Дуэт равный оксюморону.

Прошло уже несколько часов с наступления нового года, пиршество и праздник разумеется не заканчивался, а напротив набирал обороты. Застолье было шумным, и все давно пребывали в нетрезвом состоянии, выпивая очередной бокал с алкогольным содержимым. Разумеется «детей» к столу приглашать не так, чтобы хотелось, все же они ещё чересчур молоды, хотя по ним и не скажешь. Рванда, как один из самых проворных и хитрых, забрал одну из бутылок, что должна была находиться на столе. Темноволосый выкрал ее практически в канун, дабы никто не обратил на это внимания слишком рано, продумал план действий заранее. В принципе маловероятно, что кто-то бы разыскивал бутыль. Утащил брюнет сосуд, что содержал крепкий алкоголь-сётю. Этот напиток можно назвать аналогом русской водки, но все же менее крепкий. Надежно спрятав спиртное, юноша решил абстрагироваться от всех и прогуляться по заснеженным улицам, дабы немного расслабиться и отвлечься от суеты. Тощие и покрасневшие от холода ручки рыскают по карманам в поисках заветного, но одновременно запретного- сигареты. Когда парень нащупывает сакральную вещицу, то подхватывает ее двумя искусанными и окровавленными пальцами, что находятся под тонкой тканью чёрных перчаток из-за чего ранений или особенностей его рук не видно. Поднеся папиросу к холодным и шершавым алеющим губам, юноша приоткрывает крепко сомкнутые челюсти, дабы запустить край сигареты в рот. Как только фильтр касается уст, парень ощущает некое блаженство и свободу от всех обязательств. Руками, трясущимися от предвкушения и стресса, брюнет достаёт из кармана матовую исцарапанную пластиковую зажигалку фиолетового цвета, словно фиалки весною. Этот оттенок будто напоминал о чём-то, таком знакомом, вероятно таком близком. Словно юноша видел этот окрас где-то ещё, утопая в его красоте. Прокручивая в своей голове картинки, паренёку никак не удавалось понять, что же за «картину» ему напоминает эта, казалось бы, обычная зажигалка. Спустя время юноше удалось закурить сигарету, поджегши целлюлозу. Втянув в себя отвратительно едкий запах никотина, что горечью оседал на стенках горла, обжигая глотку, темноволосый с облегчением выдохнул сероватый дым. По прошествии нескольких минут, юноша скурил сигару и бросил окурок на асфальт, уже по привычке придавливая ногой. Спустя пару десятков минут нахождения и блужданий по пустым улицам, темноволосый решает вернуться домой, попутно докуривая ещё одну папиросу. Сам процесс приносил некое удовольствие и расслабление, потому зачастую брюнет не замечал, как чадил пятую сигарету. Парень явно не был озабочен собственным состоянием и здоровьем. Заходя в здание, Рванда практически бесшумно закрывает дверь. Сбрасывая пальто, пропахшее табаком, с плечей, темноволосый убирает его на вешалку, где оно находилось ранее и спешно уходит из коридора. Проходя по длинному холлу, парень становится напротив уже надоевшей исцарапанной двери с облупленной краской и вмятиной чуть выше середины. Тяжело выдыхая и закашливаясь, юноша надавливает на холодную рукоять, но даже металлическая ручка не столь ледяная, как пальцы Рванды. С противным и режущим слух скрипом дверь все же поддалась. Застывая в дверном проеме, брюнет несколько раз огляделся по сторонам и зашёл в небольшое помещение. Порыскав за кроватью он нашёл бутыль, что запрятал ранее. Садясь на жесткий матрас, темноволосый вытягивает спиртное, ловко раскручивая крышку и подносит сосуд к губам. В этот момент парень надеется, что никто не зайдёт проверить или посмотреть на месте ли он. Но на данный момент всем явно не до этого ребёнка. Сейчас будто весь мир принадлежит Рванде, а брюнет предоставлен сам себе. От подобных раздумий на душе становится ещё холоднее, потому немедля темноволосый подносит к искусанным губам пунцового цвета сосуд с алкоголем. Вдыхая аромат столь манящего напитка, брюнет делает несколько глотков спиртного. Губы неприятно жжёт, заставляя сжимать их от столь пронзительной и резкой боли, из-за чего его губы становятся похожими на тонкую алую ниточку. На лице юноши заметный румянец, горло обожжено и давно измучено, но разве сейчас это может беспокоить парня. А в прочем озадачивался ли кто-нибудь его состоянием когда-либо? А переживал ли он за себя? Казалось, что ответы должны храниться за четырьмя стенами со сложными неразрешимыми головоломками, но это было не так. К сожалению, ответ был отрицательным. Никто и никогда не уделял должного внимания этому ребёнку. Ведь на самом деле Рванда, несмотря ни на что, все ещё оставался ребёнком. Маленьким и по сути беззащитным, но из-за условий жизни и отсутствия должной защиты, поддержки и воспитания парню просто необходимо было выживать. Холодное и безэмоциональное отношение ко многим вещам, но в том числе и себе. Брюнет не дозволял послабления не только другим, но и себе, но юноша настолько запутался в собственной личности, эмоциях и состоянии, что не понимал этого. С каждым глотком навязчивые мысли и вопросы лишь больше заполняли голову, заставляя забывать о том где и в каких условиях находится парень. Отставив бутыль в сторону, юноша подошёл к окну, усаживаясь на подоконник. Брюнета разморило от такого количества спиртного, потому он прикорнул на полчаса, прислонившись личиком к ледяному стеклу. Проснулся Рванда от лёгких прикосновений к щекам. Открывая глаза, он увидел до боли знакомое лицо со слишком привычной широкой улыбкой. От этого человека так же веяло чем-то алкогольным. Каким образом, почему и как? Это не волновало темноволосого. На удивление брюнета не так сильно, как обычно разозлило поведение Ивана. Фокусируя взгляд, Рванда узрел перед собою глаза. Эти фиолетовые, словно фиалки глаза. Стоп, казалось, что в голове что-то щелкнуло. Пазл сложился. Именно такого цвета была его зажигалка, именно с этими глазами ассоциировался тот оттенок. Почему-то они казались приятными, как бы успокаивали и согревали душу? Брюнет не мог понять этих чувств. Эти очи были сравнимы с чистым аметистом. Чарующие, манящие и прелестные, глубокие, и задумчивые, в них читалось нечто проходящее на грусть, так можно было описать эти глаза. — Что ты себе позволяешь? —с некой хрипотой произносит юноша, закашливаясь. Негодование в тоне разумеется читается, но на удивление Ивана, Рванда не ударяет его в ответ, не пытается схватить за руку. — Тебя что-то не устраивает? Сам ведь уснул у окна так ещё и злишься. Моей вины в этом ни капли нет. Ужас какой. — блондин сам едва держался на ногах, а язык при разговоре заплетался, мысли, как и слова в голове путались и сказать что-то связанное было очень сложно. — О Боже мой, — тихо шепчет под нос Рванда. — ты зачем приперся? Заняться больше нечем? —опуская взгляд с раздражением в тоне произносит брюнет. — Сейчас мне не до тебя, — уже с некоторой грустью и даже болью произносит темноволосый. —Ээ, ты чего? Я тебя не узнаю. Ладно, не хочу, чтобы ты меня огрел ещё, я пойду пока куда-нибудь. Потом вернусь в комнату. Ты не в духе, а спорить я не хо-могу, — чуть заикаясь тараторит Ваня. Блондин отходит от подоконника, чуть качаясь и направляется в сторону двери, но его окрикивают? Почему же? Что он сделал не так? Разве он сказал что-то язвительное, странно. — Ваня! — выкрикивает Рванда, почему именно такое обращение? Обычно брюнет называет его полным именем и то изредка. В основном темноволосый обращается к нему на «эй, ты». — Стой, не вздумай уходить. Вернись. Прошу, не покидай меня. — с мольбой и надеждой в голосе, чуть ли не срываясь на крик, проговаривает парень. Он старается сказать это, словно перебивая самого себя. Сбивчивое дыхание- единственный звук, что обрамлял стены этой комнатушки. — Прошу, прошу, прош., — тихо шепчет Рванда, он вскакивает с подоконника и подбегает к блондину, хватая за руку. — Ты чего? Что с тобою? Рванда, ты в норме? Ты. стоп, ты. У тебя, ты плачешь? — Иван сбивался в своих словах. Он не знал, что сказать и как утешить. Холодные пальцы касались горячих и маленьких рук блондина. По щекам брюнета текут горячие слёзы, оставляя на лице мокрые дорожки. Скапливаясь на подбородке, они падали на рубашку, пару пуговиц, которой были расстегнуты. Блондин инстинктивно пытался утешить Рванду поглаживаниями по голове и всякими ласками. Брюнет вжался в плечо Ивана, сильно сжимая ткань рубашки друга. — Прости меня, я не хотел, чтобы так происходило. К тому же эти глупые слёзы. Слёзы, не переношу их. Это бесполезно и глупо, так глупо, — сбиваясь, продолжал тараторить Рванда. — Успокойся, пожалуйста. Ты можешь плакать, только не надо винить себя в этом. —Иван пытается успокоить темноволосого, как умеет, тихо шепча на ухо ему слова утешения. Блондин медленно движется в сторону кровати, усаживая расслабленное тело брюнета, после садясь рядом. Рванда, не задумываясь, вовсе как-то машинально, укладывает голову на плечо Ивана и тихо благодарит его. Он винит себя во всем произошедшем, осознавая, что говорить он об этом вовсе не мог, да и не стоило. И в целом ему следовало «контролировать себя до конца». — Я благодарен тебе за все, Ванечка. — шепчет темноволосый, сильнее прижимаясь к худощавому телу практически своего сверстника, а так же исполнителя, напарника и все же друга. Именно последнее слово Иван никогда не слышал из уст Рванды, да и маловероятно, что когда-либо услышит, но в глубине души оба понимают, что дороги друг другу. — Ты когда-то помог мне, а теперь я тебе, помни, все хорошее, что ты делаешь всегда возвращается. — Произносит блондин, еще раз проводя рукой по копне непослушных волос угольного цвета. Спустя время Рванда уснул на плече Ивана. Блондин аккуратно уложил напарника на кровать и усаживаясь рядом, продолжил смотреть на закрытые очи наемника. Все же было в темноволосом что-то тёплое и близкое сердцу. Убирая рукой волосы со лба, Ваня наклоняется и оставляет кроткий, незаметный поцелуй. Брюнет словно ощущает это из-за чего уголки измученных губ немного приподнимаются. После сия действа блондин встаёт с кровати и ложится на такую же, что находится напротив, мгновенно засыпая.