Голод

Антон осторожно вертит в руках очки, касаясь пальцами заляпанной в грязи оправы. Грязь вязкая, густая, противная. Губы чуть скривились. Стоило давно купить новые. По телевизору ведь крутили столько надоедливого шлака, — наверняка найдется и реклама новёхоньких очков по скидке. На кончик носа легла холодная снежинка. Нравилась ему такая погода — когда все вокруг было украшено белыми хлопьями снега. Он укрывал землю, словно одеялом, не давая увидеть всю уродливость и слякоть. Рядом с лицом опустилась чистая, аккуратно сложенная тряпка. Антон медленно моргнул. — Не идет тебе красный, Тоша. Протри. Голос Алисы все такой же веселый, неестественный. Она садится рядом, наблюдая за тем, как Антон, взяв в руки предложенную ткань, осторожно протирает оправу очков. На всякий случай проводит бережно тканью по дужкам, стирая заметные бордовые разводы. Лиса сидит рядом, в своей теплой удобной шубке, да постоянно через плечо ему заглядывает. Наблюдает за чужими движениями, подсказывает изредка, где какое пятно осталось. А у самой сапоги забрызганы алым по щиколотку. Антон старается не думать о том, что красный Алису только красит. Он задумчиво всматривается в снег, не рискуя поднять глаза. Петрову даже не требуется смотреть в хитрые лисьи глаза, он знает, что увидит там. Искрящееся озорство и веселье. Ее внимательный интерес, ее кривую неискреннюю улыбку. На плечах Антона тоже шуба. Серая, мягкая, теплая. Согревающая во время постоянных прогулок по лесу. Подарок Алисы. Петров старается отделаться от ощущения, словно даже под слоем теплой одежды кости продрогли насквозь. — Два часа дня. Там Ро-о-омочка возвращается со школы. Встречать не будешь? — Антон ненавидит лисий ласковый тон, пропитанный ехидством. Рома слабость. Рома тема запретная, точно на тот момент, пока они находятся в лесу. Алиса все понимает и знает. Хитро наблюдает из-за дерева, как Тоша улыбается Пятифану солнечно, совсем как раньше ей самой. И конечно она не собирается рассказывать Зайчику, что знает о припрятанном в шубе ноже. Она не говорит, что видит, как тот при встрече с Пятифаном настороженно оглядывается по сторонам, отводя его от леса подальше. Антон слышит обитателей леса так, как себя самого — отчетливо и громко. Слышит, как те предвкушающе облизывают пасть, смотрят яркими глазами-фонариками на лакомый кусочек, мечтают содрать чужую потрёпанную куртку и черную шапку. Поэтому, наверное, те всегда предпочитают встречаться у Петрова дома. — Не буду. Ему полезно побыть от всей этой чертовщины подальше. И от меня в том числе. Еще Алисе жутко нравится то, что Тоша искренне старается отгородить Ромку от себя подальше. Собственноручно взял на себя роль альтруиста, пусть его никто и не просил. Он избегал Рому в школе, бегая из туалета в туалет. Притворялся спящим, когда Пятифан приходил к подножью его дома. Словно думал, Рома не такой. Что Роме знать не нужно, что Рома будет в ужасе. Только вот Алиса на дне чужих глубоких глаз, обрамленных черными ресницами, видит то самое жгучее. Темное, противное, совершенно ненормальное. Как эти глаза жадно смотрят на пухлые антоновы губы, как пропускают светлые пряди между пальцев; как смотрят на Алису, вцепившись ладонью в антонов локоть, зло прожигая лисицу взглядом. Глупый, глупый Тошенька. — С Полиночкой домой пойдет. Тебе в радость? — Имя девочки она словно выплевывает через силу, раздраженно. Недолюбливает ее лисица, ой недолюбливает. Жаль только, что ее пока нельзя забрать. Хозяин запрещает, шепчет, мол, слишком много пропавших. Только толку то нет, все равно их не найдут. Так зачем ждать? Но перечить Хозяину не хочется, поэтому она слушается, лишь недовольно хвостом из стороны в сторону виляя. Антон Полину переносит терпимо, но болезненно. Столько раз она видела его недовольно сложенные на груди руки, раздраженно сжатые губы. Но трогать запрещает. Полина для его Ромы важна, поэтому он недовольно шикает на Лисицу, как только та ненавязчиво предлагает помочь Полине «заблудиться». Одной по лесу ходить не стоит, точно не такой, как она. Особенно когда обитатели леса на нее зуб точат. Но Антон продолжает девочке позволять находится рядом с Пятифаном, молча наблюдая, как та из раза в раз под руку с Ромкой идет по заснеженной тропинке. Иногда Алиса их Зайчика просто не понимала. — Он мой все равно. Мой. Хозяин обещал, — В голосе Антона проскальзывают ранее незнакомые темные нотки. Для Алисы, это — музыка для ушей, услада. И обещаний никаких от Хозяина не надо — Ромка и так сам себе приговор подписал. Еще тогда, при разборке с Семеном. Преданный волк. Алисе кажется, что услышь Пятифан антоновы слова однажды, то все темное, что ранее окутывало его с ног до головы, выплеснулось бы наконец наружу. Хлынуло бы темной рекой, растворилось бы в Антоне. И оба захлебнулись бы в своей ненормальности, в диком восторге. Алиса пока не решила, хотела бы она это увидеть или нет. — Он же места себе не находит. Любит же, когда ты его у ворот ждешь, Зайчик. Темная голодная тварь внутри Ромы наверняка ласково мурчит, когда видит чужую худую фигуру, с бледными синяками под глазами и в оправе блестящих на солнце очков. Как тот терпеливо дожидается Пятифана возле скрипучих железных ворот школы. Алиса более чем уверена, что идентичная тварь внутри Антона скалит зубы в радостной улыбке. Они мечтают друг в друга вцепиться зубами, кусать шею и оставлять уродливые красные отметины, которые те будут рассматривать перед зеркалом. Любовно оглаживать контур. Вспоминать. И конечно же, Лиса знает, что Рома расстроится, когда не увидит знакомой макушки в толпе учащихся сегодня. Плотно сжатые губы скривятся, ногти досадливо царапнут внутреннюю ткань карманов куртки. И Алиса, наблюдающая за чужими сгорбленными плечами, тихонько хихикнет. Тошенька все же был таким глупым. На плечах накинутая заячья шубка, и тот носит ее с гордостью, медленно с сущностью сливаясь. Но все равно убегает. От своего собственного «я», от Ромы, от Алисы. Поймет ведь скоро, что напрасно. Алиса скашивает взгляд, заметив, что Антон вновь водрузил очки себе на нос. На его щеке остались крошечные алые пятнышки и на шубе поблекшее красное пятно. Лиса растягивает пасть в широкой хищной улыбке. Рому не нужно защищать от тьмы и зверей. Он не был хрупким мальчиком, нуждающимся в безопасности. Антон считал, что не выдавая себя, он защищает их обоих. Только вот Рома сам был зверем. Одним из них. И сам был готов своего Зайчика защищать. Хозяин всегда говорил, что у Алисы особое чутье. Не такое, как у Волка, что разглядел Зайчика быстрее остальных. Алиса способна приманивать, понимать, как слова подобрать. А Пятифан, глядящий на Антона с нескрываемым голодом, облегчал Лисе задачу, сам того не осознавая. Мальчишка не шифруется даже, не пытается одурачить хитрую Лису. Настолько сильно в Тоше погряз. — Ему так лучше. Без меня, — Антон стряхивает с светлых волос снег, продолжая говорить. И не понятно, кого он в этом больше хочет убедить: себя самого или сидящую под боком Алису. «— Будто бы Пятифан тебя отпустит, Тошенька», — Хочет съязвить она, но вовремя прикусывает себе язык. Рома за шанс навсегда быть рядом с Антоном ухватится своими острыми зубами и не разожмет челюсть. Только вот Ромочке рано еще быть с ними, чувствует она. И Хозяин чувствует тоже. В Петрове все еще слишком много света, пусть из-под губы и пролезают острые заячьи зубы. Тошенька все еще пугливый и маску надевает только в особых случаях. «- Не поря-я-ядок, — Думает Лиса, — Но поправимый.» Ему можно. Он особенный. Хозяин Зайчика холит и лелеет, делает поблажки. Алиса все понимает: Антон у них драгоценный. Алиса аккуратно встает, с шубки очищая белоснежные хлопья снега. Теплые сапожки оставляют на снегу кровавые следы. Она протягивает Антону руку, предлагая ухватиться за скрытую в варежке ладонь. Тот без колебания принимает ее. Лес зовет их в самую глубь тонким мелодичным голоском. — Пошли, Тоша, — Говорит она, хватая его под руку. Она знает, что в школе сейчас Пятифан костяшки пальцев разбивает о железный антонов шкафчик, скучает, воет раненым зверем, требуя свое. Она знает и то, что Тоша тянется ответно, хочет вцепиться и не отпускать. Но пока еще рано. Очень рано. Алиса поднимает взгляд, смотря вперед. Нежно сжимает предплечье Зайчика, успокаивая. Ромочка сможет подождать.