Когда мир похож на пурпуэн. Сборник рассказов

Отгремевший Хэллоуином изо всех своих сил Город и не думал останавливаться на достигнутом. Следующим ярким праздником обещало стать Рождество. Безумие напало на жителей Города с первым снегом. Лис только посмеивалась, глядя на разворачивающуюся перед глазами вакханалию. Если от первого дождя горожане останавливались на месте и с головой окунались в чистый детский восторг, то вид снега почти сводил с ума. — На них посмотришь, и будто не снег, а чистый кокос с неба падает! — хмыкнул Кенни, выбираясь из Чайной Лавки к ней на крыльцо. Алиса, хоть и провела в городе без движения времени не больше года, всё же поддалась гипнотизирующей картине полёта снежинок. Весь обеденный перерыв прошёл в лицезрении превращения Города в содержимое снежного шара, вопреки традиции нестись сразу в цирковые шатры. — Чистый кокос так не сможет! — хихикнула она, думая о том, что вечером её точно будет ждать что-то вроде многочасового сеанса перевоспитания и хороших манер. — Перерыв вот-вот закончится. Ты беги, я тебя прикрою, — предложил он, поймав взгляд, обращённый к Цирку. — Бежать куда? До Канадской границы? Думаю, Человек меня и там найдёт, если захочет, — хмыкнула Лис и театрально «опомнилась»: — А, ты имел в виду к нему? А от кого ты меня прикрывать собираешься? Большой злобный босс тут я! Я хочу к новому году закончить хотя бы ремонт. И вообще, хороша я буду, если начну убегать в шатры, а вас заставлять тут пахать ещё и в свои отпуска! — Мы сами вызвались, всё добровольно, Ваше Темнейшество! Это не только идея реализации твоих амбиций, это идея реализации амбиций всех трёх! Сара и Триша готовы тут камень зубами дробить, если потребуется, ради собственной кондитерской! — Тогда тем более. Вместе вляпались в этот проект, значит, вместе будем вести его к финишу, — выдохнула Алиса и, бросив ещё один виноватый взгляд в сторону цирка, направилась обратно в бывшую Лавку Чайной Ведьмы. — Ты придумала новое название? — поспешил за ней Кенни. — Ещё нет. Вывеску Лис сбила лично. В первый же день, когда объявила друзьям о своих планах на опустевшую Чайную Лавку. Бывшая хозяйка исчезла в Хэллоуин, по словам девушки, отправившись за новой жизнью. Помещение всегда принадлежало Городу, и юркая Дженни успела быстренько перехватить его с целью сделать своё кафе. В первую очередь девчонки получили предложение стать полноценными кондитерами и соправителями, на что с жаром согласились и в тот же день уволились со старого рабочего места. А ремонт начался уже на следующее утро. Возвращение в шатры вышло с метафорически поджатыми ушами. Пропустила обед. А потом, когда удалось снести все лишние конструкции и неожиданно вычистить всё помещение на неделю раньше запланированного, задержавшись в лавке на час дольше обычного, Кенни с «братцем» потащили Алису пригубить в любимом баре хотя бы победный чай. Как итог, опоздала она изрядно. Артисты не высовывались из своих шатров, создавая весьма пугающую атмосферу покинутого заснеженного Цирка. Скрип снега и без способности Человека чувствовать всё, что происходит на его территории, оповестил о возвращении гулёны. Лишь в одном шатре горел свет, вызывая одновременно и тёплую ностальгию, и жгучий стыд. Снежинки расщеплялись, не успев даже коснуться пылающих щёк. В шатер девушка прокралась, словно планировала что-то украсть или каким-то чудом остаться незамеченной. Вопреки традиции, Человек отсутствовал. Рабочее место пустовало. Стол, выглядел так, будто за него и не садились. Ни заготовок, ни хаотично разложенных инструментов. Чистота. Алиса, нервно закусывая нижнюю губу, стянула с себя пальто и осторожно сделала несколько шагов, прежде чем на плечах сомкнулись горячие пальцы. Лис от испуга вжала голову в плечи, однако прикосновения ничуть не казались сколько-нибудь тяжёлыми. Напротив, Директор нежно обнимал девушку со спины, укутывая в уютное тепло замёрзшее тело. Затылка мягко коснулись обжигающие губы. — Ты продрогла, моя милая Алиса, — прошептал он в её волосы, заставив девушку гореть одновременно и от желания ощутить на себе больше его прикосновений и стыда за то, что разочаровала. — С-сегодня первый снег пошёл, — пискнула она, едва совладав с голосом. Пальто с шелестом упало на пол шатра. Замёрзшие руки робко коснулись горячих пальцев Человека, словно спрашивая разрешения. Ответом стало молчание. Ничего не запрещает. Опоздания будто не заметил, но на душе не просто скребли кошки, там голодные пумы разрывали последнее на клочки. — Прости, я увлеклась и счёт времени потеряла! — не выдержала Лис. Со скоростью и силой вихря она развернулась в его руках и прижалась к Хозяину Цирка изо всех своих сил, продолжая яро оправдываться: — Снегопад первый, а ещё мы наконец всё расчистили до голых стен! — Алиса, — мягко отстранил он её от себя, придерживая за подбородок, — меня очень радует, что у тебя появилось занятие, способное преобразить Город. Даже если ты будешь слишком сильно им увлекаться. — Я больше так не буду… — Любовь моя, ты замёрзла и, верно, голодна, а всё остальное не имеет значения! — долгий целомудренный поцелуй в лоб почти убедил Лис, что Человек действительно не рассердился из-за её долгого отсутствия, однако непривычно ранний отбой у чудиков вызывал лёгкие подозрения, что он найдёт способ выразить своё недовольство. Горячая ванная расслабила тело, а ужин в приятной беседе прогнал неприятные мысли. Лис радостно поделилась новостями, что к новому году на месте чайной лавки уже будет стоять отремонтированное тематическое кафе. — Мы ещё думаем над названием, но хотим, чтобы выглядело как Страна Чудес Льюиса Кэрролла. Теперь уже точно. Не по версии Шванкмайера, а что-то более мягкое. Девочки уже продумывают свои десерты, а для меня Город выращивает в теплицах чай! — делилась она, не скрывая восторженной улыбки. — Первая партия почти подоспела. На днях начну собирать листья! — Готова занять место Чайной Ведьмы? — Я у неё столько мест отобрала… — неловко выдохнула Лис, скручивая троицу червячков спиралью, — но, думаю, я готова стать Алисой в Стране Чудес. — Или чаёв. — Неплохое название, надо будет предложить на рассмотрение, — усмехнулась девушка и виновато посмотрела на него, когда голод и холод остались позади. — Ты правда не сердишься? — Я не могу на тебя сердиться, — улыбнулся он с самым невинным видом, на который способен Хозяин Цирка. Что-то лёгкое и пушистое щекочет шею. Пёрышко? Точно оно, успела ведь заметить краем глаза! Спускается чуть ниже. Поддразнивает ключицы. Вздрагиваю от щекотки. Невольно начинаю шевелить руками. Холодный скользкий шёлк натягивается на запястьях. Плотнее, чем шёлковый пояс, который мы использовали раньше. Расслабляю руки, ленты снова становятся приятными и комфортными. Длинный кончик ленты от движения падает на нос. Ноздри щекочет лёгкий аромат лаванды. Ленту с тихим смехом он убирает с моего носа. Полная тишина. Только ощущения. Но с широкой лентой на глазах, даже их совсем немного. Всё, что остаётся, обостряется до предела. — Ты такая красивая! — шепот разрывает тишину. Улыбаюсь. Эта игра в доверие такая трогательная. Радуюсь, как ребёнок, что он её предложил. Ночь обещает стать очень приятной. Щекотка вероломно идёт ещё ниже. Кажется, что лишилась не только зрения, но и раздразнила все нервы. Каждое скольжение ворсинок отдаётся, кажется, во всех точках тела. Нетерпеливо облизываю губы, стараясь глубоко и размеренно дышать. По коже бегут мурашки, начиная от тех мест, где уже прошла щекотка и стремительной знойной волной вниз. Пока ещё слишком мимолётно, но вот она переходит к стремительно заострившимся соскам, и бегущая волна мурашек становится более настойчивой. Сердце начинает колотиться с ускорением. — Такая нежная! — сознание расплавляется от трепетных слов. Тело живёт своей жизнью в предвкушении чего-то более… более провокационного. Но щемящая ласка продолжается. В заветной точке начинает скапливаться жар, а бёдра невольно сжимаются. Там, где только-только была щекотка, проходит что-то немного шершавое и горячее. Конечно же, его губы, пересохшие от неспешной игры. Лёгкие невесомые касания, после которых кожу холодит влажный след. Тот же путь: шея, ключицы, напряжённые от игры в щекотку соски. Всё ниже и ниже. Догоняя пёрышко, ушедшее далеко вперёд ко впадине пупка. — Такая сладкая! — шепчет, отрываясь от моей кожи на жалкий сантиметр. Горячее дыхание вызывает дополнительную порцию мурашек. Дерзкая щекотка не ждёт касающегося её пути горячих, уже совсем не шершавых, а пленительно мягких губ. Горячая влажная дорожка заставляет воздух вырываться из груди короткими порциями. Пульс стучит в районе висков барабанной дробью, кожа горит, а бедра нетерпеливо чуть перемещаются. Пленительный кончик юркого пёрышка едва касается лобка и резко перебегает на бедро, вынуждая ноги чуть разойтись в стороны. Упираясь пятками в мягкую поверхность, полностью открываюсь для продолжения игры. Ощущения полной покорности и ожидания очередной ласки доводит до лёгкого помешательства. Чувствую себя похотливой демоницей, желающей поскорее перейти к главному блюду. Терпение на нуле. Превращаюсь в один оголённый нерв, трепещущий от непривычной трогательности. Шёпот переплетается с мягкими движениями губ и пальцев, вызывая улыбку снова и снова. Щёки краснеют от беспредельного количества нежности. Хочется большего. Хочется прикасаться самой. Также дарить поцелуи и заставлять сходить с ума от моих прикосновений. Видеть, как желание отбирает последние кусочки разума и чувствовать полностью, что он — мой. Увы, не сегодня. Губы начинают своё мучительное движение по внутренней стороне бедра. Всё ближе и ближе к заветной точке. Лента на руках натягивается, обещая оставить красные следы на коже. Пульс начинает биться набатом у висков. Всё ближе и ближе. Нетерпеливо ёрзаю под ним. Шёпотом обещаю принимать любые правила игры. Прерывисто бормочу обещания быть послушной пай девочкой всегда и во всём. Больше никогда не опаздывать. От прикосновения губ и языка к напряжённой плоти забываю, как разговаривать. Из горла вырывается жалкий скулёж. Пальцы на ногах сжимаются на пределе сил от его пытки языком. Что это за сатанинская магия, почему так хорошо от всего? Сколько я продержусь? Мы только начали. Язык едва касается клитора, заставив сдавленно вскрикнуть, и вероломно проникает внутрь. Снова поддразнивает и назад. Обводит стенки плоти. Захватывает клитор и слегка сжимает зубами. Повторяет. Сводит с ума, но не переходит грань… По телу проносится волна оргазма, заставляя позвоночник выгнуться дугой и моментально обмякнуть. Пальцы на ногах сжимаются до судороги. От первой разрядки пульсация заставляет тело слегка вздрагивать. Да, от первой. Это только разминка. По-другому не будет. Не с ним. Чувствую, как он с довольной улыбкой нависает надо мной. Сама тянусь к его губам, так провокационно пахнущим мной. Моим телом. Поцелуй дурманит сильнее любого афродизиака. Его пальцы мягко повторяют путь, который до этого проделали губы, замирая над напряжённой точкой. — С тобой так легко потерять счёт времени, моя милая, — шепчет он в мои губы. — Сегодня я покажу тебе, каково это — увлекаться… «Ой-ой! — наконец соображаю, в чём его дьявольский план. — Он придумал другой способ наказания. Он залюбит меня до смерти!» — Всего лишь до утра, любовь моя, — слышу в голосе довольный смех. Я попалась. И попала. — Можно не торопиться, у нас полно времени! Кажется, этой ночью я умру от переизбытка… всего. Никто не удивился, когда на следующий день Лис пришла в бывшую чайную лавку только к обеду. Кенни полушутливо извинялся, что стал причиной «отработки» опоздания, но, получив несколько дружеских тумаков, вернулся к работе. Девчонки, впрочем, сразу сообразили по краснеющим щекам своей «начальницы», что имело место долгое примирение на особых условиях, и лишь задорно посмеивались, почти невинно подшучивая над ней. Попытка Энди по-братски заявить, что сестрёнка имеет полное право задерживаться сколько угодно и ни перед кем не отчитываться, была прервана ёмкой вставкой Триши о том, как они мирились всю ночь после ссоры на фоне выбора породы собаки. Покрасневший до кончиков ушей брат оставался тише воды ниже травы до самого конца дня.

***

Подготовка к Рождеству началась с начала декабря. Но на этот раз не только один Лейксайд радовал глаз своим преображением в рождественскую открытку, но и Центральный район. Весь Город наряжался в образ уютной сказки. Большинство жителей охотно и с ажиотажем окунулись в праздничные хлопоты. Ремонт в будущем кафе заметно замедлился, когда ребята вернулись на работу в кинотеатр и могли прибегать на помощь девушкам только в свободное время. Однако сверхъестественная сила Кенни иметь знакомства со всеми возможными людьми пригодилась не только в поиске карты местности. Время от времени «на огонёк» заглядывали все желающие помочь и к рождеству, кафе, ещё не имеющее собственной вывески, было не только украшено к празднику снаружи, но и почти готово к началу работы. Весь второй этаж был переоборудован в кухню в кратчайшие сроки. Недоставало только техники, но с этим пообещала управиться после рождества сама Алиса, с таинственной улыбкой добавив, что всё необходимое будет их дожидаться в назначенный час. Однако чем сильнее Город погружался в праздничный водоворот, тем контрастнее на его фоне выглядел цирк. На территории Сатанинских шатров не празднуют… вообще ничего. Хэллоуин должен был стать тревожным звоночком для Алисы, но степень проблемы стала очевидной, когда в сочельник ответом на её предложение начать хоть что-то украшать стал всеобщий смех. Не смеялся только Человек, чуть позже доходчиво объяснив, что цирк не то место, где может быть по-рождественски радостно. Смех чудиков показался девушке оскорбительной пощёчиной, однако идея духа рождества успела пусть глубоко свои корни. Отступать от своего плана Лис не пожелала. На следующий день, она принесла из Города несколько коробок с украшениями и присмотрела симпатичную ёлку, которую можно было бы перенести силами Города в самый центр перед большим шатром с позволения Человека в Маске. Однако стоило ей ненадолго потерять коробку с поля зрения, как все украшения оказались разбитыми и разорванными на части. Несмотря на высокий статус Королевы, внедрить идею праздника мирно у неё не получалось. Сам Хозяин Цирка не пытался препятствовать бессмысленным попыткам, однако и не помогал, будто испытывая на прочность праздничное настроение своей избранницы. «Я пыталась быть милой!» — всколыхнулся гнев в ответ на увиденный погром. Директор ждал её ответных действий в шатре, правдоподобно притворяясь страшно занятым очередной заготовкой маски. — Человек, — через силу улыбнулась Алиса, держа в руках разломанную на части ёлочную игрушку, — я ценю традиции этого места. Да и компромисс — наше всё, однако… я получу своё рождество! Всем будет намного проще, если никто не будет сопротивляться! Слова прозвучали неожиданно колко. С уверенностью Палача, отправившего охотника на ведьм на ужин монстрам, девушка диктовала свои условия. Королева всего лишь просила атмосферу чистой невинной радости, намекая на кровавую расправу всякому, кто не предоставит ей желаемое. Такой диссонанс вызвал улыбку и невольный интерес к тому, что будет дальше творить смутьянка. Ради такого можно было даже пустить в расход парочку слишком зазнавшихся чудиков. — Вот как заговорила! — с лукавой улыбкой привлек он к себе сердитую бестию. Изумрудные глаза смотрели на него с вызовом, напрашиваясь на продолжение воспитательного процесса, однако любопытство толкало понаблюдать за действиями буйной ведьмы. — Не получишь добровольно — возьмёшь силой? — Возьму! — Тогда желаю тебе удачи, моя Королева, — насмешливо коснулся он её носа своим, заставив удивленно замереть. — Как я могу тебе мешать получать желаемое? «Но и помогать тоже… ничего, сама добьюсь своего!» — Мои действия ограничивать не будешь? — уточнила она, недоверчиво поглядывая на него. — Как можно?! Ты — Королева. Заставь их подчиниться! С любопытством он наблюдал, как она сначала по-хорошему пыталась убедить чудиков соответствовать духу праздника хотя бы на один день. Однако даже Мордогрыз с Аяксом не поддержали затею. Жоззи и вовсе посчитала праздничный настрой очередным витком слабости, беспечно позабыв, что изменения, произошедшие с Алисой, никуда не исчезли. — Дорогая семья, — громко обратилась Лис, забравшись на один из трейлеров и добавив в голос немного яда. — Сегодня сочельник! Сегодня мы ведём себя примерно и искренне верим в Санту! Мы украшаем нашу территорию и не смеем эти украшения снимать ещё три дня! И тем более, мы ничего не ломаем! Это светлый праздник, и мы будем ему соответствовать! Множество самых разных глаз уставилось на хрупкую девушку со скепсисом. В каждом взгляде неприкрыто читался вопрос «или что?». Она одна. Она — не Хозяин. «По-хорошему никак? Ну тогда себя во всём вините, черти!» — А кто будет вести себя плохо в это рождество, попадёт в руки нашему Крампусу, который наказывает всех непослушных мальчиков и девочек. Сегодня его роль выполняет приглашенный мною праздничный гуль! — припечатала она. Одновременно с её голосом, сразу в шести местах вокруг границы Цирка прозвучал рёв голодных гулей, заставивший всех чудиков вжаться в землю. Некоторые даже попадали в снег. Жоззи успела бросить своей Королеве снисходительный взгляд, считая, что «приглашённые гости» не смогут пересечь границу Города и Цирка, однако внезапно гули сделали шаг вперёд. Всего один шаг, ради которого усилием воли Алиса сделала границы Цирка неровными. Где была ровная линия, появилась волна. Почти незаметно и неощутимо, зато очень эффектно в демонстрации монстра, способного зайти на территорию с разрешения Королевы. Карательное предупреждение произвело настоящий фурор. Пока толпа артистов вжималась единым организмом друг в друга, стараясь стать незаметнее для голодных «Крампусов», Алиса демонстрировала полное пренебрежение к каждому из них, даже не разозлившись. Она только приняла непреложной истиной необходимость безжалостности в вопросах получения желаемого. Но ещё больше задрожали чудики, когда весь цирк содрогнулся от хохота Человека. Лис тоже его почувствовала. Исступленный смех приятно щекотал кожу, подбадривая на продолжение тирании. Непривычное смещение рамок допустимого, да ещё и такая явная поддержка Хозяина своей женщины, заставили чудиков начать хаотично носиться по территории цирка. Кто-то по мере сил восстанавливал все испорченные украшения, кто-то выискивал по шатрам замену. Приказ следовало исполнить немедленно. Оплошность равнялась страшной смерти в зубах голодных чудовищ, хищно щёлкающих зубами. Колючий взгляд Алисы не выражал ни капли жалости или послабления. Сами виноваты, теперь или показывайте рождественский дух и чистое незамутнённое счастье, или будете сожраны. «Праздничные гули» зорко следили за «плохими детишками», быстро украшающими территорию Цирка. С мрачной улыбкой Лис шла мимо шатров, добавляя свои замечания к спорой работе артистов. На её глазах расцветал дух рождества, пусть и принесённый путем принуждения. «Сами виноваты. Хотите тиранию? Я это умею!» На очередном обходе девушка уже приготовилась припугнуть циркачей для придания их труду ускорения, как оказалась внезапно оторвана от земли и подхвачена поперёк талии. Холодная улица с мельтешащими чудиками стремительно пронеслась перед глазами. На ноги Лис встала уже в тёплом шатре. «Приятно оказаться в тепле, но воспитательный процесс следует завершить!» — попыталась она вывернуться, но уже практически сразу прекратила бесполезное занятие. Менять тепло и Человека на холодную улицу и очередную попытку навести свои порядки уже не хотелось. С самого начала тиранства Хозяин Цирка так смеялся, что Алиса в какой-то момент забеспокоилась, не смертельно ли так долго хохотать, но пациент оставался скорее жив, чем мёртв. Особенно это ощущалось, когда верхняя одежда покинула замерзшие плечи, а горячие руки начали скользить по телу через ткань платья, вызывая прилив мурашек по коже. Ради праздника было выбрано ярко-красное с несуразно огромным бантом на поясе. Контрастно зелёным. Словно перевязанный лентой подарок. Почти без намёка… — И что же мой Подарочек желает получить на Рождество, — от провокационного шёпота прямо в моё ушко мысли улетают в одну конкретную область пожеланий. Сорвать всю одежду, забыть про попытки создать праздничную атмосферу и встретить праздник, срывая голос от стонов обоюдного удовольствия. От его власти над моим телом поднимается привычный трепет. Хочу. Сейчас. Всегда. И каждую секунду. Но не сегодня. Если уж чего-то желать, то выбирать недоступное во все другие дни. Сегодня не хочу растворяться в его ласке, забывать своё имя, пока его губы скользят по моей коже всё ниже и ниже к заветной точке, чтобы вырвать меня у этого мира и отправить в нирвану. Не сегодня. Сегодня я хочу сама взять власть в свои руки и узнать, как далеко способна увести его я. Позволит ли? — У меня есть одно заветное желание! — Я тебя внимательно слушаю, — желанные губы уже скользят от ушка до линии шеи, отключая способность нормально мыслить. Как же просто поддаться на его провокацию и позволить делать со мной всё, что ему вздумается! — Сегодня ты меня не касаешься! — разворачиваюсь с лукавой улыбкой, чтобы встретиться с недоуменным взглядом «не отморозила ли она на улице свою голову?». — А я делаю всё, что вздумается всю ночь! — Нет, — отвечает незамедлительно. Даже не раздумывает. — Что значит «нет»?! Разве можно отказать в рождественском подарке? — прижимаюсь ближе, ластясь, словно кошка. Знаю, что ему нравится абсолютное подчинение с моей стороны, но сегодня придётся разжать свою руку и передать правление мне. Пальцы успевают незаметно справиться с его облачением. Плащ давно на полу, жилет и рубашка больше не мешают мне прижиматься к горячей коже пахнущей бергамотом и чем-то пряным. Так для меня пахнет праздник. Сегодня я своего добьюсь, даже если придётся играть в шахматы на раздевание. Замирает под моими движениями, но позволяет продолжить свою игру. — Почему нельзя поддаться всего один раз? — невинно шепчу, ведя подушечками пальцев по неровностям его кожи. — Всего. Один. Раз. Ладно, не на всю ночь… на какое-то время. Пальцами приподнимает моё лицо за подбородок и внимательно всматривается. Пытается понять, что я задумала. По глазам вижу, что игра в поддавки началась. Главное — выдержать эту дуэль взглядов и самой не дать слабину. Поражение будет не менее упоительным, чем победа, но так хочется сегодня получить свой подарок! — Любовь моя, — от его голоса волоски приподнимаются на теле, — я тебя сделал недостаточно шёлковой в прошлый раз! Пёрышко, лаванда, шёлковые ленты и лишающая рассудка нежность, от которой я клятвенно обещала быть послушной паинькой. И целая ночь, проведённая в расплавляющих ласках, которую я уже не надеялась пережить. Но выводы сделала своеобразные — увлекаться иногда можно, но каждый день «терять счёт времени» я физически не выдержу. В сравнении с Человеком, я по выносливости слабачка. — Пятнадцать минут, — от этих двух слов поднимается недоверие, перемешанное с возмущением. Что я успею за жалкие пятнадцать минут? Но при этом внезапно мне можно делать абсолютно всё, что пожелаю? — Тогда долой одежду. Нет времени с ней разбираться и… как мне ориентироваться по времени? Вслух секунды будешь отсчитывать? — от предвкушения немного на нервах. Как всегда, начинаю дурачиться. Жестом фокусника демонстрирует песочные часы. — Как только песок пересыплется, готовься просить пощады! — Но пока песок в чаше, не двигаешься! — строго приказываю я. Долой робость. И платье долой. Пальцы, тянущиеся к застёжке платья, перехвачены. Прижимаюсь лопатками к нему. Неторопливое движение его пальцев по линиям платья вызывают желание поскорее избавиться от одежды и приступить к самому интересному, однако нарочно медлит. «Хочешь сам подарочек развернуть?» — Догадливая. Такое платье нельзя беспечно срывать, — от голоса и прикосновений начинаю забывать свой изначальный план. Он будто снова проверяет, как далеко я готова зайти. Мучительно медленно развязывает бант и ослабляет завязки. Кожа покрывается мурашками и горит, требуя продолжения в его исполнении, но нужно держаться. Нетерпение достигает своего пика, когда платье наконец падает на пол. Плавный разворот в его руках. От своего облачения уже избавился. Нетерпеливые шаги к его постели. Правила обозначены. Песочные часы установлены у изголовья. Песок безжалостно осыпается вниз. Моё время настало. Устраиваюсь сверху, любуясь распростертым телом. Восхитительный в своём несовершенстве. Лёгкое целомудренное прикосновение к его губам. Игра началась. С восторгом веду влажную дорожку поцелуев по его коже, испытующе поглядывая то на его лицо, то на безжалостно пересыпающийся песок. За пятнадцать минут я и до главного блюда не дойду. Несправедливо. Чувствую себя совершенно неумелым существом, но по памяти повторяю всё, что он делает со мной каждую ночь. Чуть прикусываю кожу на шее и довольно улыбаюсь от ответной реакции. Веду языком вдоль ключицы. Хочу попробовать его кожу на вкус. Ответная реакция не заставляет долго ждать. Дыхание становится прерывистым. Губы движутся ниже, невесомо касаясь шрамов, всё ближе к ответу на вопрос, насколько чувствительные у мужчин соски. Не у всех. У одного конкретного. Всё ниже к объектам моего любопытства. Обхватываю губами и чуть прикусываю. Сначала один, а когда сдавленное шипение сквозь зубы отнюдь не от боли становится мне ответом, переключаюсь на другой. Подушечки пальцев невесомо вторят моему пути первооткрывателя. «Мой!» — с упоением повторяю мысленно, каждый раз, когда заслуживаю сбившееся дыхание, нетерпеливое движение или стон. Музыка для моих ушей. Чёртов песок в часах! Влажная дорожка поцелуев неумолимо скользит всё ниже. Внутри сладко ёкает от звука удовольствия. Смелею. Вспоминаю, как пунцовела моя кожа отпечатками его зубов и яркими засосами. Смело ставлю на нём свои метки. Мой. Языком прочерчиваю себе дорожку к его бёдрам, когда глаза выхватывают, что песок едва ли оставил мне четверть подаренного времени. Хулиганская мысль уже ведёт вперёд мою руку. Укладываю песочные часы на бок. Песок больше не движется. — Ап-ап-ап, — останавливаю его руку, взлетевшую вернуть часы в правильное положение, — пока песок в чаше, ты не двигаешься! — Мошенница! — сдавленно выдыхает он, когда я игриво прикусываю кожу на тазовой кости, приближаясь к главной части моей экзекуции. На мгновение замираю при виде его показательного интереса к продолжению. Дьявол. Ни разу не пробовала такое… Слишком пошло и грязно. Со всеми, кроме него. Даже просто смотреть так волнительно! Долой робость! Губы обхватывают твёрдую головку, несмело касаюсь языком. Напряжение, пронесшееся по телу, едва не заставило меня радостно замурчать. От того, как звучит его удовольствие, я всё же зажмурилась. Нерешительное движение губ от головки до момента, когда уже моё тело начинает протестовать. Ещё одно. Уже смелее. К ласке губ добавляю игру языка и пальцев. Чувствую, как его руки стискивают простынь, как это делаю я каждую ночь. Безжалостно продолжаю двигаться всё глубже. По всей доступной длине. Неспешно. Всё больше распаляюсь от музыки его желания. Он пытается что-то сказать, но движение языка лишает его способности говорить. В голове рождается дерзкое желание довести его до пика удовольствия, почувствовать этот момент… Внезапно мои волосы собраны в пригоршню. Вынуждает отстраниться, выпустить его из своего плена и поднять на него взгляд. Едва успеваю исполнить, как оказываюсь уже на спине. Под ним. В поле зрения стоят песочные часы. Песок пересыпался. — А теперь, — хрипло шепчет он, прикусывая мочку уха, — ты будешь просить пощады! — Оно того стоило! — успеваю я ответить, прежде чем он подчиняет мои губы своими. Шаловливые пальцы продолжают игриво обводить линии его шрамов. Пусть я лишилась главенствующего положения, но, пока не свяжет, я могу прикасаться. Едва успеваю об этом подумать, как оказываюсь перевёрнутой на живот. Теперь не могу. От прикосновения горячих губ к моим чувствительным плечам по всему телу проходят волны мурашек. Знает, как лишить меня воли. Пытка лаской переходит к ещё более нежной спине, посылающей разряды тока по всему телу, особенно метко ударяя в низ живота, где уже от предвкушения вот-вот разгорится пожар. Но самым грязным приёмом становится движение его пальцев от моего живота всё ниже и ниже… — Это подло! — вырывается полувздох-полустон на пределе терпения. Экзекуция кажется актом демонстрации своей власти. Неужели я умудрилась пошатнуть его чувство полного контроля хотя бы на мгновение? Такое вообще возможно? Как это повторить? Плавное движение пальцев. Обводящее. Мягкое надавливание на напряженный бугорок. Очерчивание влажных лепестков. Снова давление… дьявол! Вдоль позвоночника скользит его язык, и я не знаю, что сводит меня с ума сильнее. Не сдерживаю протяжный стон. После моего дебюта смелости я словно опьянела. Им. А когда было иначе? До нашей первой встречи? — Расплата за грязную игру, моя милая! — со смехом ответил он, прикусывая мочку уха. — Повтори это, глядя мне в глаза! — пытаюсь рыкнуть, но больше похоже на писк котёнка. Слишком близка к разрядке, чтобы показывать зубы. — Бунт? Мягкое надавливающее движение. Уже близко. Почти… Оставляет меня на грани удовольствия и отстраняется, вызывая волну негодования. Мягкий поцелуй в шею переходит в ощутимый укус. Руки по-хозяйски ложатся на мою поясницу. Одной рукой ставит на колени, другой придавливает плечи к постели. Недовольство возрастает. В голове вспыхивает образ самки горного льва, которую покрывает самец. Возмущение перерастает в полноценный ропот. Хочу высвободиться из этой хозяйской хватки. Резкий рывок внутрь выбивает из лёгких воздух, а из головы мысли о бунте. Каждый раз с ним ощущается как первый. Предельное заполнение. Тело податливо принимает его, несмотря на смуту в мыслях. Темп задан почти плавный, почти смывающий обиду, но быстро срывается в ускорение, и я снова чувствую себя полностью подвластной его желаниям. Его воле. — Ты сама этого хочешь, моя милая! — насмешливо отвечает на мои мысли — Покориться, принадлежать. Чувствовать мою власть над тобой! Чувствовать, как я беру тебя силой… почти силой. Хочу возмутиться. Начать протестовать. Но в ответ на его слова волна чёрных мурашек сладко пробегает по коже, скапливаясь там, где больше всего требуется. Хочу разозлиться, но ещё больше распаляюсь от своей беспомощности. От осознания, что он прав. Мягкое движение ладони от поясницы к лопаткам и обратно. Будто похвала за послушание. Желание становится настолько острым, что о него можно порезаться. Рвущиеся из груди стоны не позволяют даже что-то сказать в ответ. Пальцы судорожно стискивают простынь. Ускоряется. Сознательно прогибаюсь сильнее, принимая его глубже. Возбуждение нарастает с грязными мыслями о собственной безвольности. — Ты хочешь чувствовать силу, подавляющую тебя, моя бестия! — он даже не спрашивает всё уже давно понятно нам обоим. Голос резонирует в пошлом звуке хлопков тел. — Скажи это. Я хочу услышать! От накатывающегося волнами наслаждения мысли где-то очень далеко. — Сильнее, — едва слышно откликаюсь между хриплыми стонами, — пожалуйста, сильнее! Ускорение на пределе сил. На пределе моей выдержки. Вбивается в меня так, что темнеет в глазах. Движения ощущаются единой мощной волной разбивающей меня на осколки. Не сдерживается. Не щадит. Шепотом прошу ещё, зная, что услышит. Мир разрывается следом яркими фрагментами, собираясь в незатейливый узор калейдоскопа, когда цунами разрядки выбрасывает меня куда-то в пекло Преисподней, чтобы мгновением позже вознести к облакам. С чувством заполняющего меня жара глупо улыбаюсь от ответного стона обоюдного удовольствия. Гул в голове немного стихает. Заставляю себя оторвать тяжёлую голову от подушки. Кажется, прошла всего секунда или две. Довольный, словно сытый кот, Человек лежит на спине и пока ещё не делает попыток стиснуть меня в объятиях, чтобы не позволить отстраниться на сантиметр даже во сне. Даёт время отдышаться. Пользуясь случаем, сама переползаю к нему на грудь змейкой. Дьявол, смотреть на это счастливое лицо невозможно без взаимной улыбки. Просто лежать и смотреть. Кажется, я могу делать это вечность. До тех пор, пока он не поймает мой взгляд. А стоит утонуть в его глазах, полных нежности, то как минимум две вечности. В голове рой вопросов о том, что только что было. Противостояние? Попытка доказать кто главнее или очередная игра? Кто-то победил? Я смогла перешагнуть очередную грань? Позволит повторить сегодняшнюю игру в смену власти? И что там на улице? Гули наверняка уже заскучали и ушли, а циркачи? Они закончили украшать территорию шатров? Мысли о чудиках снова вызвали у него смех, явно читающийся во взгляде. Но вместо множества лишних вопросов, способных подождать до утра я выбрала одно: — Счастливого рождества, мой любимый Человек, — сил говорить хватило только на шёпот, но все важные слова произнесены. — Счастливого рождества, мой Подарочек судьбы. Лис, словно разморенная кошка, довольно вытянулась. Рождество проходило не совсем по плану. Хотя такое нарушение задумки вышло более чем приятным, мысли о том, что происходит на улице не отпускали. Безумно хотелось посмотреть, что там происходит. Получилось украсить? Или чудики снова устроили ей бойкот? Добавить к гулям монстра с конечностями-лезвиями для лучшей мотивации рождественской радости? Кстати, о ней… — Ты не сказал, что хочешь получить на это Рождество! — выдохнула она в его губы, невесомо целуя на каждом слове. Ответом ей стала лукавая улыбка. Не успела Алиса что-то заподозрить, как оказалась лежащей на спине под обнимающим её Человеком. По телу в ответ прокатилась волна приятных мурашек, как напоминание, что рождественская ночь только началась. — Мой подарочек уже у меня в руках! — улыбка стала хищной. Рождественская ночь обещала стать ещё горячее. — И как долго я буду оставаться твоим подарочком? — Всегда. — В следующий раз буду дарить что-то более материальное! — захихикала Лис, но почувствовав, что перерыв на отдых вот-вот закончится, попыталась вывернуться из объятий. — Только сначала посмотрим, как чудики всё украсили! Попытка побега погибла в зародыше. По большей части из-за слабого желания самой Лис сбегать из горячих объятий на холодную улицу. — Там холодно, — искушающе прошептал Человек, медленно проводя фалангами пальцев по разгорячённой щеке. — Темно, — от прикосновений к нежной шее, волна мурашек спустилась вниз, вызвав приятное томление. — Неуютно, — тело реагировало само, словно подчинялось невидимым ниточкам кукловода. — И ничего не видно! На рассвете вид будет намного лучше. — Я могу проспать рассвет! — невинно хлопая глазами, прошептала она, облизывая пересохшие губы. — Не проспишь, — многозначительно ответил он, демонстрируя готовность к продолжению ночи. — Этот рождественский рассвет ты не пропустишь, слово Человека в Маске!