно? Габриэль кивает. Разговаривали они мало, но суть Саэки уловил. – Мне известно только то, что ты влиял на события и видел меня. – Не тебя, – поправляет Саэки. – То есть, тебя, но... Шаннаро, это безумие! – Расскажешь мне? Саэки неопределенно пожимает плечами и выдаёт как-то совсем уж невпопад: – Я могу её понять... Ей было тяжело, и я не хотел её принимать, так что... она не виновата, на самом деле. Я вёл себя неправильно. Я такой идиот! – Саэки, – с тревогой тянет Габриэль. – Что бы тебе ни внушили, ты не виноват. Просто скажи, что она сделала. – Ничего особенного. Мы сражались, она побеждала, я умирал, и так по кругу раз сорок. А потом сказала, что она – это ты, и что тебе, то есть ей, нужна моя безусловная поддержка, которую я ей не дал, потому что я думал, что она разгромила мой дом и убила кого-то – возможно, родителей, но мы находились в вымышленной реальности, которая не подчинялась законам логики нормального мира, и я просто так легко поверил в то, что она способна на ужасные вещи, я даже не попытался поговорить с ней и... – Она убила тебя сорок раз, – прерывает Габриэль пустым, не выражающим ничего, кроме сомнения, голосом, – и ты всё ещё считаешь себя виноватым? – Это нельзя считать полноценным убийством, потому что я не умирал, – Саэки теребит распущенные волосы. – Было похоже на временную петлю. – Факт многократного повторения делает ситуацию только хуже. Ты... ты серьёзно оправдываешь её? – Я не знаю, всё немного сложнее, чем кажется. В конце концов, если бы я сразу поговорил с ней, я бы не провел в гендзюцу столько времени. – Ох, Саэки... – она тянется к нему, быстро целуя в щеку. – Когда я только стала Казекаге, я пыталась контролировать всё происходящее и винила себя, если что-либо шло не так. Но пойми: люди бывают абсолютно неадекватными и непредсказуемыми, ты не... – Но она выглядела, как ты, копия! Фактически, она была тобой, но я не дал ей ни единого шанса! – Что ж, я рада, что ты прежде всего ориентируешься на поведение, а не на внешность, – уголок губ приподнимается было в слабой усмешке, но тут же опускается, когда Габриэль снова чмокает его щеку. – Надеюсь, ты понимаешь, что я никогда бы не напала на тебя? – Если учесть, что в детстве ты была одержима идеей убить меня... – Саэки-и... – череда поцелуев вдоль скулы сыплется. Нервный смешок вырывается против воли, Саэки прикусывает щеку, сильнее стискивая руки вокруг её талии. – Не обращай внимания, я издеваюсь немножко. Но что бы ты сделала, если бы я сказал, что не хочу иметь с тобой ничего общего? Габриэль моргает по-совиному. – Купила бы тебе отдельный дом. – Я говорил, что обожаю твоё чувство юмора? – Я не шучу. – Ха-ха, вот об этом и речь! – Я правда могла бы, – на полном серьёзе произносит Габриэль, и Саэки запинается, давя кашель в кулаке. – Брось, никто бы не стал так тратиться... – Почему я не могу потратиться на то, что хочет мой жених? Если это сделает тебя счастливее, то почему бы и нет? Саэки только усмехается, качая головой. – Чувствую, когда мы съедемся, ты меня совсем разбалуешь. – Ничего страшного. Поживешь в свое удовольствие. Его ладони поглаживают её уже привычно, притягивают к себе, и дышать отчего-то становится трудно, но Габриэль игнорирует внезапно подскочивший пульс. Вздрагивает, ощущая лёгкие поцелуи на горле и последующий шёпот: – Прости, что пришлось ждать. Обычно я не столь плох в гендзюцу. Габриэль обречённо вздыхает, чуть отстраняется от него с явным усилием и неохотой. – Не извиняйся, если не виноват, – убирает волосы за заалевшие уши. – Это обесценивает слова извинения. – Но я виноват. Виноват только Учиха, которого она так и не прикончила. – И в чём же? – Я заставил тебя беспокоиться. Она поджимает губы, и на секунду ему кажется, что она действительно раздражена. – Не всегда ты ответственен за чувства другого человека. Мне уже нельзя беспокоиться о тебе? – Нет, я не про то! Просто я бы хотел, чтобы тебе не приходилось волноваться обо мне. Я хочу быть человеком, на которого ты всегда сможешь положиться, а не ходячей проблемой. – Люди неизбежно создают друг другу проблемы, с этим ничего не поделаешь. Но если ты – моя проблема, то я буду решать тебя с особой тщательностью, разбирая каждую деталь до конца своих дней. Ты прекрасен, Саэки. И ты заслуживаешь особого внимания. – ...И давно ты ударилась в романтику? – С тех пор, как встретила тебя? – Да ладно, заканчивай уже! Габриэль смеётся мягко, сверкающие глаза из-под прикрытых век заглядывают прямо в душу. Саэки теряется в них на миг, зачарованный совершенно. Она была незаконно красивой... – Я не перестану говорить о своей любви, даже не проси. Это единственное, в чём я откажу тебе. Единственное?.. Саэки сглатывает и, не выдерживая, отворачивается, прерывая зрительный контакт. О чем она вообще думает? Осознаёт ли, что флиртует в открытую? Или это он слишком извращённый? Указательный и большой пальцы обхватывают его подбородок и чуть приподнимают голову, пока остальные пальцы щекочут вытянувшуюся шею. – Тебе не нужно осторожничать и извиняться за всё подряд, как будто я могу сорваться в любой момент, – продолжает Габриэль вкрадчиво, но её взгляд перемещается на кончик языка, пробежавшего вдоль пересохших губ. – Хотя, признаюсь, я не отличаюсь особым терпением, когда дело касается тебя... Саэки игнорирует конец её слов и зашевелившиеся под кожей мурашки. Габриэль прикрывает глаза. – Сколько бы времени я ни провела с тобой, мне мало. И я знаю, что никогда не будет достаточно. – Это нормально, если учесть, что ты пережила. – Нет, Саэки, это не нормально. Это может привести к нарушению личных границ и множеству глупых поступков... а я хочу обеспечить тебе максимально комфортную жизнь. – Габи, мне ещё ни с кем не было так комфортно, как с тобой. – Но ты красный. Саэки прикрывает глаза, когда она тыльной стороной ладони касается горящих щек. Он перехватывает её руку и целует костяшки пальцев. – Мне немного сложно принимать внимание. Но всё ещё приятно. Правда, мне нравится, когда ты прикасаешься ко мне. Я чувствую нечто... не знаю. Я смущён, нервничаю и, возможно, самую малость напряжен, но это заставляет меня чувствовать себя особенным. И я не против, если ты продолжишь. У Габриэль внутри воск тает при виде его нежной улыбки. – Тогда я не остановлюсь, пока количество поцелуев за сегодня не превзойдет количество травм в гендзюцу. – Подожди, – Саэки жмурится, ежится и хихикает, потому что она воплощает слова в реальность тут же. – Травм намного больше сорока. Я ведь сопротивлялся, а не просто позволял себя убить! – На то и расчёт. Она расцеловывает его, хаотично сыплет поцелуями то тут, то там. Это щекотно, волнующе и обжигающе приятно. Габриэль чуть прихватывает губами нежную кожу на шее, заставляя его краснеть на несколько тонов темнее, смешно морщиться в тщетной попытке спрятать улыбку. – Так ты планируешь поцеловать меня минимум двести раз? – он вздергивает брови, и в глазах чертята пляшут. А вот Габриэль застывает в непонятном выражении, обхватывая его лицо ладонями. – Сколько же ты натерпелся, – шепчет она. – Бедный мой мальчик, когда ты перестанешь мучиться? – Не то чтобы я мучаюсь, – Саэки неловко отводит взгляд. – В твоей компании я очень даже наслаждаюсь. Харуно чувствует, что у него мозги плавятся. И сам он – бесформенная кашица, потихоньку стекающая на пол. Ему нравилось, что она была открытой с ним и позволяла себе проявлять свои чувства, пусть даже и в таких масштабах. Он знал, что его любят, его ценят, им дорожат. И обожал каждую секунду проведенного вместе времени, заранее тоскуя о невозможности продлить это удовольствие. – Саэки... – М-м? Она предлагает, словно прочитав его мысли (или, может, у него всё отражалось на лице): – Если хочешь, можешь в любой момент переехать в Суну. Мы бы виделись намного чаще. – Не продолжай, – Саэки раздосадованно возводит глаза к потолку. – Я очень хочу... – Но? – Я должен убедиться, что с Ино всё в порядке. Она в плохом состоянии. – Разве нет медиков, которые могли бы позаботиться о ней, кроме тебя? – Есть, но она моя подруга. Я переживаю за неё. – Я понимаю... – Эй, только не думай, что я отказываюсь от твоего предложения! Габриэль лишь мычит в ответ. Пальцы гладят бледные щеки. Он вдруг целует её в кандзи на лбу, зарываясь пальцами в волнистых шелковых прядях. Довольно затруднительно постоянно бегать между двумя странами. Особенно, когда ты Казекаге. Саэки попробует выпросить миссию в Суну, если обстоятельства не позволят получить гражданство раньше. – Я люблю тебя, Габи, – череда поцелуев на всё лицо, что медленно заливалось краской. – И я ужасно скучаю по тебе. Как только я найду способ поставить Ино на ноги, обещаю, я пойду с тобой. И тогда уже от меня не отделаешься. Буду приглашать тебя на ужин каждый вечер... – Ты уже обещал мне одно свидание. – М-м, да, я помню. Что насчёт небольшой прогулки к озеру завтра? Ты ведь не обижаешься? – Не умею обижаться на тебя. Тогда он прижимается к её губам, подминает их с неизвестно откуда взявшимся нетерпением и рвением, даже через одежду ощущая биение её сердца. Целует так, будто не видел целый год, старается все обещания безмолвно передать. – Ты нарочно это делаешь? – севшим голосом спрашивает Габриэль. – Делаю что? – Заставляешь меня обдумывать план твоего похищения. Саэки хмыкает с долей озорства и, не давая и шанса перевести дух, целует ещё раз эйфорически нежно. Мутная пелена сознание застилает, что-то томительно подскакивает в животе. Её ладонь вздергивает его за подбородок. Его пальцы в багрянце шелковых волос теряются. Губы податливо раскрываются, языки соприкасаются робко и несмело, но уже в следующую секунду толкаются, трутся друг о друга, скользя и извиваясь. Нечто вибрирует в его горле в благоговении. И, когда Габриэль отстраняется, они оба выдыхают рвано, опаляя губы жаром. Саэки, уже мало что соображающий, вновь и вновь влажные следы на её коже оставляет, слегка прикусывает нижнюю губу, тут же вбирает её, посасывая, – Габриэль втягивает воздух с откровенной дрожью, вовлекая его в новый опасный поцелуй... Действительно опасный. Разгорающийся внутри пожар мог легко пополнить ряды неконтролируемых стихийных бедствий. Саэки хватает одного только неосторожного касания, чтобы волоски на теле зашевелились от осознания, и всё нутро обдало обжигающе ледяной водой. Он бегло смотрит вниз и мысленно ругает весь свет в выражениях, не проходящих ни одну цензуру. Ткань брюк недвусмысленно топорщится. И Саэки мечтает умереть здесь и сейчас. Одновременно с этим вскакивает, усаживая ошарашенную Габриэль на стул вместо него, в два шага оказывается у двери. – Подожди, что случилось? Я сделала что-то не так? Он замирает, прикусывает щеку с силой. Она действительно не заметила или деликатно сделала вид, что не заметила? Или... она этого и хотела?.. Нет, исключено! Они находились в больнице, и Габи не могла... не могла!.. Дрожь проходит вдоль позвоночника, лицо пылает, и Саэки прислоняется лбом к деревянной поверхности двери. Хотелось просто выскочить отсюда. Неважно, куда и к кому, лишь бы не здесь и не с ней. Но глупо выпрыгивать в заполненный людьми коридор. Они, конечно, все медики, но от понимания физиологии собственного тела ситуация не становится менее смущающей! Успокойся, успокойся, да успокойся же!!! Это абсолютно нормальная реакция, и он не мог её контролировать. Такое уже случалось раньше. Ничего особенного. Совершенно ничего. Это естественно. Приходится представить пару выходок Наруто, чтобы томительное волнение сменилось лёгким отвращением, и дискомфорт постепенно исчез. Вдох-выдох, всё отлично. Когда Саэки поворачивается к Габриэль, он невольно дёргается и отступает на шаг. В какой момент она успела подойти?! – Что с тобой, Саэки? – Если бы он не знал лучше, то подумал бы, что она дразнит его. Сердце ещё колотится в груди быстро, как у испуганного зайчишки. Саэки сглатывает, улыбается натянуто и судорожно тараторит, стараясь не заикаться: – Вспомнил, что пропускаю работу! Это так ужасно! Никто не должен пропускать работу, верно? – Саэки... – И я так давно не брал ночные смены, мои коллеги скоро начнут возмущаться особым ко мне отношением! Это совершенно никуда не годится! Встретимся вечером! Или ещё лучше завтра!!! – Саэки! Дверь хлопает прямо перед носом – Габриэль даже пальцем дотронуться до него не успевает. Она некоторое время смотрит в пустоту, не моргая. Прикрывает глаза ладонью, что плавно сползает на нижнюю часть лица. Насколько ужасно, что она находит его смущение чертовски привлекательным?Глоксиния
24 марта 2023 г. в 16:35
Глоксиния – «Мои чувства сильнее меня».
– Эй, ты чего ревешь?
Саэки вскинул голову и выставил перед собой металлические ножницы – глупый шаг, но, будучи затравленным ребёнком, он ожидал подвоха от всякого, кто проявлял к нему интерес.
– И зачем тебе понадобилось стричься на улице? Выглядишь теперь, как цуцик оборванный.
Девочка тряхнула головой – светлые волосы качнулись – и сморщила носик, потому что плач не прекратился.
– Да ладно, ладно, никакой не цуцик! – Замахала руками она. – Вот с этой стороны чуть-чуть пригладить, здесь обстричь, и нормально получится!
– Отстань от меня! С уродливыми волосами ничего нормального не получится!
– Сдаётся мне, они не были такими уродливыми, пока ты не взял ножницы в руки! Чего они тебе покоя не дают?
– Они розовые!!!
Видимо, она приняла его возмущение на свой счёт, потому что сама стояла перед ним в розовой футболочке.
– И что?! Красивый цвет!
– Ты так говоришь только потому, что ты девочка!
– Какая разница? – Она взъерепенилась сразу же. – Как будто мальчики не могут носить розовый!
– Скажи это моим одноклассникам! Они называют меня девчонкой и кидаются землёй!
– Сказал бы, что девочек обижать нельзя, делов-то!
Тут Саэки, по всей видимости, осознал всю безвыходность положения, в котором оказался. Слёзы, которые он прежде пытался утереть кулачками, теперь градом капали на землю.
– Так, – девочка затопала ногой, – какая разница, что они про тебя думают? Они для тебя ничего не значат.
– Легко тебе говорить! А попробовала бы ты... ты-ы...
– Ну, всё хнычешь! Нужно учиться стоять за себя. А ты сразу в слёзы. Как девчонка!
– Я не девчонка!
– Ой, всё, хватит, хватит! Как будто быть девочкой – это конец света! Вон, на помидор уже похож!
Она забеспокоилась, когда поняла, что её слова, предположительно утешающие, не особенно помогали.
– Да ладно тебе! Помидоры – это тоже не плохо! Многим людям они нравятся! Саске-куну, например! И вообще! Дай сюда ножницы, я прямо сейчас всё поправлю!
Саэки шмыгал носом, следя за жучком, ползающим по ремешку сандалий, пока девочка орудовала ножницами, вертя его голову в разных направлениях.
– Теперь хоть на человека похож, – произнесла она удовлетворённо. – Только не реви.
– Спасибо...
– Да уж пожалуйста.
Она снова посмотрела на него – на этот раз с интересом.
– Значит, говоришь, над тобой издеваются?
Он кивнул.
– Слушай сюда. Я, Яманака Ино, принимаю тебя в качестве младшего брата! Отныне можешь ссылаться на моё имя. Никто о тебе ничего плохого даже подумать не посмеет.
Саэки опешил, не понимая, потешаются ли над ним или предлагают своеобразную дружбу. Он сомневался, что эта девочка и правда обладала таким авторитетом (иначе знал бы её раньше хотя бы по слухам), но из всего услышанного возмущало одно.
– Почему младшим?
– Потому что я выше, смирись.
– Возраст не зависит от роста.
– Всё-то ты знаешь, Лобастый!