Family troubles.

      Чонгук, облокачиваясь на спинку кресла, прикрывая глаза и устало потирая переносицу, мечтает только о том, чтобы скинуться с этого самого окна, которое почему-то пропускает в его кабинет недюжинную тонну солнечного света, которая очень уж отвлекает. У мужчины на плечах груз ответственности за собственный бизнес, давшийся альфе пОтом, кровью, слезами, потОм снова кровью, затем пОтом, после слезами и так по кругу, всё никак не унимающаяся налоговая компания, которой явно заплатили за то, чтобы та перерыла всю корзину грязного белья его холдинга и пару стопок с папками по финансам за год, из-за чего, собственно, и весь сыр-бор, потому что счета, чёрт их побери, отчего-то не сходятся.       Несмотря на то, что Чонгук уверен в своих людях на двести и один процент, в его голову закрадываются смутные подозрения, которыми он пока не спешит делиться, чтобы не навлечь на себя негодование сотрудников. Он знает, что если не решить вопрос в самое ближайшее время, это обернётся для них огромным скандалом и уж точно уничтожит репутацию компании на радость конкурентам.       Мозговой штурм длится уже не первый час, глаза давно покраснели от количества просмотренных отчётов и документов, а на языке уже осел вкус кофе, ведь альфа уже даже не считает выпитые чашки, монотонно вызывая помощника и отдавая ему поручения почти вслепую, даже не глядя.       Когда в кабинет со стуком входит его секретарь и, видя настроение начальника и переминаясь с ноги на ногу, сообщает о том, что к директору пришёл посетитель, Чон велит гнать его в шею, но повежливее, потому что он смертельно занят, и если его сейчас побеспокоят, он кого-то уволит. А кого именно — не будет показывать пальцем. Мальчишка вздрагивает и, извиняясь, выходит, чтобы передать ответ гостю. Чонгук было вздыхает с облегчением, но тот возвращается по истечению нескольких десятков секунд, говоря о том, что клиент приказал впустить его немедленно по очень срочному делу.       — Что в фразе «гони его в шею» было не понятно, Чимин? — альфа хмурит брови, бросая испепеляющий взгляд на бету, пока тот теряется, разрываясь между этикетом, политикой компании и словами директора.       — Всё понятно, господин, — мальчик выбегает из кабинета, и Чон снова переводит взгляд на бумаги, сосредотачивая всё своё внимание на них, пока в дверь снова не стучат, а потом бесцеремонно заходят без должного на то разрешения. Нет, сегодня точно кто-то будет уволен.       — Сколько раз мне нужно повторить, чтобы ты наконец додумался своими мозгами, если они есть, что сегодня меня не следует беспокоить? Клянусь, я переведу тебя обратно в отдел менеджмента, если ты сейчас не напряжёшь извилины и не придумаешь, как выпроводить этого наглеца вон! — повышает голос и почти рычит мужчина, от недовольства сжимая руку в кулак вместе с одним из листов для подсчётов.       Ответом ему служит звенящая, напряжённая тишина, тихое покашливание и едкое и угрожающее «Ты на диване ночевать захотел?», саркастично сказанное никем иным, как его мужем.       — Говорил мне отец: «Не спи с богатыми мужиками, особенно, если ты с таким в браке. Ты им всё, а они тебя за дверь», — но нет, я же не слушал, — хмыкает Мин Юнги собственной персоной, ставя свою сумку на стол и поправляя выбеленную прядь, выбившуюся из укладки. На ногтях — аккуратненький и недавно обновлённый маникюр, а на запястьях звенят браслеты из серебра, подаренные омеге Чонгуком на годовщину их свадьбы прошлым летом. — И тебе привет, милый.       — Что ты здесь делаешь? — вскидывает брови Чон, не отвечая на высказанную ему тираду.       — Пришёл спасать твою горящую задницу, — сверлит его взглядом Юнги и, подходя ближе и не спрашивая позволения, усаживается на чужие колени спиной к лицу супруга. — Мне звонил Тэхён, сказал, что ты в шаге от нервного срыва, а твои финансисты явно купили себе диплом об образовании, если не в силах разобраться с такой мелочью.       — Тебе не кажется, что это слишком?       — После того, как ты меня встретил, мне уже ничего не кажется, — дерзит в ответ, открывая папку, лежащую выше остальных, по наклейке понимая, что в ней — отчётность по расходам за последние месяцы.       — Оставь, нечего тебе в этом копаться, — пытается остановить его Чонгук, наблюдая лишь за затылком мужа и поглаживая того по спине сквозь винтажную рубашку, заправленную в классические брюки с высокой талией.       — Спешу тебе напомнить, что я не только самый замечательный, любимый и единственный омега в твоей жизни, но и лучший в своём деле. Я же не зря потратил годы на то, чтобы получить квалификацию и выскочить замуж за первого встречного, а после пропить все свои навыки с первым бокалом шампанского на свадебный брудершафт, — парирует он, давая альфе по рукам за попытки его успокоить. Мин видит, что тот на пределе, поэтому считает, что его вмешательство просто необходимо. В конце концов он и правда умеет не только по салонам красоты ходить. — Тэхён был прав. Не учесть надбавочную стоимость и подбить расходы на материалы под стандартный минимум — верх глупости и самодеятельности. Уволь их к чёртовой матери. Судя по тому, что я нашёл на твоём столе дома, — на этих словах он делает паузу и привстаёт, чтобы залезть в сумку, выудить оттуда папку поменьше, и перепроверить всё ещё раз. — Я же помню, что контракт с Намджуном вышел дороже, чем мы предполагали, но и прибыль была больше в полтора раза. Плюс не хватает процентной индексации на государственные заказы. Это же совершенно другая система, — он замолкает на несколько минут, усердно выписывая недостающие данные карандашом на отдельный листок и добавляя к ним уже выведенные числа.       Брови Чонгука медленно ползут верх, когда расчёты Юнги в нужную сумму превышают начальный результат. Теперь недостающая часть найдена, и остаётся только зафиксировать её, и передать в надлежащие инстанции. Его муж — золото, в этом не может быть сомнений. Разобраться с проблемой в считанные минуты, когда альфа уже потратил на это дни и всё равно не пришёл к результату.       — На, не благодари и передай своим дуралеям, что им пора искать новую работу. Ещё один такой просчёт, и простым штрафом вы уже не отделаетесь, — Юнги порывается встать, но Чон не даёт ему этого сделать, притягивает ближе и впивается в чужие губы пламенным поцелуем, не слушая немого ворчания блондина.       — Я люблю тебя, — выдыхает мужчина, ведя носом по открыто подставленной шее и успокаиваясь под воздействием природного запаха омеги. Чонгуку всегда нравилось, что его муж не использует тяжёлые ароматы, чтобы придать себе уверенности и достоинства, несмотря на то, что в нём этого хоть отбавляй. Тонкий аромат лилий, не испорченный насыщенностью, буквально заключал в себе элегантность и изысканность, а вкупе с острым умом и красотой творил с альфой что-то невообразимое.       — Уж не знаю, что бы ты без меня делал, — деланно сокрушается Юнги, непроизвольно улыбаясь на действия приластившегося к нему Чона. — Ох уж эти мужчины. Совсем как дети. Вовремя корми, поцелуй и дай выспаться. Эффект потрясающий. Ты, кстати обедал?       — Ещё нет, — качает головой альфа. — Думал, промаюсь с отчётностью до вечера.       — Тогда собирайся. Заедем в продуктовый — я собираюсь приготовить нам шикарный ужин, а потом испробовать ещё один способ, чтобы ты наконец расслабился и перестал срываться на подчинённых, — Мин встаёт с чужих колен, поправляя рубашку и потирая кольцо на безымянном пальце.       — Это то, о чём я думаю? — улыбается Чонгук, бросая взгляд на часы.       — Не знаю, о чём ты там думаешь. Я думаю лишь о том, как такой замечательный я согласился стать твоим мужем, — подмигивает омега, на самом деле имея в виду совершенно другое.       — Ты просто любишь меня, — толкает язык за щёку и смахивает все испорченные листы в урну, вытаскивая из-под завалов их совместную фотографию в рамке и ставя её на самое видное место.       Юнги, глядя на это, широко улыбается.