(Loli in early 20s - Subete no mono no owari wa sugu ni yattekuru.7)
Усталость в теле придавливает к больничной койке. Чимин просыпается и снова засыпает, отвернувшись от внешнего мира и закрывшись от него полупрозрачной шторкой. Он погружается в кошмары и снова восстает из мертвых. Даже с закрытыми глазами он видит свои руки в крови, поле покрытое телами и темные-темные глаза Юнги. Снова из-за него. Всё из-за него. Почему ребенок, а не Чимин? Имя… Он даже не узнал его имени. А охотник был так спокоен. Ужасно… Ужасно. Мысли такие тяжелые и спутанные, они так давят. Подушка снова становится влажной от бесконтрольных слез. Он тихо всхлипывает и взвывает. Его плач похож на жалобный скулёж, и ему стыдно, что он показывает свою слабость. Никчёмный. Навечно слабый и никчёмный. Но ему так жаль. Так жаль тех людей, так жаль того мальчика, так жаль ту деревню, те дома… Жаль себя, что ему приходится переживать такое. Чимин думал, что у мальчишки всё впереди, что его ждёт хорошая жизнь подальше от этого ужаса, что он сможет его защитить, но он не смог. С этой болью невозможно справиться, она рвет на куски, вгрызается под ребра, заставляет сворачивать в клубок и молить лишь о том, чтобы стало легче хотя бы на пару секунд. Дверь палаты тихо скрипит, и по шагам Чимин определяет своего друга. — Чимин-а, — тянет Тэхён своим бархатистым голосом, который звучит сейчас намного мягче и ласковее, чем обычно. Так он почти ни к кому не обращается. — Чимин-а, поешь, пожалуйста. Чонгук сказал, что ты второй день не ешь и ни с кем не разговариваешь. Он волнуется. Чимин это чувствует, но не может ни повернуться, чтобы сказать, что ему просто стыдно смотреть в глаза другим людям, ни успокоить, сказав, что всё в порядке. Всё не в порядке. Он раздавлен. Он зол, ему грустно, обидно и больно, а это не в порядке. Но произнести это вслух почти невозможно: ком сразу застревает в горле, а на глаза накатываются слезы. — Поговори со мной, — говорит Тэхён и касается его плеча, — пожалуйста, — тянет он жалостливо, но Чимин лишь заходится новыми всхлипами, скулёжем и мотает головой. Не может. — Тэхён-хен, — зовёт нападающего кто-то, и этим кем-то оказывается Чонгук, которого не сложно узнать по голосу. Ким нехотя отходит от друга, провожая его щенячьим взглядом, и подходит к врачу. У того глаза жалостливые и стыдливые, он выводит парня в коридор подальше от палаты и усаживает на скамейку. Чонгук долго собирается с мыслями, строго смотрит вниз, сидя на корточках перед нападающим и не знает, как правильно сказать. — Чимин-хен… Эм… — целитель чешет затылок неловко. — Он спас ребёнка из деревенского дома, но Юнги-хена начала поглощать его сила, и он… Не специально, нет, он просто не выдержал, и это был всплеск, как сказал Сокджин-щи, но… — он глубоко вздыхает и говорит свою главную мысль: — Ребёнок умер на руках Чимин-хена. Тэхён громко охает, сердце его опускается в ноги, и он прикрывает рот рукой. Вся жизнь пролетает перед глазами. Теперь он понимает. Он всё понимает, и это… Так больно, что глаза сразу становятся влажными, но Чонгук быстро прячет его лицо в своём плече. Он не любит плакать, особенно при ком-то, но эмоции так и рвутся наружу. — Какой ужас, — шепчет он. — Не надо… Не надо было… Пускать его. Я н-не знал, он н-не сказал, я… — его голос дрожит, как и его плечи. Чон обнимает его крепче и гладит медленно по голове. От старшего пахнет приятным дорогим парфюмом, и он утыкается в его шею, убаюкивая своим голосом. Спустя пару секунд Чонгук смотрит в сторону палаты и мелко кивает. Юнги заходит к Чимину в палату. Его шаги несложно узнать. Он крадётся, словно кошка, хотя даже так звучит твёрдо и грубовато. Охотник молча подходит к тумбе у чужой кушетки и ставит в вазу букет цветов, судя по шелестящему звуку и звону вазы, которую принес Тэхен. — Такое бывает, — говорит Мин холодно. — Нельзя оплакать каждого мёртвого ребёнка. В следующий раз не самовольничай, — говорит он недовольно. В палате приглушен свет, рядом с больничной койкой стоит тумба, а в дальнем углу шкаф со сменным постельным бельем. Дверь со стеклом слегка приоткрыта. Напряжение оседает в комнате вместе с пылью. Чимин ничего не отвечает, но поворачивается, чтобы посмотреть в глаза человеку, который так спокойно, словно робот, отреагировал на смерть ребенка. — Почему я? — шепотом спрашивает он и смотрит красными, распухшими глазами на охотника. Неожиданно даже для себя он видит, как душа Юнги… сожалеет. Это нельзя заметить в его холодных глазах, раздраженном лице и грубых, но доходчивых словах. Но внутри, где-то внутри, он сожалеет. — Моя кровь, — говорит коротко он и указывает на шею, где остался красный отпечаток. В зеркало аналитик не смотрел — не мог видеть себя в таком состоянии в отражении, но сейчас он слегка касается места у сонной артерии, которое пульсирует. Он сводит брови, а после всхлипывает. — Как знак отличия, кого трогать нельзя. — Но ты все еще можешь… — Да, целенаправленно убить конкретного помеченного я могу, — заканчивает Юнги строгим голосом, а после смотрит на настенные часы. — Через неделю жду тебя также в одиннадцать в зале, — а после сразу же уходит, будто и не приходил вовсе, но тот след, что он оставил, тянется за ним мрачными разводами. Чимин думал, что ему уже сложно будет возненавидеть кого-то также сильно, как Господина, но Юнги бьёт все рекорды. Повернувшись, он видит на тумбе прекрасные белые акации. Но Юнги прав. Он не может оплакивать каждую жизнь. Он видел, что силы Юнги на исходе, видел, что он использовал их на последний всплеск, чтобы устранить проблему, но радиус превзошел его ожидания. Но его не съедает чувство вины? Сколько раз происходило что-то похожее? Чимин снова прикрывает глаза и зарывается носом в одеяло. Как вообще можно научиться справляться с такими утратами? Смерть ребенка — это самое страшное. Чимин начинает есть только под вечер и только в присутствии Тэхена, чтобы не расстраивать его. Тот приходит к нему каждый вечер и рассказывает истории о всем произошедшем за день экспансивно и бурно, использует странные словечки и активно жестикулирует, пытается отдать хотя бы часть своих эмоциональных сил другу, и тот даже смеется, но в остальном ведет себя также тихо. Хосок по своей традиции приносит ему клубничные и вишневые булочки, но старательно уводит взгляд, только глядя его по спине и щебеча слова поддержки. Видимо, весть о том, что произошло, разошлась по всему небольшому городу. Но Тэхен уверенно это отрицает, говорит, что знают только Юнги, Чонгук, Сокджин, он и Хосок. Одного человека из списка он даже не видел никогда, но тот, вероятно, тоже будет смотреть на него с жалостью. — Тебя сегодня выписывают, — говорит Ким, когда за окном начинает темнеть. — Хочешь, чтобы я остался на ночь? — Нет, мне… Мне надо побыть одному, — его губ трогает небольшая улыбка, но такая вымученная, что сердце Тэ разбивается. — Тебя мучают кошмары? — спрашивает он, но Чимину даже отвечать не нужно: круги под его глазами говорят за него. Он не спит нормально третий день, но это не повод занимать палату в медицинском корпусе, где приходят люди не просто с психологической травмой, а физической. Но разве психологическая не сложнее? Вылечить ее не под силу даже целителю, только дать временное облегчение, которым и занимался Чонгук. Они вместе собирают вещи, которые Тэхен принес из его дома, и аналитик переодевается в новую одежду, которую купил ему друг. Ту, в которой он был в тот день, он выбросил. Ее не спасла даже прачечная. А это ведь была его любимая светлая водолазка. Да, нападающий купил точно такую же и даже лучше, но она не та, и от этого на душе кошки скребут. Друзья расходятся на перекрестке. Тэхен его крепко обнимает и шепчет на ухо слова поддержки, но Чимин лишь прикрывает глаза и наслаждается теплотой души друга. Она отличается от его энергии, что большая редкость. Энергия у него темно-фиолетовая, а душа голубого небесного цвета. «Когда малыш Тэ плачет, вместе с ним плачет и небо», — говорил покойный дедушка Ким. Чимин с ним согласен. Дома оказывается очень холодно. Приходиться укутаться в свой любимый плед и включить дополнительный обогреватель. Нужно перекусить, но смотреть на тосты и джем просто тошно. Перед глазами сразу появляются те моменты, и накатывают слезы. Чимин опускается на колени и не может дышать, голова начинает кружиться, стены давить, сжимать его и его грудную клетку, которая вот-вот разорвется. Аналитика передергивает, и он начинает задерживать дыхание, вдыхать снова со счетом и снова задерживать, чтобы успокоиться. Его немного отпускает, но виски начинают болеть, а ком в горле не дает сглотнуть. Страшно холодно. И одиноко. Каждый день кажется серым и мрачным. Ночь — настоящей пыткой. Плотные шторы не пропускают света, еда не лезет в горло, голоса людей за окном раздражают. Сил нет даже на то, чтобы умыться. Тэхен продолжает к нему приходить, заставляет есть каждый день и сидит с ним до позднего вечера. Хосок присылает ему по десять или даже двадцать видео с котятами и щенятами на телефон. Аналитик долго пересматривает их, но не может написать и пары сообщений, отправляя только милые стикеры. На вопросы «Как ты?», отвечает: «Бывало и хуже». Он возвращается на учёбу раньше, чем должен, чтобы не закрыться в себе окончательно. Однокурсница расспрашивает его о первом серьёзном задании, и Чимин только криво улыбается, не зная, что ответить. Та восхищается его смелостью, а парень внутри трещит по швам. Как назло сегодня среда, завтра… Завтра четверг. Дрожь проходит по спине от ненужных мыслей. На паре у профессора Ли он пересекается с Тэхёном. Тот выглядит как всегда шикарно: высокие классические брюки, цвета слоновой кости водолазка с играющим собранным воротом, полупрозрачная тёмная накидка и белые туфли. Словно спустился с небес со своими вьющимися идеальными волосами. Сидя за одной партой, нападающий медленно к нему продвигается, чтобы коснуться его плеч в знак поддержки. Чимин вяло улыбается и замечает подозрительный блеск в глазах друга. — Ты такой подозрительно напыщенный, — говорит он со смешком и ложится на его плечо, чуть прикрывая глаза. — Я всегда такой, — подмигивает Ким и дает использовать себя, как импровизированную подушку, — Если тебе нужно поговорить, я рядом, слышишь? — он говорит тише, чтобы никто в аудитории их не услышал. — Рассказывай давай, — хмыкает Чимин. Не хочется говорить. Совсем не хочется. На самом деле, провалявшись в амебном состоянии несколько дней, совсем не хочется это обсуждать. Зачем? Друг и так старался быть рядом круглые сутки. Чимин просто пытался реабилитироваться, пытался забыть, но не получалось. Ничего не получалось: кружки разбивались о пол с глухим режущим звуком, в его голове была только тянущая тишина и тонкий скрип кожи, которую разрывало. Он не видел, но слышал. Смотрел он только в глаза Юнги. Этот взгляд, который поменялся за секунду, сложно забыть. В реальность возвращает голос Тэхена. — Мне тут… Кое-кто, — выделяет он голосом, — дарит цветы уже второй день подряд. Не обычные, типа тех, где записки и комплименты, а анонимные. — И кто же это? — заговорчески шепчет Пак. — Я думаю, что это… Хосок, — говорит он и посмеивается. — Розы — это довольно банально, но белые всё же выглядят как-то эстетично и красиво. Чимин слегка улыбается. У самого ведь букет такого же цвета стоит в спальне. Краем глаза он замечает, как вдалеке стоит Чонгук, прямо в коридоре за дверью. Его глаза большие и заинтересованные. Он смотрит на них, а после забавно скрывается за стеной. — И что собираешься делать? — спрашивает аналитик немного лениво. — Посмотрю насколько сильно ему нравлюсь, а потом как пойдет. Вряд ли он сам осмелится предложить мне встречаться, но мне нужно убедиться, что он меня достоин, — хмыкает Тэхен. — Мне с ним приятно проводить время, но не больше. — А Чонгук? Похоже, что он тебя так сильно больше не раздражает, — говорит Чимин, откидываясь на спинку стула. Возможно, именно такие обсуждения личной жизни не дают провалиться ему в пучину безнадежности. — Чонгук… — Тэхен поджимает губы, задумываясь, тупит высокомерный взгляд в пол и вздыхает. — Он застал меня целых два раза в моменты слабости. Не буду портить с ним отношения, но он всё ещё меня раздражает своей физиономией. И еще он меня спас, так что… Пусть живет, — выносит он вердикт и жмет плечами. Ненароком Чимин снова смотрит в сторону места, где стоял Чонгук. Пара проходит спокойно, потому что оба засыпают прямо в середине. Аналитик даже умудряется делать машинально какие-то записи, хаотично двигая рукой, но позже он видит в тетради только каракули. Между занятиями они заходят в столовую, и Тэхён решает устранить все проблемы личной жизни в тот же день. Чимину приходится очень неловко сидеть рядом с этой парочкой между второй и третьей парой. Нападающий съедает глазами Хосока. — Тэхен, всё хорошо? — аккуратно спрашивает он. — Конечно, хен, — улыбается нападающий своей самой самодовольной улыбкой. — Розы мне к лицу, — говорит он и аккуратно заправляет прядь за ухо, задевая висячую сережку. — О… — рот Хосока округляется, и он смотрит на Чимина. — Рад за тебя! — говорит таким голосом, будто все понял. Чимин слабо хихикает себе под нос и поднимается, говоря, что ему нужно взять еще чая. На самом деле он увидел в конце столовой Намджуна, и решил к нему подойти. Тот сидит за пустым столом учителей и ест свои сэндвичи. Аналитику сложно объяснить свое желание. Будто эта уверенность старшего может передаться ему, будто ему нужно на что-то опереться. — Здравствуйте, Намджун-щи, — говорит Пак и устало, но мягко улыбается. — Можно сесть к Вам? Защитник смотрит на него удивленно секунды три, а после поддерживает его улыбку и отодвигает стул рядом с собой. — Садись, Чимин, — говорит он добродушно. — Я хотел бы встретиться с тобой раньше. — Зачем? — аналитик садится рядом и подпирает рукой подбородок, смотря в чужие светлые золотистые глаза. — Я видел твой отчет о миссии, — говорит Намджун. — Мне жаль, что так получилось. Чимин хмурится. После задания он был в лазарете, а после дома. О чем он говорит? — Какой отчет? — слегка напрягается аналитик и спрашивает напрямую. — Юнги-щи принес мне и свой и твой отчеты. Ты как всегда апеллируешь большим количеством графиков, молодец, — хвалит его Ким, а Чимин неловко посмеивается. — А… Этот? — он вообще не понимает, о чем идет речь. — Рад, что Вам понравилось. А по поводу первой миссии… Всё бывает, в этом нет чьей-то вины, — наверное. — Надеюсь, что в эту субботу всё пройдет хорошо, — он улыбается и закрывает свой бенто. — Удачи тебе, Чимин. У младшего сердце начинает трепетать, и он кивает, смотря вслед уходящему защитнику. На пару минут он и забыл, какой ужас ему принесла прошлая суббота. Оставшийся день аналитик все еще пребывает в странном бессознательном состоянии, работая и разговаривая на автомате, а после снова погружаясь в некое забвение и пустоту, где тишина звучит громче любого вопля. На сегодняшней тренировке он почти не следит за магом, потому что его постоянно отвлекает странная энергия Чонгука. Даже Юнги это замечает и не ранит оппонента, потому что то, как его лечит целитель навевает такую тоску и печаль, что становится больно. Его завывающий голос отдается эхом по залу. Да, это работает, но атмосфера, будто кто-то погиб трагичной смертью, которая появляется невыносимо напрягает и заставляет впасть в какую-то тоску. — Что с тобой? — спрашивает тихо Чимин, закрывая свой планшет крышкой. Он не может сосредоточиться на Юнги и его данных, потому что от близкого контакта с Чонгуком — они сидят рядом — у него начинает кружиться голова, будто он плывет по волнам. — Ничего, — скомканно говорит Чонгук, смотрит очень сосредоточенно и тоскливо в угол зала, словно щенок, от которого уходит хозяин. Не понимает, почему и что дальше, но совсем скоро погонется догонять. Он поднимается, почти падая обратно. — Мне надо отойти.(Cults — Gilded Lily)
Тэхен в это время сидит в том самом углу под куполом и пытается сформировать хоть что-то, похожее на оружие. Один. Чимин за ним сосредоточенно наблюдает и, так как Юнги на удивление спокоен, открывает новую страницу с записями о Тэхене. Как его друг, он следит за его состоянием. Не маниакально, но по факту своей специализации не может не заметить некоторых изменений. Нападающего никогда не учили формировать энергию, только выпускать ее. Возможно этому учат под конец года или на четвертом курсе. Он узнал-то об этом от куратора, которого впервые видел. Тэхен пытается вытянуть из себя энергию, пытается растягивать ее, как пластилин, но она распадается на пары, и он вымученно стонет. — Вот чем ты занимаешься? — шепчет горячо Юнги на ухо аналитику и укладывает руку на его шею. — Я ревную, — урчит он, и у Чимина по всему телу бегут мурашки, а волосы встают дыбом. Он сразу забывает, что нужно сторониться охотника, что тот касается его слишком безосновательно нагло. — Он мой друг, — с придыханием говорит аналитик и немножко плывет под жаром от Юнги. От него невозможно не плыть, ведь он собирается в тугой комок внизу живота. И даже беспокойство за Чонгука и сосредоточенность на друге уходят на второй план, когда мужчина находится так близко. Чимин чувствует себя таким беззащитным и слабым, таким разбитым. — Хочешь я ему помогу? — Чимин не понимает суть этой игры, сердце больно сжимается, но он приподнимает голову, когда пальцы начинают поглаживать его пульс. — И ты будешь мне должен, мышонок, — словно змей-искуситель или демон на перекрестке предлагает он эту странную сделку. Надо уметь держать язык за зубами. Самообладание очень помогает в жизни. Оно буквально делает жизнь структурированной, дает контроль над ситуацией, чтобы импульсивные поступки не сделали проблем в будущем, но, когда Юнги цепляет его подбородок и касается большим пальцев его пухлых упругих губ, ни о какой рациональности не может быть и речи. Чимин боится его, но этот жар, это возбуждение, что он в нем породил, тот страх, что перерос в расширенные зрачки, всплеск адреналина и эмоций, и та уверенность и сила, которую он видит в нем, заставляют его сказать: — Да, — томным шёпотом. Он даже не уточняет, что будет должен. Мин долго не думает, отстраняется, бросает последний темный взгляд на Чимина, потом отсалютывает своему выдохшемуся оппоненту и заходит под купол Тэхена, в котором витает фиолетовая дымка. Ровно через час под надзором строгого учителя Мина, трясущийся нападающий делает тонкую мягкую нить из своей энергии. Начало положено. В будущем она должна стать стрелой. Правда Тэхен случайно пуляет ее себе в лодыжку, на которой сразу же появляется темно-бордовый ожог, но в будущем это точно будет смертельный выстрел для его врага. Не лодыжки.***
Чонгук просыпается ровно в шесть часов пятьдесят минут. Первым делом он заправляет кровать, умывается и чистит зубы. После он переодевается в серую или черную спортивную форму, делает разминку, немного тянется и делает силовые упражнения. В семь сорок он выходит на пробежку на свежем воздухе без наушников, чтобы слышать расцветающие утро и природу в парке. Возвращаясь домой, он принимает душ и завтракает. К девяти часам он уже стоит у медицинского корпуса, чтобы вступить на смену. Он принимает пациентов, пишет отчеты и проводит медицинские процедуры до трех часов дня, переодевается в раздевалке для персонала в повседневную форму, которая сидит как-то непривычно и неудобно, и идет на занятия. После он вступает на вечерние занятия к Сокджин-щи, который проводит ему курсы лечебного дела, так как Чонгук никогда в них особо не углублялся. Он знал основы, знал на практике, но с внутренними проблемами он всё еще работает плохо, по его мнению. — Какие есть виды неотложных состояний? — задает вопрос Джин, разгуливая в халате по импровизированной аудитории, который он смог выделить им для занятий из пустого кабинета, куда затащили еще один стол. Чонгук физически очень хорошо сложен, потому что спорт — это тренировка не только тела, но и духа, поэтому занятия всегда проходят строго по расписанию без каких-либо срывов. — Травмы, приступы болезней, раны, последствия стихийных бедствий, термические травмы, радиационные поражения, отравление и укусы ядовитых животных, профессор-доктор Ким, — четко говорит Чонгук, ровно восседая на своем ученическом месте. Джин смотрит на него подозрительно и поправляет очки. — Чонгук, я же просил называть меня «Сокджин-хен», — он трет уставшие под линзами глаза и вздыхает. И так каждый раз. — Я не могу, Сокджин-щи, — Чон виновато опускает голову и вздыхает. — Хотя бы так. Ты свободен, Гук. На сегодня мы закончили. Сходи и отдохни, — доктор Ким закрывает свой ноутбук и начинает собираться. Младший ему низко кланяется под девяносто градусов, забирает свои вещи и идет в сторону раздевалки. Уличная одежда, дом, ужин, отдых ровно час, пробежка, душ и сон. Каждый день его расписан по часам. Каждая секунда расписана и структурирована, сосредоточенность в делах дает порядок в голове. У каждой вещи есть свое место, это касается и мыслей. Они тоже не должны вылезать тогда, когда не надо. Раз в месяц он жертвует деньги в разные организации, выделает время на волонтерство, просто потому, что этого требует душа. Он не просто так выбрал направление целителя. Его отец, являющийся охотником, конечно, недоволен этим, но они и не общаются. Раз в неделю он созванивается с матерью, которая по своей сути выходит из третьего класса, но всю жизнь могла только создавать разные семена, а после сажать их в небольшом саду. Это всегда была загадка, что же вырастет на этот раз. Но сейчас появляется новая, такая незнакомая и странная потребность, которую непонятно как вписать в строгое расписание. Пересечься с Тэхеном. С человеком, которого впервые он увидел в тренировочном зале. Тогда он впервые задержался, потому что стоял в дверях и смотрел. Нет, любовался. Ровна осанка, заправленная футболка, спортивные штаны и кока-кола в руках. Его волосы вились, как у русалки, поднявшейся с глубин морских, чтобы показать свою красоту. И сейчас ему надо просто смотреть на него. Хотя бы пять минут в сутки. Глаза будто отдыхают, когда падают на него. Сердце, а ему говорили, что его у него нет, начинает оживать. Не пять минут, хотя бы одна… Хотя бы одна минута, чтобы задержаться взглядом, обвести аккуратное лицо, редкую улыбку, а чаще ухмылку, утонченный подбородок, ровный нос с родинкой и эти темно-персиковые губы. Непонятно, куда вписать эти мгновения. Они вроде бы вписываются в учебный процесс, но тот день, когда Тэхен оказался в лазарете изменил слишком многое. Теперь и пяти минут будет недостаточно. Чонгук хотел бы всё свое время посвятить ему. Чонгук вступил на вечернее дежурство, потому что Сокджин-щи не смог провести занятия и уехал по делам. Ничего не предвещало беды, пока на пороге корпуса не появился бледный Тэхён. Тот был не в себе, губы его были синими, руки фиолетовыми, а глаза, что обычно благородного светлого шоколадного цвета, чернее ночи. Целитель перепугался ни на шутку, сразу же подхватил парня на руки и принёс в первую же свободную палату, где быстро провёл осмотр и принялся за дело. Как по учебнику он выполнил все этапы помощи «обезумевшим», и Тэхён уснул. Но ненадолго. Он очнулся, схватился за скальпель и начал плакать. — Это все я! — кричал он. — Я во всем виноват! Чонгук не нашёл другого выхода, кроме как аккуратно убрать медицинский инструмент и обнять. Так крепко, как мог. Окутать собой, защитить от всего мира, чтобы никто не смог обидеть или выкрасть его драгоценность. Тэхён — сокровище. Теперь только так Чонгук называет его в своих мыслях.Никто не тронет его сокровище.
Расписание сдвинулось, и в нём появилась новая строка — раз в неделю обнимать Тэхёна. Его цель — сблизиться.