На вершине Фудзи

      — Люблю, — шепчет Чонгук. Ты стонешь, когда он грубо берёт тебя сзади. Твоё тело ломит, а мужчина крепко держит тебя за загривок и грубо вдалбливается. Тебе такое нравится. Ты пьян от выпитой водки, но ты гордишься собой, что выплюнул таблетку, которую Чонгук отдал тебе в страстном поцелуе.       — Да, вот так, — ты выпячиваешь задницу, закатываешь глаза от того, что все твои мышцы болят. Ты набрал за пару недель вес, когда перестал принимать дурь. Ты не отказался от пилюль окончательно, но про шприцы с морфием забыл. Твоё тело стало ещё соблазнительнее, поэтому Чонгук сходит с ума, трогая твои изгибы.       Вы тоните в оргазме. И ты удивлён, что тебе нравится эта грубость. Хоть и пьян, но разум не покрыт туманом, из-за таблеток.       Чонгук заметил, что ты стал меньше принимать наркоты и крайне этим обеспокоен, но ты в мыслях смеешься над ним, ведь скоро уйдешь раз и навсегда.       — Скажи, что любишь, — умоляет бандит. Он два дня назад назвал тебя частью группировки якудза, но ты спустил его с небес в бездну, в которой ему самое место. Ты не часть бесправного мира. Ты чище, чем этот человек.       — Не люблю, — расслабленно отвечаешь, чувствуя приятную боль по всему телу.       — Почему не можешь соврать мне?       — Потому что ты веришь в меня и мои слова. А мне это не нужно.       Мужчина вздыхает. Ты не поворачиваешься в его сторону, смотришь в потолок и берешь с тумбочки пачку сигарет.       — Ты бы смог меня полюбить? При других обстоятельствах?       — Наша Галактика не обследована. Может, в другой Вселенной, я прямо сейчас обнимаю тебя и искренно говорю о любви. А может, таких Вселенных вообще нет, и мы ни в каких параллелях не можем быть вместе. В этом мире я бы тебя не полюбил, будь даже ты простым работягой или крутым спортсменом.       — Но я так хочу делить с тобой всё, что я имею, — ты слышишь обиду и боль в голосе Чонгука. Тебе становится лучше, когда понимаешь, что тебе не одному больно.       — А я не хочу иметь ничего общего с тобой. Всё это не для нас, Чонгук, — дым растворяется под потолком.       — Я люблю тебя, — повторяет мужчина, а тебя начинает тошнить от этих слов.       — Не нужно, — шепчешь, смотря на Чонгука, пытаешься через взгляд передать искренность своей просьбы.       Тебе не нужна любовь, не нужна забота. Пока ты не научишься любить себя самого, заботится о самом себе, то окружающим тоже не следует это делать.       — У тебя есть заветная мечта? — спрашивает мужчина.       — Быть свободным, — отвечаешь, хотя даже и не подумал над своим ответом. Это, наверное, твоё заветное желание сейчас.       — Мне не жаль.       Ты усмехаешься на слова демона. Ещё бы ему было жаль. Он это сказал однажды, и этот не тот человек, который меняет быстро своё мнение.       — А какая у тебя мечта, Канэко-сан?       — Уехать вместе с тобой.       — Куда?       — Не знаю. Может, на Ямайку? Там всегда тепло.       — Я всегда хотел побывать на Гавайях, — признаешься, мечтательно представляешь пальмы, холодный лимонад и палящее солнце.       — Мы можем туда уехать, — говорит Чонгук. Мужчина не надеется услышать от тебя «да, давай». Чонгук — это дракон, который боится огня. Каждое твое слово делает ему больно.       — Не с тобой, но я попытаюсь там побывать, — отвечаешь, а демон может радоваться только тому, что ты ставишь перед собой цели, которые заставят тебя идти только вперёд. Он злостно игнорирует свое противоположное желание «запереть и не дать убежать». Говорят, что любимых нужно отпускать, если они этого хотят.       — Когда наши совместные дни окончатся?       — Когда сакура перестанет цвести, — ты всё просчитал. Ты оставляешь после себя романтизированный образ, с кучей ассоциаций. Всё это для того, чтобы твоему обидчику было больно.       Ты, мальчик, наконец-то начинаешь видеть всё плохое в Чонгуке, и что-то хорошее в себе. Ты изначально знал, что Чонгук — это антигерой в твоей жизни. Но из-за дымки от веществ, ты думал, что это то, что ты заслуживаешь. Ты местами думал, что этот человек тебе симпатичен.       — Если я изменюсь, ты сможешь полюбить меня?       Ты хотел сказать, что люди не меняются. Но они меняются. Ты сам поменялся. И Чонгук не исключение.       — Нет, — даёшь короткий ответ. Мужчина не ожидал чего-то другого, но в нём всё ещё живёт надежда. У вас есть не более двух недель, когда последние лепестки сакуры опадут.       Ты плескался два с половиной месяца в слезах, вечном страхе, а потом в экстазе. Ты попробовал что-то запрещённое, утешаешь себя тем, что в жизни всё нужно ощутить. Ты почти нашел лестницу, которая приведёт тебя из бездны на землю.       — Мы сможем видеться?       — Нет, — ты не хочешь больше вспоминать о том, что было.       — Я могу, хоть иногда, давать знать о себе?       — Нет.       Ты жесток, но не был ли демон также жесток, когда похищал тебя два с половиной месяца назад? Имел он право вырывать тебя из твоей рутинной жизни? Конечно, нет.       — Что ты ко мне вообще чувствуешь? — надломленным голосом спрашивает Чонгук.       — Ничего, — и ты говоришь правду. Ты должен чувствовать ненависть, неприязнь, но тебя сломали, поэтому ты можешь ощущать неприязнь только к себе. Но ты понимаешь, что всю свою злость ты должен направить на этого бандита. Потом так и будет. Ты же пообещал себе.       — Я могу попытаться тебя остановить?       — Ни в коем случае! — ты хмуришься. В груди застывает тревога. Ты забываешь, что имеешь дело со злодеем.       — Я могу надеяться, что ты вернешься?       — Нет.       — Но один раз ты вернулся.       — Да, поэтому больше это не повторится.       Чонгук встаёт с кровати. Ты пугаешься. Он никогда тебя не бил, даже когда ты в него плевал. Он груб, только когда трахает тебя. И только потому, что ты его просишь об этом. Но ты все равно всегда дёргаешься от его резких движений.       — Ты мне нужен.       — Это не так. Ты придумал это, Канэко-сан.       — Ты не можешь решать за меня, Юнги! — мужчина начинает закипать. Ты тушишь окурок и кладешь его в пепельницу.       — Ты тоже не имел права похищать меня и давать наркотики, — ты, мальчик, пытаешься звучать уверенно, но демон чувствует, что ты напуган. Твоё имя с чужих уст звучит вовсе не пряно. Может, потом тебе сменить имя, Юнги?       — Это другое.       — Нет, Чонгук. Это не другое. Ты разрушил меня, поэтому не имеешь вообще ничего просить. Мы забудем об этих нескольких месяцах и всё.       — Я не смогу забыть.       — Тебе придётся, — хмыкаешь. Ты начинаешь злиться из-за такой настойчивости Чонгука, хоть что-то позволить ему делать в будущем.       — Я люблю тебя, Юнги.       Тебе эти слова в кошмарах будут сниться.       — Ты заблуждаешься, — ты, мальчик, знаешь, что мужчину злят слова, когда ты говоришь, что он неправ.       — Это ты мне не веришь! — взрослый мужчина ведёт себя по-детски.       — Тебе нужно лечиться, Чонгук, — и ты имеешь в виду всё: зависимость от веществ, от алкоголя, от одержимости и мании величия. Но до тебя позже дойдёт, что ты тоже нуждаешься в лечении своих травм.       — Я нормальный! — повышает голос Чонгук. Мальчик, помни, что этот человек может тебя убить и не побываешь ты на Гавайях.       — Все мы ненормальные, Канэко-сан. Каждый в своей степени. Перестань сидеть в своём мирке и позволять себе всё, что в голову взбредёт.       — Я люблю тебя, но ты не веришь мне, и не слышишь, — ты прекрасно его слышишь, но ты не веришь самому себе, а этот демон хочет доверия в свою сторону? Смешной этот бандит.       — Ты любишь меня неправильной любовью. И я не осуждаю, честно. Я принял твою позицию, но твоих чувств я не приму никогда.       — Почему не позволяешь тебе показать, что я могу быть лучше? Я смогу тебя сделать счастливым.       — Меня сделает счастливым только мое нахождение подальше от тебя, — почему-то ты больше не чувствуешь наслаждение от чужой боли. Тебе его становится жаль. Жаль демона, перед которым ты склонился, а теперь пытаешься возродиться из пепла.       Чонгук поджимает губы и выходит из комнаты. Ты впервые встречаешь рассвет один, впервые за несколько недель собой гордишься.       Ты, мальчик, начнешь всё сначала и всё у тебя получится.