Harmony Theme

Вильгельм понимает, что крупно проебался. Еле дождавшись конца прямого эфира, он со всех ног бежит в туалет, громко хлопая за собой дверью. Запирает замок на внешней двери, и вот его кулаки уже тяжело опускаются на раковину, а тупая боль от сильного удара разливается по телу. Несколько секунд он безразлично смотрит на своё отражение в зеркале, а потом в горле встал ком, и с глаз наконец-то хлынули давно сдерживаемые слёзы. Больно, очень больно. Он за несколько минут лицемерной речи зарубил на корню всё, что могло быть между ними с Симоном. Несколько минут. Пара сотен слов. Чёрные печатные буквы, которые мама силой всунула ему под нос на белой бумажке, строго приказав выучить и красиво рассказать на камеру. В королевской семье ведь все с рождения актёры. Половина жизни на камеру. Вот только даже улыбка у Вильгельма всегда была кривой, не то что у Эрика. Эрик, вот кто был настоящим наследником! Но Эрика больше нет. Почему его, блять, нет??! Почему он так рано и несправедливо ушёл?! “Эрика нет. Моего брата нет.“ — юный принц до сих пор не свыкся с этим фактом. У него даже времени грустить нет. Все считают, что он может потерять брата, а потом встать и пойти вещать речь на многомиллионную аудиторию. Речь, которая разобьёт сердце парню, который ему нравится. Речь, из-за которой между ними всё обречено ещё до того, как вообще началось. — Сука, дерьмо! Пошло всё к чертям!! — всхлипывает Уилл, с размаху пиная носком дорогого лакированного ботинка до блеска начищенную стенку. — Почему всё так….? — отрешённо спрашивает он у зеркала, чудесно зная, что не получит ответа, ведь его скорей всего и нет. Ну просто так получилось. Точнее, наоборот, у королевской семьи просто не получился один из сыновей. Вот и вся проблема. Он пытался сделать так, чтобы все были счастливы, а в итоге на него все злятся. Он проебал всё и сразу. Мама злая, хоть и не показывает этого, ведь ей пришлось опять разгребать последствия его „выходок”. Симон, очевидно, тоже злой, ведь наверняка уже видел новости, которые разлетаются со скоростью света. Конечно, личная жизнь принца ведь интересует всех больше всего. Перед глазами пестрят заголовки о нём и Симоне, заголовки, в которых журналисты перемывают каждую его косточку. И ещё то хреново видео! Кто бы его не заснял, Вильгельму сейчас хотелось убить этого человека нахрен. И пофиг на последствия. Мама и здесь за ним заметёт следы. Просто блять кому-то захотелось поиграть, а он теперь разгребает. У него теперь жизнь летит нахер!!! Уилл споласкивает руки, плескает на лицо водой и устало убирает отросшую больше, чем нужно чёлку с глаз. Выглядит он кошмарно. А кого это волнует? Всем нужны от него только красивые слова и правильные поступки. В коридоре слышатся шаги его личных охранников. Конечно, о личном пространстве в королевской семье тоже не слышали. Пора привести себя в порядок. Пора снова быть принцем. Ну, или его подобием. Вильгельм поправляет пиджак, поднимает подбородок и проворачивает замок, пока внутри у него всё медленно рассыпается на части. *** Он думал, худшее было тогда, когда он нёс ту чушь перед публикой, полностью отрицая своё присутствие на слитом в сеть видео. Но когда он увидел Симона… Это просто было другое. Внутри что-то оборвалось. Хотелось бросится к нему, обнять, сказать, как он его любит, и что ему жаль, и что у него просто не было выбора. Но Симон это всё уже слышал. И он непоколебим. Он не хочет быть тайной игрушкой юного принца, он ясно дал это понять. Вильгельм не может без него. Он крошится изнутри, разрушается, превращается в порошок. Аморфной жидкостью стекает на грязный пол, растворяется в собственной лжи и наигранной безразличности. Его будто тянет к Симону. Но он просто проходит мимо, будто не знает парня. Будто бы недели, проведённые с ним, не были лучшими в его жизни. Будто бы это не они ещё несколько дней назад прятались по школьным углам, даря друг другу немного неуклюжие, но такие желанные многочисленные поцелуи. Вильгельм пытается забыть всё это. И вот — один лишь разочарованный, подавленный, презрительный взгляд карих глаз Симона и всё. Уилл опять не больше чем влюблённый идиот, который живёт наполовину в своём романтическом параллельном мире. Опять он разрывается между семьёй и парнем. Опять хочет всё бросить, и просто быть с ним. Быть с ним каждый день, каждую секунду. Но уже поздно. А даже если он и сделает что-то сейчас, поможет ли это ему? Он никогда не сможет сбежать. Его все знают в лицо, его жизнь — развлечение для других людей. Его проблема в том, что ему физически некуда бежать. Для него в этом мире нет места. Да и Симон заслуживает лучшего. Того, кто не будет его прятать и постоянно делать больно. Поэтому Вильгельм лишь равнодушно проходит мимо. А потом натягивает капюшон куртки ниже, чтобы ни один человек, и, тем более, ни одна камера, не увидела прозрачную слезу, что быстро скатилась по бледной запавшей щеке принца. *** Ночи самые тяжёлые. Тревожные мысли лезут в голову, извиваясь, бьют черепную коробку изнутри, и, сворачиваясь в клубки, превращают мозг в кашу. Наследный принц плохо спит в последнее время. Не может. Не хочет. Ведь когда засыпаешь, на утро, с первыми лучами солнца, приходится просыпаться, а делать этого совсем не хочется. Симона рядом нет и не будет, а его жизнь обречена. Зачем тогда это всё? А непонятно. Ничего больше не понятно. Вильгельм ворочается, пытаясь избавиться от тихого “Вилли, я люблю тебя“ в ушах, но вот Симон опять стоит ему перед глазами. Лежит рядом, обнимает, нежно целует, обвивает сильными руками нынче исхудавшее тело принца. Утыкается носом тому в грудь, порывисто вздыхает и тихо-тихо сопит, пока Вильгельм неподвижно лежит, наблюдая за ним, слушая своё учащённое сердцебиение. Каждая частичка его тела словно рвётся к Симону. Хочется прижаться еще ближе, слиться с ним, никогда не отпускать. Вообще никогда. Провести всю жизнь в их тесном, маленьком, но таком родном, милом, уютном мирке, где есть только они. Только он и Симон. Вдвоём. Навечно. Звучит как мечта, и, к сожалению, для Вильгельма она теперь действительно не больше, чем мечта, тем более та, которая никогда не свершится. Симон вдруг исчезает, и принц понимает, что он опять один в холодной кровати, а любимый парень был лишь очередной игрой воображения. Ему стоило бы уже и привыкнуть. Каждый раз, будто впервые. В одну ночь он просто срывается. Он не может так больше. Он не в силах. Он не может так продолжать. Не может. Он должен поехать к Симону. Сейчас же. Пусть тот его и не ждёт. Вильгельм поднимается с кровати и тихонько одевается. Прислоняется ухом к двери, прислушиваясь к разговорам своих персональных охранников, чтобы понять, не слышали ли они его. Снаружи слышно лишь шаги. Наверное, бедняги со скуки меряют шагами коридор. Чудесно. Он открывает окно, перекидывает ноги через подоконник и спрыгивает на землю, в почти что непроглядную тьму ночи. Прячась за кустами, перебегает школьную территорию и лишь дойдя до остановки, успокаивается. Никто за ним не гонится, всё хорошо. Приходится надеть маску и насунуть капюшон ниже, поскольку он уже в городе, и ему, очевидно, не стоит светить тут своим звёздным личиком. Дожидаясь автобуса под одиноким фонарём, он лишь криво усмехается сам себе под нос, вспоминая, как был здесь впервые и тоже ехал к Симону. Как же страшно хотелось вернуться в то время и там и остаться… Подъехал автобус, Вильгельм быстро зашёл внутрь, и, заплатив, сел на самое дальнее место, натягивая маску выше на нос и надеясь, что водитель его не опознает, ведь тогда наследному принцу точно будет пиздец от матери. Ещё одной “выходки“ она не переживёт. Каких то двадцать минут, и вот он в районе Симона. Казалось, с того времени, когда он был тут в последний раз, уплывло столько воды, но здесь ничего не изменилось. Маленькие домики, заправка для автомобилей, подсвеченная мутным розовым цветом; старые маленькие машинки в дворах, которые, наверняка, принадлежали таким же милым семьям, как у Симона. Недавно прошёл дождь, воздух свежий и прохладный, улица мокрая, свет с окон отбивается в грязных лужах, и Вильгельм даже находит свою ночную прогулку весьма романтичной. Но Симона не хватает. До жуткой боли в груди не хватает. И вот принц уже возле дома Симона. Стоит, смотрит на окна его комнаты, и размышляет, как бы лучше вызвать свою “принцессу” на улицу. Пробует позвонить, но Симон, очевидно, не берёт. Ответа на сообщение ждать слишком долго… Уилл поступает банально: поднимает с земли маленький камешек и швыряет его в окно. Через несколько секунд из-за шторы выглядывает недовольная кучерявая голова. Принц машет парню рукой и жестом зовёт спуститься. “Сейчас?!” — округляются глаза Симона. Он показывает на то место на руке, где обычно носят часы, будто спрашивая: ”Ты время видел, придурок?” Уилл кивает головой и машет ему ещё раз. Надежда быстро тает, иссякает, утекая сквозь пальцы, и он отчаянно боится, что сейчас Симон пошлёт его нахер, и пойдёт спать, или играть в игру, или что он там делал до этого ночного ”королевского“, во всех значениях слова, сюрприза. Парень в окне крутит пальцем у виска, мол “Да ты совсем спятил, чувак!”, и задвигает штору обратно. Внутри что-то обрывается. Вильгельм опускает голову. Печально это всё. Это конец. Симон даже видеть его не хочет, чудно просто. И что делать? А ничего. Вернуться, блять, с неба на землю и дальше жить ненавистную королевскую жизнь. Уилл решил потусить ещё немного здесь, а вдруг Симон передумает. Да и обратно в холодную неуютную комнату всё равно не хотелось от слова совсем. Вообще ничего не хотелось. Вдруг замок на входной двери щёлкает, и оттуда вываливается запыхавшийся недовольный Симон, в незастёгнутой куртке прямо поверх пижамы. — Милые штаны — комментирует Вильгельм, не зная с чего ещё начать. Но эмоции вдруг вырываются с него сами, он срывается с места и бросается к Симону, ведь Господи, как же он скучал! Он заключает парня в объятья и утыкается носом ему в плечо, руками тем временем прижимая тёплое тело к себе ближе. Симон, милый, родной Симон. Мягкий, тёплый, с приятным запахом, который напоминает запах свежей, чистой, только что застеленной постели. Как же сильно он соскучился… Симон обнимает его в ответ, от чего внутри у Уилла всё взрывается, а в следующую секунду принц слышит тихое “Вилли…”, которое, видимо, непроизвольно вырвалось у парня. Наконец они отстраняются и в воздухе повисает неловкая тишина. Симон вдруг вспоминает, что он, вообще-то, злится на Вильгельма, а принц просто не знает, что ему делать: извиняться, или делать вид, что ничего не было. — Совсем крыша поехала? Ты как здесь оказался? — спрашивает Симон. — На автобусе приехал. Теперь я даже знаю, что такое проездная карточка и как ею пользоваться — гордо сообщает Вильгельм, напоминая сейчас пятилетнего ребёнка, который впервые сделал что-то без маминой помощи. Симон лишь качает головой, закатывая глаза. В его взгляде не видно тепла, лишь безразличность и разочарование, мол “какой же ты идиот, чувак”. — Идём, я проведу тебя назад к остановке — бросает он Вильгельму. — Симон! Симон, подожди! — Чего ждать? — резко оборачивается парень. — Пока ты опять наиграешься и потом будешь отрицать, что имеешь ко мне какое-то отношение? Я не хочу опять, Вильгельм. Идём. — Постой, погоди, послушай меня!! — голос в конце сорвался. К чёрту принципы, гордость, королевские манеры и сдержанность, ему нужен Симон. И если он провалит всё сейчас, вряд ли у него будет ещё шанс. Парень замер на месте и обернулся к нему. — Я знаю, что я виноват, я не выполнил обещаного! Я знаю, что я обосрался. Но ты тоже должен понять, что я не могу просто так говорить что хочу! Я грёбаный принц, Симон, я не могу просто взять и сказать что мне взбредёт в голову на всю страну! — Ты сейчас извиниться пытаешься, или сделать меня виноватым? — поднял бровь тот. — Я…— Вильгельм запнулся и запустил руки в волосы. — Я лишь пытаюсь сказать, что мы оба виноваты. Послушай… — Тебе не стоило обещать того, что не можешь исполнить. Ты трус, Вильгельм! Трус, который боится говорить людям правду! И ладно ещё, ты не можешь чего-то сказать на публику, но мне, мне ты то мог сказать! Ты мог бы предупредить, что собираешься бросить меня одного со всем этим дерьмом!! — Симон кривится, будто от боли, и падает на лавочку, которая так удачно стояла над дорогой, закрывая лицо руками. — А не пообещать что-то, а потом я узнаю с телевизора, что ты резко передумал!! — сдавленно добавил он, рвано выдыхая. — Прости… — прохрипел принц. — Я не знаю как мне доверять тебе, понимаешь?! Ты говоришь одно, а делаешь другое, как мне тебе верить?? — Я не буду так больше… — Я не знаю, как мне верить тебе — голос Симона задрожал. — Эй, Симон, тихо, тихо, всё хорошо! Всё хорошо, слышишь? — Вильгельм бросился к нему. — Я знаю, я был не прав, прости меня, пожалуйста, прости… — шепчет принц. — Я больше не буду так… Никогда, слышишь? Я больше так не буду. По смуглой щеке Симона одиноким ручейком катится слеза. У Вильгельма сжимается сердце. Ему больно это видеть. Он ведь и вправду любит его, и мог бы сделать всё лучше, а не вот так. Чтобы человек, которого он любит, плакал из-за него. — Не плачь, ну, слышишь, не нужно. Я больше так не буду, обещаю. На этот раз серьёзно. Ни за что. Я больше так не буду — шепчет он, прижимая Симона к себе и гладя ладонью его кудряшки, пока тело парня содрогается у него в руках. — Всё будет хорошо. Просто доверься мне, прошу… — Я попробую — звучит сдавленно в ответ. — Всё будет хорошо… Я больше никогда так не буду, клянусь — Вильгельм немного отклоняется от парня и смотрит в его заплаканные глаза. — Я люблю тебя. — И я тебя люблю — шмыгнул носом Симон. — Я знаю, знаю, прости меня… — Ты тоже меня прости, я был эгоистом. Тебе ведь тоже не легко. Ты вечно у всех на глазах, да и ответственность на тебе лежит точно уж больше, чем на мне, или Саре, или на том же Августе. Я много думал об этом, и понимаю, что реально нелегко постоянно жить под давлением. И что если я хочу встречаться с королевским наследником, — уголки губ у парня немного дёрнулись, и он подмигнул Вильгельму, — то я должен принимать то, что в этих отношениях будет немного больше ограничений, чем в обычных. Я не в восторге, но это лучше, чем потерять тебя. Симон заканчивает свою вдохновлённую речь и тянет принца за воротник пальто, их губы сливаются в нежном, немного солёном от слёз поцелуе. Вильгельм целует так аккуратно и бережно, словно это последний поцелуй в жизни, и вот теперь в него стоит вложить всё, что он чувствует к Симону. Наконец принц отстраняется, ведь наконец-то до него доходит, что они всё ещё в жилом районе, и их легко могут увидеть и снова, не доведи Господь, сфоткать. Он садится рядом с Симоном, и некоторое время они просто вот так сидят, будто весь мир сделал им одолжение и на несколько минут остановился. — Идём уже, проведу Вас домой, Ваше Величество — улыбается Симон, поднимается на ноги, и тянет Вильгельма за руку. — Не хочу от тебя уходить — ворчит тот. — Ты должен, сам же знаешь, давай, идём…— Симону, вообще-то, тоже не хочется уходить, и он сейчас расплачется опять прямо здесь, ведь вот он его Вилли, жив и здоров, стоит перед ним, и у тёмноволосого нет больше сил на него злиться. — Я знаю, знаю, идём — тяжело вздохнул принц. Держась за руки, они доходят до остановки, а там Вильгельм обнимает Симона в последний раз, и нежно целует в шею, вдыхая такой уже знакомый и родной запах. — Я приеду, и ещё не раз — обещает он, а у самого глаза на мокром месте. — Буду рад тебя видеть — слегка усмехнулся Симон. — Я люблю тебя. — И я тебя тоже. Стоя вот так поздней ночью, уже почти что утром, посреди безлюдной мокрой улицы, Вильгельм понимает, что готов на что угодно, лишь бы быть с ним, с его Симоном, его мальчиком, понимает, что будет с ним, даже если весь чёртов мир будет против.