Mon chéri

      Запах из пакета с доставки мешал Чуе сосредоточиться на мыслях — он успел перескочить с долгого обдумывания вчерашних кошмарных событий на простую цепочку мысли о том, что хотел бы побыстрее закончить сервировку стола и разбудить Дазая, лишь бы добраться до долгожданной еды. Он переключил песню, и в наушниках зазвучал сильно бьющий по ушам рок, так что больше не оставалось ни единой возможности бродить по путям своего мозга, обрабатывая какие-либо выводы и планы.       Дазай встал позади, прислонившись к стене. Против воли проявилась слабая улыбка, несмотря на то, что минутой ранее сил едва ли хватало на подъём с кровати. Чуя раскрыл шторы у окна, и теперь его волосы подсвечивались дневным солнцем, играя с пушистыми завитками в прятки-догонялки.       Удивительно, как Накахара перестал обращать внимание на состояние своей причёски. Раньше Осаму был убеждён, что если Чуя будет у него ночевать, у парня всё-таки включится стыд за свой вид и он будет укладывать волосы, по возможности перед пробуждением Дазая. В конце концов, Чуя больше всего заботился о своём виде именно при людях, как знал Осаму, так что такой расклад был бы логичен. Но парень из раза в раз забывал или игнорировал свой вид при Дазае. Было странно. Хотя Дазая этот факт более чем устраивал — его по-доброму забавляли волосы Чуи и даже очень. Он не думал, что может так проникнуться чей-то «шевелюрой», именно потому что для его обычной жизни было бы нормой скорее насмехаться над таким «нелепым одуванчиком».       Волосы чуть отросли, и хвост, завязанный Чуей, бил по его плечам, слегка трепля воротник футболки. Дазай поджал губы, когда подумал, что было бы славно снять эту ненужную вещь с партнёра. Или можно было хотя бы подлезть под неё руками и обнять Чую со спины, очень удобно устроившись подбородком на его плече. Разумеется, такие унизительные вещи Осаму сразу прогнал из головы, ничуть не задумываясь, откуда они и что с ними нужно было бы делать. Дазай слишком привык подавлять большую часть своих чувств и игнорировать личные проблемы, если они не имели отношения к Боссу и организации.       Учуяв запах краба, который он не мог ни с чем спутать, даже если тот исходил слабо, Дазай тут же направился к пакету на столе в кухне.       Чуя не мог это не заметить. Когда на периферии зрения замаячила знакомая фигура, он повернулся и, сняв наушники, на автопилоте сказал: «Доброе утро». — Уже день, как я могу судить, но не суть, — торопливо ответил Дазай. — Как давно это привезли? — Минут пятнадцать назад. — Он ведь готовый, да?       Осаму говорил с нотками восторга и явным предвкушением в голосе. Ради этого Чуя и заказал именно краба, но не думал, что реакция будет такой живой. Помятый, чуть опухший после сна, крайне напряженный в теле Дазай напоминал покойника, но маленькая радость от любимой еды убивала трупный запах напрочь. У него заблестели глаза, Дазай накинулся на пакет, едва не порвав его, и достал двух крабов, величиной раза в два-три превышавшей размер лица парня.       Он повернулся к Чуе таким условно счастливым, что Накахаре захотелось его обнять. — Раскладывай, — посоветовал Чуя, указывая на подготовленный им стол.       Дазай возился с крабами, как с детьми, бережно укладывая их на тарелки и раскладывая клешни на столе, словно собирался сию минуту запечатлеть их в натюрморте. Чуя любил красивую еду, включая красивую подготовку к трапезе, но Дазаю было всегда плевать. А тут внезапно стал идеалистом похуже Накахары. Чудно́ было до безобразия, но Чуя всё же оценил такой подход. И безумно обрадовался такой реакции Осаму на заказ. — Тебя, оказывается, легко очаровать, — со сладостью в голосе произнёс Чуя. — Пошел нахуй, — легко, без малейшего негатива отозвался Дазай. Чуя на это коротко посмеялся. — Ты же должен знать, как с этим разбираться, надеюсь? — имея в виду панцирь и доставку мяса, уточнил Накахара.       Дазай усмехнулся. — За кого ты меня принимаешь? — саркастично «наехал» Осаму. — Это моя любимая еда, разумеется, я чистил крабов не раз. — Замечательно, — выдохнул Чуя. — Потому что я ел это только в ресторанных блюдах… — Научить?       Дазай показывал как правильно доставать мясо, а Чуя внимательно следил и повторял, стараясь не опозориться и не порезаться в процессе. Была у него такая «способность» резаться всем, чем только возможно — и иногда невозможно тоже, — поэтому он очень старался и медлил. Осаму уже со всем справился и наблюдал за потугами Чуи, и в конце концов не выдержав, сделал всё за него. — Сколько я спал? — переключился на новую тему Дазай. — Сейчас два часа дня, сам считай, — ответил Чуя, кусая мясо.       Они так и не пошли на учёбу. Чуя посчитал, что Осаму было бы неплохо отдохнуть, да и последствий для парня, очевидно, никаких не было. — Я удивляюсь каждый раз, как преподам плевать на тебя, — начал Накахара. — Как часто ты проебываешь учёбу? — Когда хочу, — пожав плечами и усмехнувшись, отозвался Осаму. — Или когда нужно.       Чуя боялся представить, как часто Дазаю было настолько плохо, что он не мог найти в себе сил на выход на учёбу. Да, она его толком не интересовала, но если он хотел доучиться, то должен был присутствовать достаточно часто. Для Накахары и правда воспринималось как чудо, что Осаму позволяют любые вольности. Возможно, его отец был одним из спонсоров университета? Или стоял где-то в верхушке? Хотелось бы расспросить об этом, но донимать и так донельзя уставшего Дазая он хотел в последнюю очередь.       Чуя хотел повторить для него, что тот всегда может обратиться за помощью к нему, тем более если его состояние было близко к депрессии Кёты… Но, пожалуй, Чуя слишком часто позволял себе заботу и проявление искренности при Дазае. У него от этого страдала гордость, так что перегибать он не хотел.       Доедая свою половину краба — больше в него сейчас не лезло, — Чуя метал взгляды на Осаму и видел, какой же тот разбитый, даже стараясь улыбаться и шутить. Глаза выдавали его как ничто другое. Наверное, у Дазая не было сил сейчас контролировать свой взгляд, как он старательно делал это обычно, и Чуе очень хотелось его отвлечь. Было бы славно просто полежать с ним в кровати, гладя по голове и давая отдохнуть, но за подобные мысли Чуя хотел вырезать себе мозг — они не в тех отношениях. Пусть они и друзья, это перешагивало какую-то черту, и Чуя не смог бы с этим смириться. Поэтому предложил: — Как насчёт поиграть в приставку, раз доели? — Осаму собирал панцирь в кучу, чтобы было легче выбросить. Он, в отличие от Чуи, не оставил ни малейшего кусочка от еды. — Без проблем, я «за», — достаточно весело сказал Дазай.       Чуя видел, что это напускное, но промолчал. И старался меньше смотреть на него анализирующим взглядом — Дазай внимательный, поймёт, что плохо отыгрывает спектакль.       Но Дазай есть Дазай — давно заметил не особо скрывающиеся взгляды Накахары. Просто было плевать. Он чувствовал себя так, словно разлагается изнутри; будто его внутренности кровоточат, как от бойни внутри тела. Горло волнами сводило так, как если бы кровь пыталась вырваться из его грудной клетки и заставить Осаму прокашляться этой противной жидкостью. Он мог бы свести это на обычную тошноту, но от любимого краба его не тошнило никогда. Значит он просто хотел кричать и выплюнуть из себя эмоции. Но было нельзя. Это было против его правил. Так что он терпел и пытался показывать себя хоть как-то лучше — не медлить в движениях, хотя сил не было ни на что, кроме еды, которая его чуть взбодрила, и не проявлять отсутствие желания ко всему.       Когда джойстик выпал из рук Дазая и сил не было даже выругаться, Осаму понял, что точно больше не может скрывать своё состояние…       Он мог бы прогнать Чую, чтобы тот не возился с ним лишний раз — он делал это и так излишне часто, — но тело противилось: язык не слушался, как бы Дазай не хотел сказать «уйди».       И нет, контроль в этой ситуации он потерял не из-за адской слабости. Чую как будто просто не хотелось выставлять за дверь.       Ровно как и ночью. Он бы ни в коем случае не смог сказать это вслух, даже в мыслях признаваться самому себе не хотелось — Дазай осознанно избегал глубокого самоанализа и не считал себя достойным хотя бы малейшего выражения сочувствия к себе, из-за чего не пытался открыть себе важные проявления своих чувств, — но ему нужен был кто-то. Этот факт всё-таки выражался в около осознанных действиях — пусть Осаму и пытался похоронить его как можно глубже, — напоминая Дазаю, насколько он никчёмен. Он всегда был вещью, грязью, пылью — такое не могло чувствовать боль и испытывать искренние чувства. Не имело права.       Как ни пытался, Чую выгнать не смог, и Дазаю хотелось верить, что он всё же не отпустил полностью какой-то неведомо откуда прорастающий контроль и позволил парню остаться.       Они спали в разных кроватях — после такой переплетающей души «беседы» Осаму не мог его к себе подпустить: слишком много контакта с кем-то вызывало непонятный ему страх, и это было даже не пережитком регулярного насилия, что он осознавал, но это путало ещё больше — Дазай не позволял к себе приближаться, но разрешал «контакт» на дистанции. Он заметил, что в присутствии Чуи спал гораздо лучше. Что уж думать, он даже ключи ему отдал от «квартиры», хотя никогда не чувствовал себя в безопасности с кем-то, тем более во сне, когда был наиболее уязвим. Этот до ужаса парадоксальный комфорт пугал и наводил на кучу неразборчивых мыслей — Дазай это не любил, но как факт принял. Ему действительно было комфортно и будто бы безопасно с Чуей. А Осаму ведь не был человеком, который «бросается» на каждого встречного и привязывается к нему из потребности в любви. Он в принципе-то не чувствовал, что способен на душевную близость с кем-то, даже крошечную, что уж о большем говорить. И нет, он не думал, что привязался к Чуе сейчас. Просто…       Просто. Он не знал рационального ответа на свои чувства и не понимал их ни капли. Стоило просто игнорировать происходящее и плыть по течению. Всему, что было связано с его личностью, это позволялось. — Боги, Осаму, — взволнованно прикрикнул Чуя, бросая свой джойстик, поднимаясь с кресло-мешка и присаживаясь рядом с Дазаем.       Чуя ведь чувствовал назойливую мысль, что Дазаю плохо. Он видел или чувствовал это, даже когда тот пытался скрыться. Нельзя было позволять ему играть, стоило подумать, что это отнимет силы… Могло быть и наоборот, конечно, на что и надеялся Чуя — что тому чутка ударит в мозг адреналин от динамичной игры, из-за чего могли появиться хоть какие-то силы в его слабом теле, но риски были сильны. А Чуя это проигнорировал и теперь винил себя. — Давай ты приляжешь, хорошо? — Я не дойду до кровати, — еле выговорил Дазай. Язык запинался, как от препятствий на своем рабочем пути, Чуе казалось, что и мозг парня распадался в кашу. — Я перестаю чувствовать пол, — с коротким около истеричным смехом выплюнул Дазай. — Голова кружится? — запереживал ещё больше Чуя. — Да-а, — растянул Осаму, как в эйфории.       На деле ему было и смешно, и тревожно, и ужасно противно от самого себя. «Полёт» тела он принимал как наказание для себя, потому что терпеть не мог отсутствие контроля при других людях — он и напиваться-то не любил при чужих, а периодами и при себе самом. Поэтому и улыбался. Ему нравилось себя наказывать. Он происходящее заслужил каждой клеткой, каждым атомом своего тела. И улыбка от того не сходила с лица ни в какую. — Опуститься на пол сможешь? — спросил Чуя.       Дазай на вопрос просто сделал, что надо. Он чуть наклонился и упал на паркет, крепко ударившись плечом и выпирающими костями. Улыбнулся от боли. — Господи, ты невыносим… Какой хернёй ты страдешь?       Чуя отчитывал его, но сам аккуратно устраивался рядом, чуть двигая Дазая в нужное себе положение, чтобы немного «раскрыть» его и положить голову парня себе на бедро. — А ты что делаешь? — на этот раз невесело, с нотой претензии, хотел узнать Дазай. — Даю тебе отдохнуть в более адекватной позиции. — Дазай почти физически почувствовал, что Чуя закатил глаза. — Пол чуть прохладный, может, отрезвит, поможет прийти в себя. Ну и я рядом. — Как закончил, Чуя неуверенно прочистил горло — слова как будто оставили от себя россыпь песка на его связках, а он пытался исправить неудобство.       Положив руку на голову Осаму, Чуя пригладил несколько выбивающихся вьющися прядок и почти сразу, и почти уверенно — хоть и было напускное — пробрался сквозь нерасчёсанные волосы к коже.       Как бы Чуя ни видел, что Дазаю плохо, до сих пор он старался не подавать вида и позволял Осаму делать то, что тот считает нужным. Когда они играли, Чуя просто надеялся, что Дазай хотя бы отвлекается и получает пусть и мизерное, но удовольствие. Сомнения подкрались, когда Дазай стал играть всё медленнее, часто проигрывал и как будто даже не желал победы, но Чуя давил на себя и приказывал себе не вмешиваться в чужую жизнь, если всё не было так уж плачевно. Дазай ведь должен был хотя бы относительно понимать, когда стоит прекратить? Раньше для Накахары это казалось логичным: не может же человек себя мучить до невыносимого состояния? Но факты оказались против его доводов, и Чуя начал бояться доверять Дазаю его собственную жизнь. — Как можно так измываться над собой, Осаму? — тихим голосом спрашивал Чуя, будто бы даже риторически. Он не осуждал Дазая, не высказывал претензий. Скорее это был голос чего-то похожего на отчаяние и боль за другого человека. В конце концов, для Чуи Дазай стал другом — то есть, какой бы то ни было, близкой личностью. Было удивительно, но Накахару даже особо не грызли муки просевшей гордости, когда он проявлял заботу к нему сейчас.       У Дазая не было сил отвечать, он лишь выдохнул для тишины комнаты вполне ощутимо громко и попытался ухмыльнуться чисто на автопилоте.       Хорошо, что Чуя не мог видеть, как Осаму малость скривился (появились бы вопросы) от мысли, что ему претит «играть на публику» при Чуе. Конечно, он не смог бы избавиться от привычек сразу, даже при желании, да и не было у него такой цели, но как факт — он толком не хотел включать клоуна при Чуе.       Дазай ранее и так делал это в меру, стараясь казаться адекватнее, но моментами проскакивало рутинное поведение, и он пытался его контролировать. Когда он понял, что каким бы то ни было образом мог несколько расслабляться при Чуе, то пришло осознание возможности вести себя «обычно». То есть как всегда в Мафии или где-то на публике. Только сейчас, даже принимая во внимание желание расслабления, он стал спокойнее сам по себе. Он никогда не считал себя спокойным человеком, но с другой стороны не знал свою личность ни капли.       Дазай никогда толком не задумывался, почему при людях всегда был достаточно экспрессивным и улыбчивым. Сейчас ненадолго он дал себе шанс поразмышлять о себе, и ему показалось, будто никогда и не был он очень активным человеком по характеру, а просто никогда не мог почувствовать себя в безопасности. Разве, если человек не ощущал себя комфортно, мог он не выставлять никаких защит? Не надевать панцирь, не покрываться чешуёй, не строить из себя ангела — как угодно можно было называть, тысяча вариантов, как себя спрятать, — лишь бы не прознали, какой он на деле. Может, кто-то так и мог, но точно не Дазай. — Хочешь посмотреть какой-нибудь фильм? Или совсем сил нет?       Дазай долго не думал. Паническая атака с прошлого дня отняла у него бо́льше физических сил, а моральные уже кое-как восстановились. — Давай посмотрим. Только выбирай сам, мне лень. — Есть предпочтения по жанрам? — осведомился Чуя, дотягиваясь одной рукой до пульта. — Триллеры, драма, может, боевик, но мне в целом насрать. — Он мог бы добавить к этому фильмы про убийц и ужасы, которые смотрел, чтобы посмеяться над какой-нибудь недостоверной частью сюжета и с действий главных героев либо же глупостью персонажей, но всё же смотрел он это не так часто — подобных событий ему хватило на всю жизнь вперёд.       Чуя включил что-то из нововышедшего, стоящего в подборке «популярное», и Осаму предложил сменить положение для удобства. Они пересели на диван, и Дазай поимел наглость и снова улёгся к Накахаре на бедро. Чуя же без вопросов вернул руку на его голову.

…

      Чуя завис в напряжении, когда один из героев держал над обрывом второго. За последние полчаса фильм вызывал неоднозначные чувства в безусловно хорошем смысле — нельзя было до конца понять поведение и мысли персонажей, чем они руководствуются; антагонист и то не был до сих пор раскрыт, практически не давалось намёков, кто бы это мог быть. — Блять… — опустошённо-тихо выругался Чуя, когда герой отпустил руку и пожертвовал вторым человеком после нескольких минут разговора о морали, своих целях, извинений и, в противовес, мольб вытащить его. Парень сомневался, но решился. Чуя его даже не осуждил, было видно, как тяжело тому дался этот выбор. — Что нахуй?! — крикнул Накахара спустя несколько минут, после прошлых событий, на эмоциях аж вставая с дивана.       С Дазаем они уже давно сидели на небольшом расстоянии из-за того, как Чуя взмахивал руками и суетился на многих моментах. — Он же… — Чуя хотел сказать, каким хорошим им всё время представляли этого персонажа, да и играл он как будто действительно искренне, сочувствовал всем и поддерживал других героев.       Человек, который отпустил того парня, всё это время играл против своих. Он и был главным антагонистом. — Я действительно думал на другого…       Дазай улыбнулся и промолчал, не сказав, что предположил такой исход в начале, а дальше только больше уверялся в своих догадках. — В этом и суть, — хмыкнул Осаму, раскрыв руки и пожав плечами. Ему стало немного лучше и разговаривал, двигался он гораздо больше. — В хорошем фильме сложно самостоятельно раскрыть то, что тщательно хотят скрыть от зрителя.       Дазай в этом плане просто имел много опыта в просмотре кино, да и от жизни тоже не мало знаний понабрался. Осаму прекрасно знал людей и их повадки — понять, что перед ним за человек, обычно ему не составляет особого труда.       Так смог бы и Чуя, если бы попал в Мафию.       Только теперь Дазай хотел бы избежать для него такой участи.       Когда буквально через пару минут после их небольшого диалога на экране показались титры, Чуя от шока уже сел. — В смысле?..       Осаму перехватил пульт, вышел с экрана и решил посмотреть, есть ли к этому вторая часть. И она действительно была. — Как я мог не проверить заранее… — Да ладно тебе. Главное, что второй фильм уже выпущен и нам не нужно будет ждать продолжение.       Чуя расплылся по дивану, откидывая голову назад, «скуля». — Мне надо взбодриться. — Можем посмотреть второй… — Нет, — жалобно протянул Чуя, не дав Дазаю договорить. — Я устал смотреть кино.       Дазай бы никогда не подумал, что Чуя может устать смотреть что-то интересное… Он производил впечатление человека, который способен быть сутки без сна, зато с любимыми сериалами в компании. — Что тогда хочешь?       Чуя не ответил и отвернулся, заставляя Дазая только больше заинетересоваться. — Чуя? — игриво позвал Дазай, немного обогнув парня, чтобы увидеть его лицо.       Накахара не отвечал, и Осаму на несколько секунд замолчал, стараясь восстановить систему событий настоящего и прошедшего дня. — Кста-ати, — с явно слышимым намёком протянул Дазай, — а что ты хотел вчера, когда мне звонил? Хотел встретиться ведь… — Не важно. — Ну Чуя, — хныкал Осаму.       Дазай предполагал варианты в своей голове, но некоторые из них были уже реализованы, а вот насчёт парочки других моментов спросить хотел. — Знаешь, я снова в состоянии существовать сейчас. — У него и правда появились силы. — Если ты по каким-то непонятным причинам беспокоишься и думаешь, что я не вывезу твоё предложение, то ты ошибаешься.       Накахара опустил голову, чуть успокоившись в своей гордости, и молчал около минуты, прежде чем дать ответ. — Я хотел покататься на байках…       Чуя говорил нерасторопно, даже с неким эффектом уязвимости в тоне. Дазай понял, что тому было важно опробовать новую покупку. — Ты ведь мог сам «полетать»? Зачем тебе я?       Дазай же пусть и ловил мысли, что может быть важен Чуе, но упорно не хотел этого принимать. — В компании другие эмоции… — Но ты мог позвать кого-то другого, кто умеет водить мотоцикл.       Для Осаму это было искренне странно. Явно же не в нём самом было дело. — Хотел с тобой. — Прежде чем Дазай успел что-то сказать, умехнуться или поязвить, Чуя тут же добавил: — Иди нахуй, Осаму. Только попробуй сейчас выжать из себя какое-то дерьмо. — Да нет… Я понимаю относительно.       На самом деле он не понимал, но частично не врал. Он привык анализировать людей — мог представить, что они должны чувствовать и говорить в такие моменты. Из этого самым очевидным у Чуи вылезала гордость и страх показать свои чувства. Только с Дазаем было бессмысленно стараться скрываться, он и так понимал всё без лишних слов. А сам Чуя тем более даже толком не прятался от Дазая. — На самом деле я больше считал, что ты скажешь про секс, а поучавствовать у меня и правда не так много сил для этого сейчас. Съездить куда-то и почувствовать свободу и адреналин для меня сейчас даже приоритет, так тебе скажу. Был бы рад скататься с тобой куда-нибудь. — Правда? — Чуя повернулся и сияющими глазами передавал надежду. — Конечно, mon chéri, — мягким, но дразнящим голосом передал свой ответ Дазай.       Чуя был готов вскочить от радости, как ребёнок, которому разрешили попрыгать по лужам и всему измараться, но зато остаться счастливым. — Можно прямо сейчас? — Чуя источал из себя энергию жизни, радости от спонтанности и радости дозволения.       Дазаю это показалось даже милым. — Да, я готов, — обнадёживающе подтвердил Осаму, для верности кивнув головой.       Чуе захотелось его очень сильно обнять. Но сдержался. Неправильно как-то это ощущалось. В конце концов, они были просто партнёрами по сексу, а сейчас уже Чуя считал Дазая своим другом, за которого он держался и на каждое слово которого обращал внимание. — Пойдём в гараж, Чуя.       Дазай улыбнулся, обнажив ровные, но несколько желтые зубы из-за редкой чистки в депрессии и наплевательском отношении к себе и окружающим — он старался делать вид, что ухаживает за собой, но к парам он просто протирал зубы салфеткой, чтобы убрать налёт, и только к встречам с Чуей дейстивительно готовился, — и поманил Чую рукой, вставая с насиженного места.       Проходя к шкафу с одеждой, Чуя обернулся на незастеленную кровать Осаму и тихо цыкнул, подходя и заправляя её своими руками. Он никогда не был таким уж категорически чистоплотным, но Коё его практически выдрессировала на это, когда жили вместе, так что сейчас привычки ещё брали верх.       Когда проснулся, Дазай сразу отметил для себя заправленную кровать Чуи, как минимум потому что как только открыл глаза, моментально взглядом попытался найти Накахару рядом, а когда вспомнил, что сам не дал ему лечь с собой — ему нужна была дистанция, чтобы переварить всё, — обратил внимание на кровать в другом углу комнаты. Чуи там не было, а заправленная кровать, как будто говорящая, что всё это время там никто и не спал, заставила Осаму посчитать, что всё происходящее прошлым вечером ему просто приснилось. Но потом он услышал тихие звуки с кухни. Отлегло.       Чувствуя себя тогда неимоверно уставшим, пусть ночь и прошла без кошмаров, он еле как выбрался с кровати, наспех отбросив скомканное одеяло, лишь бы не забивать голову ненужной ерундой, и прошёл в кухню, чтобы убедиться, что там действительно Накахара и это не его галлюцинации.       Он был не уверен, что способен чувствовать радость, но тогда ощутил некое тепло от возившегося на кухне парня. Всё-таки Чуя и для него старался.       Сейчас, пока Чуя заправлял его кровать, Осаму знал, что тот выполняет свою личную прихоть, но всё равно отчего-то ощутил, как уголки губ взошли наверх. Он потянулся за пальто Накахары, и когда тот вернулся к нему, впервые придержал ему одежду со спины, помогая её надеть.

…

      Дазай выкатил и поставил свой мотоцикл в небольшом отдалении от Чуи, но рядом, пока тот с восторгом снова обегал «свою любовь». Когда они покупали этот байк, Чуя чуть ли не пищал от счастья — Осаму видел, как он сдерживается при других людях. Сейчас же он чуть больше себе позволял и позволял даже скулить, когда гладил и протирал от едва заметной пыли стекла, сидение и всю остальную поверхность. Чуя настолько преисполнился в ухаживании за «верным спутником» — как называл мотоцикл Чуя, — что заботился уже за тем, что вообще не требовалось на данный момент.       Осаму пусть и приятно восхищался, наблюдая за Накахарой с улыбкой, но спустя полчаса ненужной возни Чуи чуток заебался. Он подошел к парню, аккуратно хватая за руку и осторожно поворачивая к себе, и несколько устало-недовольно сказал: — Хватит. Поехали. — Чуя взглянул на мотоцикл с лёгкой грустью, как будто его отбирают, и Дазай добавил: — Ты успеешь им насладиться в «полёте» — Дазай часто так называл поездку с экстремальной скоростью, к которой привык на своём байке. — Ты же должен понимать, что основная эйфория будет, когда ты его испытаешь, а не когда будешь просто любоваться на стоящую без дела модель. — Чуя всё ещё с тонко читаемой в глазах тоской смотрел на свой мотоцикл. — Подари ему на пару секунд сознание и представь, что ему грустно стоять на месте. В нём бешеная энергия, её надо выпускать, — вкрадчиво, пытаясь вбить в голову Чуи свою мысль, говорил Дазая. — И он хочет сделать это с тобой, вместе — потому что ты его новый… скажем, друг. Партнёр. Как хочешь. Прояви эмпатию к неодушевлённому предмету, немного подумай об этом и поедем уже быстрее…       В Дазае тягучей волной смешивалось ненавязчивое отчаяние — он хотел развеяться, почувствовать сопротивление ветра, получить свою дозу необходимых для его жизни гормонов. Его очень манило это желание, он хотел исполнить его немедленно. А Чуя всё ждал.       Как бы Накахара не хотел ещё постоять и вдохнуть святой дух в свой ныне любимый Kawasaki, слова Осаму его одёрнули, и он немного пришёл в себя. Сосредоточился, крепко схватил мотоцикл за ручки и выкатил его из гаража.       Когда холодный ветер плотно обнимал своей тяжестью сопротивления, мотоцикл упорно прорезался сквозь него, мча по трассе уже со скорость сто пятьдесят километров в час. Дазаю очень хотелось почувствовать ветер на своем лице, теле, но защита на нём и скорость не позволяли этого сделать.       Чуя летел и не чувствовал ни капли неприятных эмоций — только эйфория, чувство возвышенного полёта и что-то похожее на счастье. Он улыбался и изредка даже закрывал глаза — трасса без единой машины, где были только они с Дазаем, позволяла это сделать.       Накахара ни раз задумывался, кто водит лучше, и вот выдалась возможность проверить. Оказалось, что поставить Дазая в сравнение с ним было одновременно сложно и очень просто — ехали они на одной волне, на равных умениях, — но Чуя упорно искал изъяны и то, к чему можно прикопаться. Не нашёл, как бы ни искал. — Где ты учился водить? — спросил Чуя через систему связи в шлемах. — Практически самостоятельно по началу, — хмыкнул Дазай. — Лет в четырнадцать начал наблюдать за мотоциклистами, потом украл один байк, покатался, разбил его. — Осаму посмеялся в самоиронии. — Дальше отец нанял учителя, когда понял, что меня не остановить от поездок. — Ты так любишь мотоциклы? — с энтузиазмом поинтересовался Чуя. Ему хотелось, чтобы у них совпадали некоторе интересы.       Чуя был крайне влюблён в байки, в езду, долгую дорогу, и почему-то ему хотелось, чтобы Дазай с ним это разделил. — На самом деле, в то время я просто хотел свободы. На мотоцикле это отлично чувствовалось. Я не то чтобы их люблю. Просто они исполняют задачу, которая мне необходима. Я воспринимаю мотоциклы исключительно как вещь, не более.       Чуе стало несколько грустно отчего-то, но он быстро подавил это глупое для него чувство. — Разве не всё в этом мире исполняет какую-то задачу? В каждом действии, мысли, вещи присутствует какой-то смысл. Но для меня лично это не должно выходить на первый план, — задумался он. — Это чересчур рационально. — Чуя протестовал такой позиции. — В жизни, в конце концов, присутсвуют ещё и эмоции, на которые стоит обращать внимание. Ты можешь не любить мотоциклы и воспринимать их как вещь, это твое право, я его не оспариваю. Но если они дают тебе чувство свободы, может, и какой-то радости, что-то в любом случае хорошее, то почему нельзя сделать акцент на этом? Мне кажется, ты бы полюбил байки, если бы задумался об этом — если вдруг ещё этого не делал, конечно. — Честно, не задумывался, — сказал Осаму как в пустоту. В его мире всегда всё должно было быть логично, строго по плану, были разрешены действия исключительно рационального характера. Ему действительно впервые сказали, что нужно обращать внимание на эмоции. Он не привык к этому… Были чужды новые мысли на анализ. Но он должен был об этом подумать. Чувствовал, что это правильно в какой-то степени.       Он сбавил скорость, и Чуя его подхватил. — Всё хорошо? — Хочу немного подумать. Опасно делать это на такой скорости.       Теперь они ехали не больше ста километров в час, и Чуя несколько заскучал. И он знал, что нужно делать в подобных моментах, чтобы не потерять удовольствие. Расслабиться и попытаться почувствовать всё вокруг. — Ты чувствуешь этот прекрасный нежный ветер? — меланхолично-спокойно спросил Чуя, перебивая молчание Дазая и нарочно отвлекая его на себя.       Чуя чувствовал это давление ветра, как объятие, и это было восхитительно. Он боготворил это чувство и даже жаждал его в какой-то степени. — Я бы не сказал, что он нежный или мягкий. Скорее режущий немного, не очень приятно, — воспротивился Дазай. Это не значило, что ему не нравилось ощущение, он просто высказал несогласие. — Печально. Такая прекрекрасная природа… — Чую сознанием уносило уже куда-то очень далеко, как видел Дазай. Его вид и голос был сравним с эффектом опьянения от алкоголя или наркотиков. — Город. Дорога и мотоциклы. Ты. — Я? — усмехнулся Осаму, думая, что Чуя пошутил или флиртует ради развлечения. — Кошмар, как тебя понесло. — Мне приятна твоя компания. — Парень настолько морально расслабился сейчас, что даже не скрывал искренние чувства, проговаривая это вслух, ещё и при людях, что было ранее ему крайне тяжело, почти невозможно. — Я рад, что ты со мной. Без тебя было бы не так хорошо.       Дазай скептически-ядовито хмыкнул, отворачивая голову от Чуи. — Без меня было бы так же. — Он знал, что Чуя просто поддался моменту и его слова не обязательно должны были быть реальными, но он всё равно решил не игнорировать и дать парню отойти самостоятельно, а поплыть против течения его высказываний. — Ты не знаешь меня. Не знаешь, какой я человек. Тебе не понравится, если увидишь больше. — Как же похуй, Осаму, — засмеялся Чуя. — Я не верю, что ты можешь вести себя сильно хуже со мной. — Как же это было наивно с его стороны. Что не сходилось с его обычной паранойей, выходящей из прошлого травматичного опыта. — А что бы ты ни делал другим и каким бы плохим и ужасным человеком, возможно, ты мог бы быть в отдалении от меня — мне плевать. Главное, чтобы это не касалось меня, но интуиция мне подсказывает, что ты не такой уж плохой. — Проверь свою интуицию, она сломалась, — грубо отозвался Дазай. — Я не верю, что ты отвратительный человек, хоть убей. Возможно, раньше ты следовал по обстоятельствам или тебя вела твоя искалеченная психика, но я уверен, что ты сам не пошёл бы на что-то непоправимое. Я не могу найти это в твоей личности, — продолжал Чуя, ничуть не сомневаясь.       Глупо было с его стороны, как думал Дазай. Чуя ещё пожалеет, что познакомился с ним. И весь мир его даже не по кусочкам развалится — он треснет и разобьётся в прах. — Ты не знаешь мою личность. Ты вообще ни черта не знаешь.       Дазай был груб и раздражён, был на грани срыва на Чую, но Накахара по какой-то причине не пугался и не раздражался в ответ, хотя должен был. В этом всегда проявлялся его характер — давать отпор. А сейчас он вёл себя иначе. Он был спокоен, и Осаму видел, что тот улыбается ему. — Так расскажи мне. Хоть что-нибудь. Почему нет? — Я не привык и не хочу.       Дазай не должен был так говорить. Если они сейчас поругаются — Огай организует ему серию пыток в наказание, этого будет не избежать. Осаму должен был заткнуться и успокоиться. А ещё действительно поделиться чем-то, что просит Чуя, потому что Мори велел ему открываться перед его сыном больше… — Разве можно держать всё в себе всегда? — несколько грустно спросил Чуя. — Ты совсем о себе не заботишься, Осаму… — И правильно. — Зачем он продолжал? Не мог себя остановить, как бы не пытался. Его здорово понесло. Но с другой стороны, это ведь тоже показатель его мыслей и характера? Босс ведь не должен за это отчитывать? — Я не заслужил заботу, Чуя. Это правильно. Нечего обо мне думать, идиот. — А вот тут он борщил. Не нужно было Чуе видеть столько его негатива.       В темпе разговора Чуя сбавил скорость ещё сильнее, и Дазай неосознанно под него подстроился. Одной рукой Накахара сделал сильную дурость, за что его можно было привлечь хоть к штрафу со стороны полиции, хоть отругать со стороны Дазая, но самому парню было плевать — он снял шлем.       Потряся головой, чтобы растрепать волосы, Чуя откинул их дальше от лица и посмотрел на Дазая с улыбкой. — Давай вернёмся к этой теме чуть позже, а пока расслабься.       Напрямую Чуя «приказ» не давал, но, подстраиваясь, Дазай тоже снял шлем, стараясь балансировать и не превратить данный момент в катастрофу. Вторив парню, Осаму разворошил волосы и посмотрел на Чую, ехавшего чуть впереди. — Поехали, Осаму. Только аккуратно.       Надеясь, что их не остановят — полиция ничего им не сделала бы, но для этого нужно знать, с кем связываешься, а значит информация о таком случае дошла бы до Огая, а разбираться с этим не хотелось, — Чуя с Дазаем перешли на режим полёта, по возможности стараясь смотреть на дорогу сквозь слезящиеся глаза, но была почти сто процентная гарантия, что машины на их пути не встретятся — забытая трасса была платной, и ей редко кто пользовался.       Осаму что-то крикнул Чуе, но тот не услышал, и Дазай повернул голову в его сторону, тут же отворачиваясь обратно из-за перекрывших волосами глаз. — Блять, когда они успели так отрасти? — крикнул Осаму, на что Чуя обратил внимание. — Сбавь скорость, — повысив тон, попросил Накахара, тут же притормаживая.       Они остановились недалеко от одного из съездов с трассы. — Скатаемся в салон? Мне тоже надо подстричься.       Осаму посмотрел на него почти пустым взглядом, Чуя уловил в этом некоторый упрёк. — Я не позволю, чтобы к тебе кто-нибудь прикоснулся. Сам подстригу. Просто там будет удобнее.       Дазай сомневался, кидал взгляд на дальнейшую дорогу, ведущую к морю. Но остановка позволила осознать некоторые ощущения, и он понял, что усталость начала постепенно возвращаться обратно. Она никогда не уходила из своего дома в его душе дольше, чем на несколько часов, так что было логично, что его время спокойствия истекало. — Как скажешь. Показывай дорогу.       Они надели шлемы перед возвращением в город, и Чуя поехал вперед. Дазай этого не видел, но Чуя улыбался. У него в голове формировался маленький план.

…

      Припарковавшись на стоянке у салона, Чуя взял Осаму за руку и быстро потащил за собой внутрь, к стойке администраторки. — Добрый вечер, — радостно произнёс Чуя. Время было уже около восьми часов.       Чуя, видимо, не первый раз был в данном заведении — с админкой они разговаривали на легке, почти дружески, — но не казалось, будто он постоянный клиент. — Я ходил сюда до академа, — шепнул парень Дазаю, пока их провожали до их кабинета. — Персонал сохранился, как я могу судить.       Оно и понятно, Осаму бы сам не хотел уходить из подобного места. Мало того, что вид салона буквально в лицо кричал о наличии больших денег у владелицы (или владельца) заведения (дизайнер постарался на славу и не переборщил: студию обставили в условно классическом сочетании нейтрально-кремовых стен, темного дерева, большого, но уютного количества света — Дазаю не резало от него глаза, что бывало в салонах не так часто — и какого-то количества аккуратных растений по периметру зала, некоторые из которых Осаму видел и знал впервые), так общую картину добавлял ещё и сам персонал: они все ходили в форменной одежде шоколадно-изумрудной гаммы, и она не была плохого качества и неудобной, как в большинстве заведений. Дазай практически уверился в том, что этой студией владела женщина, потому что мужчина скорее бы подобрал одежду по логике: «красиво, плевать, что неудобно, главное, что красиво», а в это время для него это были бы максимально открытые вещи, ещё и, чисто в теории, мог каблуки к дресс-коду добавить и обязательную укладку, чтобы смотреться «презентабельнее». Сейчас девушки и парни расхаживали кто в брюках и рубашках, кто в полу-спортивном образе, но некоторые из них были в совершенно разной одежде, в зависимости от личных пожеланий, видимо; при этом, цветовая гамма не разделялась никак — Дазай предположил, что им предоставляется действительно большой гардероб и что они ни в чём себе толком не отказывают. В заведении, где так заботятся о персонале, Осаму и правда бы работал с удовольствием. — Располагайтесь. — Сопровождающая укаказала на два соседних места, поддерживая жест рукой дружелюбной улыбкой. — Не беспокойте пока других парикмахеров, поработайте только со мной, пожалуйста, — Чуя обернулся к девушке, возвращая ей такую же улыбку. Кажется, она восприняла это на свой счёт, хотя Чуя просто отводил мастеров от Дазая.       Парикмахерка не протестовала, молча выполняя пожелания Накахары, изредка что-то уточняя и поправляя. Осаму принесли черный чай с кубиком сахара, закуски, к которым парень едва ли притронулся, и предложили: — Может, вам наушники принести, сериал посмотрите? А то что вы ни чем не занимаетесь…       Дазай всё это время безотрывно смотрел на Чую и то, что с ним делали. — Не надо, — одновременно выдали Дазай с Накахарой и посмотрели друг на друга, едва улыбаясь.       Чуя уже знал, что для Осаму было проблематично оставаться без контроля и даже в одном включенном наушнике он не чувствовал бы себя в безопасности. Тем более что телевизор был на таком месте, что нельзя было сидеть как-то иначе, чем спиной к мастерице с Чуей, а для Дазая это тем более было смертельно — как в беседке, где он специально выбрал такое место, чтобы видеть всех окружающих, а за спиной иметь плотные кусты, которые отлично передадут звук, если кто-то осмелится подойти сзади.       Да, Чуя не имел права отвечать за Дазая, но на автомате уже успел проанализировать пространство и понять, какой бы выбор сделал бы сам Осаму, хоть мог и ошибаться. Он пожалел, что не смог остановить себя во время, и из его горла вырвался этот ответ, но был рад, что он сошёлся с тем, что сказал сам Дазай.       Дазай же по привычке приметил за Чуей его особенности мышления, чтобы доложить об определённых плюсах Огаю, и не сразу вспомнил, что планировал отойти от задания. Правда, пока не знал, как именно выкручиваться.       Парикмахерка лукаво улыбнулась, перебегая взглядом с Чуи на Дазая и обратно. — Хорошие друзья, мальчики?       Чуя хмыкнул, подавив улыбку, а Осаму, напротив, ничуть ей не сопротивлялся, вальяжно раскинулся на кресле и вкинул: — Очень.       Накахара задумался, понимая, как неестественно для них применимо определение «друзья», но мысль дальше не развивал. Дазай же зафиксировался, что они сексуальные партнёры и, в отличие от Чуи, даже не пытался считать, что там по этому поводу чувствует.       Чуину стрижку закочили в течение получаса. Он остался доволен, но отправил девушке чаевые выше положенных, только чтобы их оставили одних. Когда она вышла без лишних вопросов, разве что отметив парней скептическим взглядом, Накахара развернул кресло Осаму к зеркалу и без сомнений в движениях прикоснулся к его волосам. — Нормально, когда трогаю? — аккуратно осведомился Чуя, наблюдая за мимикой Дазая.       Реагировать спокойно в каком-нибудь приступе или в плохом состоянии стало относительной обыденностью — Осаму прикосновения, кажется, всё-таки успокаивали, — но Чуя каждый раз уточнял это, когда тот был «в адеквате». — Да. — Прекрасно.       Чуя взял расческу и трепетно-аккуратно прошёлся по волосам Дазая, стараясь не цеплять пряди и не делать больно.       За волосами давно не ухаживали, они стали достаточно жесткими, концы все обломались от жестокого обращения, а спутанные без особого расчёсывания волосы превратились в практически спрошной ком после поездки на мотоцикле без шлема. Медленное распутывание всего пальцами и расчёской заняло больше времени, но зато прошло без особых проблем. — Ты можешь быть не таким нежным, знаешь? — подстегнул Дазай.       Чуя закатил глаза и хотел закусить губу от прилива тревожности, но Осаму смотрел прямо на него, а он не хотел ещё больше проявляться. Он вообще не хотел, чтобы кто-то указывал на его «слабости». — Иди нахуй, Осаму. — Какой милый, вы только посмотрите, — самодовольно растянул Дазай.       Чуя дернул его волосы вниз, не думая. Когда голова Дазая резко откинулась назад, и у него хрустнул шейный позвонок, Накахара в миг испугался, пока Осаму приглушенно стонал на фоне его эмоций. — Всё хорошо? — в секунду выдохнул Чуя. — Ага, — сдавленно прошептал Дазай, — на самом деле, это было даже приятно. — Он хмыкнул и беззувучно коротко просмеялся.       Чуе почему-то не пришло в голову, что речь может идти не о волосах. — Извращенец. — Парень снова закатил глаза, отвлекаясь на то, за чем они в целом пришли.       Дазай на самом деле хотел выразить несогласие с определением Чуи и повести разгагольствование о самой сути этого слова, проявлениях у других людей, что отличалось как минимум наполовину от его, но промолчал, решив, что это будет слишком заумно и нудно. Хотя обычно он не сдерживался и, если честно, любил «подушнить», когда было не лень. Ему нравилось доставать этим людей. Но не сейчас. — Тебя только подстричь?       Чуя продолжал облюбовывать волосы Осаму, пробуя их на ощупь и накручивая некоторые пряди на пальцы.       Дазай впервые в жизни не хотел, чтобы это прекращалось. — Делай, что хочешь. Мне без разницы, как выглядеть.       Чуя осмотрел корни и полностью уверился в том, что Дазай никогда не красился — темный шоколадный был его родным цветом, и Чуя был от его волос в восторге, пусть они и не были в идеальном состоянии. — Как скажешь.       Чуя мог бы пойти на принцип и после такой фразы сделать Дазаю голубой ирокез, но решил, что ему ещё с ним трахаться в будущем, а он не вывезет такое «чудо» в своей постели. Как только он это представил, его передёрнуло. — О чем ты подумал? — поддерживая насмешку полуулыбкой, поинтересовался Осаму. — Не важно. Молчи.       Чуя улыбался своим мыслям, но решил заткнуться сам и заткнуть Дазая, чтобы не позориться. — Пойдём помоем тебе голову, — скомандовал Накахара, и Дазай послушно пошёл за ним.       Осаму был обязан съязвить или пошутить что-то, но постепенно у него заканчивался лимит на активность, и он просто промолчал — хотел отдохнуть. — Опустить немного? — предложил Чуя, когда Дазай откинулся в кресле на подголовник раковины. — Нет. — На самом деле ему было не совсем удобно, но было ужасно лень отвечать на вопросы о регулировке высоты. Всегда можно было и потерпеть — не проблема.       Чуя сосредотеченно промывал Дазаю волосы, корпел над этим несколько минут и за это время успел каким-то образом прохрустеть Осаму пару позвонков — когда слегка поворачивал голову. Дазай после этого попросил пару секунд, Чуя убрал руки, и тот несколько раз извернулся, разминая шею. Накахара никогда не думал, чей-то позвоночник может настолько громко хустеть… Казалось, будто у Осаму вообще никакие позвонки на месте не стояли — прощёлкали все и как будто даже ни один раз. — Ебать… — обомлел Чуя.       Дазай снова откинулся на кресле, на этот раз жалобно выдыхая.       Чуя опустил установку пониже и заметил, как Осаму чуть расслабился. Правда, едва заметно. Но Чуя уже научился читать Дазая по большей степени.       Накахара начал мыть голову второй раз. Пробираться пальцами сквозь волосы стало гораздо легче, и по Чуе аж мурашками прошло моральное удовольствие от этого процесса. Он чуть сильнее надавливал на кожу головы, будто желая тщательнее промыть, но с каждой секундой всё больше это походило на массаж. Дазай откинул голову чуть ближе к Чуе, а тот в ответ действительно наплевал на свою основную задачу.       Чуя буквально втирал свои пальцы в голову Осаму, иногда «подбирая» и слегка оттягивая волосы — интуитивно понимал, что ему понравится. И Дазаю правда нравилось. Чуя видел, как у того замирала грудь, когда он задерживал дыхание, лишь бы не позволять себе стоны; как он сжимал пальцами подлокотники и слегка выгибался на встречу Чуе. Сам Накахара лишь слегка улыбался, направляя всю концентрацию на контроль своих движений и считывание реакции Осаму. Ему было крайне важно не накосячить.       Чуя совсем немного изменил наклон мойки, чтобы открыть возможность подлезть под шею Дазая, и как только он надавил на мышцы, Дазай вдрогнул и не смог проконтролировать голос.       Осаму едва ли не взбесил его глухой стон. Он стал слишком чувствительным из-за своего ограничения на прикосновения других людей — каждое взаимодействие с его кожей ощущалось слишком интенсивно, — и на пару секунд в голове сиреной закричало требование въебать себе чем-нибудь. Но с каждым новым прикосновением Чуи это заглушалось. Голова прочищалась настолько, что оставалась лишь звенящая пустота.       Он никогда не чувствовал себя так спокойно и расслабленно, несмотря на то, что не имел возможности открыться этому полностью…       А Чуя продолжал. Он опустил наклон ещё сильнее, шея Осаму отдалась во владения Чуи полностью, отчего давление рук усилилось от веса сверху, и Дазай, не сдерживаясь, промычал.       До Чуи только со временем дошло, что шея у парня болела как минимум со времен, когда хрустнул тот несчастный позвонок в первый раз, когда Накахара добрался до его волос. Отчего он не понял этого сразу — загадка для него самого. Но он воспринимал это как опыт — теперь Чуя знал, на что ещё стоит обращать внимание в поведении Дазая.       Накахара на это времени не было жаль вообще, на самом деле. Он, конечно, боялся, что проявит слишком много внимания, из-за чего даст Дазаю понять, что ему не плевать, но старался немного приглушить эти мысли в своей голове, потому что и правда хотел сделать ему лучше, а не просто проявить внимание и наплевать.       Чуя спустя минут десять наклонился, переходя на плечи, и Осаму наверняка сильно удивила подобная смена обстоятельств, он застонал достаточно громко, настолько, что это можно было услышать из коридора. Хотелось бы попросить его быть потише, но Чуя скорее бы себя ударил сковородкой по лицу, нежели позволил подобное. Он привык думать о мнении окружающих, но сейчас в приоритете явно стоял Дазай. А если у того были проблемы с выражением эмоции, то Чуя должен был его только поддержать, а не затыкать. Он бы себе этого не простил. — Какой же ты зажатый, кошмар…       Дазай же почти этого не слышал, его мозг плыл, как под наркотиками, и в это время он понимал только то, что если ему хоть раз ещё захочется нюхнуть чего-нибудь, то проще будет просто прийти к Чуе на массаж, если тот согласится пожертвовать свои прекрасные руки на его убогое тело. — Больно? — спросил Чуя, когда Осаму снова застонал и немного выгнулся. — Нет, — невнятно ответил в блаженстве парень.       Он реагировал слишком бурно для себя, но чего стоило ждать? Вся его жизнь прорастала из избиений, насилия, убийств, холодности и расчетливости, потребности держать себя в руках и ничего хорошего. Даже в сексе он не получал ранее ни морального, ни физического удовольствия, занимаясь этим только как воплощение селфхарма. И пусть с Чуей секс был гораздо более хорош, он не перестал чувствовать фоновую тревогу.       У него никогда, ни разу не было ничего более приятного чем то, что сейчас делал Чуя. И ещё больше Дазай окунался в это, потому что был уверен, что парень делает это не из какого-то злого умысла, без плана и подтекста. Это был просто массаж. Просто нечто невообразимо чувственное и комфортное, нечто приносящее удивительное наслаждение.       Он хотел бы запомнить этот «первый раз» на всю оставшуюся жизнь. Пусть это и не было тем, что Дазай заслужил.       Когда Чуя убрал руки, Осаму хотелось закричать, чтобы он вернулся. Он мог только шуточно прохныкать, но все силы расплылись на пару с ним самим. — Не спишь? — тихо уточнил Чуя. — Заснуть под это было бы верхом мечтаний, но я не хотел пропускать момент, — спокойно проговорил Дазай.       А Чуя замер. Эти слова звучали слишком искренне. Накахара не мог вспомнить ни одного момента, когда Осаму говорил с такой интонацией, таким спокойствием и как будто бы действительной честностью.       Вместо того, чтобы комментировать, Чуя просто мягко поцеловал парня в лоб.       Тот, в ответ на это, выкрутился с кресла, схватил Чую за руку и поцеловал уже в губы.       И никогда он ещё не целовал кого-то настолько нежно по своей инициативе… — Волосы мокрые, Осаму, — прошептал Чуя, когда Дазай оторвался от него. Вода с волос стремительно промачивала его футболку. — Садись обратно.       Чуя провел рукой по его плечу — погладил то ли в виде проявления ласки, то ли в виде поддержки непонятно за что. Он и сам не совсем понимал этот жест, но действовал по интуиции. Так велело его тело, и Чуя подчинялся.       В ответ на касание и теплоту Дазай послушно сел на своё место, полностью доверяя Накахаре оставшуюся работу.              Чуя нанёс маску и бальзам, вытер волосы и пересадил Дазая за кресло перед зеркалом, на скорую руку недо-профессионала подстриг его и достал фен, желая просушить волосы.       Проблема была только в том, что Дазай каждое его действие внезапно начал воспринимать безумно соблазнительным. Он сам не понимал, как так быстро переключился от теплоты к желанию, но ему захотелось трахнуть Чую чуть ли не сразу в этом кабинете… Выбить из него стоны и свое имя — звучало в голове Осаму как личный Рай. Подумалось, что слова Накахары были не такими уж и ложными. Может, он и правда был извращенцем, повёрнутом на сексе?.. Иначе откуда ещё такая смена? Может, он был одержимым?       Дазай перехватил фен из его рук, когда Чуя не высушил его и наполовину, выключил, убрал куда подальше и, заложив ладонь за его голову, прибил к стене, целуя. — Блять, Дазай, — посмеиваясь, позвал Чуя. — Включи благоразумие, пожалуйста. Мы не в том месте. — Меня ни разу не влекло к тебе так, как сейчас… — Он сказал это так, будто извинялся за себя, склонивши голову к плечу Чуи, чтобы скрыть лицо. — Осаму…       Чуя прикоснулся к его спине, Дазая передёрнуло, и он громко выдохнул, втираясь лбом в рубашку Накахары сильнее. — Давай я тебя досушу и мы поедем к тебе? Хочешь? — Меня разорвёт сейчас, — выдохнул он жалобно.       Чуя не знал, смеяться ему, сочувствовать Дазаю или только подстегнуть ситуацию. В итоге так и не определился. — Ты заболеешь, если мы сейчас поедем. На улице холодно. — Забыл, что я никогда не болею? — Не верю, что такое может быть.       Осаму несколько разозлился на такую фразу и резко отошёл, глубоко вдыхая, чтобы успокоиться. Чуя смотрел на него со спины, пару секунд подумал и взял фен в руки.       Направил горячий воздух он издалека, постепенно подходя. Отметая любые замашки парикмахера, он поставил задачу высушить волосы как можно скорее, отчего воздух шел в разнобой, без всякой системы. Осаму сдался и просто стоял на месте, позволяя делать с собой всё, что вздумается.       Чуя всё ещё не выключил фен, когда поцеловал Дазая в шею. Тот в секунду развернулся, приобнял Накахару одной рукой, поддерживая того под спину, лишь бы не отдалился, и поцеловал грубо, не сдерживаясь.       Чую повело, но он перещёлкнул выклучатель и аккуратно положил фен на ближайшее доступное место. — Поехали, mon chéri, — задыхаясь, выдавил Чуя. — Теперь можно.       Своебразная команда-разрешение от парня подействовала странно. Дазай возбудился ещё больше, будто заводимый передачей и позволением контроля над собой. Он был готов подхватить Чую на руки и выбежать с ним из салона, не мог думать ни о чём другом, кроме этого и продолжения. Но вместо желанных действий лишь коротко ответил: — Спасибо.