Первый поцелуй

Рома стоял за школой, выдыхая в воздух кольца табачного дыма. Тут мало кто осмеливался курить — слишком высокая вероятность того, что тебя засекут учителя — обычно здесь тусовались старшие, 10-11 классы, и некоторые сорвиголовы из средней школы, которым уже было нечего терять. Как Роме, к примеру. Падали густые хлопья снега, словно белые жирные мухи с неба. Пятифан словно ждал кого-то, правда, не зная, кого именно. Может вечного кореша Бяшу? Пай-девочку, милашку и первую скрипку школы, Полину? Своего нового друга Антона? Неважно. Он бы пошёл с любым из них. Одному ходить, знаете, как-то не комильфо. Да и — мальчишка стыдился признаться даже самому себе в этом — страшновато в лесу, особенно, когда на улице быстро сгущающиеся сумерки. Мало ли, что в этой чащобе водится. Черный гараж на пути выскочит, или дикие звери — зима, всё-таки, голодные хищники жаждут крови. А по весне, когда твоё почти нетронутое ранним пубертатом, растерзанное тело найдут в одном из оттаявших оврагов, да или просто и банально — под кустом, окажется, что ты всего пару десятков метров не успел до поселка, не менее мрачного, но всё же не такого опасного, как лес. Хулиган попытался отогнать от себя мрачные мысли, но тщетно — перед глазами стояла картина, где его труп, обезображенный временем и тем, что живет в лесу, до безобразия, с запекшейся кровью то здесь, то там, лежит, невидимый глазами никого из почти сотни людей, ходящих каждый день по этой дорожке в школу. Парень нервно сделал ещё одну затяжку. Горечь дешевого табака неприятным привкусом осела во рту, отчего Рома чуть не закашлялся, приказав себе — терпи! Пусть неприятно, но настоящие мужики кашляют только в первый раз — мальчишка услышал это у старших приятелей, и понеслось. Только бабы не могут терпеть сигареты и всякие такие неприятные последствия. Хочешь быть сильным? Терпи. Правда, в тайне, Рома всё же хотел накопить наконец-таки на нормальные сигареты, или хотя бы не те, что при каждом неосторожном движении норовят горчить и оставлять после себя противное послевкусие. Словно в рот кошки насрали. Где-то в снежной пелене острый глаз Ромы выцепил знакомый силуэт. Фигура, скованная курткой, из-за которой не было понятно, мальчик это или девочка, но, судя по росту — примерно ровесник Пятифана. Наконец, в свете одинокого фонаря у школы, на лице человека блеснули линзы круглых очков. Антон. Больше некому, учитывая, что он явно намеренно шел за школу. Да и вообще, ощущение, будто бы Антон — единственный, кто в довольно большом для поселковой школы числе учеников носил очки.  — Привет, Тох, — помахал рукой Рома, подзывая к себе одноклассника и затянулся сигаретой ещё раз. Тот ускоряет шаг и скоро оказывается около мальчика.  — И тебе не хворать, Ром, — он поправляет окуляры, улыбаясь, и его щеки слегка заливаются алым, когда хулиган улыбается ему в ответ, — Ждёшь кого-то здесь?  — Да нет… — тот пожимает плечами, смотрит в глаза друга, вслепую откидывая окурок куда-то в сторону, и вдруг, неожиданно даже для себя, выпаливает, — Пойдём вместе? Антон кивает головой в знак согласия и идёт вместе с Ромой за ворота школы. Выйдя за территорию, Рома полностью чувствует на себе лес. Словно взгляд, впивающийся в сердце и царапающий душу, пытаясь выдрать её из тела, задевая внутренние органы и раздирая кожу. Хотелось съежиться, стать ещё меньше в этом множестве деревьев, если это могло бы быть возможно. Он и так ощущал себя маленьким человеком в этом лесу, а зимой к этому прибавлялось чувство чего-то странного, мистического и неизведанного, чего-то, что заставляло волосы на теле вставать дыбом. Хулиган резко обернулся на своего спутника, желая прочитать его эмоции, этого странного и немного чудаковатого мальчишки, мысли об этом месте, и невольно любуясь на него. Его кругловатое лицо, то ли серые, то ли голубые глаза, кажущиеся больше за оправой очков, блондинистые, чуть растрепанные волосы, большая часть которых скрыта под шапкой, бледная кожа, на которой ярко-алым пятном отпечатался морозный румянец. Где-то внутри Роме хотелось приблизиться к нему, взглянуть в его глаза, прерывисто дыша и прильнуть к губам Антона своими. Прям, как в спортивном лагере после дискотеки, с какой-то девчонкой за корпусом — пока не застукают вожатые. Но ведь это же чисто из любопытства? «То, что я хочу попробовать такое, не значит же, что я педик, верно? Необязательно любит мальчиков, чтобы думать о таком, в конце концов, поцеловаться же можно и без любви, ну, » — по-детски наивно обманывал сам себя Пятифан, утверждая себе это.  — А те здесь не стрёмно ходить? Хотя, — цыкнул Рома, — ты ж здесь каждый день ходишь. Тупой вопрос, нда, — изо рта мальчика вылетело маленькое облачко пара. Его взгляд всё ещё был прикован к лицу друга, ожидая ответа от него.  — Ну, поначалу было не очень, — почти честно ответил Антон. Ну, не будет же он раскрывать все козыри, что у него в лесу появился «покровитель», который помогает ему не отбросить коньки в этом зловещем лесу, кишащими полулюдьми-полуживотными, пожирающими человеческую плоть. И ему было страшно, что он становится одним из них. Даже не потихоньку, а словно, катясь с бешеной скоростью вниз, в яму, когда ты утрачиваешь все человеческие качества, оставляя в себе только звериную ярость и жестокость. Но он об этом никому и никогда не расскажет. Он сам себе поклялся на крови — самой страшной клятвой, которую нельзя нарушать, — Но, сейчас нормально. Попривык.  — А звери? Или маньячелло? — дёрнул плечами хулиган и шмыгнул. А ведь в лесу и вправду было много вещей, которых стоило бы опасаться. Звери, что совсем одичали к этой лютой зимней поре, обширные просторы леса, где можно с легкостью заблудиться в бесконечной череде деревьев и так и не выйдя никуда, люди с недобрыми намерениями, что сто процентов будут сильнее одного-двух мальчиков, пусть один из них и будет с ножом. А один черный гараж чего стоит… Сейчас такие времена, что даже обычно скептически настроенный Пятифан был готов уверовать в любые мистические силы, — Да и… Прочая хуйня. Мало ли че.  — Не знаю. Но вроде всё нормально. Я редко вижу и слышу зверей. Больше одичалых собак, сбившихся в стаю. Но они не злые, они… Одинокие какие-то. К ним надо бы поласковее как-то. Рома цокнул и ничего не ответил. Ну пнул он псину какую-то и пнул, чего из этого какой-то скандал раздувать. Даже если его приятель не об этом — всё равно как-то не очень. Антон, заметив, что его слова чем-то задели спутника, положил ему руку на плечо, по-дружески, чтобы приободрить, и посмотрел прямо в глаза Пятифана, робовато улыбнувшись. Тот глуповато и по-мальчишески ухмыльнулся в ответ, благоговея пред ним, словно перед какой-то девочкой, поблагодарив все высшие силы, что сохранились на это свете, что сейчас зима и румянец от смущения можно скрыть румянцем, который создает мороз на лицах людей. Воздух вокруг будто бы сгустился и наэлектризовался, и весь остальной мир — зима, пугающий лес, снегопад, покрывающий белой периной всё, что доступно взору — пропало, и для двух мальчишек существовали только они двое. Их сбивчивое робкое дыхание, учащённое сердцебиение, в животе, как по канонам всех сопливых романов взметнулся рой бабочек, и ватные ноги — казалось, никто из них не сможет сдвинуться с места, и любой шаг бы заставил их полететь с тропы — в снег, обжигающий лицо, пальцы рук и заставляющий всю одежду промокнуть насквозь. Рома аккуратно поправил шапку приятеля, открыв ещё один маленький участок волос Антона, и тот не выдержал первым: встал на цыпочки и потянулся к столь желанным губам Пятифана, который, в свою очередь, поддался порыву своего друга, ответив взаимностью и прижимая к себе тело мальчишки, словно безумный. Поцелуй получился коротким и скомканным, что было не страшно — такими же были по крайней мере большинство первых поцелуев у большинства людей. Парни молча дошли до дома, и только увидев знакомую калитку, Петров толкнул в бок спутника локтем.  — Ты ужасно целуешься, — сказал он, хихикнув, в ответ на вопрошающий взгляд Ромы.  — А ты спиздил мой первый поцелуй, — парировал он в свою очередь.  — Один-один? — продолжая улыбаться, спросил Антон, игриво смотря на друга.  — Один-один.       Пятифан проводил взглядом приятеля, пока тот не скрылся в дверном проёме и пошёл в посёлок, обратно, неся с собой тайну, тайну страшную и опасную. Тайну, из-за раскрытия которой его смогут убить. Даже сейчас он чувствовал вину, за то, что сделал — не оттолкнул, не дал пощечину, убежав, а ответил, прижал его к себе. Но, без тепла тела Антона под пальцами, без его присутствия рядом, без разговоров — о том, о сём — всё было как-то по-другому. Чуждо, непривычно и скучно. Как это он успел за неделю с небольшим привязаться к этому мальчику? Сам не понимает. А вот привязался, и всё. Пропал с концами. В смятении дойдя до дома, он подошёл к кухонному столу и высыпал всё содержимое рюкзака на пол. Взгляд выхватил незнакомый предмет, и наклонившись, Рома взял его, поднеся к лицу, чтобы лучше рассмотреть. В руке он держал старую маску волка из папье-маше.