Как быть?

      Портшез мерно покачивался под шагами носильщиков. В такт их шагам двигались на члене Юргена губы Вивиана.       Всё-таки он профессионал и за время разгульной жизни в клубе Леандера омега научился доставлять партнёрам удовольствие, и не только клиенту или любовнику, но и сам тоже приспособился так обходить внутренние омежьи стопоры (у него не было истинного), что отвращения не испытывал, а частенько кайфовал от того, что творил в постели. Партнёры это чувствовали и омега всегда пользовался популярностью – приятно ведь вступать в половую связь именно с тем, кто это любит и умеет, а не просто отрабатывает оплаченное время.       И сейчас Юрген в полной мере почувствовал, какой бриллиант в мастерстве секса ему достался – Вивиан самозабвенно вылизывал и заглатывал немаленькое альфовское орудие на полную длину и осторожно сжимал его своей саднившей гортанью, там, в глубине, где-то совсем рядом с голосовыми связками.       Как владелец одного из лучших публичных домов в Лирнессе, обладающих самой требовательной клиентурой, Юрген понимал, что заставить силой работать с полной самоотдачей или ещё под каким принуждением ни омег, ни альф, трудившихся у него, невозможно. Как это ни странно, люди должны любить свою работу, она им должна нравиться. Задача его, как начальника – подобрать такие кадры и холить и лелеять их, не отпуская, впрочем, вожжей управления, ибо превращения борделя в бардак происходить не должно.       Вивиан был одной из таких вновь найденных жемчужинок.       Что-то внутри, какая-то потребность толкала омегу на поиски сексуальных партнёров. Когда-то, в далёком детстве, когда ему было десять лет, Вивиана, проживавшего тогда в Коричневом крейсе только с папой (отец его был моряком и однажды его корабль не вернулся из моря), втроём изнасиловали пьяные матросы, каким-то образом сумевшие выбраться с территории порта. Их, конечно, нашли. Все трое отправились на каторгу – рубить лес во влажных экваториальных лесах, там они и сгинули через пару лет от непосильной работы, тяжёлого климата и жутких инфекций. Но, маленький омежка, только-только начавший взрослеть, получил травмы, а высокая омежья эмоциональность и впечатлительность сыграла свою роль – Вивиан подрос, тело созрело и выплеснуло в подсознание неуёмные эротические фантазии и, как следствие, сексуальную неудовлетворённость, толкавшую его на постоянный поиск половых партнёров. Рано овдовевший папа умер и не смог уберечь Вивиана от скатывания по наклонной. Школу он бросил, все попытки усыновления отвергал, попросту сбегая от опекунов. Выжил каким-то чудом и начал своё восхождение на поприще интимных услуг.       Малолетний омежка, очаровательный в своей юности, пользовался спросом на улице и всегда мог заработать на кусок хлеба с маслом. А бурная ночная жизнь Лирнесса способствовала развитию его способностей. Постоянно мотаясь из крейса в крейс и нигде подолгу не задерживаясь, он смог избежать внимания властей. Откровенного криминала сторонился, через пару лет скитаний и опасного занятия проституцией в подворотнях, симпатичного омежку приметил Леандер, взял в клуб, кое-чему научил – в частности, у Вивиана получалось неплохо танцевать горячие танцы со сцены – то, что мы бы назвали стриптизом, и начал оказывать ему покровительство. У Леандера Вивиан начал хорошо зарабатывать, там же узнал, что такое синяя пыль… Но… Всегда есть какое-то но… Характер Вивиана – острый, неуёмный, гордый – он многое портил в жизни своего хозяина.       Последствием физических травм от изнасилования стал гормональный сбой, лишивший Вивиана возможности иметь своего истинного. Но… Та же самая эмоциональность вызывала в нём жажду любви, и не только плотской. Где-то глубоко, не осознаваемое им до конца, сидело в нём чувство неполноценности, ущербности и он исступлённо искал того, кто его сможет полюбить, принять всего, целиком и сразу, таким какой он есть. Это же чувство ущербности заставляло чувствовать себя виноватым, плохим и, как следствие, принимать от тех, кого он возводил на пьедестал поклонения, унижения и боль – как же, я плохой и заслуживаю только такого отношения. Властный характер Леандера только усиливал в Вивиане эту черту.       Осознавая, что в его жизни что-то не так, Вивиан пытался искать себя в том, к чему лежало его сердце, заполнить ту пустоту, что возникала в душе всякий раз после того, как он переспит с кем-нибудь, отойдёт от бурного оргазма и тело, ненасытное тело, снова начнёт толкать его на поиски новых партнёров.       Омега помногу и с удовольствием, приносившим ему истинное наслаждение, занимался изготовлением духов. Для себя. Составление, смешивание ароматов, когда подбираешь, иногда наощупь, верхние ноты, базовые, колдуешь над шлейфом. Выбираешь соотношение между ингредиентами и, составив смесь, отправляешь её дозревать, порой на 3-6 месяцев.       Получив деньги от клиентов, Вивиан спускал их на целителей – тело, основное своё орудие производства, требовалось поддерживать в надлежащем состоянии, хорошую одежду – очень вызывающую для Лирнесса, видевшего всякое, и высококачественные парфюмерные масла.       Торговый город Лирнесс предоставлял, в том числе и в этом, очень широкие возможности: мускус, амбра, масла пачули, гардении, розы, жасмина, туберозы, опопанакса, гвоздики, корицы, ладана, персика, мускатного ореха, гвоздики и корицы, апельсина, сандала, нероли и иланг-иланга, были к его услугам. На квартире, где он жил, целая крохотная комнатка была выделена под парфюмерную мастерскую – пузырьки и флакончики тёмного стекла, пипетки – каждая под своё масло отдельно, коробочки под основу для сухих духов, спиртовки для разведения ингредиентов на водяной бане, мерные стаканчики и мензурки и всюду приклеенные на стены, стол и флаконы разноцветные записочки с заметками и наблюдениями, разлохмаченный блокнот и обгрызенный в минуты размышлений, карандаш.       Частенько, повышенное либидо толкало Вивиана на весьма опасные «подвиги», он умудрялся находить на свои нижние очаровательные девяносто столько разных приключений, что иной раз Леандер, вытаскивающий своего лучшего танцовщика из разных передряг и утрясающий разногласия со Стражей Лирнесса, прямо говорил, что в следующий раз продаст его на Вольные острова, пиратам, в тамошние вольные порты.       И однажды Леандеру надоело…       Он окончательно избавился от него, Вивиана, выбросил его из своей жизни. Но Вивиан не выкинул Леандера из сердца, надеялся на что-то, а Юрген…       Просто он ему должен. Вот отработает и уйдёт. Отдаст эти проклятые четыре талера. Вернётся в клуб и всё будет как раньше – он и Леандер. Просто надо показать как он умеет, а он умеет… О да-а! реально умеет, как никто…       Проглотив всё, вылизав роскошный член Юргена, Вивиан откинулся на сиденье напротив нового хозяина и, забившись в угол, зыркал своими глазищами на альфу, тыльной стороной ладони утирая опухшие губы и пробуя ссадину языком. На вкус Юрген был неплох, почти как Леандер, вон даже попка промокла – Вивиан повёл носом, чуя свой запах. Юрген тоже это почувствовал, тонко улыбнулся – новый работник возбудился от своего хозяина. Знал бы он, что для Вивиана это не проблема, совсем не проблема. Проблема в другом – хоть немного отдохнуть от неотпускающего возбуждения.       - Поживёшь пока у меня, - Юрген протянул руку к лицу Вивиана, взял его за подбородок. Отпустил. Провёл пальцем по щеке. Вивиан молча недовольно мотнул головой, сбрасывая руку альфы – ещё чего! У него свой дом есть!       Не все ночные бабочки Юргена жили в своих квартирах, у него в заведении были комнаты для проживания и одна из них ожидала Вивиана – альфа не хотел упускать из виду нового работника и должника.       - Красный Руди присмотрит за тобой… Ты уж его не расстраивай… Пожалуйста, - усмехнулся Юрген, поправляя подол платья и пристально разглядывая омегу, сидевшего напротив.       Вивиан отвернулся от него, пальчиками отвёл штору на окне портшеза в сторону и смотрел на медленно проплывавшую улицу.       Весёлый дом Юргена находился в Жёлтом крейсе, у самого берега моря, так, что на огороженную высоким каменным забором (требования властей к размещению публичных домов) обширную территорию, которую Юрген скупал постепенно, вытесняя, таким образом, соседей, можно было попасть не только через ворота, но и по воде.       - Я тебя ненадолго задержу…, - внутренне усмехаясь, продолжал Юрген, птичка попалась и теперь его задача – выдоить её досуха, использовать полностью.       Не так уж много Вивиану и осталось. Сколько ему сейчас? Двадцать пять, тридцать? С такой жизнью к тридцати пяти (если доживёт, конечно) он выйдет в тираж и никому не будет нужен. А пока…       - Отработаешь и лети голубем на все четыре стороны…       - Я отработаю, - буркнул Вивиан, снова откидываясь на сиденье, - за месяц отработаю.       - Я буду только рад, сладкий, - Юрген снова протянул руку к лицу Вивиана (ага, ага, как же – три года, минимум!).       На этот раз омега не стал сбрасывать руку Юргена, а просто прикрыл глаза и глубоко вздохнул.       Портшез занесли в ворота и те захлопнулись, отрезая от городского шума дневную тишину тенистого двора публичного дома. Юрген любил своё заведение и много внимания уделял его развитию. Помогал ему в этом управляющий – Красный Руди, как его звали за глаза.       Руди был бывшим искусником, альфой-стихийником, одним из тех несчастных, кого Великая Сила лишила своего благорасположения из-за повышенной эмоциональности. С тех пор у Руди остались высокий рост и глаза насыщенного красного цвета, а ещё у него от рождения были тёмно-рыжие, почти красные волосы и чистая молочно-белая, боящаяся солнца кожа. Вот за сочетание цвета волос и глаз его и звали Красным Руди.       Управляющий был по своим сексуальным пристрастиям бисексуалом – ему нравились и альфы и омеги и, подстать постоянно эпатирующему публику хозяину, он тоже развлекался похожим способом – таскал придуманное им самим платье – с коротким рукавом шёлковое чёрное атласное, едва до колен, с белым передничком с нагрудником, обшитым по краю кружевом, с пышным белым подъюбником из кисеи и газа, утягивавшее шнурованным корсетом талию альфы в рюмку, плотные чёрные чулки и туфли на невысоком каблучке с большими белыми меховыми помпонами. На голове Руди носил белую со сборками повязку. Уши его, соски, пупок, мошонка и даже член были истыканы пирсингом – альфа питал нездоровое пристрастие к металлу в своём организме. А ещё хука… в виде кальяна, сигарет ли – Руди любил её беззаветной любовью и его комнаты в заведении пропахли ей насквозь. Нижнего белья он, как и Юрген, не носил.       Двор весёлого дома и окружающая территория усилиями Руди были превращены в изысканный сад – среди работников постели нашлись любители цветов и других декоративных растений, да и сам Руди питал к ним слабость. А потому, с гильдией садоводов в своё время был заключён договор и, периодически приглашаемые подмастерья, по эскизам самого Руди и пары особо активных жрецов любви, например, Делмар – ангельски красивый субтильный невысокий альфа, с длинными до пояса светлорусыми волосами, работавший под юного мальчика, хотя на самом деле ему было двадцать восемь лет и Карлейг – омега-нижний, работавший с паре с омегой-доминантом Маленом – БДСМ-пара, любили сад и под их чутким руководством он превратился во что-то невообразимое. О саде Юргена в Лирнессе ходили легенды. В самом саду были и беседки и фонтаны, цветные дорожки уходили в таинственную глубину зарослей одуряюще цветущих алыми, розовыми, белыми, голубыми цветами многолетних лиан, кустов, деревьев и однолетников, высаженных целыми купами на клумбах разбитых на пересечениях дорожек. Ночами сад освещался таинственным светом матовых артефактных шаров, дающих неяркий мягкий свет и не привлекающих ночных насекомых – важное свойство для светильников, особенно в доме наслаждений, поскольку, порой, встречи с клиентами происходили и в саду, хотя, подобное строго запрещалось властями. Но…, как известно строгость законов, сильно смягчается необязательностью их исполнения (слышал бы это глава Совета города!).       - Руди, я привёз нам нового мальчика, - сверкнув промежностью, тут же притянувшей взгляд управляющего, Юрген вылез из портшеза, подал выходящему Вивиану руку и вывел его за собой, - вот он. Нас зовут Вивиан и мы любим секс…, - кокетничая с омегой, Юрген провёл пальцем по его губе, - позаботься о нём… Ах, да, Руди, - взгляд серых глаз Юргена сосредоточился на Руди и сердце красного альфы дрогнуло, - он у нас поживёт…       Оставив Вивиана с Руди на крыльце, хозяин прошёл в дом, к себе.       Красный Руди, возвышаясь над Вивианом на полторы головы, походкой от бедра подошёл вплотную к омеге, ноздри его аристократически очерченного носа дрогнули – альфа уловил запах соития и возбуждения шедший от Вивиана. Пальцем с наманикюренным коротким ногтем, покрытым бесцветным лаком, он провел по груди омеги, задел мгновенно затвердевший сосок. Пристально разглядывая лицо смотревшего на него снизу вверх Вивиана, спросил:       - Трахался с ним или отсасывал?       - Второе…, - недовольно выдохнул омега, дёрнув плечом и убирая, таким образом, мучительно нывший сосок от пальцев Руди.       - Учти. Он – мой, - произнёс Руди.       Это была их давняя с Юргеном игра.       Юрген, как стопроцентный альфа, не замечал поползновений Руди в свою сторону. Но, в то же время, зная, что управляющий к нему неравнодушен, весьма провокационно вёл себя с ним – то оголённая нога (хотя, трудно назвать случаи, когда ноги Юргена были прикрыты одеждой), то ненароком мелькнувший в промежности член, то прикосновения бедром или рукой, то якобы возникшая необходимость срочно посоветоваться по поводу нового платья и примерка его в присутствии Руди прямо на обнажённое идеально сложенное, мускулистое, без единой капли жира, тело…       Вивиан безразлично пожал плечиком – дескать, не больно-то и надо…       - Омег он всех через себя пропускает, - с какой-то затаённой печалью сказал Руди, тяжело выдохнул, - ну, а я вообще всех. Пойдём, милый, - положив мускулистую тяжёлую руку на плечо Вивиана, он повёл его в дом. Согнул руку сильнее, растопырил пальцы, сильной ладонью упёрся в щёку омеги, насильно поворачивая его лицо к себе. Наклонившись, длинно лизнул попытавшегося отшатнуться Вивиана. Они зашли в просторный коридор и Красный Руди продолжил рассказывать так и ведя омегу с прижатой к себе головой:       - Порядки у нас вот какие. Подъём с девяти до одиннадцати – это для тех, кто тут живёт. Завтрак, потом целитель смотрит всех, в том числе и приходящих. Работа начинается с четырнадцати… Вот у нас зал для встреч, - они вошли в просторный, отделанный деревом, кожей и полированным металлом сейчас пустой зал с низкими столиками, отделёнными друг от друга высокими перегородками из дерева, на высоте груди переходившими в тканевые занавеси, впрочем, не очень плотные – столики для приватных танцев. Левее от входа, пустая сцена – сердце Вивиана дрогнуло. С противоположной стороны блеснула стеклом и разноцветными этикетками бутылок барная стойка с высокими стульями, там же несколько длинных диванов с разложенными цветными каталогами жертв общественного темперамента – места для работников сферы сексуальных услуг, занимавших диваны в ожидании клиентов или выбиравшие таковых. В заведении Юргена путаны обоих полов имели право отказаться от обслуживания непонравившегося клиента – это поднимало самооценку самих ночных бабочек и создавало конкуренцию между клиентами, что, в свою очередь, выливалось в более высокую стоимость услуг. Кроме того, полуночные лорды и леди часто имели возможность завести постоянных клиентов, ходивших только к ним, а также раздавать понравившимся посетителям специальные жетоны – в весёлом доме имелась особая высшая категория представителей древнейшей профессии, которая сама решала, как и с кем спать. Попасть к ним просто так никакой возможности не было.       Вивиан, как новичок, в эту привилегированную категорию не попадал.       - Ты, мой милый, за смену обязан раскрутить клиента на выпивку. Если будешь танцевать, то и на приватный танец тоже – он стоит дороже. Деньги клиент за тебя, за выпивку, за танцы платит в кассу, но если дарит подарок какой, то он твой. Раскручивать на подарки нельзя. Если жалоба какая поступит – не взыщи, накажем, но по справедливости. Моешься два раза в сутки – это минимум, за нечищеные зубы, за запах изо рта, за выход на работу в пьяном или обкуренном виде, за ненакрашенный вид, отсутствие причёски, маникюра, педикюра, рваную одежду, – штраф.       Руди привлёк Вивиана к себе, чмокнул его в макушку:       - И да, мой сладкий, сначала ты со мной… Мы с тобой твоё амплуа определим.       Вивиан вскинул длинные ресницы на Руди, смотревшего на него сверху вниз и морщившего нос в улыбке, открывая безупречно белые ровные зубы.       - Что? Я тебе не нравлюсь?       Запах молодого здорового тела альфы, реагировавшего на близость нахождения рядом половозрелого омеги, давно уже сидел в носу Вивиана, смешался в нём с запахом Юргена, а попка так и не просохла после отсоса в портшезе.       Красный Руди прошёл в один из приватных кабинетиков, сел, раскинув подол платья в стороны, развалился напротив входа на полукруглом низком диване. Вивиан остался стоять у самого входа.       - Ну, сладкий? Давай разденься, - услышал омега.       Вивиан протянул руки к крючкам на ошейнике блузки.       - Э-э, нет. Давай так разденься, что бы я тебя захотел, - Руди приподнял и разложил подол платья повыше и стал виден спокойно висящий здоровенный член, блеснувший на свету пирсингом в головке и мошонке.       Ну, что ж. Вы этого хотите?       Погибшее, но милое создание – Вивиан, закинув руки за голову, с едва слышным тихим стоном прогнулся, повёл талией и попкой вправо-влево. Руки скользнули за затылок, взъерошили волосы и едва уловимым движением расстегнули крючки на шейной манжете блузки, снова влетели вверх, а блузка живописно опала вниз, к поясу, обнажив стройное худощавое тело омеги с отвердевшими сосками, торчавшими вперёд. Извиваясь телом, он протянул руки под обвисшую блузку и незаметно расстегнул пуговку тесных шорт, а затем левая рука вернулась вверх, прикрыла рот, пальчики омеги раздвинулись и розовый язычок просунулся между них, пошевелился, дразня внимательно наблюдавшего за Вивианом красноволосого альфу, между тем как, правая трудилась, расстёгивая тугие пуговки ширинки.       После того как, шорты были расстёгнуты, Вивиан, медленно, поводя плечами и высоко понимая ноги, обошёл невысокий круглый стол, шагнул к Руди, наклонился к нему, потянулся было губами ко рту, усмехнулся и развернувшись к нему выпяченной попкой, завертелся на расстоянии вытянутой руки, но так, что бы было не достать, потихонечку спуская шорты ниже и ниже.       Вот снова бросил стягивать шорты, опять закинул тонкие руки за голову и, не поворачиваясь, начал перебирать ухоженными пальцами короткие светлые волосы на затылке, отвлекая внимание от попки. На Вивиане было надеты высокие ботфорты и при всём желании он не смог бы стянуть с себя шорты, не сняв сапогов, а потому, проведя вдоль тела, извивавшегося под звучавшую только в голове омеги музыку, руками вниз к висевшей блузке, он подцепил её и в повороте тела стянул её с себя, швырнул в альфу, преодолел оставшееся невеликое расстояние и сел на него сверху, широко разведя ноги в стороны. Неотрывно глядя своими голубыми с сумасшедшинкой глазами в красные глаза Руди, Вивиан улыбнулся, стараясь не морщиться от боли в разбитой губе, провёл язычком по ней и, приникнув к уху Руди проколотому сразу в нескольких местах, шепнул в качающуюся платиновую цепочку и вереницу ажурных колечек, живописно протыкавших кромку розового уха:       - Ну, как? Гожусь?       Руди, гладя нежную кожу, провёл рукой по спинке Вивиана вниз, к ягодицам зажатым в тесных шортах, просунул пару пальцев в мокрую попку – Вивиан вздрогнул и выдохнул в предвкушении прямо в ухо альфы.       - Член стоит? – услышал омега.       Вивиан отрешённо, ожидая продолжения действий альфы, молча помотал головой.       Руди вытащил руку с мокрыми пальцами из шорт Вивиана, облизнул один из них – средний, а указательный сунул в рот омеги, заставляя слизать свои соки.       - А ты вкусный… Будешь есть кайю – станешь по настоящему сладким…       Вивиан с пальцем альфы во рту согласно прикрыл смотревшие на Руди глаза. Он будет есть кайю, и не только… Сила Великая! Какой альфа!       Вивиан тёк. Шортики из глянцевой кожи намокли изнутри, смазка текла по внутренней стороне широко разведённых бёдер сидевшего на Руди омеги, наполняя воздух в привате запахом апельсина, жасмина и туберозы – смеси выделений омеги и его духов. Член альфы, до того не реагировавший на движения Вивиана, дрогнул, наполняясь кровью, дёрнулся вверх, чуть опал, снова толкнулся, теперь уже в самую промежность омеги, касаясь её через туго натянутую алую кожу шорт. Вивиан, не владея собой в предвкушении желанного проникновения, громко выдохнул, крепкая рука альфы схватила его за короткие волосы на затылке – движение так часто использовавшееся Леандером – потянула покорную голову назад, от Руди, открывая нежное горлышко. Альфа, свободной рукой расстегнул чокер с цепочкой, пристёгнутой Юргеном (он, звякнув, повалился на пол), едва касаясь губами белой кожи, под которой билась голубая жилка, жарко выдохнул. По спине, плечам и рукам, да и по бёдрам под рваными чулками Вивиана пробежала волна мурашек, вздымая пустые безволосые фолликулы. Тело омеги покрылось пупырышками, соски, было чуть опавшие, потемнели и затвердели. Омега наощупь отыскал голову Руди и запустил пальцы с острым маникюром глубоко в короткие красные волосы, массируя кожу над ушами и на затылке и подставляя беззащитное горло под зубы альфы – на! Бери! Целуй! И укуси! Обязательно укуси!       Красный понимающе усмехнулся. Вот чего тебе надо! Вот что ты любишь! Ну, что ж… Я могу…       Руди сжал в руке волосы Вивиана ещё сильнее, так, что у того на глазах выступили слёзы, а затем впился губами в шею омеги, прикусывая нежную кожу, спускаясь вниз, к груди и оставляя цепочку красных следов (к вечеру из них синяки будут, это если целитель не подлечит).       Вивиан, повинуясь рукам альфы, далеко откинул голову назад и отдал своё тело во власть Руди, добравшегося до левого соска и сейчас втягивавшего его губами в рот. Ощерившись, альфа прикусил ноющий сосок зубами, помял его, пробуя вкус кожи и, оставив холодеть на воздухе, переместился ко второму…       Насладившись вылизыванием самых чувствительных частей тела и измучив омегу предвкушением, альфа столкнул Вивиана с колен на диван, упёрся ладонью в самую середину его груди так, что тот распластался на спине с закинутыми за голову руками (Вивиан наслаждался своей беспомощностью в сильных руках Руди) и теперь разглядывал Вивиана сверху.       Член Руди, проколотый возле уздечки блестящим платиновым кольцом, наполненный кровью, горячий член, пульсировал от напряжения. Широкая щель уретры разошлась выпуская капельку смазки. Тело альфы, готовясь к совокуплению, испускало феромоны: горьковато-смолистый запах ветивера, чуть табака (сказывалось курение хуки) и свежесть дубового мха.       Запах Руди кружил голову Вивиана и едва осознавая себя, он, под иронично-изучающим взглядом альфы, подцепил носками ботфорт пятки сапог и стянул надоевшую обувь, шлёпнувшуюся на пол рядом с диваном. Пошевелил в воздухе пальчиками ног, затянутыми в рваные чёрные чулки. Руди, увидев разутые ноги омеги, завёл широкую ладонь под его попку, уцепился пальцами за пояс шорт, второй рукой схватил сразу оба края давно расстёгнутой ширинки и настойчиво потащил по стройным ногам тесные шорты вниз, на себя. Вивиан, хлюпая насквозь промокшей промежностью, елозил попкой, выпрямлял ножки, помогая стянуть с себя тесную одёжку. Расползшиеся ещё ночью, в клубе, чулки некрасиво сползали, увлекаемые стягиваемыми шортами, да так и остановились у колен. Руди стащил мокрую изнутри алую кожаную вещичку, Вивиан развёл бедра пошире в стороны, приглашая альфу внутрь, но тот, навалившись тяжёлым мускулистым телом на лежащего омегу, уткнулся лицом ему в живот ниже пупка и, целуя и прихватывая кожу зубами под судорожные вздохи омеги, реагировавшего на укусы резкими выдохами и подёргиваниями чувствительного тела, спускался к лобку.       Ох-х!       Очень нечасто Вивиану за свою карьеру публичного омеги приходилось подставлять своё неработающее достоинство под отсос. Не всем нравилось гонять во рту безвольную тряпочку омежьего члена и тем ценнее для него были такие ласки, получаемые, к тому же, от альфы.       Восторг нежности захватил всё существо омеги и он, отдавая всю свою покорную и такую желанную промежность во власть этого великолепного альфы, снизошедшего до минета, шмыгнул забившимся от налившихся слезами глаз, носом и с улыбкой выдохнул через рот, перебирая пальчиками красные волосы Руди, целовавшего голый лобок.       А тот, раздвинув горячие складки сфинктера, осторожно, прислушиваясь к реакции организма омеги, просовывал в пылающее скользкое нутро пару длинных пальцев, нащупывая небольшую простату и одновременно с этим затягивая глубоко в рот мягкий безвольный крохотный член Вивиана. Руди, как профессионал, прекрасно чувствовал состояние омеги, вырванного из привычной обстановки и против воли затащенного Юргеном в новые обстоятельства жизни. Минет, сделанный в портшезе, понравился обоим – Руди чувствовал это по запаху феромонов омеги и сейчас он работал над созданием триггера, положительного триггера, который должен образоваться в мозгу гиперэмоционального до истеричности Вивиана и создать у того впечатление, что новый дом Юргена – это то место, в котором омеге всегда будет комфортно и эмоционально тепло. Но… с каким бы удовольствием целовал бы и вылизывал сейчас Руди не член этого омеги, а член Юргена. Великолепный, мощный, тугой и горячий, увитый венами, как корнями… Но работа… Руди был профессионалом, а эмоции… Они подождут… Он и так в своё время расплатился за них сверх всякой меры.       Осторожные пальцы толкали отекающую простату Вивиана вперёд и назад, играли ей, как ловкие пальцы иллюзиониста играют шариками реквизита перед восторженной публикой, а мягкие губы и язык осторожно и настойчиво вылизывали, растягивая и вновь отпуская, крохотный растекающийся член, заставляя его сработать и выплеснуть накопившееся за то время, что прошло с момента, когда внутрь Вивиана вколачивался Леандер.       Сам Руди, стоя на четвереньках, лицом между разведённых ног омеги, свой деревянно-напряжённый член зажал бёдрами и сейчас, смазка, стекавшая из него, весьма обильная, натекая, достигла коленных сгибов. Ещё… ещё немного, омега кончит и Руди, подмяв под себя его тельце, ворвётся внутрь, разворотит, растревожит там всё своим орудием и, встав на самую грань пика, вытащит мокрый от соков омеги член и осторожно, но настойчиво и неотвратимо сунет его ему в рот, двинет эту блондинистую кучерявую голову на нём и будет выплёскивать в принимающее нутро всё до капли и даже потом, после, любуясь на растянутое открытым рт наом лицо, не будет вынимать, ожидая последнего, уже осознанного, выплеска спермы.       Но вот, наконец, детские неразвитые яички Вивиана утонули в промежности, оставив мошонку пустой, простата затвердела под ловкими пальцами Руди, руки Вивиана, до этого ласково перебиравшие короткие пряди волос альфы, беспорядочно зашарили в голове альфы, окончательно путая причёску и сбивая на пол белый чепец со сборками. Омега выгнулся на диване, раз, другой, правая рука отпустила красные волосы и, скользнув по груди, оставляя красные пятна на коже, уцепила сосок… Потянула его вверх, доставляя новое, дополнительное мучительно-сладостное ощущение. Простата дрогнула, раз, другой, альфа, чувствуя, что сфинктер, так долго удерживавший два его пальца, разгорячённо сжался, а затем раздался в стороны, рука его проскользнула дальше, расталкивая раскалённую темноту и в рот Руди потекла медленная ленивая струйка горячей бесплодной омежьей спермы. Отодвинув губами крайнюю плоть, он обнажил бледную головку члена Вивиана и сейчас поглощал белёсую густую жидкость… Надо ему кайю есть, надо, билась мысль в голове Руди (кайя, если что – местный остродефицитный фрукт, весьма почитаемый любителями секса – мягко стимулирует желание и меняет вкус любовных выделений тела, делая их притягательными для партнёров).       Втянув последнюю, самую маленькую порцию спермы омеги, Руди надвинулся на лежащего под ним и тянущего его к себе мальчика. Ноги Вивиана задрались выше, подставляя сфинктер заднего прохода под багровую мокрую головку альфовского члена, Руди шевельнул поясницей, ещё… глубже и Вивиан, глядя на альфу полными слёз глазами, выдохнул, принимая в себя горячее орудие.       Подол платья мешал и Руди, не переставая двигаться в омеге, сжавшем кулачки около рта и кусавшем пальцы от подкатывающего наслаждения, задрал его повыше и почти накрыл им тело Вивиана – из-под кружевного края подъюбника была видна только голова с растрёпанными короткими волосами и огромными голубыми, полными слёз, глазами, неотрывавшими остановившегося взгляда от красных глаз альфы. Фрикции нарастали, ноги омеги поднимались выше и выше, колени плотнее охватывали мускулистое, твёрдое, горячее тело альфы, сфинктер раздался ещё шире и теперь блаженно чмокал свой и чужой смазкой, заглатывая и отпуская член, оба сразу – Руди и Вивиан двигались к одновременному оргазму. Но вот Руди почувствовал, что ещё немного, ещё мгновение и он разрядится. Альфа, оттолкнулся от сиденья дивана, в которое упирался руками – с его размерами и весом раздавить субтильного омегу – раз плюнуть, вытаскивая длинный разгорячённый член из Вивиана, одновременно с этим потянул его за собой, откинулся на спинку дивана и, подхватив омегу, едва успел сунуть ему мокрое орудие почти полностью в рот, звякнув по зубам кольцом и вызвав удивление в широко раскрытых глазах. Вивиан с готовностью принял горячий член, едва успев раскрыть рот пошире, с тем чтобы не повредить голосовые связки, как в пищевод хлынул поток семени. Теперь уже Руди наблюдал, закатывая и щуря от наслаждения красные глаза, как омега, давясь и стараясь ничего не упустить на пол, на платье, на диван, глотает пахучую сперму. Руди тоже было бы неплохо кайи пожевать.       А Вивиан глотал. Четвёртый раз за эти сутки он глотал сперму. Давно уже пройден этап брезгливости, когда сперма во рту вызывает рвотные позывы. Он теперь всегда глотает и только так и никак иначе. А что? Белок тоже полезен. Тем более в таком наборе – ведь сперма – это лучшее на что способен человеческий организм.       Голый омега, стоя на четвереньках с развёрстым мокрым анусом, из которого только что вытащили здоровенный альфовский член, подняв недвижный взгляд на Руди, глотал и вылизывал его член. А делал Вивиан это мастерски – ведь самый распространённый вид сексуальных услуг – это минет. Презервативов на Эльтерре не было, заболеваний, передающихся половым путём тоже.       Наконец, Вивиан закончил, счастливо чмокнул мокрыми губами и, улыбаясь, влюблённо уставился на Руди, положив подбородок на ладошку, опёршуюся на бедро альфы:       - Как?       Руди потянулся к омеге, покровительственно потрепал его по голове:       - Хорош…       От движения согнувшегося тела из члена альфы выкатилась новая капелька спермы.       Руди взял член в руку и поманил им Вивиана.       Тот увидел в чём проблема и быстро наклонившись к промежности альфы и, по прежнему, не отрывая восторженного взгляда от его лица, рисуясь вытянул язык, кончиком его, хулиганя, покачал кольцо из стороны в сторону, а затем подцепил густую каплю, потянул, вытягивая, в рот. Дрожащая нитка густой жидкости, растянулась от уставшей головки члена до влажно блестевших губ с давно стёршейся помадой и припухлостью от ссадинки.       Руди взял лицо Вививана в ладони, потянулся к нему. Омега в предвкушении поцелуя прикрыл глаза… Нет, не поцеловал. Руди просто внимательно осмотрел бледное лицо омеги, заметил всё – и ранние, едва заметные морщинки у глаз и рта, и следы припудривания ссадин, и синяк под левым глазом, и припухлость на разбитой губе… Хм…       Порывшись в кармашке белого передничка своего платья, Руди достал сигарету, щёлкнув артефактом в виде небольшого латунного цилиндра, длиной с палец, закурил. Втянул ароматный дым, выдохнул его прямо в лицо омеги. Прищурил красные глаза. Ну, что ж, омега неплох. Неплох… Главное, ему нравится секс. Вон, даже на сигаретный дым в лицо не обижается.       А Вивиан… он в эти минуты переживал восторг, обожание, ещё что-то… такое… В общем он был счастлив – ведь сейчас, в эту самую минуту, как ему казалось, он был нужен, им восхищались, его любили… И он сам был готов отдать всего себя в обмен на то, чтобы это ощущение счастья не кончалось никогда. Сбылось то, чего он так долго искал и никак не мог найти. И даже Леандер с его клубом… сейчас он был где-то далеко…хотя и не ушёл до конца.       А деньги?.. Отдам... Обязательно отдам. А потом с ними останусь. Сам. Ведь, есть же у них тут приходящие…              

* * *

      Значит сегодня. Хорошо. Порадую я вас и сам порадуюсь.       Я готовился к вечерней встрече с послом и его помощником. Достал и осмотрел сапоги, серо-стальной охотничий, ещё из замка, костюм, кожаный, пробитый на спине кирпичом, жилет – одену всю эту сбрую, порядком потасканную и позабытую с момента нашего появления в Лирнессе.       Проверил баклер и свой «джедайский» меч. Поразмыслив, спустился в подвал, превратившийся в мастерскую – не только столярную, но и швейную (и ещё место оставалось), нарезал из остатков красного дерева дисков, тут же, под внимательными взглядами притащенных с собой Сиджи и Юта, которым я объяснял, что именно делаю, исписал их рунами и попробовал запустить в воздух со включёнными щитами. Синеватые полутораметровые тарелки щитов летали по подвалу, повинуясь моим командам. Заработало! Тоже с собой.       Так. И ещё одно. Мне нужна верхняя одежда, под которой не будет видно моего костюма. Короче. Нужен плащ. Пока было время, подорвался в одёжную лавку. Долго перебирал там из невеликого выбора плащей – не самая популярная в Лирнессе одежда. Выбрал чёрный. С капюшоном. Встреча в четырнадцать Эльтерровских часов – это за час до заката. Утренней и вечерней зари здесь нет – тропики. Элла вертикально опускается в море на западе и также вертикально восходит, тоже из-за моря. Поэтому светает и темнеет быстро. Ночи тут черны как сажа – опять же, тропики. Чёрный плащ, получается, маскировка.       Ну, а теперь, где у нас Эльфи?       - Эльфи, солнце моё, заплети-ка мне косу. И потуже…       - Оме…, - Личный Слуга, как опущенный в воду, сидел на лавочке во дворике у дома, - оме… Я боюсь… Вы уходите… Вдруг с вами что-то случится?       - Например, что? – я сел рядом с ним.       Лучи Эллы светили на нас сквозь листья винограда, давно и прочно затянувшего планки перголы, которая перекрывала дворик. Из вазонов, в которых пышно цвели чайно-гибридные розы, алые, жёлтые, нежно розовые – предмет моей и Сиджи с Ютом пристальной заботы – мы, тренируясь, напитывали безответные растения Великой Силой и они нам отвечали благодарностью – ни у кого на всей нашей улице не было таких роз, тянуло ароматом цветов.       Машка, выскочив откуда-то из-за угла противоположной стороны дома, а там был неприятный обрыв, на который выходили окна двух комнат нижнего этажа и моей спальни и кабинета, села напротив нас.       Я с тобой – пришло ко мне от кошки.       - Машенька, да я справлюсь…       - Вы, что, оме? – вскинулся Эльфи.       - Да вот, Машка со мной идти хочет…       - И пусть идёт, оме! – омега схватился за мою руку и поднял на меня заплаканное лицо с покрасневшими глазами.       - Это что такое! А ну-ка быстро прекратил. Смотри, какой страшный! Любить не буду! – напустился я него.       - Ладно…, - выдохнул он забитым носом, осторожно утирая глаза платочком, - Раз вы просите – не буду… А любить… я и так знаю, что вы меня не любите, оме…, - печально закончил Эльфи.       Ну, так-то прав он. Точно, не люблю. Ну, в смысле как девушку, например. Но это вовсе не значит, что мне безразлично всё, что происходит с Эльфи. Да, не значит… И не люблю…       Где-то хихикнул Шут…       Как девушку, я сказал!..       А как омегу? Омегу, ведь, тоже можно любить…       Да?..       Скажу больше… даже альфу можно любить…       Ну, вот и люби сам…       Тело давай тогда… Пойду, буду альфу любить…       Перебьёшься…       … А они симпатичные бывают… Вон… тот же Вольфрам… как его там… Мужик! Ох, мужик…       - «Ульрих, ты, что ли глумишься?»       - «О чём вы, господин Макс?»       - «Хм… Так, ни о чём».       Шиза какая-то. У менталиста – шиза!       Ладно. Отвлёкся.       - Причеши меня, Эльфичка, будь ласков, - прошу я так и продолжающего хлюпать носом омегу, и чуть поддавливаю гипнозом, успокаивая его.       - Ох, оме, умеете вы…, - лицо Эльфи с покрасневшими глазами осветила улыбка, - ладно, давайте… причешу… А расчёска-то где?       А пёс её знает, где расчёска. Недоумевающе жму плечами.       Эльфи, покачивая головой, уходит в дом искать расчёску, а я остаюсь с так и сидящей передо мной Машкой.       - Машенька, только делаешь то, что я говорю. Там квартира должна быть. Я… мы в неё зайдём. Но отдельно. Я тебя в окно закину тихонько. Ты там посмотришь всё. Я в дверь, - инструктирую я кошку. Кому скажи, что с кошкой на дело пошёл – не поверят, но надо знать нашу Машу.       Она подросла ещё и головой почти достигала колена. Господин Ди такой же был. Зубы её, острые как шила, были длиной почти четыре сантиметра – страшное оружие на самом деле! А когти! При этом она виртуозно научилась манипулировать кожаными мешками и была всеобщей любимицей на нашей набережной, у парапета которой старички-соседи удочками ловили мелкую рыбу. С соседским котами давно был установлен мир – в самом деле, сложно воевать с кошкой в два раза больше тебя по размеру. Ну, а собаки. Собак Машка не любила. Они это знали. Местные бродячие, которые забредали иногда по одной-две на нашу улицу, знали, что с недавних пор тут живёт страшный зверь, без предупреждения нападающий и рвущий шкуру в клочья, а залётные, побывав разок на Шнорштрассе, больше тут не появлялись. К птицам кошка была равнодушна – результат моего ей внушения (не ментального, а просто я провёл разъяснительную работу, рассказав кошке о том, что птиц трогать не надо), а вот мыши, а особенно крысы, забегавшие иногда невесть откуда, вызывали в ней неукротимый охотничий азарт – тем более, что они (крысы) самые сообразительные из всей её потенциальной добычи – Машка душила их десятками и где только находила!       Кошачий инструктаж закончен. Вернулся Эльфи с расчёской и круглым переносным зеркальцем на подставке – оме же должен посмотреться, как его причешут.       В последнее время животик омежки стал расти, Эльфи как-то остепенился, стал двигаться плавнее, мягче. Кое-где, на висках под волосами, на руках, появились небольшие пигментные пятна, расстраивавшие его до слёз. А я, если бы он не сказал, и не заметил бы…       Приобняв омежку, доверчиво прижавшегося ко мне, провёл рукой по такой знакомой попке, легонько хлопнул по ней – давай, чеши…       Эльфи что-то уж больно долго копошился в моих волосах, давно уже отросших и ставших, как когда-то в Майнау, тяжёлыми и толстыми, как у коня. Голова его понемногу начала краснеть. Возбуждается… От меня…       Волосы. Они у меня довольно странные. Начать с того, что моё тело категорически сопротивляется стрижке – стоит только хоть чуть-чуть подрезать белые пряди, как меня начинает одолевать нестерпимый зуд в коже головы. Прямо спать не могу. Толщина. Они очень толстые. Реально конские. Выдирать и на смычки для скрипок… И ещё, я уже неоднократно замечал, что независимо от места их нахождения на голове, они все одной длины. Ещё на Земле, встречаясь с женщинами, я видел, что волосы у них разной длины – у висков, на затылке, там, где кончается волосистая часть головы, они всегда короче. Да и Шиарре с Лисбетом. Они оба длинноволосые и, как я смог заметить, волосы у них разной длины. И тоже, на висках, снизу затылка – короче. Стоит только собрать хвост и всё становится видно. А у меня… Всё одной длины. Почему? В чём смысл такого извращения?.. Что-то нечеловеческое. Или?.. Я становлюсь нечеловеком?..       Омега, краснея пятном возбуждения в голове, переминаясь с ноги на ногу и, по-моему, что-то даже напевая себе под нос, чего-то там выплетал художественное, перекидывая длинные белые пряди туда и сюда, вертел мою голову так и эдак, напоследок, решил, что мне в волосы надо что-нибудь вставить, типа заколки или ещё чего-то похожего…       - Не-не-не… Вот этого мне не надо! – категорично воспротивился я, увидев в руках у него резиночку с большим розовым искусственным цветком.       - Оме, вам розовый к лицу! Послушайте меня, оме! – уговаривал Эльфи.       - Так. Я тебя попросил заплести волосы. Чтобы не мотались. Ты заплёл. На этом всё!       - Оме, посмотрите, как вам идёт! – омега подсовывал мне под нос зеркало, в надежде соблазнить меня новым образом.       - Ну, и чего там? – надув губы, я разглядывал себя в нём.       - А вот так если заколочку прикрепить, то будет очень миленько, - Эльфи ловко сунул мне в голову розовый цветок, - сами посмотрите…       …Ну, не знаю… Хрень какая-то… Зачем это всё? Ну, вот если бы я шёл куда… на приём какой или ещё что… Миленько, блядь…       Снова хихикнул Шут…       Не. Так-то личико мне классно сделали. Сам себе нравлюсь. Сердцеед прям. И ручки прям… и ножки… хорошие такие. А вот если вот тут по скуле, туда к волосам, чуть розовым провести, а потом растушевать и губки так вот подкрасить. И чтобы с блеском. Кстати, для губ какой цвет пойдёт? А? Жалко, глаз нету…       Э!Э!Э! Саня! Очнись!       Так! Короче!       - Эльфи! Убери это всё! Вот тебе кожаный шнурок. Перевяжи волосы, чтобы не распускались и хорош! – раздражённый непонятно откуда взявшимися мыслями, отдал я распоряжения, поджавшему губы омеге.       Опасное это дело – зеркало. Опасное.       Ну, ладно. Ждут меня к четырнадцати. Перебьются. Я, как приличный знатный оме опоздаю – меньше до заката времени останется, быстрее стемнеет. Темнота – друг молодёжи (хе-хе, мне тутошнему так-то девятнадцать всего), в темноте я вижу как днём. Будет преимущество. Хотя неискусникам конфликтовать с менталистом это… Извращённая форма самоубийства… Да…       Что там за адресок-то? Вернувшись в кухню – там мной из разобранного нашего самолёта был изготовлен стол, за которым мы все шестеро (Веник уже сидел и кушал сам) помещались, я вытащил визитку сунутую мне Адольфом на набережной: Купферграбен 3, квартира 5. Какой хоть крейс-то? Не написано.       Адрес я нашёл, пару раз спросив местных таксистов – носильщиков портшезов, чьи стоянки были расположены на просторных перекрёстках. Действительно, место тихое, дом неприметный. Дом трёхэтажный. Пятая квартира на втором этаже. Окна из неё выходят и на улицу и в колодец двора. Двор проходной. Всё это я изучил, обойдя дом под отводом глаз. На первом этаже три квартиры. Одна пустая. В двух других по четыре человека и, что странно, все – альфы. На втором этаже квартир две. Одна из них, пятая, в ней трое. Судя по всему посол Тилории и Адольф, кто третий – не понятно. В другой квартире четыре человека и все тоже альфы – видимо, охрана и силовое прикрытие. Во всех трёх квартирах наверху пусто. Странный дом.       Проходной двор выводит на соседнюю улицу. Можно спокойно выйти туда и тебя никто не увидит – вдоль улицы густо высажены густые буйно цветущие кусты и, двигаясь за ними вдоль домов, можно спокойно пройти никем незамеченным два-три квартала. А у тилорийских тут какая-то конспиративная квартира. Ну, с другой стороны, посольства и разведка всегда были тесно связаны.       Мы с Машкой, бесшумно следовавшей за мной, обошли дом, проверили проходной двор. Незаметно встав у подъезда, я чуть приоткрыл дверь и запустил кошку в дом. Она проскочила до третьего этажа, послушала у каждой двери – есть ли кто? Это она и сообщила о количестве людей в доме. Ещё раз обходя дом, я просмотрел окна пятой квартиры. В одном из них форточка была открыта. Туда-то, с её согласия, я и закинул левитацией кошку. Оказалось – кухня. Кошка бесшумно проскользнула в комнаты, послушала, принюхалась. Тихо. Меня ждут. Идём.       Стучусь. На той стороне просторной лестничной площадки, в другой квартире, подошли к дверному глазку. Бдят.       Через мгновение дверь мне открыл третий из тех, кто находился в пятой квартире. Неприметный высокий альфа с незапоминающимся лицом молча пропустил меня внутрь. Неискусник. Это хорошо.       Прохожу в большую гостиную, в окнах видна кирпичная стена дворового колодца:       - Добрый вечер, господа…       - А-а, оме Ульрих, а мы вас заждались, - навстречу мне поднимается из кресла Адольф, - проходите, присаживайтесь, - Адольф само радушие, вот только его глаза холодно и расчётливо оглядывают мою фигуру, задержавшись на лице и волосах.       - Позвольте представить вас, господин посол его величества короля Тилории в вольном городе Лирнессе барон Эммерих фон Краутхайм, - изящным жестом Адольф показал на вставшего мне навстречу альфу, на глаз, слегка за сорок.       Высокого, с меня ростом, круглолицего, полноватого, в синем жилете с причудливой золотой вышивкой, сапфировыми, в цвет жилета, перстнями на руках и сапфировой же заколкой в галстуке-жабо.       Посол слегка наклонил голову, приветствуя меня и пристально изучая бледно-голубыми глазами.       - Прошу вас, оме, - он указал на кресло, стоявшее возле невысокого столика с расставленными на нём вазами с фруктами и парой бутылок вина.       Я снял плащ (при этом Адольф кинулся мне помочь, но не успел), оказавшись в охотничьем костюме, чем вызвал удивление присутствующих, закинул его на спинку выбранного кресла, стоявшего спинкой к стене и сел.       Адольф разлил вино по бокалам:       - Оме, прошу вас, попробуйте – это прекрасное вино нашей с вами родины, его осталось немного, - он состроил постную рожу.       Ну, что ж, давай. Протягиваю руку и будто невзначай касаюсь его пальцев…       Вино пить нельзя!       Ну, что ж… Получи, фашист, гранату…              А оме неплох, неплох. Фон Краутхайм встал навстречу вошедшему высокому светловолосому омеге в тёмных синих очках, почти на пол лица, в длинном чёрном плаще. Роскошные ухоженные волосы уложенные в замысловатую причёску. Чистая белая матовая кожа лица светилась. Точёный подбородок. Аристократические манеры. Н-да. У мудака герцога был вкус. Да и омеги из дома Лоос-Корсвар всегда славились своей красотой. Даже жалко его. А вроде высоковат он? Нет? По описанию ниже должен быть. Да и волосы потемнее. Но, с другой стороны, он на алтаре Силы был. Назвался этим именем и Сила подтвердила… Мы ему предложим сотрудничество. Хотелось бы, чтобы согласился добровольно. А не то… В квартире напротив ждут четверо. Бить нельзя ни в коем случае, а вот пустить по кругу… Впрочем, это и так придётся сделать. Даже если и сам пойдёт нам навстречу. А вот ручку для поцелуя не подал. Не уважает? Ну, мы это поправим. Поправим. Омега должен бояться своего хозяина. Бояться и уважать. Поэтому я буду первым. Потом Адольф. Потом остальные… Покричит. Поплачет. Но это ничего… Ничего… Беременности бояться не следует – вдовые омеги фертильными не бывают. Сбежать из города он не сможет. Некуда ему бежать. Да и наши люди присмотрят… А детишки его – это хороший крючочек. Хороший. Сейчас вот выпьет, расслабится и побеседуем…       А…а…а…       Оме Ульрих, только что сидевший в кресле перед послом, распрямился, расправил расширившиеся на глазах плечи и вдруг лицо его стало меняться. Поплыло, расширяясь в стороны, начала вытягиваться морда и на глазах альф, застывших от дикого, первобытного ужаса, когда руки и ноги просто отказывают, а глаза даже нет сил закрыть, прекрасное лицо оме превратилось в огромную, покрытую густой серой шерстью лобастую волчью морду. Волк оскалил пасть с острейшими белоснежными клыками, на две ладони вывалил розовый закруглённый на кончике язык, дёрнул острыми ушами и пристально посмотрел на посла Тилории жёлтыми сияющими глазами с чёрными точками зрачков.       - «Р-расказывай», - пророкотало в голове фон Краутхайма пробирающим до костей гулом и он, не в силах двинуться (ещё бы! Я держал всех троих телекинезом!) начал, захлёбываясь от ужаса, глотая слова, бессистемно вываливать демону всё, что знал, слышал от кого-то, думал и чувствовал.       Н-да. Без эффектов не могу. Я сидел в шаге от посла и, скривив губы, слушал то, что он мне говорил. Сила Великая! Какая гадость! Ну, сука, Средневековье здесь. Ну, другого ожидать, вроде как и не приходится. Но, блядь! Эти уроды планировали завербовать меня, шантажируя детьми, которых видел Адольф. Сегодня я должен был, по их планам, удовлетворить всех присутствующих на этаже, а потом меня, сломанного и рыдающего, Адольф должен был вернуть обратно. У меня должен был появиться хозяин. В дальнейшем планировалось моё использование в качестве любовника для кого-то из членов городского Совета. По их планам, я должен был вращаться в здешнем свете, кружить головы альфам, прыгать из постели в постель и собирать информацию для посла. Мата Хари Тилорийского разлива.       Выслушав потеющего, запинающегося и заливающегося слезами посла я посидел, переваривая сказанное. Н-да-а… Весело… Ладно, продолжим наши занятия… Всем спать!       Фон Краутхайм, Адольф и альфа непосредственного прикрытия заснули под моим воздействием. Альфа, при этом брякнулся на пол, почти сорвав портьеру за которой стоял, ожидая сигнала от начальников. Машка, презрительно дёрнув хвостом, брезгливо понюхала лицо упавшего.       Так, теперь четверо из квартиры напротив. Телепорт на площадку, сбоку от входной двери соседней квартиры – это чтобы меня из глазка не было видно. Один постоянно смотрит в глазок, очевидно, ждёт сигнала, трое в комнате, сидят наготове.       Так-так-так. Тихо-тихо… родной, не надо громко падать. Ты стоишь и смотришь (на самом деле спишь). Во-от. Я, придерживая альфу от падения, осторожно приоткрыл дверь в квартиру. Зашёл, положил спящего на пол и по стеночке пробрался по коридору. Сидят. Ждут. Едва слышно о чём-то переговариваются. Кто-то из них рассказывает, как ходил в один из борделей Лирнесса. Остальные слушают, негромко похохатывая. Я врываюсь в комнату и троица альф застывает в креслах, заснув на полуслове. Выхожу.       Так, Машенька, давай на улицу. Проверь, нет ли наружного наблюдения, а я пройдусь по первому этажу.       Всё. Дом спит. На улице стемнело. Машка никого не нашла – видимо никого и не было.       Всего силовиков набралось тринадцать. Это почти всё, что есть в посольстве. Там осталось трое, один из них искусник. Повезло. Видимо, до посла не дошли сведения, что я искусник, хотя и на доме висит значок и на алтаре Силы я не скрывался. Но… может быть, догадался я, они посчитали, что значок искусника на доме относится к Венику и Сиджи с Ютом? А доступа к Вольфраму и медкарте у них нет. А… нет, искуснику в Синем крейсе, проводившему обряд на алтаре Силы я говорил, что являюсь искусником, он ещё мне советовал в Корпус целителей вступить. Но, видимо, послал он их подальше с их подкатами. Или, зная, что соврать ему не получится, они к нему и не совались.       Точно, не ходили – я дотронулся до головы посла и ещё раз просканировал информацию, которой он так охотно со мной делился.       Так, надо лишить посольство боевиков. На будущее. Телекинезом стащив всех пятерых, находившихся на втором этаже альф, в квартиру напротив, там, где сидели те трое в креслах, я уложил их звёздочкой на полу, голова к голове и начал программировать поведение. Сейчас они все проснутся, не теряя времени, прямо в темноте, пойдут в порт и все вместе наймутся на первый же корабль, уходящий в какой-нибудь дальний рейс, а завтра к вечеру – это, чтобы точно быть подальше от Лирнесса они все, изрезав себе кожу (надо крови побольше) выпрыгнут за борт в открытом море. В тропических морях полно акул (ну, или их здешних аналогов), так, что адиос мучачос! И не жалко их мне нисколько. Учитывая то, что они должны были сделать со мной.       Аналогичную операцию я провёл и над теми охранниками, что были в квартире на первом этаже. Всё, ребятушки, вперёд. Семь, как говорится, футов, вам под килем. Быстро! Быстро! Быстро!       Ошалелые альфы, не осознавая себя до конца, выскочили из дома и быстрым шагом, ориентируясь по фонарям, горящим на улице, почапали в сторону порта.       Так, теперь вы, сладкая парочка. О! Точно! Сладкая парочка. Её из вас и сделаем.       Но сначала…       Не прячьте ваши денежки по банкам и углам… Несите ваши денежки… Несите, конечно, же мне. А кому ещё? Я, как бедный человек, обременённый многочисленным семейством, просто не могу отказаться от посильной помощи состоятельных господ. Тем более, если господа эти, настойчиво её предлагают.       Обчистив карманы Адольфа и посла, я разбогател на сорок два гульдена. Негусто. Ещё порядка двадцати талеров мне принесут заначки того и другого, сведения о которых я выудил из спящих тушек несостоявшихся вербовщиков агента влияния, т.е. меня.       А теперь вещь посерьёзнее. Растолкав посла, который, увидев меня, начал глупо, пуская слюни улыбаться:       - Оме-е-е…       Я заставил фон Краутхайма выписать своей собственной рукой вексель на предъявителя на получение в банке со счетов посольства шестидесяти талеров. Их там всего-то и было семьдесят пять. Ну, вот шестьдесят мои, а вам господа и пятнадцати хватит. С голоду не сдохнете, а остальное – не моё дело. Вексель был заверен личной печатью посла – одним из перстней.       Теперь ещё одно.       Я. Обо мне они должны забыть. Но забыть не до конца. Иначе это вызовет подозрения. Поэтому забывчивость должна быть частичной. Мол, есть такой оме в Лирнессе, но нам он неинтересен, он подданный другого государства. А операция, что проводилась на конспиративной квартире с прикрытием из тринадцати силовиков это… это… Бля, что придумать-то?       Так. Чьи посольства тут ещё есть? Я снова притронулся к голове фон Краутхайма. Оспановское есть. Вот по нему и проводилась операция. Дескать, в посольстве Оспана есть агент Тилории, встреча с этим агентом и проводилась, а шестьдесят талеров – это плата агенту. Шито, конечно, белыми нитками, но подобная информация, внедрённая в голову менталистом, крутясь там, обрастает логическими связями. Реципиент находит ей оправдание, сам для себя обосновывая и додумывая нюансы и шероховатости. А потом я с этим мудаком ещё пересекусь где-нибудь и, если надо, скорректирую. Информация об Оспане нужна обоим – Адольф помощник посла и логично, если с ним и обсуждалась эта операция и он принимает в ней участие. Исчезновение сразу тринадцати силовиков пусть объясняют себе и их командиру-искуснику сами. Ну, задание какое-нибудь. За городом, например.       Да. Ещё. Напоследок. Сладкая парочка. Телекинезом укладываю вновь усыплённого после написания векселя посла и его помощника, лицами друг к другу на широченной кровати в спальне. И продолжаю воздействие (странно, как-то легко всё проходит?). К утру эти голубки проснутся и, увидев друг друга – в это время в их мозгах произойдёт запечатление, воспылают неземной любовью. Нет, даже не любовью, а страстью! Сжигающей, всёпожирающей страстью! Так, чтоб даже кушать не могли! Так-то любовные отношения между альфами тут существовали. И были весьма распространены. Но не афишировались. Особенно в высшем обществе. Все, кому надо, всё знали, но политес должен быть соблюдён. У посла было аж целых три супруга-омеги, у его помощника двое. Ну, что ж, мальчики, терпите… Или друг с другом… Ваши альфы теперь на вас смотреть не будут…       И напоследок ещё прикол. Как с волками в долине Аранда. На щелчок пальцами и негромкое «фьють» сладкая парочка теперь будет неудержимо дристать, вплоть до полного обезвоживая, как при холере. Неостановимо радикальное очищение организма. Местные целители с этим не справятся – поражение неорганическое, а с психзаболеваниями тут работать не умеют.       Ну, всё, Машенька, я закончил.       Присел к кресло. Через открытую дверь смотрел на спящих. Вот какого им надо, а? Всем. Я, почему-то, всегда оказываюсь в центре всяких событий, в большинстве своём, негативных. Оме Ульрих постоянно кому-то нужен. Всем что-то требуется от оме. Вот и эти туда же. Будет ли когда-нибудь у меня спокойная жизнь, а, Сила Великая?       Задумался. Откуда-то пришёл ответ – нет и не надейся…       Охо-хо-хо… А устал я, устал сегодня…       Ладно. Домой нам надо. Да, Машенька?       Хлопнув ладонями по подлокотникам кресла, я встал. Шатнуло, повело в сторону. Голова закружилась. Ого!        Сел обратно. Взгляд упал на вино и фрукты. Так-так. Ничего я тут не лапал? Пальчиков не оставил? Конечно, додуматься до папиллярных узоров тут не должны, но чем Великая Сила не шутит, пока демоны спят? Используя телекинез и левитацию быстренько, пробежался носовым платком посла по бутылке, бокалам, подлокотникам кресел, ручкам дверей во всех квартирах. Запулил телепортацией дорогую с вышитыми вензелями, бодоанского шёлка, тряпку подальше в море.       Посидел ещё и, почувствовав себя лучше, внимательно осмотрел пол на предмет высыпавшихся из причёски волос, ещё и кошку попросил обнюхать всё – её-то нос всяко чувствительнее моего и ей проще отыскать следы пребывания моего организма в этом доме. Но нет… ничего…       Аккуратно прикрыв все двери всех квартир на засовы изнутри, вышел из тёмного дома – свет нигде не горел – мне не нужно, а остальные маскировались.       Решил идти пешком – надо прогуляться, развеяться, так сказать. Машка взгромоздилась мне на плечо и, балансируя хвостом, сидела, балдея от того, что не надо идти самой. Плащ, я, не одевая, нёс в руке, на локте. По карманам топорщились деревянные кружки летающих защитных полей, деревянная рукоятка меча болталась справа, крышечка баклера слева. Я вооружён и очень опасен – бойтесь все! Во внутреннем кармане, за пазухой, лежал кошелёк тонкой кожи с гульденами и свёрнутый в трубку вексель на шестьдесят талеров - завтра, незамедлительно, как только откроется банк, его надо обналичить.       Спустившись к морю, я пошёл вдоль набережной, ярко освещённой круглыми шаровидными фонарями на столбах. Так и до своей улицы дойду потихоньку. Кафешки были полны посетителей. На дощатых небольших сценах или просто около столиков выступали певцы и музыканты – альфы и омеги в ярких причудливых одеждах, кто с лютней, кто с арфой, гобоем или флейтой. Песни и музыка показались мне несколько заунывными, нудноватыми и, как будто, на один мотив. Хотя, может быть, мне так показалось. Как-то так получилось, что я, с момента нашего приезда в Лирнесс, ни разу ещё не бывал в ночных кафе и клубах. У меня дети! Да и не до того было, то лечение, то ремонт, то ещё что…       А здорово! Весело живут лирнессцы. Между столиков в белых передничках сновали официанты, разнося заказы. Раздавался смех. Звенели монетки, бросаемые щедрыми посетителями музыкантам. Где-то танцевали парочки, церемонно удерживая друг друга за талию.       Я уперся в высокий каменный забор, подходивший к самой воде. Надо обойти и двигаться дальше. Огибая обширную территорию огороженную каменной кладкой забора из-за которого выглядывали вершины деревьев, наткнулся на широко распахнутые ворота, ведущие внутрь огороженной территории. Там, под раскидистыми деревьями, ярко горели шаровидные фонари, невысокое крыльцо большого каменного двухэтажного дома приветливо приглашало внутрь, судя по всему, ресторана. А не заглянуть ли?       Машенька, со мной пойдёшь? Нет? Ну, тогда домой беги. Скажи там, что скоро буду.       Кошка спрыгнула с плеча и умчалась вдоль гомонящей голосами набережной, а я взошёл на крыльцо и открыл стеклянные двери…