Две чашки на одного

      Шерлок никогда не отказывался приходить тогда, когда Майкрофт писал ему.       Возможно, чем старше они становились, тем хуже с каждым годом ладили друг с другом, предпочитая решать многие вопросы лишь соревнованиями. Но Шерлок всё равно приходил к нему, если находил чужое письмо — всё, как бы выразился сам Шерлок, слишком серьезное и прямое, как линия, что начерчена с помощью линейки. Приходил молча, садился и они молчали, потому что какой-либо очень важной причины его прибытия как таковой и не существовало. Просто письмо с этим слишком вежливым «М.Х.» в конце и раздражающим младшего «Дорогим Шерли» в начале, что Майкрофт отправлял лишь один раз в год, только солнечным летним утром. Что каждый раз было спрятано как можно дальше от чужих глаз, но Шерлок (на то он и не чужой) его все равно находил. Иначе не приходил бы к концу дня, когда уже слегка успевало потемнеть.       Потом, спустя пару лет, Шерлок стал приходить к Майкрофту сам. Всё так же тихо, как и раньше, но уже сам и с молчаливым предложением выпить чашку чая вместе, сыграть в шахматы или вновь посидеть в молчании, что прирывалось лишь шелестением страниц какой-то книги, что они читали вместе. Еще позже, Шерлок стал мимолетно упоминать о своих днях; Майкрофт знал обо всём что происходит у Шерлока, а потому никогда вопросы не задавал. Они оба знали что тот знал. Но Майкрофт все равно слушал всё что Шерлок тихо упоминает о последнем слишком уж легком деле, о глупом Скотланд-Ярде, что не может справиться без него и о сбежавшем прочь новом соседе.       Когда они играли в шахматы, Шерлок всегда выбирал белые фигуры, а Майкрофт со скрытой за ладонью у рта ухмылкой позволял то — старая привычка младшего с детства, а не потому лишь что белые ходят первыми. Ну, Шерлок не очень хорошо, если честно, но пытался доказать это Майкрофту, каждый раз уверяя с нахмуренным лицом о том, что это не так. О том, что у него плохо получалось, Майкрофт еще в детстве решил не говорить.       А чай Шерлок нормально и не пил, корчился временами, и все же каждый раз чашка пустела.       Подарков он в этот день не дарил, как и Майкрофт в самом начале года, но и этого хватало: и как благодарность для одного, и как подарок для другого. Делать что-либо еще также не имело смысла, будь то словесное приветствие у двери или какое-либо физическое действие вроде рукопожатия.       Это все стало маленькой привычкой, которую Майкрофт успевал со временем забывать. Если честно, то в один год он забылся настолько, что действительно вздрогнул, когда услышал как дверь медленно открывается и скрипит. Он, конечно, этого не показал, но на мгновение... От привычек избавиться было слишком сложно, Майкрофт знал это очень хорошо, и все же разрешил самому себе за долгое годы хоть что-то эгоистичное — разрешил себе привыкнуть...       Шахматная доска стоит на небольшом столике, с расставленными на ней всеми фигурами — белые всё ещё напротив, черные в его стороне, — рядом две полные чашки крепкого чая, с бергамотовым маслом, а на краю лежит раскрытая, но так и не прочитанная та самая книга Джона Ватсона. Кресло напротив пустует уже который год.       ...и привык настолько, что и сейчас продолжает ждать знакомого скрипа двери, даже после того как тела Шерлока Холмса или Уильяма Джеймса Мориарти всё ещё не были найдены хотя бы на дне Темзы.       Шерлок не приходит, а Майкрофт и не пытается написать письмо.