Обратная сторона медали

Октябрь       — Надеюсь, что доеду до Вегаса до начала вечерних пробок. Но в любом случае завтра я точно буду на трибунах, — обещает мне Джаред на другом конце провода, в трубке шум дороги, он решил добраться до Невады на машине. — Напиши, в какой гостинице ты остановишься. Я заберу тебя вечером, если, конечно, наш ужин ещё в силе.       Вписать секс в еженедельный график оказалось очень даже реальным. Мы договорились видеться только по выходным, поэтому в пятницу после тренировки я уезжала к нему и возвращалась к себе лишь в воскресенье вечером, а то и в понедельник утром. Так, наши странные отношения длятся уже пару месяцев. Джаред принял правила игры, не доставляя мне лишних хлопот, но в то же время и я сама стала звонить ему чаще. Привыкла всё же.       И лучшее в этом то, что я больше не пытаюсь разобраться в природе этих чувств, используя их во благо себе. Я знала, что могу расслабиться с ним, не думать о проблемах, неудачах и прочем дерьме, а вдобавок получить щедрую порцию дофаминов и эндорфинов от нашей близости. А главное, я не растеряла концентрацию, даже Ольга отмечает, что я в идеальной форме.       Эффект выше ожиданий. Легальный допинг — вечно нормальное настроение и сон — ведь больше эротические "кошмары" меня не беспокоят.       — Всех участников расселили в одну гостиницу, которая является частью спорткомплекса, только тебя тут и не хватает... — на всякий случай я оглядываюсь на Ольгу, сидящую через проход. Благо она в наушниках и больше поглощена каким-то фильмом, который начала смотреть на своём планшете ещё в зоне ожидания, поэтому я разговариваю спокойно, не боясь, что она подслушает. — Кста-а-ти, а при отеле и своё казино есть.       — Это же Вегас, — смеётся он. — Сходи развейся, может, тебе повезёт и возьмёшь джекпот... А хотя стой, нет, тебя же не пустят.       — С чего бы?       — Вход разрешён только с двадцати одного года.        Я ещё не привыкла, что в Америке множество ограничений для людей до двадцати одного года. Мне уже исполнилось двадцать, но меня не пустят в бар в части штатов, не продадут пушку и, естественно, никакого казино. Дебилизм.       — Но я хорошо играю в покер, — хмыкаю я.       — И почему я не удивлён...       — Папа мне ещё лет в семь правила рассказывал, — приходится объясниться. — А в двенадцать это уже не было чем-то необычным: в лагере или на сборах всегда были карты .       — И вы играли на деньги? — изумляется Лето, а я не могла сдержать улыбки, предавшись воспоминаниям. Ночами после отбоя мы собирались в чьей-нибудь комнате, желательно подальше от тренерской и рубились. В покер реже, да, чаще в дурачка или в сундук, или в пьяницу. Конечно, для Джареда мои воспоминания о детстве выглядят так, будто я выросла в чёрном или мексиканском районе, но это всего лишь разница менталитетов, совершенно несвязанная с уровнем достатка.       — На желания или на сладости. Знаешь, шоколад — это очень ценная валюта, особенно, когда его есть нельзя, — здесь я лукавлю, конечно. Играть на действия гораздо интереснее. Не все соглашались, опасаясь страшного задания, но азарт перекрывал любой страх, и прокукарекать перед дверью Георгия Борисовича в три часа ночи не казалось чем-то ужасным. Кстати, после этого розыгрыша вся группа на следующее утро умирала на офп — в наказание за то, что вместо отдыха мы страдали хуйнёй. — Но я в любом случае не буду дразнить Фортуну. Мне ещё выступать. Ладно, самолёт уже выруливает, пора отключаться.       — Хорошего полёта, — желает мне Лето и кладет трубку первым.       Рейс Лос-Анджелес — Лас-Вегас короткий, всего-то полтора часа в воздухе, судя по официальному расписанию. Как в Питер слетать... Хоть и мрачная историчность Петербурга не идёт ни в какое сравнение с искусственным блеском страз бесконечных отелей и казино. С другой стороны, не мне сравнивать, я там не была, а сужу лишь по картинкам и рассказам знакомых. Джаред ещё говорил, что в городе скучно быть трезвым, поэтому я особо и не возлагаю надежд, да и куда мне пить? Алкоголь официально не допинг, однако лишние промилле в крови вряд ли помогут выступить лучше.       Время проскакивает слишком незаметно. Моргнула раз — середина августа, моргнула два — сентябрь, контрольные прокаты уже для взрослых, и наконец октябрь, — мой первый этап Гран-при, с которого и начинается большое путешествие к Греноблю. Всё так же стремительно, как и этот перелёт, я задремала буквально на пару минут, и вот стюардесса будит меня перед снижением.       — У меня для тебя хорошие новости, — сообщает мне Ольга, пока мы едем в отель заселяться и готовиться к турниру, который должен состояться через три дня. — Когда мы вернёмся, Сандерс уедет на российский этап пораньше, чтобы пройти акклиматизацию, Энн вместе с ним, а тебе никто не будет мешать готовиться к Токио.       — Чудесно, — с сарказмом отзываюсь я, изучая в телефоне список лучших ресторанов города в поисках места, где можно позавтракать.       Проблемы с катком Ленни не решились, и мы продолжали относительно мирное сосуществование на моей территории. И нет, он не перестал звать меня в кино или провожать до дома. Порой мы действительно проводили время вместе, но его пыл подугас с официальным началом сезона, а не с отсутствием понимаем бесперспективности наших отношений. А я решила спустить всё на тормозах, пока это не доставляет мне проблем.       — И даже меня ты на катке не увидишь, — добавляет Ольга, что заставляет меня отвлечься от параллельного чтения.       — В смысле?       — Мне нужно будет решить некоторые семейные дела и уехать из города. К сожалению, повременить с этим тоже не выйдет. Ох уж эта американская бюрократия... — я не очень понимаю о чём речь, поэтому только киваю, хоть и странно, что она собирается исчезнуть в разгар тренировочного процесса, — Миссис Вейн не может летать по состоянию здоровья, она останется в городе и проследит, чтобы ты не отлынивала. Хотя, это, конечно, не про тебя...       — А что с ней? — меня эта информация немного триггернула, потому что в прошлый раз не летящий со спортсменом тренер оказался тяжелобольным. Хотя больной она не выглядела, обычная женщина.       — Она аллергик. После того, как у неё несколько раз случался анафилактический шок на борту, Конни приняла решение больше никуда не ездить и оставаться в безопасных рамках привычного окружения.        — Ты-то поедешь со мной в Токио? — на всякий случай интересуюсь я.       — Да, конечно, Анечка. Что за вопрос?       Этот разговор хоть и забывается среди событий дня, но я мысленно возвращаюсь к нему вечером, лёжа в кровати в своём номере. У меня нет оснований подозревать что-то нехорошее, однако на душе почему-то неспокойно. Возможно, случившееся с Георгием Борисовичем и правда наложило на меня слишком большой след, потому что ситуация развивалась примерно по такому же сценарию. Сначала семейные дела, потом больничные и запрет на полёты и в конце смерть... Но опять же, почему всё должно повториться? Я проговариваю это себе из раза в раз, пытаясь рациональностью вернуть контроль над мыслями.       Тревога растворяется в следующем дне, когда перед своей тренировкой я наблюдаю за тем, как катается, наверное, моя главная соперница на этом соревновании — Соня Иванова. Она тоже тренируется у Платона и уже сто лет как... Но когда, чёрт возьми, девочка успела дорасти до взрослых? Сколько себя помню, она всегда была из тех малышек, что вьются хвостиком за более старшими, едва ли не в рот им заглядывая. Надоедало это быстро, но всё же самолюбие это тешит — как ни крути, быть кумиром льстит, хоть и утомляет... Правда сейчас в свои пятнадцать она выглядит ненамного старше, но тем не менее это не даёт повода не считать её опасной: удивительная лёгкость, с которой она прыгает, поражает воображение, и в моменте её техническая сложность запредельная. При чистом прокате мне придётся буквально вывернуться наизнанку, чтобы перебить высокий балл за технику своими компонентами.       И если изначально я ехала сюда на кураже, то сейчас это зрелище немного спустило меня с небес на землю. Я не ожидала, что она будет так хороша. Конечно, боевой дух от этого не рушится настолько, чтобы испортить себе тренировку, однако я решаю до поры не пересекаться с ней и Платоном, специально выжидая момент, пока они уйдут, прежде чем выйти на лёд самой.       Забавно, что точно так же за моей тренировкой под конец наблюдали две кореянки. Но им хотя бы хватило любезности подойти и поздороваться. Джи Сон Ким взяла бронзу на Олимпийских играх в тот год, когда я на них не отобралась, и продолжает выступать сейчас, хотя тройной аксель ей удаётся далеко не на каждом старте. Она меня знает хорошо, потому что после мы уже часто встречались на соревнованиях и я её обыгрывала. А теперь доросла до выступлений и её младшая сестра Со Ён, этот Гран-при — её дебют. Наш разговор хоть и короткий, но какой-то невероятно милый. За что люблю азиатов: дерьма в лицо не скажут никогда, но вот проявить уважение и выразить восхищение — всегда пожалуйста. Мне даже перепадёт небольшой подарочек в виде брелочка с котёнком, который я при них же цепляю на рюкзак — ответное выражение любезности.       Других соперниц сегодня я не застаю, потому что не иду ужинать вместе со всеми в ресторане при отеле, а выхожу в город на небольшое свидание с Лето. Рискованно? Да, потому что нас где-то могут заснять вместе. Концентрации у меня достаточно, особенно если не заниматься сексом сегодня, так что это больше не проблема. Я доказала, что могу совмещать, поэтому позволяю себе пару часов до отбоя провести весело... Так я оправдываю своё нежелание общаться с кучей людей, которые будут задавать мне много неудобных вопросов. Да, завтра мне этого не избежать, но на то оно и завтра, а значит сегодня не нужно об этом беспокоиться. С Лето мы встречаемся уже в ресторане. Конечно, на людях мы не проявляем никакой тактильности, чтобы не привлекать внимание, но всё равно со стороны это выглядит не как деловой ужин. Но ровно до момента, пока нас не поймали держащимися за руки, любые догадки можно отрицать.       Да и всё же мы не по закусочным шатаемся. Чем больше звёзд Мишлен на фасаде, тем более суровая охрана на входе и тем меньше людей там интересует соседний столик. Поэтому, поедая свой салат и стейк, я болтаю вполне расслабленно, рассказывая Джареду о последних событиях. Мы не виделись пару недель, потому что оба были заняты, а мне сейчас очень хотелось сбросить поток мыслей, чтобы сохранить голову ясной перед соревнованиями.       — Удивительно, что ты вообще согласилась на встречу. Я думал, ты со мной все выходные даже разговаривать не будешь, чтобы не сбиться с настроя, — с усмешкой замечает Джаред, тоже удивлённый моим спокойствием. — Ты разве не волнуешься?       — Ну... Я не трясусь перед стартом, но, наверное, это можно скорее назвать напряжением, давлением. Ведь на мне большая ответственность перед собой прежде всего, а также перед кучей людей, которые меня поддерживают. — Однако если для Энн запоротый прокат сейчас — это чуть ли не конец жизни, то для меня это лишь больше вопросов к себе: как я делаю и что я делаю. Внутренний критик никогда не спит.       — Как обычно, привязала к себе камень и катаешься с ним, — остроумно замечает Джаред.       — Но честно говоря, я переживаю чуть больше обычного, — я игнорирую ироничный пассаж Лето, продолжая свою мысль. — Это из-за постановки. Я ведь не катала её на соревнованиях, а история получилась всё же довольно личная. Не хочется испортить, всё и так пошло не совсем по плану, ты знаешь.       На своих контрольных прокатах я решила не катать новую программу, оставив её в качестве сюрприза. Американской федерации я показывала старьё, но с максимальным количеством сложных прыжков, чтобы было понятно, в какой я форме. Вскоре после этого у меня буквально развалились не слишком старые ботинки, пришлось покупать и экстренно разнашивать новые, а за неделю до поездки в Вегас не выдержало платье. Архивный наряд Ольгиной дочери, похоже, не прошёл проверку десятилетием — ткань просто начала сыпаться. Зашивать это великолепие бессмысленно, потому что материя стала покрываться маленькими дырочками, которые от движений растягивались в большие. Оно могло расползтись окончательно на соревнованиях, поэтому экстренно пошили новое. Уже современное, но тоже в синих тонах. Я стараюсь не видеть в этом знаки.       — Тебе нужно желать удачи?       — Не обязательно, — жуя стейк, я замечаю, что его взгляд всё чаще обращён почему-то за моё плечо. Сама оборачиваться я пока не стала, ограничившись только вопросом, — А куда ты там смотришь?       — Да так, пялится на нас мужик, но он не особо похож на моего фаната, — Джаред вновь смотрит на меня, а я зачем-то поворачиваю голову в ту сторону. И то, что я там вижу, заставляет меня вслух ругнуться на русском.       И первая мысль, которая сразу появилась в голове: нахрена я это сделала. К удивлению Лето, мужчина машет мне, а я отвечаю ему тем же, понимая, что не ответить на приветствие ну вообще не варик. Уверена, не заметь я его таким образом, он бы всё равно подошёл и было бы ещё хуже. Но ситуации это не меняет: за тем столиком сидит мой отец, и он только что застукал меня на свидании с Лето.       Папа не обещал приехать на соревнования, видимо, собирался сделать сюрприз, но бо́льший сюрприз, конечно, преподнесла я сейчас. Ему не доводилось знакомиться с моими парнями в принципе, хоть я и Джареда не собиралась представлять в таком качестве, всё равно ситуация — мем.       — Это мой отец, — объясняю я немного удивлённому Лето. — Я не знала, что он вообще в Штатах.       — Он идёт сюда, — кстати, Джаред выглядит уверенно и у меня даже появляется некая надежда на то, что всё пройдёт нормально. — Слушай, а каковы шансы, что мне не отстрелят яйца?       Шутеечка в тему. Папа кажется весьма суровым, но это только по первому впечатлению, хоть и может словесно поддеть так, что мало не покажется. Между ним и Лето не слишком большая разница в возрасте и, наверное, даже в доходах, однако они — люди совершенно противоположных полюсов: гламурный Джаред на вечно расслабленном вайбе и папа, который всегда выглядит так, будто в любой момент готов выступить с речью в ООН.       — Ну только если не скажешь, что ты меня трахнул... — Джаред лишь усмехается в ответ на моё предупреждение. — Я серьёзно, не сболтни лишнего.       Я не видела отца вживую, наверное, с января. И всё же какой бы неловкой не была ситуация, я безумно рада видеть его, поэтому встаю из-за стола первая, не дожидаясь, пока он подойдёт к нам вплотную.       — Папочка! — я правда становлюсь сентиментальной, потому что меня трогают до слёз приветственные объятия. Раньше такого не было. — Как ты здесь оказался?       — Решил заскочить к тебе на выступление, пока есть время между встречами. Предложил партнёрам смотаться на выходные в Вегас, — отец начинает говорить сразу по-английски в отличие от меня, что позволяет Джареду оставаться в сути беседы. — Я тебя тоже не ожидал увидеть сегодня, ты же обычно перед соревнованиями сидишь в номере, настраиваешься, хе-хе... — этот смешок мне не нравится, папа смотрит на Джареда хоть и не враждебно, но достаточно пристально, что я напрягаюсь. — Когда ты успела дорасти до свиданий?       — Мистер Лето помогает мне в этом сезоне как продюсер, так что у нас скорее творческие и дружеские отношения, — отвечаю я, словно не выдумала это секунду назад, а Джаред, привстав, протягивает ему ладонь для рукопожатия.       — Джаред Лето, — представляется он. — Приятно познакомиться с вами, мистер Радов. Аня часто говорит о семье...       — Виктор, можно без всяких мистеров, не люблю эти формальности, — так, ладно, пока всё спокойно. — Я знаю, кто вы, поэтому весьма удивлён, как вас занесло в фигурное катание...       Смол ток затягивается, потому что Джаред начинает рассказывать о нашем сотрудничестве, фильме, рассыпаясь в эпитетах и комплиментах. Отец втягивается, хоть остаётся довольно сдержанным, слушает с интересом, но не включается в живое обсуждение, чувствуется, не доверяет до конца. Хотя я бы тоже не доверяла: сидит в дорогом ресторане твоя дочь, а с ней мужик в полтора раза старше и ещё рассыпается в комплиментах. Отец, конечно, на моей стороне, и если я сказала, что между нами ничего нет, то он не будет предполагать обратного.       — Анечка, я буду в городе до понедельника, — в конце концов папа заканчивает разговор кивком и обращается ко мне уже по-русски. — Мы уже собираемся уходить, мои ребята хотят в казино... А тебе ни пуха ни пера завтра.       — К чёрту!       — Пожалуйста, не планируй ничего на вечер воскресенья, посидим с тобой вместе после твоих соревнований, ладненько?       — Конечно, пап, — мы вновь обнимаемся. — Люблю тебя. И не говори маме ничего.       — Будь осторожнее, —предостерегает он меня. — Если будет распускать руки, то есть у меня здесь, в Америке, хороший адвокат, может такое дело пришить, что до конца жизни не отмоется.       Папа говорит это без тени улыбки, и поэтому я отказываюсь от первоначального плана свести всё в шутку и только соглашаюсь:       — Хорошо.       Напоследок он пожимает руку Джареду, стиснув его пальцы в своих явно сильнее, чем в первый раз, и возвращается за столик. Как только расстояние между нами становится достаточным, чтобы невозможно было подслушать, Лето делает резюме происходящего, которое я знала и так:       — Он догадался.       — Не пойман, не вор, — пожимаю плечами я, возвращаясь к подостывшему стейку. Мясо всё же хотелось доесть — мне нужны силы перед завтра. — Тебя это беспокоит?       — А тебя?       — Думаю, папа понимает, что рано или поздно подобная ситуация бы случилась и даже разница в возрасте не столь значимый фактор... Но он ничего не сделает до тех пор, пока я ему не пожалуюсь.       — Может тогда проще было сказать правду? — я лишь качаю головой. Нифига подобного, да и зачем? Польстить его эго? Больше вопросов, больше ответственности и опять же я до конца не могу воспринимать нас как что-то серьёзное, поэтому нет, нет и нет.       — Ну если хочешь, подойди и скажи, давай, — вспыхиваю я практически мгновенно, — Получи благословение, подари мне кольцо и давай делать детишек... — но потом всё же беру себя в руки и, мысленно сосчитав до пяти, добавляю уже спокойнее, — Слушай, папа — это окей, но если ты так хочешь получить признание в лице моих родителей, то есть ещё мама. А с ней...       — Тяжело, — заканчивает за меня фразу Лето. — Я понял.       — Да, и причём ебать мозги она будет мне, а не тебе. Смысл?       Джаред вновь кивает, украдкой касаясь моей руки, будто бы в попытке взять солонку. Наш ужин заканчивается в итоге на хорошей ноте: Джаред возвращает меня в гостиницу раньше десяти вечера, и несмотря на всё это, я долго не могу уснуть, видимо, перемешав ожидания от завтрашнего соревновательного дня вместе с впечатлениями от встречи с отцом.       И я впервые чувствую нечто похожее на панику, будто стою перед пропастью и смотрю вниз: и чем я только думала, когда ставила личную программу? Не переборщила ли я с чувствами? Насколько ещё не поздно передумать и откатать прошлогоднее и пофиг, что скажут? Готова ли я показать ту самую свою тонкую сторону, которую с такой болью вывалила на одного лишь Лето, а теперь собираюсь показать это всему миру? Я ворочаюсь в кровати, пока время на электронных часах скачет от полуночи до трёх ночи, а потом и во сне не нахожу спокойствия, несколько раз просыпаясь и намереваясь позвонить хоть кому-нибудь, но каждый раз откладывая телефон в сторону, не желая признаваться себе в том, что я боюсь... И здесь дело уже не просто в ответственности за хороший прокат, а в кое-чём более сложном.       Я не знаю, как буду выступать завтра. Впервые мои уверенность и спокойствие готовы разрушиться словно карточный домик от малейшего дуновения ветерка.