Несколькими годами ранее
Расправь свои крылья и взлети. Прямо к солнцу. Сожги свои перья, но накрой тенью плачущий город. Познай боль, искупи грех народа.
Сплюнув кровь, парень выпрямляется и глубоко вздыхает. Он смахивает со лба намокшую челку и влажными покрасневшими глазами смотрит на женщину напротив. Покатые широкие плечи, широкие бедра. Она — олицетворение песочных часов. Опустив двуручный алый меч, женщина зевает и разворачивается. Так легко, будто не дралась на смерть пару секунд назад. — И это всё?! — кричит парень и взмахивает тяжёлой косой. — Ты никак не успокоишься, — вздыхает женщина и хватает лезвие ручкой в перчатках. Из-под них начинает течь кровь. — Окстись, малыш. Тебе не по силам тягаться со мной. Пусть ты и охотник, но слишком слаб, — её губы расходятся в насмешливой ухмылке. — Сколько тебе лет? — Семнадцать, — рычит парень и давит всей своей тяжестью на рукоять, но та словно повисла в воздухе, а после начала сгибаться под каменной рукой охотницы. — И у тебя до сих пор нет донора? — едким тоном спрашивает она. Её брови удивительно изгибаются, и она вздыхает. — Ты слишком молод, малыш. Молод и глуп. Твоё геройство ни к чему не приведёт. Как ты можешь защищать эту грязь, которая отравляет нашу страну? Юнги слаб. Он отпрыгивает назад, хватается за руку, которую свело от нагрузки; дышит глубоко и загнанно. Нельзя отпускать её: впереди только мирные жители, к которым эта женщина и направляется. Внутри нарастает паника. Маска скрывает лицо, но не скрывает горящие злостью глаза. Женщина, не получая ответа, хмыкает и разворачивается, но сразу же попадает в капкан. — Намджун! — кричит парень, а купол из сверхтвёрдого металла быстро закрывается. Юнги оседает на разбитый асфальт. Его выдох полон облегчения. Защитник, появившийся в самый нужный момент, подходит ближе, чтобы подать руку старшему. — Спасибо, брат, — говорит охотник и поднимается. Он разминает повреждённую руку и смотрит на замурованную в металл женщину. — Что мы будем с ней делать? — Если она сможет нагреться до температуры свыше полутора тысяч Целсия, то расплавит титан. Как думаешь, сколько у нее уйдёт времени? Кислород у неё точно закончится раньше, — говорит Намджун и поправляет маску в виде сокола. — У нас есть десять минут, чтобы вывести всех, — за их спинами появляется девушка в остроугольной маске с мордой кого-то из кошачьей породы. — Нам нужно или катапультировать Госпожу отсюда или максимально её задержать. — Так нужно её отрубить, — говорит Юнги. — Я этим займусь, а вы бегите. Я догоню. Намджун долго смотрит на друга, а после твёрдо кивает и хватает за руку Миен. Они бегут в сторону эвакуированного народа, который повёл через лес Сокджин. Юнги остаётся на месте. Не страшно. Он сжимает в руках свою косу и ждёт. Каждая секунда времени отдаётся звонким пульсом в висках. Как можно отступить в самом начале? Это их путь.К свободе.
Тернистая дорога, ведущая к одной единственной цели — к счастью, ведь оно…в свободе.
Ни один старый тиран не посмеет сковывать его в цепи своих маниакальных тоталитарных идей. Ни одна огненная сука не будет контролировать его. У него должно быть право выбора. У него есть право на жизнь. Такую, какую он хочет. Металл начинает раскаляться. Никто не смеет решать, чья жизнь важнее. Ни у кого не поднимается рука поставить свою репутацию выше людской жизни. Юнги дышит медленнее. Кто сказал, что охотникам нужно подпитывать свою энергию от других агентов? Он сможет справиться и так. Эти бляди решили, что могут бросить его близких на произвол судьбы, использовать, как живой щит, лабораторную мышь или, что тоже является правдой в их время, пушечным мясом. Они — люди. Никто иной, как обычные мирные люди, которые вынуждены отдавать свои жизни за спокойствие других. Стариков, матерей, детей — всех. Острые клыки прокусывают грубую руку. Тёмная кровь сбегает по запястью. — Как твоё имя? — металл постепенно плавится, как шоколадный шарик, опущенный в горячее молоко. — Юнги. В детстве он ел что-то похожее. Это было вкусно и сладко. Настолько, что сахар крошился об острые зубы и застревал в небольших дырках, называемых кариесом. Поскольку воду отключали, очищать их щеткой было сложно. — Красивое имя, — говорит охотница. Её лицо лишь изредка проглядывает через яркий фейрверк от горящего титана. — На надгробие самое то. Грубый выпад, и огонь охватывает их, сужая поле боя. Костная маска волка отбрасывается в сторону. Женщина так же снимает свой капюшон. Свидетелей не будет, потому что сегодня жив останется лишь один из них. Лязг оружия, сломанная коса, откинутая в сторону, выбитый из рук меч. Рукопашный ближний бой, капли крови на лице и шее. Юнги острием бьёт меж ребер, но рана сразу же зарастает, оставляя инородный предмет внутри. Сколько же она съела агентов, что её тело дошло до такого уровня? Охотница рвётся вперёд, кинжалом разрезает чёрные одеяния, собирается поджечь их, но Мин, увидев слабое место, сразу же ударяет в сердце. Удар. Один. Второй. Остановка. Женщина падает. Двумя пальцами Юнги проверяет пульс. Отсутствует. Он тяжело вздыхает и падает на землю. Кажется, у него вывихнуто плечо. Неприятно. Всё тело в ожогах. Если… Если он сможет дойти до их группы, то Сокджин подлатает его раны. А если нет? Если он так и останется умирать рядом с трупом Госпожи? Парень медленно встает на ноги и, покачиваясь, доходит до маски, которую снова натягивает на лицо. Если бы он только мог создать себе лошадь, но его мёртвая кляча точно и шага не сделает. Управляй он энергией так же, как Кихен, что-то могло бы получиться, а так… Он тяжело вздыхает, ежится от боли в груди, и, кряхтя, выходит из городка. Опустевший, жалкий, всеми брошенный. Люди успели взять лишь всё самое необходимое, когда Миен перехватила сигнал за три часа до нападения. Обитель сразу же сообщила всё мэрии и выдвинулась на помощь. Главной задачей было защитить и вывести людей в безопасное место. Если разгромить отряд охотницы было не так сложно, то её саму… Юнги оборачивается. Твою мать. От тела не осталось и следа. По плечам проходит дрожь. Он должен догнать всех. Должен. Иначе…***
Намджун прошёл по всем палаткам и только потом вернулся к своей. Перевал был небольшим. Люди уже ушли далеко, они устали и не переставали нервничать, поэтому Сокджин принял решение остановиться, поесть и поспать хотя бы два часа. Первыми ели дети, после женщины и старики, затем мужчины в два этапа: кто-то всё время стоял на посту, охраняя их небольшой лагерь. Обитель села за стол последняя. Миен занималась планом их дороги: идти им нужно было не меньше двадцати часов в гору. Поскольку не они одни шли к тому самому убежищу, нужно было идти разными дорогами. Какова вообще вероятность, что то место существует? — Миен? — Намджун делает шаг внутрь. — Ночью идти нельзя. В этом лесу слишком много диких зверей. — Знаю, — говорит девушка и трёт уставшие глаза. — Разве сейчас не время Сокджин-хена делать обход? Ты как? — неожиданно спрашивает она и садится на одну из своих подушек, брошенных на брезентовый пол. Намджун на секунду оцепенел, но после его лица коснулась приятная мягкая улыбка с очаровательными ямочками на щеках. — Он слишком устал, поэтому пошёл вместо него, — говорит Намджун. — Я ни о чём не жалею, Ми, — он садится рядом. — Мы все сделали этот выбор. Каждый из нас будет бороться за наше будущее. Мы не должны довести себя до рабства у безжалостной системы. Миен поправляет чёлку и смотрит вперёд, на растегнутую молнию выхода. — Я скучаю по нему, — её голос тихий, почти беззвучный. — Он бы гордился нами, — Ким кладёт руку ей на плечо и приобнимает. Миен цепляется взглядом за луну. Полная, белая. Она так и притягивает взгляд к себе. Тело защитника тёплое и большое. Девушка только сейчас может немного расслабиться. Совсем чуть-чуть. Лишь прикрыть глаза, прильнуть к плечу друга и забыть о том, как тяжела жизнь. — И он тоже гордился бы тобой, — говорит мягко Намджун и кладёт голову на чужую макушку. В глазах неожиданно появляются слёзы, а губы расползаются в улыбке. — Папа похвалил бы меня, узнай, что я пытаюсь изменить этот мир к лучшему. Ради людей. Да, пусть некоторые и глупые бараны, но всё же… люди, — Миен шмыгает носом. — Поэтому ты должна быть сильной, — говорит Ким. — Мои бы меня просто не поняли. Хорошо, что у тебя были те, кто тебя понимал. Девушка поднимает мокрые глаза. Лицо Намджуна расплывается перед ней. Такой молодой. Они все здесь очень молодые. Им едва стукнуло двадцать два года. Они даже учиться ещё не закончили. Приходиться совмещать две жизни. Примерного гражданина и борца за справедливость. Пробовали ли они обращаться к властям, чтобы высшее руководство переформировали? Конечно. Как об стенку горох. Никому их жалобы не сдались и подавно. Любые выкрики подавляют. Или… Миен пробирает дрожь, и она резко стирает слёзы с глаз. Её не отдадут на съедение таким тварям, как первому классу. Юнги — исключение. Хотя и его она изначально боялась. — Разве твои родители не здесь? — спрашивает она и поднимается. — Я видела их в списке. Намджун подрагивает всем телом и резко мотает головой. — Не хочу их видеть, они… — Здесь охотник! Защитник сразу же подрывается с места и выбегает на улицу. Как их нашли, мать твою?! Голос мужчины был с севера, куда он сразу же направляется. Его провожают круглые испуганные глаза. Женщины закрывают детей своим телом. Юнги. Он блюёт кровью и держится за голову, из которой течёт ярко красная жидкость. Лицо под маской, руки, тело перепачканы, а сам он выглядит так, будто перед ним кого-то провернули в мясорубке. Ким подбегает к другу, рядом сразу же оказывается Сокджин, который перетаскивает вместе с защитником пострадавшего на лежащее рядом дерево. — Что с тобой случилось? — шепчет целитель и осматривает его раны, сразу же начиная лечить. Мин хрипло усмехается и шипит, когда его раны начинают обрабатывать. — Эта сволочь меня догнала, — говорит он тихо, и Обитель переносит его в их палату, где снимает скрывающий его элемент. Никто не должен знать их лиц. Возможно, когда-нибудь, но не сейчас. — А потом я встретил тринадцатый отряд Госпожи. Сокджин поджимает губы, между его бровей и на лбу образовывается складочка, свойственная людям, которые часто хмурятся. Такая была и у старшего. Юнги скрипит зубами от боли, сжимает пальцами руку Намджуна до побелевших костяшек и смотрит ему прямо в глаза. Он был слишком строг к нему. Что-то в нём его раздражало в первый месяц их знакомства. Сейчас всё иначе. Сейчас они братья. — Ты же защитишь их? — цедит он. — Защитишь Миен и хена? И этих беззащитных людей. Они не заслужили такого. Если я… — Не говори так, — обрывает его защитник. — Мы рядом, Юнги. У Намджуна руки дрожат, плечи ходуном ходят, когда пульс охотника начинает замедляться. Девушка за их спинами закрывает рот руками и качает головой. — Обещай, — рычит охотник, сдерживая злую влагу, образовавшуюся под веками. — Обещаю.***
Юнги резко раскрывает глаза. Прошло всего несколько секунд, за которые перед его глазами промелькнули такие долгие и мучительные моменты из жизни. Он резко вырывает руку из пасти твари, сворачивает ей шею и навзничь падает на землю. Вдохи глубокие, нервные, глаза раскрытые, как у умалишенного. — Пиз***, — шепчет охотник. Заражение идёт медленно, вызывает жар, приступы удушья из-за того, что оно поражает гемоглобин в крови, и тот не доносит кислород до мозга. Становится страшно. Юнги не привык чувствовать себя так, но сейчас… Он знал, на что шёл. Знал. Лёжа на одном из мёртвых тел, он даже не пытается подняться. Костлявое тело под лопатками и поясницей, руки, испачканные кровью, царапины на шее. Выработанный иммунитет к болезни не так силён. Юнги сильнее. Сильнее, блять, этого дерьма. Воздух в лёгких заканчивается. Но здесь, за городом в красной зоне, так свежо. Хочется вдыхать полной грудью вонь этой гнили, металлический запах крови и пряный пота. Полный… Мин прикусывает язык. Уже ночь. Он здесь больше суток. Нужно заканчивать. Нужно возвращаться. Возвращаться к Чимину. Он оставил его там совсем одного. Волнуется ли он? Скучает ли? Юнги прикрывает глаза. Луна освещает его бледное запачканное грязью лицо. Если он останется здесь, то будет ли Чимин вспоминать о нём? Так много дел остались незаконченными. Первый класс всё ещё правит, Намджун так и не вернулся в Обитель… Сокджин также несчастен. Что вообще может сделать его счастливым? Если он будет видеться с ребёнком? Юнги никогда не видел родительской любви. Хотя мать… Мать, наверное, его любила, раз защищала собой. Хотя лучше бы она защитила его от себя и своего выбора. Как можно было не увидеть, что человек болен алкоголизмом и настолько жесток, что будет поднимать на неё руку даже во время беременности? А у него ведь мог быть братик или сестричка. Юнги мог бы уметь любить. Память — это странная вещь. Всё время она подбрасывает такие подробности, которых у тебя в голове, кажется, и не было. Но вот они всплывают на поверхность, а что с ними делать — непонятно. Голова начинает безудержно болеть. Процесс регенерации медленный и болезненный, но приходится терпеть. Поспать хотя бы пару часов, чтобы завтра закончить чистку и вернуться. Вернуться домой. К Чимину. Он будет рад? Обнимет ли? — Я скучаю, — констатирует факт охотник. Почему-то так долго до него это доходило. Не рядом, не здесь, не под боком, не за спиной. Никто не бурчит, не смотрит волнительно, не плачет тихо. Нет. — Блять. Он медленно переворачивается на бок. Спать на выпущенных органах мягко. Склизко и противно, но если абстрагироваться, то вполне приемлемо. Надо поговорить с Чимином. Да. Он вернётся, обязательно вернётся и поговорит с ним.