Сказ об одном 《волкодаве》 и прирученном звере

Алексашка очнулся то ли от разговоров у него над ухом, то ли от жгучей боли в руке, сейчас завязываемой плотно тряпицей. Голова трещала, готовая вот-вот расколоться, а всё тело так страшно ломило, что невозможно было даже двинуть ногой. Чуть приоткрыв глаза Алексашка обнаружил, что сидит на лесной поляне, вокруг высокие сосны и пожелтевшие да колючие, почти облетевшие кустарники. На небе только расцветало утро, обещавшее дню быть впервые за долгое время ясным. Осенний прохладный воздух жадно впитывался в грудь, даря долгожданное, окончательное успокоение. -Очнулся, славный воин,-его хлопнули по плечу и Алексашка различил перед собой Алёшку Бровкина. Стараясь до стиснутых зубов не обращать внимания на охватившую все тело боль, Меншиков кинулся его обнимать, окрыленный немыслимым чувством благодарности. -Ну, будет тебе... Потом отблагодаришь, а то чуть не подох тут, пока вас искали, - Бровкин с хитрым прищуром улыбнулся (с кем поведешься), смотал оставшуюся часть тряпицы в клубок, садясь рядом с Алексашкой на землю. -Как же это... Алёшка не дал закончить, как ни в чем не бывало пересказывая: -Я тебя не послушал у избы-то той и сразу понесся к Ромодановскому. Наплел ему с три короба, что мол спасал ты Петра Алексеича, а за вами погоня увязалась, вот вы в лес-то и угодили. А там, мол, ты уж вступил в одиночку в кулачный бой, защищая государя. Потом вас здесь и нашли, Ромодановский аж рассмеялся от облегченья, словцо крепкое припомнил. Ты-то у нас тапереча, считай, большим человеком стал. Наталье Кирилловне о подвиге твоем донесли, так она тебя чуть ли не Патриархом, ей богу, объявила, - Бровкин заливисто рассмеялся. Алексашка слабо улыбнулся ему в ответ, оглядывая поляну. Здесь явно они были не одни, слышались недалеко голоса, особенно выделялся средь них строгий, но повеселевший голос князя Ромодановского. Бровкин вдруг встал с земли и протянут другу руку. -Пошли. Одного тебя только дождаться не могут. Меншиков, сделав над собою усилие, поднялся, следуя за Алёшкой. Сразу же увидал он коней, две телеги, да стоявших вокруг немногочисленных стрельцов, Ромодановского и... мин херца. Увидал и забыл как дышать. Живой, хотя и весь измученный, но живой, даже улыбался, слушая небылицы князя-кесаря. Взгляды их встретились, до хрипоты вдруг стало необходимо друг друга коснуться. Как угодили в крепкие объятья не поняли сами, только вот Бровкин понимающе хмыкнул, отходя к Ромодановскому и отвлекая глупыми разговорами да вопросами. -Алексашка... Пётр прижался губами к русой, вихрастой макушке милого друга, крепче сжимая в объятьях. -Мин херц... Я ж за тебя умереть был готов... Люблю... Меншиков захлебнулся словами, утыкаясь носом в плечо Петра. -Знаю, Сашка, всё знаю... Вовек пред тобою в долгу буду... Пуще жизни, Алексашка, люблю, пуще света белого. Одним тобою прирученный, до смерти самой...