The world can wait (for five more minutes with you)

Се Бом не знает, сколько времени прошло с тех пор, когда она смотрела в его глаза. Но совершенно точно — слишком много. Его рука не двигается, когда она сжимает её в ладонях или снова ищет сильный пульс на запястье, чтобы напомнить самой себе — он жив. По словам Хан Тэ Сока, с учётом полученных травм и заражения «человеческим бешенством», было бы лучше просто позволить организму И Хёна справиться со всем, не беспокоясь об условностях. Но всё это время он находится без сознания, и лишь врачи и медсёстры сменяют друг друга, чтобы вколоть ему витамины и седативные. Он без сознания — Се Бом устало смотрит на телефон — уже неделю. Целую неделю, она не видела его живых глаз и не слышала его голоса… Признаться в этом тяжело, но в некотором смысле она рада, что он где-то там, далеко… Это позволяет ему избежать боли и стыда от потери рассудка на короткие периоды. Во всяком случае, она продолжает убеждать себя в этом. Но в глубине души она напугана. Она напугана, потому что крайний раз, когда она видела его «бодрствующим», он истекал кровью, а в следующее мгновение — потерял сознание. Наблюдая за ним, лежащим на кровати столь расслабленно, как он редко себе позволял, за его равномерным дыханием, о котором напоминала вздымающаяся неестественно регулярно грудь, она будто смотрит в искажённое зеркало реальности. Она боится, что он никогда не проснётся. Се Бом гонит такие мысли из головы. Ведь Хан Тэ Сок сегодня — вчера? этим утром? — сказал ей, что И Хён может очнуться уже в течение дня. Ему уже ввели две дозы лекарства, но уверенности в том, что препарат подействует до его пробуждения, нет. Итак, ей остаётся только делать то, что она ему обещала: ждать, как и всю неделю до этого. Она полусонная, сбитая с толку из-за усталости и беспокойства, когда его пальцы аккуратно сжимаются вокруг её ладони. Её взгляд мгновенно находит его глаза: тёмные зрачки устремлены на неё — он вернулся. Се Бом чувствует, как увесистый камень падает с её души. — Рана на руке снова открылась? — Неуверенно спрашивает И Хён, его голос нежен, несмотря на ещё заметную хрипотцу, и укрывает её рассудок мягким одеялом. Се Бом смеётся, но ничего не может с собой поделать, когда осознаёт, что практически захлёбывается слезами. Рыдания застревают в горле, когда она наблюдает за тем, как муж — и это слово в голове звучит столь непривычно — оглядывает палату. Стараясь снова настроиться на привычный ритм дыхания, она прислоняется лбом к костяшкам пальцев, крепче сжимает его запястье. — Думаю, у тебя есть проблемы посерьёзнее, — в конце концов заявляет она. Когда она больше не задыхается, а рыдания отступают, ей хватает сил снова встретиться с его пристальным взглядом. Так, как она мечтала с того момента, как он истекал кровью на полу их дома. У Чон И Хёна такие добрые глаза, что она почти забывает, на что он способен. Но Се Бом видела, как в его зрачках рождалась ярость, подпитываемая ненавистью, когда он сжимал горло доктора. Она помнила каждое мгновение, но не испугалась. Возможно, поэтому она так злится, что И Хён посмел даже на секунду подумать, что она отвернётся от него, если он заразится. Она уже видела его таким, каким он не собирался раскрываться никому, но не сбежала. Се Бом никогда не сбежит, и он должен знать об этом. Что он стоит больше, чем те потаённые уголки души, которых он так отчаянно боится. — И Хён. Она полагает, что одного только тона её голоса ему достаточно, чтобы определить тему дальнейшего разговора. Он в нерешительности опускает глаза, но через несколько секунд уже снова смотрит на неё. — Это не… — Тогда у нас не было времени поговорить об этом, — прерывает она. — И мы сделаем это сейчас. Его челюсти сжимаются, а взгляд устремляется в стену. Он тяжело вздыхает перед тем, как прошептать: — Хорошо. — Никогда больше так не делай. Никогда. Она имеет в виду ложь. Она подразумевает попытки скрыть свои тёмные стороны, которые, как он думает, должны пугать её и могут заставить её уйти. Она говорит об игре в мученика, закрывающего дверь на крышу прямо перед её носом, чтобы они могли сбежать, и желающего принять весь удар на себя. Напряжённые черты лица и неспособность смотреть ей в глаза говорят, что он всё понимает. — Хорошо, — легко соглашается он. Се Бом встаёт, опирается о кровать по обе стороны от его плеч и наклоняется. Не заботясь о том, что он может попытаться помешать ей, она склоняется чуть ниже и встречает его пристальный взгляд. — Никогда, — твёрдо повторяет она. Выражение лица И Хёна мгновенно смягчается, и она в очередной раз ловит себя на мысли, что не понимает, как он это делает. Каждый раз, когда она показывает эту часть себя — нетерпение, жестокость, резкость, о которую можно порезаться, если подойти слишком близко — И Хён смягчается, а не ожесточается. Се Бом не понимает этого. Не понимает улыбок, которые расцветают на его лице в такие моменты, истин, которые он транслирует без подсказки, словно точно знает, какое утешение она ищет. Кажется, сейчас ничего не изменилось. Его перебинтованная рука поднимается к её лицу, пальцы, едва касаясь, убирают пряди волос с глаз. Этот жест мало отличается от того, что был привычен для них до внезапной свадьбы и видеозвонка матери И Хёна, которая убеждала его посмотреть на неё, а он с такой лёгкостью назвал её красивой, что сердце Се Бом на мгновение озарилось неизвестным до того момента светом. Его губы дёргаются в подобии улыбки. — Обещаю, — говорит он. В этот раз она ему верит. В этот раз она обхватывает его запястье прежде, чем он успевает отстраниться, и прислоняется щекой к его ладони. Бинт грубо касается её кожи, но ей всё равно. Его пальцы дрожат от прикосновения к ней, Се Бом выдыхает медленно и размеренно. И Хён приподнимается, с забавной тщательностью следя за тем, чтобы рука не сдвинулась с места, чтобы их контакт не прерывался. Кажется, она не может оторвать от него глаз. Этот момент похож на её пробуждение в общежитии заброшенного университета, когда из одежды на ней была лишь белая ночнушка, а в душе зияла огромная дыра, потому что он остался за той злосчастной дверью. Такое ощущение, что мир может рухнуть, а ей будет наплевать на всё и на всех, кроме него. — Ты же знаешь, почему я должен был это сделать, верно?.. Она горько усмехается, отводя взгляд, потому что в его глазах лишь настойчивость и уверенность в том, что он имеет право пожертвовать собой ради её защиты. Будто ей это нужно. Се Бом эгоистична, она знает об этом, и её это вполне устраивает. Она прекрасно осознаёт, что пойдёт на невообразимые вещи ради людей, которых любит. А теперь она знает, что сможет даже отложить конец света, чтобы провести хотя бы ещё одну секунду рядом с И Хёном. Но он не такой, как она. Он хорош во всём: в частности, руководствуется собственной моралью, а не эмоциями, — и это их отличает. Посреди всего происходящего он продолжит утверждать, что держаться за человечность — это самое важное, пока она… Ну. Она обезопасит его любыми способами, будь это пистолет, бейсбольная бита или голые руки. Так что, да. Се Бом знает, почему он это сделал. Она знает и ненавидит это в нём больше, чем что-либо ещё, несмотря на то, что так сильно любит его. Даже эту его часть. — Я знаю, — наконец тихо выдыхает она прямо в его губы. Это похоже на отдельный мир. И Хён отбрасывает последние сомнения, безудержно притягивая её к себе. Его тело обжигает её в каждом месте соприкосновения, и она обвивает его спину руками, как делала много раз раньше, но с совершенно иным посылом, крепко сжимает плечи и прячет лицо на его шее, когда он делает то же самое. То, что она чувствует к И Хёну, иногда слишком велико. Слишком всеобъемлюще. Се Бом считает себя довольно приземлённой и обычно не позволяет себе подобные вещи. Но она не может отрицать, что боязнь, когда он находится в опасности, явный ужас и онемение, если его нет, и чистое утешение, обретённое в его объятиях, — пугали её. Но теперь ей не страшно, потому что он прижимает её так, будто она его якорь в той же мере, в какой и он её. Словно эти неизмеримые и всесильные чувства передаются через прикосновения и дыхание, через кровь, которую они пролили друг за друга. — Я знаю, — повторяет она, чувствуя, как его пульс под её губами сбивается из-за её слов. Её руки успокаивающе гладят его по волосам, ногти слегка царапают затылок, и она чувствует его дрожащий выдох на своём горле. Ей приходится выровнять собственное дыхание, прежде чем мягко заявить: — Ты щит, а не оружие. Но Се Бом, без сомнения, оружие. Вот почему они такая хорошая пара.

***

Сообщение о том, что лечение подействовало, встречается двумя строгими кивками, хотя они буквально прыгают в объятиях друг друга, как только Хан Тэ Сок закатывает глаза и выходит из палаты. Им отстаётся только вернуться домой, и вокруг в этот раз не будет ни врачей-убийц, ни помешанных на репутации представителей резидентов, ни жадных адвокатов. Их время выступать в суде придёт, когда все раны заживут, когда будут собраны все показания. Нет сомнений, троица возмутителей спокойствия проведёт в тюрьме долгое время. Но Со Юн всё ещё живёт в соседней квартире. В тот день, когда они возвращаются, её родители приглашают их на ужин в знак благодарности за то, что присматривали за дочерью. Пара выглядит особенно шокированной, когда И Хён рассказывает об их с Се Бом первой встрече, как она столкнула его с крыши школы. А его жена лишь хмурится и заявляет, что понятия не имела, что там есть спасательный мат. И Хён и Со Юн заливисто смеются, и всё действительно в порядке. Се Бом надеется, что это будет отличным началом для их дальнейшей жизни.

***

Они учатся жить спокойно. Она менее требовательна к обстоятельствам после нескольких месяцев отпуска, а у И Хёна всё ещё есть свободное время для полного восстановления. Как ни странно, это беспокоит её не так сильно, как она думала. Её дни наполнены играми и тренировками в компании Со Юн или покупкой бесполезных вещей для квартиры, которые, кажется, делают атмосферу уютнее… А сейчас она слышит, как И Хён выходит из ванной, что-то напевая себе под нос. Позволив себе погрузиться в простое спокойствие от этого, Се Бом отталкивается от перил балкона, на которые опиралась, чтобы вернуться внутрь. Она притормаживает, проходя мимо их огромной фотографии, как всегда снова и снова влюбляясь. Она обожает её, обожает, что И Хён вставил её в рамку и повесил на стене квартиры. Само фото, скрытый смысл того момента и то, что оно представляет по сей день, заставляет её улыбаться каждый раз, когда она смотрит на него. И это чувство лишь усиливается, когда она заглядывает в спальню и видит, как Чон И Хён сушит мокрые после душа волосы, так и не надев рубашку. Прислонившись к дверному косяку, Се Бом наслаждается видом. И Хён может сколько угодно говорить, что он не попал в Высшую лигу и теперь его карьера в бейсболе завершена, но никто не сможет догадаться об этом, если взглянет на него впервые. У него фигура профессионального спортсмена: широкие плечи, тонкая талия, наработанные многочасовыми тренировками мышцы, достаточно сильные руки, чтобы отбить мяч на другую сторону поля. Капли воды спускаются вниз по его груди, цепляясь за шрамы тут и там. Он ловит ее взгляд, когда опускает полотенце, и поднимает брови улыбаясь. — Веселишься? Она отзеркаливает его улыбку, но ненадолго, и приближается к нему в несколько шагов, игнорируя его вопросительный взгляд. Осторожно, будто воспоминания вспыхнут, если она будет слишком резкой, она прикасается к его самому свежему шраму на левом боку. Дыхание обоих сбивается при контакте. Как и она, И Хён, вероятно, вспоминает день, когда был убит Эндрю, а он схватил пулю. Она слишком хорошо помнит до сих пор, как разрывалось всё внутри, когда она думала, что потеряла его. Как держала его обмякшее тело, как его кровь стекала по её рукам и коленям на пол, как она кричала во всё горло, чтобы И Хён проснулся. Се Бом помнит, как сильно ненавидела мир в тот момент, как желала, чтобы он сгорел дотла. Слова Хан Тэ Сока ещё долго эхом проносились в голове после исцеления И Хёна. И каждый чёртов раз ответ был один и тот же — она с радостью заставит мир подождать, чтобы спасти мужа. Теперь его спасение одновременно стало и её спасением. Без него она скукожится и рассыплется, как листок бумаги, попавший в огонь. Она не уверена, что найдёт силы пережить это. Его рука, прижавшаяся к её щеке, возвращает Се Бом к реальности, отвлекает от шрамов. Его улыбка не исчезает, а лишь расцветает ярче. — Это был бурный переезд, не так ли? Её руки рефлекторно обвивают его спину, она кладёт подборок ему на грудь и поднимает глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Его кожа тёплая и немного влажная после душа, но ей нравится. — Давай больше никогда не будем переезжать, договорились? Его смешок исходит из глубины души, урчит в его груди и гремит в горле, и она так любит его, что ей приходится вставать на цыпочки, чтобы попробовать его губами. Ей просто необходимо ощутить это веселье физически, напитаться им. И Хён всё ещё улыбается, когда они отрываются друг от друга и когда он шепчет тихое «договорились». Ещё мгновение, ещё несколько поцелуев перед тем, как он отталкивает её от себя и шлёпает по бедру полотенцем, которое всё ещё держит. Она возмущённо вздыхает, заставляя его снова усмехнуться. — А теперь дай мне одеться, иначе мы никогда не выйдем из этой комнаты. Се Бом мычит, всё ещё не желая отпускать его. Она вновь приближается, засовывает пальцы за пояс его штанов, наслаждаясь тем, как его дыхание, кажется, останавливается на долю секунды. Он всегда так делает, изображая удивление тем фактом, что она действительно хочет его. Проведя ногтями по чувствительной коже, она снова приподнимается насколько позволяет ей рост, чтобы скользнуть губами по его губам. — Не вижу в этом ничего плохого, — дразнит она шёпотом. И Хён сглатывает, стараясь выйти победителем из этой непростой борьбы, и Се Бом опускает голову, чтобы поцеловать его кадык и удовлетворённо услышать несдержанный стон. Она чувствует, как его руки нерешительно ласкают её бока и спину. — Это значит… — он обрывает себя, когда его голос становится слишком хриплым, от которого у неё по спине пробегают мурашки. — Это значит, что у меня не будет времени приготовить ужин. Пожалуй, это действительно стоит учитывать. Прокладывая дорожку затяжных поцелуев от его шеи к подбородку и, наконец, к губам, она сдаётся. — Как скажешь, — медленно выдыхает она, опускаясь на пятки. У И Хёна очень забавное выражение лица, когда она отстраняется. Будто он не может решить: посмеяться над её поведением или бросить на кровать и удовлетворить каждое её требование. В конце концов, он разочарованно смеётся и поворачивается, чтобы надеть футболку. Странный жест, думает она. Закончив с одеждой, И Хён проходит мимо неё к двери, стараясь избегать её прямого взгляда, но касаясь запястья в утешительном жесте. Се Бом не уверена, кого он желает успокоить — её или всё же себя. — Что ты хочешь на ужин? — спрашивает он, как только попадает на кухню, негласно считающуюся нейтральной зоной, но она всё равно идёт за ним. — Тебя. Он издаёт сдавленный смешок, что она записывает на свой счёт в качестве маленькой победы. — Ты прекратишь наконец? Се Бом неопределённо мычит, не давая никаких обещаний. Моменты, когда он отпускает себя, секундная потеря контроля, — вот за что она всегда его подкалывает. Ей требуется меньше секунды, чтобы присоединиться к нему на кухне, её тело всё ещё пылает от медленных поцелуев и она отчаянно желает подпитать эти ощущения. — Я приму это как согласие действовать по собственному плану, — говорит он, раскладывая ингредиенты на столешнице. Она пользуется его ослабленной бдительностью, чтобы сделать несколько шагов вперёд и прижаться к его спине. Дыхание И Хёна снова учащается, не успев толком восстановиться, хотя он делает вид, что его ничего не беспокоит. Се Бом прячет улыбку на его плече, довольная их положением и крепче сцепляет руки на его животе, чувствуя, как он фыркает, когда она это делает. — Ты мешаешь мне готовить. — О нет, — притворно возмущается она, переместившись так, чтобы дышать ему в шею и смотреть, как по коже бегут мурашки. — И что же нам делать? Он безошибочно определяет поддразнивание в её голосе, качает головой и возвращается к — чем бы он там ни пытался заниматься, — её внимание целиком и полностью сосредоточено на его коже. Не замечая ничего другого, Се Бом прижимается губами к его позвоночнику, прямо у основания шеи. Его дыхание сбивается уже в который раз, но И Хён упрямо продолжает разбираться с продуктами. Се Бом воспринимает это как вызов, а она никогда не отказывается от подобного, особенно, когда приз за победу обещает быть таким приятным. Она нарочито медленно исследует губами его шею и движется к уху, согревая мужа дыханием. Он напрягается, но не одёргивает её, а Юн Се Бом старается сдержать победную улыбку. Она опускает руки и аккуратно касается ногтями его нижней части живота, не теряя времени на прелюдию с футболкой и прижимая пальцы прямо к его коже. Торс И Хёна напрягается столь сильно, и мужчина роняет нож на столешницу. — Бом-а, — упрекает он, и его голос похож на натянутую до предела струну, потому что И Хён всё ещё пытается следовать первоначальному плану. Она так любит, когда он зовёт её именно так. И Хён использовал это имя ещё до свадьбы, но и тогда оно обладало особой магией. Смесь вожделения и чистой привязанности, потребность следовать за чувствами, чтобы этот мужчина целиком и полностью, каждой клеточкой принадлежал ей. — Я не могу сосредоточиться, — стонет он, и Се Бом не знает, предпочитает ли она физически чувствовать этот звук или его смех, когда прижимается к нему. — Тогда сосредоточься на мне, — практически мурлычет она, снова дразня его. Это может звучать по-детски или эгоистично, но ей всегда нравилось быть в центре его безраздельного внимания. Будь то его падение с крыши школы, когда он ни на секунду не отвёл взгляд от неё, его комплименты её новому платью или уютный пикник на крыше жилого комплекса с Чон Гуком и Со Ён. — Я думал, ты хочешь есть. — У нас всегда есть остатки вчерашнего ужина. Она даже не знает, правда ли это, но в шкафу определённо был рамён, и этого достаточно. Кажется, для него тоже, потому что он наконец отказывается от готовки и порывистым движением обхватывает её талию. Он целует её так, будто сам невероятно голоден, и направляет их обратно в спальню. Его пальцы руководят процессом, меняя угол поцелуя, позволяя делать всё, что заблагорассудится. Се Бом узнаёт, что И Хён не только отлично целуется, но к тому же никогда не отказывается от своей цели. Как будто он стремится раскрыть её каждым прикосновением своего языка к её языку, как будто хочет, чтобы она растворялась в поцелуе. Она привычно забывает обо всём, кроме пылающего чувства в груди, кроме них самих, кроме его губ. В её голове совершенная пустота — нет ни одного вопроса. Только когда И Хён внезапно опускается, заставляя её с возгласом протеста следовать за ним, чтобы не потерять контакт, Се Бом понимает, что они вернулись в спальню, а он только что сел на кровать. Что ж, ужин определённо отменяется. Одним быстрым движением И Хён усаживает жену к себе на колени, в сотый раз сбивая её дыхание, а его поцелуй не теряет жара. Начинает казаться, что его сдержанность пала жертвой желания как можно чаще добиваться подобной реакции. Се Бом нехотя отстраняется от него, когда начинает чувствовать первые признаки головокружения, хотя и не может быть полностью уверена, чем оно вызвано — нехваткой воздуха или возбуждением, которое он всегда вызывает в ней. Рука И Хёна настойчиво касается её шеи, уговаривая снова поцеловать его. Она стонет, сильнее сжимая его колени, и подчиняется. Его губы уже чуть приоткрыты, чтобы поприветствовать её, и было бы так легко просто целоваться с ним всё оставшееся время. Но она хочет большего, и рука И Хёна, которая опускается всё ниже и ниже, к поясу её брюк, означает, что он чувствует то же самое. Стремясь перевести их приятное времяпрепровождение в новую плоскость, Се Бом на мгновение отстраняется от его захватывающего поцелуя, чтобы избавиться от собственной рубашки, а следом попытаться расправиться и с футболкой мужа. Она улыбается, когда он послушно поднимает руки, чтобы помочь ей, и чувствует что-то сродни благодарности, когда сразу после этого его руки падают на её зад. И Хён оставляет огненный шлейф поцелуев от её ключиц до груди, прижимается губами к месту прямо над её бьющимся сердцем, задерживаясь там на несколько секунд, чтобы оценить её желание. Но Се Бом слишком нетерпелива — её ногти впиваются в мускулы на его спине, а движение бёдер вызывает его сдавленный стон. Его потребность в контакте кожа к коже, вероятно, растёт так же быстро, как и её — он хватает жену за талию и переворачивает их. Спина Се Бом ударяется о простыни, и сразу же после И Хён нависает сверху. Вспоминая предыдущие недолгие отношения, Се Бом однажды призналась себе, что не любит находиться под кем-то, чувствуя себя задушенной и уязвимой, но её муж… И Хён всегда обладал уникальной способностью дарить ей чувство безопасности, поэтому рядом с ним она чувствует себя окрылённой. Он подчиняется без единого протеста, и, когда она шепчет в поцелуй признание в любви, наполовину наивно надеясь, что он не слышит, он целует её мягче, крепче сжимает её бедро и повторяет эти слова прямо ей в губы. Он вырезает «Я люблю тебя» дыханием вдоль её тела, пропуская сквозь грудную клетку, где эти слова растут и крепнут, превращаясь в самый надёжный щит.