***
—Порви всех, Антон. Так, как ты умеешь, и даже лучше. Я знаю, ты сможешь и ни у кого не останется сомнений в присвоении первого места. — Арсений держит за руки крепко, Антон кивает, не желая тепла этих мягких ладоней лишаться. Но он отъезжает на центр катка, и будто всё ещё ощущает эти касания, полные заботы и такой сильной веры, что Антон чувствует. Опять и много. И не перестаёт ни на секунду, пока откатывает произвольную программу. Откатывает с таким посылом, с каким не откатывал вообще ни разу. Ему слишком спокойно, ведь он чувствует, и чувства эти его ведут по льду, помогая чисто прыгать и удерживать равновесие. Внутри него сейчас столько, показываемое им совершенно искренне, что программа обретает совсем иные краски. Иные от всех выступлений на этих соревнованиях. Ведь в каждом движении Антона, в каждой его эмоции ощущается живой человек, а не тот, кто просто умеет идеально выполнять все сложные элементы. Антон — это совсем не про просто. Антон — это про чувственность. Ему аплодируют все, ведь никто и не думал в нём разочаровываться после невыигранной короткой программы. Все знают, на что Антон способен и чего достоин, и сейчас он в очередной раз это подтвердил. Улыбается трибунам, сверкает своими счастливыми глазами и едет к Арсению, обнимая его так крепко, что, кажется, обоим становится очевидно — между ними тоже всё совсем не про просто. Но пока они садятся в ожидании результатов, во время объявления которых Арсений приобнимает его за плечи и наряжённо смотрит на таблицу. А там Антон Шастун набрал за произвольную программу 184,4 балла, тем самым получив суммарно за обе 272,89, уверенно выйдя на первое место. Антон широко улыбается, в очередной раз убеждаясь, что Арсений был прав. Всегда прав. И Антон Арсению верит всегда. Тот не сдерживается и снова крепко обнимает своего такого сильного ученика, а тот чувствует в этот момент столько, что если бы он попробовал описать — не вышло бы точно. Да, стать двухкратным Чемпионом Европы для него проще, чем попробовать понять природу собственных чувств. Хотя, без хотя бы простого наличия их в нём, Антон бы вряд ли смог выиграть так красиво.***
Антону, если честно, очень нравится стоять на пьедестале рядом с Павлом, занявшим второе место. Так нельзя, но ему прямо очень нравится. Арсений успел ему пересказать диалог со Стасом, и Антон даже, на самом деле, и не удивился, услышав подтверждение истинных мотивов бывшего тренера. Конечно, что-то неприятно ёкнуло, но Арсений ободряюще сжал его плечо, и Антон понял, что отпустил всю эту ситуацию окончательно. Теперь ему с тренером повезло точно, и всё, что было до, больше значения и влияния на него не имеет. Волю этого можно только пожалеть и надеяться, что и он одумается и уйдёт, ведь спортсмен он тоже сильный, да вот только рискует сломаться у неправильного тренера. Как хорошо, что Антон сейчас у правильного. Самого лучшего вообще. Тот рассматривает полученную медаль ученика и говорит, что она — абсолютно заслуженна, на что Антон довольно улыбается и, определённо, чувствует себя самым счастливым. Всё так, как и должно быть, и для полной стабильности не хватает лишь определённости между ним и тренером. Арсений думает точно так же. Возвращается в свой номер и понимает, что больше так продолжаться не может. Им может быть сколько угодно друг с другом хорошо, но хотелось бы знать, какие у этого хорошо рамки. Потому что Арсений всё больше и больше рискует однажды через них переступить. Вы: Спишь? Он осознаёт, что писать это в два часа ночи довольно глупо, но какая вообще разница. Вдруг его глупость Антон разделит и поддержит. Арсений уверен, что именно сейчас — самое подходящее время и обстановка, чтобы всё решить, а потому Антон совершенно точно сейчас не спит. И оказывается снова прав. Антон: не, уснуть не могу вообще Арсений победно улыбается, выдыхает и направляется в соседний номер. Он — человек решительный и никогда ниоткуда неотступающий. Антон слышит стук в дверь буквально через несколько секунд после отправки сообщения и не удивляется совсем. Это же Арсений. Он вылезает из-под одеяла, направляясь к двери. —Пойдём гулять. — предлагает Арсений с порога, и Антон всё-таки удивляется. —Прямо сейчас? —Ага. Прогуляемся, может, как раз спать захочешь. — Арсений выглядит и говорит так, будто ничего необычного не происходит, и Антон, подумав ровно две секунды приходит к выводу, что, собственно, нет ни одной причины, чтобы не согласиться. —Ладно, сейчас, переоденусь только. Арсений заходит внутрь, оставаясь стоять возле двери, пока Антон извлекает из чемодана толстовку потеплее, зашнуровывает обувь и, схватив куртку, кивает в сторону двери. Арсений улыбается, поражаясь, насколько же Антон его понимает и разделяет все его безумства. И хочется верить, что самое сильное его безумство Антон разделит тоже.***
За отвлечёнными разговорами они доходят до набережной, и вся яркая палитра эмоций Антона сменяется на спокойную и даже какую-то умиротворённую. С Арсением у него вообще получается испытывать всю гамму чувств, в том числе, кажется, чувство самое главное и сильное. Арсений подходит к ограждению, упирается о него руками, устремляя взгляд на реку. Антон встаёт рядом, смотрит тоже и чувствует, что сейчас что-то будет. Важное что-то, и Арсений этому — главная причина. —Арсений Сергеевич, а почему вы вообще решили стать тренером? — Антон решает нарушить это молчание, но вовсе не неловкое. Арсений как раз пытался собраться с мыслями, и Антон, ощущая, что должно что-то произойти, решает хотя бы попробовать это что-то приблизить. —Лучше растить чемпионов, чем становиться одним из них. — вздыхает Арсений, благодарный Антону за то, что хоть как-то вывел его на разговор. И Арсений уже знает, как сведёт его к той самой важной для них двоих теме. — Ты же знаешь, что у меня не получилось? Антон стоит и так близко, но поворачивается всем корпусом, заглядывая ему в глаза и читает в них какую-то грусть, нет, тоску. Тоску по ушедшему и потраченному впустую времени и нереализованным возможностям. —Знаю, но… почему? — шёпотом спрашивает Антон, как-то не решаясь повышать голос на этой пустынной набережной и в этом каком-то личном разговоре. Который оба сохранят в своей памяти с отметкой «избранное». —Потому что гиблое и неблагодарное это дело. Я выкладывался на всех соревнованиях и чемпионатах, оставлял на льду всего себя, а в итоге всё равно занимал места по бокам на пьедестале. Где-то не дотягивал, где-то забивал, где-то не напрягался, ведь и так знал, что умею. Оказывается, умел недостаточно. Олимпиада, во время которой в меня верили все, а получили серебряного призёра, стала последней каплей. Последним акселем, скорее. Я ведь тогда и прыгал его последний раз, и только вот спустя несколько лет решился повторить с тобой на катке. С тобой вообще я на многое решился, Антон. — у Антона перехватывает дыхание, но он продолжает упорно смотреть в эти пронзительные и честные глаза напротив. Он готов слушать и смотреть вечно. А ведь совсем недавно он колебался, прежде чем открыть душу Арсению, а теперь он открывает свою. Интересно сложилась жизнь. — После моего ухода из фигурного катания вышел из юниоров ты. У меня ещё давно была мысль начать тренировать, а твоя первая победа на взрослых соревнованиях меня почему-то лишь сильнее к этому подтолкнула. Я не знаю, почему, честно. Хотя, теперь знаю. — Арсений как-то задумчиво улыбается, а Антон просто уже не знает, как реагировать, ведь начинает понимать всё окончательно. — Я помнил свой опыт, я смотрел твои выступления, в которых ясно видел твои эмоции и посыл и начал понимать, что именно нужно для безоговорочной победы. И тех нескольких фигуристов, которых я привёл к золотой олимпийской медали, я учил, прежде всего, порядку в голове и желанию этой медалью обладать. Мне было так обидно за тебя, ведь я видел прекрасно, что у тебя нет ни того, ни другого, хотя ты так уверенно шёл на главные соревнования в жизни каждого спортсмена. А потом ты мне позвонил. И я понял, что помочь тебе не только победить, но и заново полюбить фигурное катание — то, ради чего я вообще когда-то стал тренером. Антон не говорит ничего, просто не зная, что тут вообще можно сказать и как переварить всю полученную информацию. С Арсением всё действительно непросто, ведь Арсений и его история непросты сами по себе. —Знаешь, я привык тренировать так, как в самом начале наших занятий. Жёстко и без нарушения рамок тренера и ученика, ведь именно это мотивировало всех моих фигуристов, учило их побеждать по-настоящему и закаляло. Но к тебе я проникся, кажется, сразу. Кажется, ещё после тех твоих самых первых взрослых соревнований. Не знаю, я чувствовал, что понимаю тебя на каком-то странном уровне, тебе действительно хотелось помочь и спасти от неизвестной мне, но явно тяжёлой прошлой жизни. А когда ты мне рассказал подробности, я понял, что больше держаться на этом расстоянии не могу. Это неправильно, это некомпетентно как-то, но я не мог смотреть, как ты, совершенно один, пытаешься справиться с тем, что тебя разрушало столько лет. Ведь не справившись с прошлым, настоящее и будущее не построишь, а главное в моей программе тренировок — здоровая голова и умение управлять эмоциями, настраиваясь на нужный лад. А ты был совершенно запутавшийся и совершенно один, но, как сказал сам, и я понимал это тоже, я — единственный, кто с тобой рядом. Ужасно, Антон, но мне с тех пор хочется быть рядом постоянно. Арсений смотрит так серьёзно, но с таким доверчивым теплом, что Антон, пусть он и понял всё в самом начале монолога Арсения, немного теряется ещё и от новой информации о спортивном прошлом своего тренера, но Арсений осторожно касается его плеча, и на Антона касание это действует успокаивающе и вселяет такую же уверенность, как у Арсения, всё-таки решившегося открыться и сейчас так надеявшегося, что его примут и разделят. Всё-таки это действительно самое сильное безумство в его жизни. —Мне… тоже, на самом деле. — и Арсений облегчённо выдыхает, проникаясь симпатией и бесконечной нежностью к этому невероятному человеку ещё больше. Он его понимает и разделяет его чувства, и Арсений не сомневается больше ни в чём. — Но я переживаю, что всё понимаю неправильно. — Антон поджимает губы, решая сразу поделиться своими переживаниями и мыслями, терзающими его уже очень долго. Арсений смотрит внимательно, готовясь слушать, и ладонь, помогающую не сойти здесь с ума, с плеча не убирает. — Я же действительно всегда был один, а тут такой понимающий и заботливый вы, да ещё и старше меня, вдруг это, ну, просто дефицит внимания, которого я никогда не получал ни в детстве, ни вообще никогда? Вдруг это не симпатия, а такая реакция на то, чего у меня не было? Я ведь правда даже понятия не имею, что такое подобного рода чувства. Именно вы эти самые чувства и пробудили и показали, каково это — чувствовать самому и когда что-то чувствуют ко мне. Антон правда хочет быть рядом с Арсением, с которым ему так спокойно и комфортно, но действительно боится самой природы этих чувств. Он запутался ещё давно. Арсений ему помог распутаться от прошлой жизни, и теперь, кажется, готов помочь с нынешней. Готов, чтобы дальше она была совместной. —Я понимаю. — он чуть сильнее сжимает его плечо, и Антону действительно легче от простого осознания: Арсений поймёт всегда. — Если тебе рядом со мной комфортно, то это самое главное. —Я хочу быть рядом, но не уверен, что разобрался, в каких именно статусах. Не уверен, что разобрался в себе. —Если что, я помогу и останусь рядом. Арсений улыбается так по-родному тепло, что Антон успокаивается окончательно. Арсений научил его столькому, что, кажется, всей жизни. И он уверен: совладать со своими чувствами научит тоже, и это обязательно приведёт к чему-то большому и правильному. —Ужасно, но… можно тебя поцеловать? — Арсений решает брать в этот вечер от жизни всё, и продолжает быть уверенным, что Антон это самое всё разделит. Антон как-то нервно сглатывает, поражаясь, что такой момент в его жизни в принципе происходит, но понимает, что, оказывается, хотел этого ещё давно, ещё в Новый год, и совершенно уверенно кивает. Арсений усмехается, но совсем не так, как в их первую встречу. Теперь он усмехается их общим безумствам и этой ментальной связи, которую с каждым днём невольно укрепляют. Он быстро оглядывается по сторонам, отмечая отсутствие людей, и, переместив руки на шею Антона, осторожно притягивает к себе, касаясь его губ, а в следующую секунду удивляется, почему это Антон медали выигрывает, а он сам за удивительную выдержку и сдержанность ещё нет. Потому что Арсений хотел поцеловать Антона очень давно, и почти сделал это в Новый год, но из-за людей вокруг и неопределённости между ними не решился. Теперь же между ними понятно всё, пусть и не до конца, но оба знают — конец этот очень даже близок и будет поистине и заслуженно красивым. Антон как-то инстинктивно отвечает на поцелуй, чувствует улыбку Арсения, чьи губы с такой трепетной нежностью целуют его, и растворяется в ощущениях полностью, заводя руки Арсению за шею и прижимаясь ближе, будто ощущений ему недостаточно, хотя это совершенно не так: даже после объявления результатов он не чувствовал столько всего и сразу, как сейчас, буквально задыхаясь в чувствах, открывающихся в нём и ощущая их взаимность. —Если решишься, такое будет часто. — довольно улыбается Арсений, отстраняясь и поправляя Антону немного спавшую на лоб очаровательно кудрявую чёлку. —Я решусь, обязательно, а пока можно хотя бы на «ты» обращаться? — Антон рук со спины Арсения не убирает и тяжело дышит, пытаясь осознать и принять случившееся. Которое ему очень даже понравилось. Целоваться бы постоянно, вот хорошо бы было. —Можно, можно, сам хотел предложить. Только попробуй назвать меня Сеней, с Олимпийских игр сниму сразу же! —Ты же понимаешь, что в любом случае соблазн велик? — хитро улыбается Антон. —А я не шучу, Антон. — делано угрожающе хмурится Арсений. — Будешь потом сам выкручиваться, объясняя причину своего отсутствия в Пекине. —Понял, Арс. —Так-то лучше, Шаст. Оба смотрят друг на друга в такой непозволительной близости, и Антон не выдерживает первым, утыкаясь в плечо Арсения и смеясь, а тот заливистым смехом этим заражается и благодарит судьбу за такого удивительного и простого Антона, с которым, на самом деле, всё очень непросто, но так по-правильному, по-родному и легко в общении и любом взаимодействии, что Арсений уверен: они справятся со всем, свою ментальную связь подтверждая и закрепляя окончательно.