Рождественское утешение

Рождество в Данте-Маноре всегда праздновали с размахом, но детектив слышал об этом только понаслышке. Он был здесь впервые и мог поспорить, что не без участия одного конкретного дьявольски красивого мужчины, сидящего напротив и раздевающего его взглядом. Его знакомство с Люциусом Вагнером, сыном сенатора к слову, произошло случайно, из-за происшествия в их доме. Ещё более спонтанным стало их общения, которое переросло в необъяснимо бурный, тайный роман. Игнорировать, иначе не скажешь, обольстительного чёрта было проблематично. У Джека было много тактик для спасения: от классического вежливого отказа до «отдамся ему полностью, чтобы он насытился и отстал». Все оказались провальными, но он рассчитывал, что для последнего маневра с полной отдачей ещё не пришло время. Аппетиты младшего Вагнера потрясали. Джек соглашался на всё, но только с одним условием: «Никому ни слова». Люциус хоть и был собственником, но чтил границы и пожелания, так как сам просил о чем-то подобном иногда. Вагнер мог исчезать в командировках или запираться в доме на некоторое время. «Для восстановления сил», – меланхолично отзывался Люциус. Со временем Джек стал замечать, что скучает по любовнику, думает о нем, хочет больше быть в его жизни. И да, он стал бояться, что тот действительно мог насытиться и уйти. Начальная тактика становилась тесной клеткой страха, но Люциус не терял энтузиазма по отношения к нему. МакГаффин ничего не говорил, только ворчал, боясь разрушить какой-то невидимый баланс их отношений, но по глазам Люциуса видел, что тот всё понимал. Детектив нервничал, сидя на Рождественском ужине в гостях у Вагнеров. Он мог много думать, что именно наплел Люциус отцу, чтобы тот его пригласил, но в слова Чарльза о «неоценимой помощи новых друзей» Джек не верил. Люциус невозмутимо сидел, иногда поглядывая на него слишком горячим взглядом. Недопустимо жарким для такого скопища людей. Люциус при всех своих достоинствах, коих было много (Джек мог написать диссертацию, если бы существовала наука Люциусизм? Люциусология? и стал бы самым молодым и, возможно, единственным профессором), обладал такой чертой, которая приводила Джека в неописуемый ужас. Люциус был совершенно неконтролируемым, иногда до безумия, иногда до упрямства. Не то, чтобы МакГаффин хотел его контролировать (у них в постели чего только не было), ему бы толику стабильности и порядка, который он очень ценил. С неуправляемым Вагнером никогда ничего не было ясно и понятно, всё было сумбурно и хаотично. Неконтролируемо. Когда он пассивно стал течь по течению реки по имени Люциус, Джек понял, что полностью сошел с ума. То ли от любви, то ли от Вагнера, то ли от общего фона их бурной химии. Он ждал, когда безумие станет тихим и понятным, чтобы выдохнуть. Люциус всем собой обещал, что такого не будет. С другой стороны, обратно он вернуться не может. Куда? В бесконечную рутину работа-дом? Она выглядела ещё безумнее, чем его роман с Люциусом. Ужин был великолепен, хотя ему кусок в горло не лез из-за помпезной атмосферы. Сейчас начиналась какая-то ужасная часть с разговорами, и Джек ощущал себя не то, чтобы покинуто, скорее неуютно и неуместно. Этот дом явно показывал, что ему тут не место. Пока к нему не подошел Люциус, улыбающийся так мило, что у Джека закололо сердце. До этого они не виделись где-то недели две, и он успел соскучиться по нему. – Скучаешь? – спросил Вагнер, неприемлемо эротично отпивая из бокала. – Только по тебе, – сказал Джек, который минутой назад совершенно точно не думал о том, как сложно ему с Люциусом; о том, как сбежать из этого дома; о том, как безумен его мир. – И без тебя, разумеется. Противоречия в нем самом почти не пугали его, только иногда напрягали при самоанализе, но не более. – Знаешь, как меня порадоваться, любовь моя, – промурлыкал Люциус, – я тоже скучал. – Не здесь же! – пробурчал Джек, намекая на гостей. – Предлагаешь уединиться? Какой ты прыткий, Джек, – рассмеялся Люциус, показывая ровный ряд зубов. Джек знал, как они могут быть остры при случае. У него заныло под ложечкой от воспоминаний, от чего он облизнулся. Искушение в чистом виде. – К сожалению, пока нельзя, мой дорогой, – хмыкнул Люциус. – Дождемся, пока все начнут разбредаться, хорошо? А пока только я и моя компания, если ты не против. – Не против, – сказал Джек, оглядывая других гостей. – Только давай без твоих фразочек из романов? – Ты думаешь, они что-то слышат? – фыркнул Люциус. – Не смеши, Джек. Тут так играет музыка и такой гвалт, что удивительно, что мы слышим друг друга. – Всё равно, – настаивал Джек, пока не заметил «ту самую» улыбку на лице любовника. Улыбка дьявола, не иначе. Улыбка «я буду чудить, попробуй остановить меня, и ты втянешься сам». – Просто аккуратнее, – тихо сказал МакГаффин, – не хочу испортить вечеринку. – Извини, если смущаю тебя, – отозвался Люциус. – Я очень соскучился по тебе. – Я тоже, – мягко согласился детектив. – Ты мне даже снился пару ночей назад. Люциус приподнял брови, отпивая из бокала. – Всё было невинно, не придумывай, – отмахнулся Джек, смущенный. Он лгал. – Нам нужно вести какую-нибудь светскую беседу, чтобы не привлекать внимание, а то твой отец смотрит прямо мне в душу. Люциус прыснул, прикрывал рот бокалом. Джек зачаровано проследил за ним, ловя искринки в угольных глазах. – Ты прекрасен, – прошептал МакГаффин, но Люциус его услышал. Он прикрыл глаза и особенно мягко улыбнулся, вздыхая. – Рад, что ты заметил, – съехидничал Вагнер, но Джек читал в глазах совсем иное. Нежное одобрение. Ласковую благодарность. – Светская беседа, – напомнил мужчина. Вагнер закатил глаза. Гости веселились за спиной Люциуса, думающего о чем-то. Джек отмечал сальные взгляды Тома на всех дам в комнате. Чета Вагнеров о чем-то спорила, хотя те и старались выглядеть мило на публике. Они поочередно смотрели в их сторону, следя за Люциусом. – Как там дело маньяка? – спросил Люциус. Джек помрачнел и замялся. – Не то, чтобы я хотел грязных подробностей, не подумай, – спохватился Люциус. – Меня долго не было, и ты был один с этим. Как ты справляешься с этим? Учитывая масштаб поисков и всё такое. Кимбл не сильно давит? Джек повел плечами. – Иногда мне кажется, что этот ад никогда не закончится, – сказал детектив. – Иногда я мечтаю, чтобы засранец укатил в другой штат. Знаю, что неправильно… – Ты устал, – сказал Люциус, – и нормально желать покоя для себя. Серьезно. Тебе бы взять отпуск, наконец, Джек. Отдохнуть от работы. – С тобой под боком? – с намеком пошутил Джек. – Если ты пригласишь, – игриво отозвался Люциус, отпивая вина. – Ты сегодня налегаешь, – заметил Джек, кивая на бокал. Люциус непривычно сморщился и залпом допил под неодобрительный взгляд матери. – Я должен волноваться? – поинтересовался Джек. – Помнишь, я говорил, что сбегу с тобой на край света, а ты ответил, что пас? Ты еще не передумал? Потому что я готов паковать чемодан, – процедил Люциус. – Ты уверен, что не драматизируешь? – уточнил МакГаффин. Люциус кинул на него яростный взгляд, который быстро смягчился. Преимущество быть приближенным и любимым Люциуса в том, что ты действительно любим и ценен. Ещё ни разу Люциус не срывался на нем, как бы зловредно и дико не выглядел. – Заметил, что кого-то не хватает? – отвлеченно спросил Люциус. – Твоего деда, – сказал Джек. – Он плох, выживает за счет своих запасов желчи, – поделился Вагнер. – Дело в наследовании. По идее всё должно остаться отцу, часть Тому на содержание, хотя отец не бросил бы его в любом случае. – По идее? – зацепился за слово Джек. – Он всё завещал мне, – буркнул Люциус. – Но мне это не нужно. Я пытался переубедить его, но тот уперся рогом, что Вагнеры засияют под моим руководством. – В гробу ты видел руководство семьей, – прокомментировал Джек, желая обнять Люциуса. МакГаффин знал немного о размышлениях Люциуса о семье и своей роли в ней. – Именно, – выдохнул Люциус. – Теперь отец смотрит на меня волком, Том тоже не жалует. А я лишь хочу быть с тобой, неужели я так много прошу? – Перепишешь всё им, когда Фабиус отойдет, – предложил МакГаффин. – С языка моего снял, – сказал Вагнер. – Ну, так почти общий, – хмыкнул Джек. – Люблю, когда ты остришь, – сказал Люциус, лукаво улыбаясь. – Жаль, что редко. Прозвучал очередной праздничный тост. Шум и смех заполонили столовую. Грин обнимал свою милую жену, но бросал взгляды совершенно на другую женщину. Судья и мэр выглядели очень напряженными без Фабиуса, который обычно проводил своё время с ними. Смерть подбиралась к каждому из них через старость. Люциус ухватился за манжету Джека, медленно уводя из комнаты. Когда они вышли, Люциус примкнул к нему в коротком, нежном поцелуе, и повел за собой. Минутой назад у Джека было множество шуток и острот для него, но сейчас, глядя на напряженную спину, ведущую его по лабиринту Данте-Манора, он растерял все слова. Тяжесть их положения странно давила, не давая дышать, и он точно знал, что Вагнер чувствует то же. Возможно, даже сильнее, чем он. Они зашли в комнату на втором этаже, которая, как полагал детектив, была спальней его любовника. Ничего вычурного или броского – двуспальная кровать, крепкий стол с аккуратным убранством (не чета «порядку» на столе Джека), кресло и платяной шкаф. Люциус скинул свой жилет и расслабил галстук, вздыхая. Джек следил за болезненными тенями на лице Вагнера, словно не его дед лежал на смертном одре, а сам Люциус мучился тяжкой болезнью. Люциус действительно тяготился своим положением в семье. Джек мягко провел ладонями по его плечам, вызывая у Люциуса легкую дрожь. Нежно поцеловав того в лоб, детектив прижал уставшего мужчину к себе. Люциус уткнулся ему в шею, обнимая в ответ. – Спасибо, – прошептал Люциус. – Что бы я делал, если бы не ты? – Боюсь представить, – ответил Джек, целуя его в висок. – Не представляй, – тихо сказал Люциус. – Не получится. Всё было бы таким бессмысленным без тебя, Джек. Люциус говорил одновременно тихо и страстно. Тайно и открыто. Правдиво, со всех сил своей души. Он немного отстранился от Джека, оставаясь в его объятиях, но оставляя немного пространства между ними. Он лукаво улыбался, наклонив голову, но в глазах плескалась невысказанная печаль. – Что тебе беспокоит? – спросил Джек прямо, иначе он не умел. Люциус застыл на мгновение, пальцами лаская его щеки и скулы. – Боюсь, что ты исчезнешь, – откликнулся Люциус, полностью отходя от него. – Тебе надоест со мной возиться. Тепло из рук Джека пропало, как бы он не пытался его сохранить. Люциус отошел к окну, задергивая полотно штор. Подавленное настроение Люциуса не нравилось Джеку, он мало, чем мог помочь. Они, по сути, очень мало знали друг о друге, одновременно зная слишком много. Джек мог описать полный психологический портрет Люциуса, но понятие не имел, что тот любил из еды или фильмов. Он обнял напряженного Люциуса со спины. – Я сейчас здесь, – сказал Джек. – И это всё, что я могу тебе сказать. Я здесь. – Да ты мастер успокаивать, – хмыкнул Люциус, поворачиваясь в кольце его рук к нему лицом. – Спасибо. Я немного размяк. Следующий месяц будет адом, а я уже столкнулся с парадоксальным неприятием родных. Не переживу, если что-то случится и с нами. – Не случится, – уверенно сказал Джек, целуя его. Снизу слышался шум. Празднование было в самом разгаре, их никто не хватился, катастрофа уже пройдена, а они были в приятной темноте наедине. Джека захлестывала томительная нежность по отношению к Люциусу. Хотелось сжать сильнее и утешить, унять какую-то давнюю, голодную тоску и горечь. Но Вагнер делал вид, что не понимал, он скрывал нечто важное, старое, закостенелое. Джек был ищейкой, он чуял тайны, а Вагнер был её истоком. И дело было не в доверии, Джек знал это, дело было в чем-то ином. Возможно, в страхе. В страхе открыться, быть отвергнутым. Это было так похоже на его Люциуса. – Ты не против, если мы просто побудем вместе? – прошептал Люциус. – Конечно, нет, – откликнулся детектив. Они устроились друг напротив друга на кровати в объятиях. Люциус устало лежал на руке Джека, пока тот перебирал его волосы. – Я бы отдал всё, ради вечности с тобой, – расслаблено сказал Люциус спустя какое-то время. – Кто бы знал, что ты такой романтик, – сказал Джек. Люциус хмыкнул, устраиваясь удобнее, ближе. – Только для тебя, – заверил его Люциус, наконец-то, успокаиваясь в его руках.