вот твой ангел сидит, улыбается, хлещет джин в коммунальной квартире так, будто сегодня праздник, а окурок его самокрутки сквозь этажи пролетает и с первым ударом о землю гаснет. он тебе говорит, что ты слаб и едва ли зряч ибо любишь людей даже ежели без отдачи, ибо любишь людей даже ежели любишь зря, даже ежели это для них ничего не значит. «вот дурак» — шепчет он, улыбаясь тебе в лицо и чернявые кудри венком обрамляют темя, а его взгляд тяжёл, напряжён, как патрон свинцов; — «ты всегда» — говорит, «проживал эту жизнь не с теми. ты не тех целовал, ты не тем подставлял плечо» — причитает твой ангел, прикуривая от Солнца; — «всем, что дорого людям давно заправляет чёрт и я очень устал с этим чёртом в тебе бороться». …а ты будешь молчать, словно бы возразить слабо, но потом тихо молвишь, втянув золотую «Яву»; —"если чувства мои от лукавого, значит Бог не умеет любить как на это способен Дьявол».
~~~
миша встречает его глупо и невовремя. как всегда. филу восемнадцать исполнилось на прошлой неделе и его темные волосы стали еще темнее, а румянец на точеных скулах — еще нежнее. он смотрит нервно, как затравленное животное, и роняет сигарету, как будто испугавшись нагоняя. — привет, — говорит потом, и испуг из его глаз убегает, уходит, будто его никогда и не было. спокойный до жути. спокойный до отвращения. спокойный. как будто ему похуй. как будто не он мишу бросил тут одного, съебавшись в свой берлин, и как будто не он оборвал все связи. как будто не было этого года. не было. — привет, — говорит миша, потому что не знает, что еще можно сказать в этой ситуации. — давно не виделись. после их последней встречи была люба, кира, маша, игорь, антон и всепоглощающая, мерзотная тоска. попытки не спиться, поездка в питер, сутолочные рыдания в четыре часа утра над забытой потертой футболкой, прожженные сигаретными бычками запястья и так и не отправленное: вернись, я тебя умоляю ключевое здесь то, что так и не отправленное. фил улыбается, как будто ему похуй: на мишу, на город, на прошлое. на уроненную сигарету, на то, что ему июньский ветер волосы в лицо бросает, на прохожих, на то, что они так давно не виделись, на то… на все. филу похуй. всегда было. — удивительно точное замечание. мишу как будто с крыши эмпайр-стейт-билдинг скидывают в бассейн с крещенской ледяной водой: так сильно накрывает флэшбеками. фил вообще не изменился. только холод у него в глазах был какой-то новый, неопознанный, неприятный. он смотрел на мишу как на чужого, и это ранило больше, чем брошенное тогда в спину: «ссыкло». — как твои дела? миша принимает игру. я сделаю вид, что мне тоже похуй, раз тебе так хочется. правда актер из меня в сто мильенов раз хуже. правда вообще я не умею играть. правда я и не хотел никогда играть. — замечательно. на самом деле. приехал буквально на неделю, уезжаю девятнадцатого. — а зачем приехал? это не то, что миша хотел спросить. фил смотрит удивленно. — а я тебе докладывать должен? хочется его стукнуть. — мне… интересно просто. — м-м, — задумчиво протягивает фил. вытаскивает из кармана пачку и достает новую сигарету. — ну, так, считай, по городу соскучился. по русской речи. по пушкину, на худой конец. он говорит все, что угодно, кроме: «соскучился по тебе». он говорит все, что угодно, кроме: «ты — единственное, что мне тут нравилось». — понятно. — как твои дела? — отлично, — замечательный ответ. емкий, быстрый, исчерпывающий и всегда, всегда, всегда лживый. фил прекрасно знает, что миша пиздит. миша прекрасно знает, что фил знает, что он пиздит.