God Less America

Все, что я когда-либо тебе сказал, — это ложь, включая эти слова. — дьявол в фильме «Ослепленный желаниями» (не в хиленьком американском из 2000-х, а в английском шедевре из 1960-х) — Не волнуйся, — прошептал Сэм ему на ухо. — Дин, все в порядке. Ты не… Последние слова затерялись в дыхании, размазанном по щеке Дина, и Дин услышал бешеный бег сердцебиения, не уверенный, его это или Сэма. Сэм стиснул крепче пальцы на его бедрах, вбивая в его кожу ногти, улыбнулся своей новой улыбкой — темной, пьяной и дикой. И он поднял их. Его чертов младший брат оторвал их от поверхности, на которой горбились простыни. Дину осталось зажмурить глаза, ощущая, как это с ним происходит, — секунда за секундой, проносящейся сквозь него головокружительной вспышкой. Сэм остановился только тогда, когда поднимал их, и продолжил трахать его, немного медленнее, чем раньше. Спина и плечи Дина ударялись о стену, одна рука обнимала Сэма за шею, другую он втиснул в его подмышку, пальцы сжимались и разжимались, царапая воздух и горячую кожу. Дин стукнулся затылком; повернул шею и ударился ухом. Сэм на мгновение замер и просунул руку под его голову. Следующий удар пришелся ему на ладонь, когда Сэм снова вошёл в него, медленно протащив хуй в его заднице. — Нормально? Кончики длинных пальцев Сэма погладили Дину затылок. — Супер, — Дин потянулся к его шее, слизав пот с его пульса. — Для фанатов полетов. Тут у тебя шампанское подают? Сэм слабо, немного нервно улыбнулся. — Я держу тебя. Сэм прижал губы к его губам и скользнул внутрь языком. Дин давно смыл своей слюной черноту крови из его рта, но он ее чувствовал. Призрачный вкус на языке, разъедающий сладость. Голова Сэма сместилась ниже, зубы провели по шее Дина. Рот накрыл его кадык, потом короткий укус. — Черт, — выдохнул Дин. — Еще, еще, пожалуйста, Сэмми, пожалуйста… Сэм укусил сильнее. У Дина вырвалось шипение, сладкий озноб скатился по его позвоночнику. Он представил себе алый, постепенно багровеющий след, представил, как будет смотреть на себя в зеркале, и отражение будет шептать ему: Сэм, Сэм, это Сэм… Он осознал в этот миг, что происходит с ним, с его братом, что происходит с ними. Невозможность остановиться. Они будут идти все дальше, пока не перейдут все пределы. Может быть, эта раскаленная кожа, раскаленные губы, долбящий его раскаленный член, все его тело с кипящей в нем черной кровью однажды просто сожгут их. Они сгорят, как мама, на чертовом потолке. Сгорят и не пожалеют. Дин не пожалеет. Не может пожалеть. Его брат отстранился, оставляя дрожащее дыхание между их лицами. — Скажи это мне, Дин. Скажи, если это правда. Голос наполовину состоял из приказа, наполовину из мольбы. Влажные волосы вздыбились над головой, как нимб. Хрупкая тьма во взгляде. Но она затвердеет. — Я твой, Сэмми, — Дин как будто помолился несуществующему божеству. — Просто бери. Просто бери и делай, что хочешь… Бедра Сэма дернулись, движения стали быстрыми, резкими. Бесплотность воздуха делала все ненастоящим, словно Дин бредил. Он сосредоточился на хаосе плоти. Мышцы его рук горят, ноги напряжены и согнуты, член прижат к животу, растирая пресперму по коже. Если бы его руки были свободны, он бы ущипнул свой сосок. Он запрокинул голову к мути желтого света под потолком, сморгнув пот со своих ресниц. Сэм пробормотал его имя, потонувшее в низком гудящем стоне. Дин сфокусировал взгляд и увидел беззащитное сокращение горла, длинную шею под перламутровой пленкой пота, искреннее, первозданное наслаждение на его лице. С его брата сковырнули все наслоения, отряхнули шелуху слов, расплели его по волоконцу, и вот что осталось. Сыромять его существа. Когда Дин наблюдал его обнаженность, между ними не оставалось преград, которые он ощущал каждый день, каждый час, каждый промельк существования. Сэм всегда будет для него непознаваемой территорией. Душа Дина, иссеченная этим мучительным знанием, исцелялась в мгновения плоти. Кастиэль сказал, что на нем теперь грязное, несмываемое пятно. Может быть, он ошибался. Все еще твердый член Сэма выскользнул наружу, на бедра Дина слились капли спермы. Дин опустил одну руку и вытянул другую, обвив кольцом его плечи. Сэм снова вошел в него, еще несколько медленных глубоких толчков, и Дин задохнулся, подаваясь ему навстречу. Его зубы проскрежетали, он всосал между ними воздух, вылившийся в стон, в просьбу о большем. Сэм толкнулся в него — сильнее и глубже, ощущение, близкое к боли. Руки Дина затряслись, он плотнее обхватил широкую спину брата, сцепил ноги на его бедрах, умоляя без слов остаться глубоко внутри него на мгновение, чтобы его почувствовать. — Давай, давай, — прошептал Сэм. — Давай, Дин, это так хорошо… Оргазм, внезапный и бурный, сотряс тело, смыкая коросту век. Шум крови в ушах и одержимая сердечная дробь заглушили его хриплый стон. Он еще плавал в оглушившем его удовольствии, когда почувствовал рот Сэма на своих приоткрытых губах. Черный привкус наконец-то исчез, сменившись соленым от пота. Он был не в силах ответить, лишь принимал поцелуй, тускло осознавая, что Сэм вытащил член и мягко проскребывает по его затылку ногтями. Сердце Сэма колотилось об его грудь, его прерывистое дыхание постепенно выравнивалось. — Видишь, — пробормотал Сэм в поцелуе. — Я держал тебя. Дин выдохнул, открывая глаза. — Сверхъестественная ебля, — проговорил он заплетающимся языком. — Первого класса. Но где мое чертово шампанское? Сэм рассмеялся и осторожно опустил их на кровать. Он мгновенно заснул, уместив свою голову на плече Дина, его скальп пылал жаром, даже потные волосы были горячими. Дин подумал, что новый опыт его измотал. Он проснулся, когда полоска между задвинутыми шторами стала из черной серой. Зимний рассвет прочертил на полу, как лезвие ножа. Он осторожно сдвинул тяжелую руку Сэма, перекрестившую его грудь, сбросил босые ступни на пол, зевнул и поднялся. Он одевался, когда в постели заворочался его брат. — Ты куда? — слова приглушило подушкой. — Покататься, голову проветрить. Потом вернусь, позавтракаем и вперед. — Возвращайся пораньше, — сонно пробормотал Сэм. — Пока мы не выписались из мотеля. Дин сел на край кровати и провел ладонью по его взъерошенным волосам. — Хочешь снова трахаться? — спросил он с усмешкой. — И снова, и снова, и снова, — Сэм пошевелился, подложив руку под свое ухо. — Что? Горячо, как в аду. Дин поперхнулся воздухом. Вот сукин сын. — Ты это специально сказал? — Почти нет, — он уткнулся головой в бедро Дина и потерся лбом. — Может, надеялся, что ты уже забудешь об этом. — Такое быстро не забудешь, Сэмми. — Так ты не хочешь? — Забыть? — Меня. — Шутишь, — Дин склонился и громко чмокнул его в ухо, позабавлено наблюдая, как он поморщился. — Только на потолок меня не тащи. — Ничего не обещаю, — Сэм перевернулся на другой бок и засопел. Дин, зевая, вышел во двор, где еще было пусто. Солоноватый, как пот, ветер с моря хлестнул по лицу, и он застегнул куртку. Он остановился на заправке взять кофе; бледный холодный воздух и горячий, дешевый, полукислый напиток стесали сон с его глаз. В машине он коснулся пальцами следа от укуса — сначала неосознанно (кожу саднило), во второй раз — намеренно. Он надавил на кадык, воскресая мягкий изгиб губ и твердую линию зубов Сэма на его плоти. Реальность их близости продолжала от него ускользать, как бы громко она о себе ни заявляла звуком, запахом, следом. Часть него думала: жизнь сблюет это мне в лицо, я проснусь и похолодею. Часть него думала: я остался в аду, и мне дали это, чтобы отнять. В аду пахло розами и свежей кровью… Сэм впервые укусил его в их самый первый раз. Сомкнул зубы на его горле, и Дин выгнулся под ним, как порнозвезда на съемках, ощущая каждый перекат его бедер, издал звук, в котором не узнал собственный голос, и его хуй, зажатый между их животами, оросил влагой кожу. Он даже не представлял, что может кончить, если не трогать член. Воспоминание вызвало сексуальный позыв, но Дин подавил его, поставил кассету и включил музыку. Ехал дальше, отрясая с губ ноты. В машине никого больше не было, и можно было подвывать Цеппелинам, сколько душе угодно. — «Мы плывём из страны льда и снега, Из полночного солнца и свежих весенних ветров. Молот богов приведёт наши корабли в новые страны, Сражаться с ордой, поём и кричим: Valhalla! Я иду!» Рассвет выплеснул его на шоссе. Встречные фары один раз осветили дорогу, и он больше не видел машин. Набежал туман, и он поехал через седые клубы, похожие на дым от лесных костров. Погода все еще была странной, это началось с декабря и с тех пор не прекращалось. Что-то варилось в мире. Асфальтовые кромки бежали по краям зрения до перекрестка. Он вышел, зарыл коробку в обмякшей под сыростью рыхлой земле и стал ждать, осматривая темные, как тени, деревья в серых шалях тумана. — Конечно, если ты вызываешь лично меня, нужна человеческая кровь, — низкий хрипловатый голос распустил тишину за спиной. — Но для первого раза сделаем исключение. Дин оглянулся на Кроули. Кроули, неясно нарисовавшийся в тумане, прищурился по сторонам. — Галвестон, — протянул он, засовывая руки в карманы пальто. — Здесь было славно во времена Сухого закона. Подпольные кабаки, азартные игры, шлюхи… Они так развернулись, что называли себя Свободным государством Галвестон. Я заключил сотни сделок. Хотя продавать грехи грешникам не самое интересное занятие. Вызова не хватает. Его присутствие почти не несло серного запаха, сильнее пахло каким-то одеколоном. — Хорошо выглядишь, Дин, — Кроули склонил голову набок, туманная тень отползла, обнажив края полуулыбки. — Вернее плохо. Ты когда одеваешься, в зеркало на себя смотришь? Он шагнул к Дину, как будто сошел с помоста. Дин остался на месте. — Ты хотел поговорить, — сказал он. — Вот так, сразу к делу? — он вздохнул. — Ну хорошо, моя хлопотливая пчелка. Ты считаешь, что Руби вам врет. Дин кивнул. — Она вам врет, — сказал Кроули. — А ты говоришь правду, — Дин сощурился на него сквозь туман. — Потому что демоны этим известны. Кроули фыркнул, приближаясь на еще один неспешный шаг. — А люди — белые пушистые невинные котята. Давай без расизма. Руби тянет твоего брата за поводок, чтобы он убил Лилит. — Это остановит апокалипсис. — Это его начнет, — вальяжный голос стал резче, отяжелел. — Смерть Лилит сорвет последнюю печать. Все это время ваша сладенькая подружка работала в команде Люцифера. — Она много раз нам помогала. Сколько было нападений демонов… — Именно! — воскликнул Кроули. — Откуда, по-твоему, они знали, где вас найти? Руби давала им наводку. Потом она появлялась и вас спасала, чтобы завоевать доверие. Должен признать, — он цокнул языком, — она хороша. Дин пожевал губу. Он давно подозревал, что с Руби что-то не так, но не мог ткнуть пальцем в причину. — Откуда ты все это знаешь? — У меня свои источники информации. — То есть я должен положиться на твои слова и поверить тебе? — Никому нельзя верить, — Кроули наставительно приподнял палец. — Но ты подумай сам. Почему она вам помогает? Что она вам наплела? Она помнит, как быть человеком, бла-бла-бла? У нее тут любимый щеночек, бла-бла-бла? Кроули практически повторил его собственные слова. — А ты почему хочешь помочь? Кто тут у тебя любимый? — У меня тут любимый я, — Кроули погладил себя по черной кашемировой груди. — Если Люцифер вырвется из клетки, в лучшем случае я всю вечность буду ползать у его ног. В прямом смысле. Но, скорее всего, он не будет столь милосерден. Он порезвится на земле, истребит человечество, чтобы насолить своему папочке, а затем уничтожит всех с черными глазами. «Я доем сначала грушу, а потом примусь за вас». Брови Дина поползли вверх. — Почему? Он вас создал. — Это не мешает ему презирать нас. Хочу напомнить, что Люцифер не демон. Он ангел. Как тот, который влюблен в тебя, — он широко ухмыльнулся. — Или был влюблен? Слухи ходят, что-то у вас разладилось. Какой он, Дин? Я о нем слышал, но никогда его не видел. — Ты пожалеешь, если его увидишь, — сказал Дин. По языку вдруг расползлось что-то пепельное. — Ты для него грязное пятно на лице вселенной. Тебя надо стереть. Кроули вздернул подбородок, взгляд стал острым, зацепившись за укус на шее Дина. — Что насчет тебя? Я смотрю, у тебя была жаркая ночка. Что-то, что твой ангел не одобряет? Укол гнева подтолкнул Дина вперед, туман поволок его к Кроули, как вода. Они очутились рядом, Дин выдохнул на него злость и сжал кулаки. — О, — протянул Кроули. — Кажется, я задел больное место. Я пока не знаю, какое, но я выясню. Дин с трудом удержался, чтобы не впечатать в его ухмылку удар. — Ты можешь врать, как врала Руби. Это все просто слова. Я даже не знаю, чего ты хочешь. — Мира и покоя, — сказал Кроули. — Возврата к нормальному положению дел. Мне не нужен ад на земле, мне хватает того, что внизу. Больше власти. Мы объединим усилия, Дин Винчестер. Твой брат поможет мне посадить Лилит на цепь, вместо королевы ада у нас будет король. Люцифер останется в своей клетке. А ты, — он оглядел Дина с ног до головы. — Ты вернешься к своим фланелевым рубашкам, плохому виски и ебле с тем, кого не одобряет твой ангел. Что скажешь? Дин помотал головой. — Все еще просто слова. — Ладно, я докажу тебе, что говорю правду. — Кроули поманил его пальцем. — Иди сюда, тебя ждет лучший поцелуй в твоей жизни. Почему, он подумал, почему все и всегда сводится к испытанию ужасом. Это не просто работа. Это давно не просто работа. Это даже не ебучий стиль жизнь, что бы это ни значило. Должно быть, это я сам. Я и Сэм. И этот долбанный Бог, которого нет. — Что ты такой мрачный, Дин Винчестер? — сказал Кроули. — «Не беспокойся, что сегодня наступит конец света. В Австралии уже завтра». — И я очень хорошо целуюсь, — прибавил он. — «Так давай, выходи этим вечером, И мы поведем остальных в рай, И если тебе будет хорошо, Потом мы можем стать любовниками». Через две минуты Дин стоял на четвереньках на брусчатой мостовой, где разлагался навоз, и блевал кровью.