Энтропия

По мастерской дети шли молча. Хрупкая доверительная атмосфера, которая родилась в тиши склада, была развеяна ветром. Кая снова превратилась в ледышку с осуждающим взглядом на равнодушном лице. Общаться с принцессой было трудно. К своим годам Эйден наловчился петлять между слов собеседника с художественным изяществом. Разговор был для него своего рода танцем: возьми чужое суждение и закружи его вокруг нескольких точек зрения, чтобы человек небо с землей перепутал. После этого делай, что вздумается, пока собеседник подвергает сомнениям свои собственные убеждения. Беседы с безмолвной Каей больше напоминали неловкое топтания возле стены под безвкусную музыку. Никакого удовольствия или пользы. Если разобраться, принцесса сама была виновата, что дело зашло настолько далеко. Будь она посговорчивее, Эйдену не пришлось бы опускаться до грубой силы, чтобы получить желаемое. Поистине, грустно подумал мальчик, человек сам создает себе все проблемы. Эйден вел Каю к кабинету мастера-по-общим-вопросам обходными путями. После отбоя наткнуться на мастеров в коридорах было почти невозможно, но свита королевы жила по другим временным законам. Когда праведные сны вовсю ублажали сознание жителей мастерской, умы аристократов занимали куда менее духовные развлечения. Эйден знал, что сейчас в зале собраний поставлен огромный стол, на котором карты бьют ставки по цене мешка звездной пыли. Вино плещется из бокалов на бархатное сукно, когда очередной проигрыш провоцирует радостный хохот лучших друзей разоренного неудачника. Светские дамы в красивых розовых платья бережно прячут новую сплетню за край корсетов, чтобы любоваться ей за портьерой или под простыней. Праздник жизни был совсем рядом, стоило просто открыть дверь, уводящую коридор направо, но Эйден свернул налево, увлекая за собой Каю в тишину и полумрак. Выгадать верное время вышло легко. Эйден знал наперед грядущие события ночи: некоторые из них были незаметно подкинуты судьбе в карман ловкими руками самого мальчика, остальные предопределены однообразным укладом жизни обитателей мастерской. Остановившись возле неприметной деревянной двери, Эйден подал знак Кае и тихо сказал: — Мы пришли, — приоткрыв дверь, он пропустил вперед девочку. — Вы знаете, что делать. Разбудите Великого Распределителя любым способом. Если потребуется, окатите водой. Кая внимательно посмотрела Эйдену в глаза. Он не мог понять, что пытается сказать девочка, но у него возникло странное ощущение, что он мчится к развилке с бешеной скоростью. Есть один миг, чтобы успеть изменить направление, иначе поворот будет упущен навсегда. Мальчик мотнул головой, вытряхнув через уши ненужные мысли, и подтолкнул Каю внутрь. Светильник в кабинете никогда не гасили, то была дань уважения мастеру-по-общим-вопросам. Мужчина проводил свою жизнь на стуле, неловко вытянув длинные негнущиеся ноги под стол. Руки болванки были безвольно опущены, голова без лица обращена к выходу. В практически пустой комнате с задернутыми гардинами мастер-по-общим-вопросам являл собой тоскливое зрелище. Если бы в мастерскую случайно попали голуби, они бы непременно свили гнездо на его плечах. Кая прошла по кабинету, остановилась перед мужчиной и тихо покашляла, чтобы привлечь внимание: — Здравствуйте, — девочка легонько склонила голову в знак приветствия, — перед Вами наследная принцесса, светоч королевства, можете не вставать. В воображении Эйдена голубь на голове мастера-по-общим-вопросам сонно открыл один глаз, смерил Каю презрительным взглядом и отвернулся. Принцесса опять покашляла, на этот раз громче. Никакой реакции. Вздохнув, Кая сделал шаг вперед и потрясла болванку за плечо. Ответом ей было дребезжащее эхо. По резким движениям девочки было понятно, что она начинается злиться. За пару минут она испытала ряд непростительных унижений: от самостоятельного представления своей королевской персоны, до игнорирования ее присутствия. Казалось, немного и она подпишет приказ о казни прямо на лбу у болванки. Вскоре терпению Каи пришел конец. Она расправила плечи, вздернула подбородок, схватила мастера-по-общим-вопросам за руку и стащила со стула. Болванка с оглушительным грохотом рухнула на пол. Стул перевернулся, отлетел в сторону и врезался в шкаф, из которого выпали склянки и книги. Поднялся невообразимый шум. Эхо истерично кричало, шкаф качался из стороны в сторону и скрипел, стеклянные колбы с хрустом катились по останкам своих менее везучих собратьев. Кая разбушевалась не на шутку. Топнув ногой, она громко потребовала: — Именем королевы, немедленно поднимайтесь! Выбравшись из потрясения, в котором ноги Эйдена увязли словно в трясине, мальчик помчался обратно по коридору. Сквозь приоткрытую дверь вслед за ним пустился в бегство дикий грохот, который поднял на уши всю округу. Эйден завернул за угол, как раз вовремя, чтобы остаться незамеченным надзирателем, который вышел из комнаты по соседству с мастером-по-общим-вопросам. Мужчина спал крайне чутко, это было известно всем, поэтому изначальный план Эйден заключался в том, чтобы устроить немного шума. Однако Кая превзошла все его ожидания. Надзиратель, наверняка, пребывал в ярости, страшно было представить, что он сотворит с принцессой, которую сейчас было невозможно отличить от ученика мастерской. Вспомнив, насколько ужасен может быть надзиратель в припадке злобы, Эден прибавил ходу. На самом деле, он не желал причинить вред принцессе, его обида давно прошла. Нет, цель его заключалась в другом: он хотел расправиться с надзирателем. Случай с Кассией ясно дал понять одну вещь — любой, кто посмеет поднять руку на принцессу, исчезнет с лица земли. Вигго однажды сказал, что, когда великие правители падают с пьедестала, они погребают под собой города. Эйдену была чужда кровожадность, напрасные жертвы были ему не к чему, только один человек. К несчастью для Каи, она была единственным монархом, кому мальчик мог незаметно подставить подножку. Эйден добежал до зала собраний и с грохотом распахнул тяжелые двери. Все присутствующие обратили на него удивленные взоры: — Спасите! — закричал мальчик изо всех сил. — Принцесса в беде! Спасите! Подумав немного, он на всякий случай добавил: — Пожар! Первым отреагировал магистр. Он сидел подле королевы на мягком диване и что-то увлеченно ей рассказывал. Заметив Эйдена, мужчина нахмурился и озадаченно спросил: — Что случилось? У Эйдена не было времени и желания вдаваться в подробности, поэтому он обратился к королеве, на лице которой застыло смущенное выражение: — Спасите принцессу! После этих слов Эйден развернулся и побежал обратно. Не в его интересах было раздавать людям время на размышления, так они, чего доброго, и до правды додумаются. Меньше слов, больше простора для домыслов — вот идеальное место для самообмана. Как и ожидал мальчик, за его спиной вскоре послышался топот множества ног. Замешательство дало мальчику небольшую фору, которую не успело сожрать расстояние, поэтому у кабинета мастера-по-общим-вопросам он очутился первым. Рев надзирателя был слышен издалека. Вначале он имел очертания бессвязного рыка, но по мере приближения появлялись отдельные слова и фразы: — Проклятое отродье вторника, — кричал надзиратель, — я тебя научу уважению к старшим, бестолочь неблагодарная! Сквозь плотную пелену брани мужчины иногда в коридор проскальзывали протесты принцессы, но ее голосу не хватало мощи для сражения с глухой яростью надзирателя. Сейчас мужчина видел и слышал только гнев и злобу. Эйден не один раз бывал на месте принцессы, разговоры и споры были бессмысленны. — Хватит! — сказал Эйден, врываясь в кабинет. Впервые голос его был услышан. Наверное, мальчику придала сил небольшая армия из самых высокопоставленных лиц королевства за спиной. Надзиратель замер на полуслове и уставился на Эйдена с открытым ртом. В руках мужчины болталась Кая, он тряс ее за шиворот, высоко подняв в воздух. Лицо принцессы покраснело, в глазах стояли слезы: — Мама! — позвала девочка, когда увидела набежавшую толпу. — Мама! — Кая? — королева с помощью магистра протолкалась вперед к двери. Королева была прекрасна, это была аксиома, не требующая доказательств, но в данный момент что-то в основах мироздания треснуло и надломилось. Красивое лицо женщины, которое стороной обходили морщины и людские заботы, перекосилось до безобразия. Крик ужаса огласил тишину. А дальше началась суматоха. Люди ругались, королева рухнула без сознания в руки магистра, Эйдена подхватила толпа и вынесла на своих волнах прочь из комнаты. Что происходило вокруг разобрать было нереально, события и лица часто меняли друг друга, словно бессвязные картинки в калейдоскопе. Мальчик совсем растерялся и забился в угол, где тихо сидел, пока из хаоса не возник магистр. Мужчина долго и тяжело смотрел на Эйдена, потом бросил краткое «идем» и пошел прочь. Выбора не было, пришлось повиноваться. Вместе они молча направились к кабинету магистра. Внутри Эйдена ждала королева. Женщина стояла по центру комнаты и крепко сжимала одну ладонь другой перед грудью. Все остальное пространство в кабинете занимал всепоглощающий страх, он был таким густым, что сквозь него мальчик не мог ничего разглядеть. Увидев Эйдена, королева резко опустила руки, но ее ладоням будто бы надо было за что-то держаться, поэтому они сразу вцепились в ткань юбки. За спиной Эйдена глухо захлопнулась дверь. — Прости… — начал он дрожащим голосом, однако был остановлен властным жестом поднятой руки женщины. Это конец, понял Эйден. Жизнь его была краткой и безрадостной. Погибать в столь юном возрасте было жалко, но, с другой стороны, он терял всего десять лет, из которых помнил не больше пяти. Не велика потеря. В девяносто, наверное, умереть было бы в девять раз обиднее. К тому же, через месяц в мастерской начинались экзамены. Без Кассии сдать их не было шанса, а наказание было суровым, поэтому мальчик давно искал предлог для прогула. Казнь была подходящей причиной, очень уважительной. Когда Эйден смирился с жестокой судьбой и даже нашел в ней положительные моменты, его планы на краткий остаток жизни были бессовестным образом разрушены королевой. Женщина внезапно бросилась вперед и заключила мальчика в крепкие объятия. От королевы пахло дорого. Эйден мало разбирался в духах и их ценах, но было очевидно, что дешевые духи просто не могли себе позволить иметь такой отвратительный запах. Тяжелый и гнилостно-сладкий. Руки женщины беспрестанно бродили по телу мальчика, будто обшаривали карманы. Будь у Эйдена при себе что-то ценное, он бы сильно переживал за сохранность своего кошелька. От старших он часто слышал, что знать грабит народ, но был удивлен, каким бессовестным способом она это делает. К счастью, кроме обкусанной черствой булки красть у мальчика было нечего. Наконец, ладони королевы ухватились за щеки Эйдена. Мальчик, на всякий случай, крепко сжал челюсть. Золотых зубов у него не было, но он не хотел, чтобы в рот к нему лезли пальцами для проверки. Королева нежно погладила мягкую детскую кожу лица Эйдена, и он с ужасом осознал, что рано обрадовался. Раз в карманах его было пусто, то расплатиться за преступление придется собственной шкурой! Мальчик воочию представил, как его голова будет украшать стену дворца в тронном зале. Поистине, как говорил Вигго, красота — это проклятье вторника, а не дар. — Прости, мой милый, — дрожащим голосом прошептала королева, — мне нужно уехать, теперь мы не скоро увидимся. Эйдену было не за что прощать женщину, в действительности, он бы этому рад. И чем дольше продлится разлука, тем лучше. — Всегда помни, что я делаю это не по своей воле. Есть обстоятельства, которые не в силах изменить даже королева. Долг и пророчество связывают меня по рукам и ногам, но знай, я бы отдала все деньги королевства, чтобы остаться с тобой. Сзади раздался нервный кашель магистра. Мальчик его понимал: если бы у него были деньги, он бы тоже не хотел, чтобы какая-то женщина их всех отдала. Королева не обратила внимание на справедливый протест магистра, вместо этого она сняла с груди брошь и пристегнула ее на рубаху Эйдена. Брошь была крупная и увесистая, по центру блестящие камни образовывали пятиугольную фигуру, от которой в разные стороны разбегались золотые лучи разной длины. Красивая вещица сияла ярче звездной пыли и без сомнения была дорогой. — Я люблю тебя, никогда об этом не забывай, — королева положила ладонь на грудь Эйдена поверх броши. — Если когда-то тебе нужна будет помощь, отдай эту вещь любому королевскому стражнику, и он тотчас приведет тебя ко мне. — Вам пора Ваше Сиятельство, — вмешался магистр. — Забирайте Каю и уезжайте навсегда. Вы видели, что случилось. Судьба, может быть, и слепа, но подменой ее не обманешь. Вам лучше меня известно, что нас всех ждет, если Вы не убережете девочку, — мужчина аккуратно взял королеву за руку и потянул к выходу — Пока это в моих силах, я буду присматривать за Эйденом, а потом… — он глубоко вздохнул и тихо добавил, — да сохранит нас всех ветер. Королева согласно кивнула, она в последний раз погладила Эйдена по макушке и выбежала из комнаты. Мальчик остался наедине с магистром. Мужчина прошел за свой стол, достал из ящика какой-то отчет и потерял интерес к происходящему вокруг. Эйден подождал наказания с опущенным носом, потом еще подождал, но ничего не случилось. В конце концов, он устал бояться, пережитое волнения и поздний час давили на веки, сон клонил голову к земле. Подойдя к двери, мальчик обнаружил, что та заперта, он спросил об этом магистра, но мужчина ему не ответил. Немного послонявшись по кабинету без дела, Эйден устроился в кресле возле камина и заснул. Магистр разбудил мальчика посреди ночи и повел на улицу. Во дворе мастерской выстроились королевские волшебнизмы. Слуги срочно грузили вещи, солдаты отпирали ворота. Люди работали быстро и слаженно без разговоров и излишней торжественности. Если прибытие королевы было похоже на карнавал, то отъезд больше напоминал побег с корабля, который дал течь. Через некоторое время из мастерской появилась пестрая толпа. Королева возглавляла процессию. Женщина смотрела ровно перед собой с холодным выражением на лице. За ней несколько слуг вели Каю. Принцесса была закутана в покрывало с ног до головы, даже глаз не было видно. Следом шел посол Рандита, а чуть позади его жена тащила сопротивляющегося Айджа. В последний момент Айдж вырвался из рук матери и бросился к Эйдену. Вид у ребенка был заплаканный, но суровый. Левой рукой он придерживал ножны деревянного меча, чтобы те не били его по бедру. Ярко красный праздничный даопао в свете фонарей казался кровавым. Сердце Эйдена неприятно кольнуло. Чувство было острым и резким. Разобрать, что это, было трудно, но среди прочих сложных эмоция Эйден узнал горький привкус сожаления. Айдж остановился перед Эйденом и плашмя поднял оголенный меч на вытянутых руках. Губы ребенка задрожали. Эйден с грустью подумал, что ему собираются бросить вызов на бой ради чести принцессы, но Айдж убрал клинок в ножны. А в следующую секунду Эйден оказался стиснутыми в крепких объятиях. Рубашка на груди мальчика мгновенно намокла от слез. Проявление нежности было неожиданным, но странно приятным, поэтому Эйден решил не заметить, как в ворот его рубахи был громко высморкнут нос. Улыбнувшись, Эйден ласково погладил ребенка по лохматой макушке: — Не плачь, — тихо сказал мальчик, — через год ты меня уже не вспомнишь. — Обязательно вспомню! Айдж отпустил Эйдена и сделал шаг назад. Громко сглотнув слезы, ребенок снова достал меч, опустился на одно колено и торжественно произнес: — Благородный войн клянется всегда помнить Эйдена-гэ! Эйден знал, что это обещание выпадет из головы ребенка вместе с последним молочным зубом, поэтому верить ему нельзя, но все равно был сердечно тронут. — Айдж, немедленно иди сюда! — недовольно окликнула госпожа посол. Ребенок обернулся на мать, потом еще раз быстро обнял Эйдена и убежал, не оглядываясь. Когда последний волшебнизм из королевской процессии скрылся в темноте за воротами, магистр положил руку на плечо Эйдена. Сильные пальцы больно впились в плоть мальчика, точно хищные когти.