Хронокинетика

Из года в год Ли Юнь трусливо менял мнение о ходе времени: иногда хотелось, чтобы следующая сотня лет пролетела как можно быстрее, а иногда, чтобы часы замерли хотя бы на миг. Казалось бы: чем внушительнее выглядит циферблат, тем более громоздкими и медленными будут стрелки. Сейчас же, стоя посреди огромной шумной площади, окружённый искрами, смехом и цветастыми ошмётками фольги, Ли Юнь неотрывно смотрел на монументальные часы и понимал: наглая ложь, на большем циферблате стрелки пройдут большее расстояние за отрезок времени, это же очевидно! Пять миллиметров или два с хвостиком метра за единственную минуту? Совсем разные скорости! Да только сути дела это не меняло. Из года в год, уже три тысячи раз, колючий снег всё так же падал на острый нос и бурые ресницы, а люди вокруг гуляли и смеялись. Менялось место, континент, менялся момент и название месяца, язык пожеланий счастья, погода и форма вина. Только Ли Юнь, кажется, и оставался прежним. С каждым оборотом мир всё больше напоминал дешёвые декорации для бесконечной череды актов минорного спектакля. Менялось место, континент, момент и название месяца, менялся язык отчаянных воплей бывшего главы Янь. Только канва фатального цикла оставалась чрезмерно накрахмаленной. Огромная стрелка преодолела две целых четыре сотых метра за минуту. Раздался оглушительный бой: над площадью взлетели сотни разномастных искр. Люди вскинули руки к небесам, словно моля о благословении в грядущем году. Только Ли Юнь остался безучастным и всё также стоял, уткнувшись лицом в грязно-зелёный шарф, раскачиваясь из стороны в сторону и улыбаясь самому себе самой мерзкой из улыбок. Здравствуй, третье тысячелетие! Здравствуй, в этот раз Ли Юнь точно сможет понять, в чём дело и всё исправить, не зря ведь разобрался в таком количестве наук! Здравствуй, и тут же завали пасть, не вздумай даже отвечать, тебе не сломать его семью ещё раз! Бой курантов раздавался снова и снова, а на двенадцатом ударе Ли Юнь вдруг почувствовал, как кто-то мягко коснулся его напряжённого плеча. Так мягко, как впервые, как три тысячи лет назад в той самой резной беседке у отвесного склона горы Фуяо, рядом с Долиной Демонов. Ли Юнь не дрогнул, когда ледяная рука скользнула ниже, забралась под шарф, не дрогнул, когда тонкие пальцы нащупали цепочку и выудили из-под одежд бережно пронесённую сквозь тридцать веков печать главы клана. Ли Юнь не дрогнул даже тогда, когда нежданный гость как бы ненароком обхватил его второй рукой за талию. А чего дрожать, когда каждые сто лет этим рукам как заново интересно? В пару последних явлений Хань Юань пристрастился перебивать запах грязи огромным количеством одеколона. Когда этот братец подходил слишком близко, Ли Юню инстинктивно хотелось засунуть его в курильницу для благовоний и поджечь. — Ты снова сменил на ней цепочку, Лао Юнь? — наконец-то подал голос Хань Юань, и его демонический шёпот беспощадно перекрыл вереницу поздравлений «с Новым Годом!». Наглец уже умудрился приголубить свой костлявый подбородок на плече Второго Старшего Брата! Подумать только, даже сквозь одежды кажется, что к ключице приставили остриё копья! Ли Юнь не обернулся, но и отстраниться не попытался. — … А что, Сяо Юань забыл, как пятьдесят два с половиной года назад «выбивал из меня информацию» и так старательно душил, что эту самую цепочку порвал? — как ни в чём не бывало выдохнул Ли Юнь, наблюдая за переливами кристаллов снежинок в огнях салютов. — Теперь она выглядит очень прочной… — Теперь она вольфрамовая, — отозвался Ли Юнь ровным тоном, словно братец прогноз погоды уточнил. — Мы же эмпирически выяснили, что меня подобное не убьёт, но я всё же надеюсь, что умудрюсь не потерять печать на очередном твоём «костре», и когда-нибудь верну её Первому Брату. — Как-как мы выяснили? — растерянно спросил Хань Юань, застопорившись на слове «эмпирически». — Раз сто этими вот ручками попробовав, — спокойным голосом сгрубил Ли Юнь, как бы шутя хлестнув Хань Юаня по обвитым вокруг талии кистям. Он и забыл совсем, что тысячелетний дракон на деле застрявший в средневековье нищий, посредственно понимающий и термины, и языки. Хань Юань перестал дышать. Ли Юнь привык к подобным выкрутасам: он прекрасно знал, что телу истинного дракона нет дела до таких пустяков, как кислород или энергетические единицы. — Я знаю, что это был не в полной мере ты, — всё равно уточнил Ли Юнь, потому что так его шиди будет спокойнее. Он обернулся и вскинул голову, чтобы заглянуть в пустынно тёмные глаза Сяо Юаня. — С Новым Годом, — сказал он, резко перейдя с привычного для нынешней среды языка на изящный диалект китайского из их заклинательского прошлого. Потому что так всем понятнее, потому что так кажется, что очередная мерзкая рептилоидная шутка Ли Юня только вчера зашла слишком далеко, и они только вчера впервые самозабвенно целовались на краю мира. Благословенное небо, спасибо, что хотя бы Хань Юань иногда был способен разбавить предрешённое одиночество. Ли Юнь рассматривал его устрашающе костлявое лицо, растрёпанные и словно выцветшие тёмные волосы, переводил взгляд с раскосых глаз на опущенные уголки губ и чуть заметные чешуйки на висках… И понимал, что не имеет права снова окунуться в омут с головой, не имеет права хотя бы на год забыть о наступающем на пятки проклятье. Сто лет назад они уже попробовали притвориться обыкновенной семьёй. Ничего хорошего. Хань Юань сделал вид, что не обратил внимания на смутную печаль в глазах своего шигэ и попытался внаглую того поцеловать. Ли Юнь снова спрятал лицо в шарф, отстраняясь. — Сяо Юань, для твоей истинной души прошла пара месяцев, ты полон моральных сил и тёмной ци, я же — никчёмное бессмертное тело, решето для энергии, единственное предназначение которого — хранить наследие клана да всю эту память. Это не ты в тридцатый раз столетие празднуешь, не ты… — Завались, — с угрожающим рыком ругнулся Хань Юань и с силой притянул Ли Юня к себе. Он тоже порядком устал каждый раз выслушивать этот гимн безысходности и сожалениям, ведь и сам, хоть не признавался вслух, обладал фрагментарной памятью о деяниях внутреннего демона. Хоть и сам сожалел. Ли Юнь попытался выкрутиться, но не смог, и не пойми, что мешало — покрытый наледью камень под ногами или неспособность удерживать в меридианах большое количество ци. По-хорошему, демонический совершенствующийся мог бы сделать с ним что угодно, но тот лишь отказывался отлипать, противный! Даже как-то слишком невинно для всего, что между ними уже произошло, и ещё, наверняка, произойдёт! Гром фейерверков сменился звоном бьющегося «на счастье» хрусталя фужеров да хлопками бутылок игристого вина. Эта его форма нравилась Ли Юню в разы меньше старых добрых кувшинов, но делать-то что? Стрелки неизбежно движутся вперёд, форма заменяет содержание, а Ли Юню уже даже всматриваться не хочется. Осточертело. Осточертел вечный сон сестрицы Хань Тань, осточертела невольная жестокость любимого человека, осточертели крики Янь Чжэнмина, собственные боль и бессмертие, кровь Сяо Цяня… — Пойдём снова запрёмся в заброшенной библиотеке и пропьём всё, что этот демон наворовал? — предложил Хань Юань, пытаясь никоим образом не затрагивать все эти «обречённые темы». Ли Юнь снова поднял взгляд на Сяо Юаня. И расслабился, сдался. Как сдавался каждый раз. Как сам себе обещал никогда больше не делать. Хань Юань осторожно коснулся выбившейся из-под шапки каштановой пряди. — Ладно, — обречённо согласился Ли Юнь. Очень хотелось забыться и хотя бы в эти сто лет не встретить многострадальных братьев, дать и им, и себе передышку, скрыться в тени Сяо Юаня от одиночества на чуть больший срок, чем обычная пара лет. В конце концов, проклятие запускает механизм, как только они сталкиваются с Чэн Цянем, верно? В конце концов, может быть, в этот раз удастся максимально оттянуть этот момент, как тогда, когда они решили, что напару заживо лечь в могилу — хорошая идея. Кто ж знал, что судьба действительно может и из-под земли достать?.. Ли Юнь устало закрыл глаза. Он ненавидел себя за эти мысли, за то, каким жалким он стал, за то, что в который раз согласился попытаться почувствовать счастье, а не искать способ хотя бы в тридцатый, небеса, раз, не облажаться и не подвести бедных братьев! — Ладно, — повторил он, скорее для себя, и потянул шиди следом, прочь с площади, подальше от часов. Слишком уж здесь людно, слишком опасно, да и кто знает, сколько спокойных лет по-императорски великие руки Инь Сюань, этого великого бедствия, отвели им на этот раз? Однако не успели они и пару шагов пройти, как с размаху влетели в низенького юношу. Тот, казалось, не обращал внимания ни на праздник, ни на окружающих. Важна была лишь исписанная косыми иероглифами лекционная тетрадь, от которой он так неохотно оторвал взгляд. Ли Юнь первым делом удивился: ух ты, родная письменность в такой дали от современного Китая, в славянской стране! Наверное, студент-востоковед, какой старательный! А потом поднял взгляд. И удивление сменилось отчаянием. — Извините, — пробурчал мальчик и попытался обойти в ступоре замершую парочку слева, но Ли Юнь инстинктивно шагнул в ту же сторону, а Хань Юань неохотно последовал следом. На этот раз юноша захлопнул тетрадь и поднял на странных незнакомцев взгляд тёмно-серых глаз. Его растрёпанную прямую чёлку и тёмные ресницы покрывал иней, но щёки не раскраснелись ни на дюйм, да и одежда явно была подобрана не по погоде — лёгкая синяя водолазка и белая спортивная кофта поверх, однако юноше, казалось, было хоть бы хны. — Мы знакомы? — будто бы заинтересованно спросил тот. — Я словно уже встречал вас… — Нет! Никогда! — не к месту закричал Хань Юань. — Думаю, что да, — бесцветным тоном ответил Ли Юнь, с силой сжав ладонь разбушевавшегося шиди. — Тебя ведь зовут Чэн Цянь, верно? — Верно… — растерянно кивнул мальчик, хмурясь, пытаясь вспомнить то, чего вспомнить не мог. Конечно же верно, небесные силы! Сяо Цянь ведь обладал удивительной способностью — не меняться от века к веку! Глаза, голос, черты лица — каждый раз такие же, как в первый. А самое чудное — имя, на которое не могли повлиять ни век, ни страна, ни культура. Он просто всегда был Чэн Цянем. Без вариантов, и думать не нужно. — Ну так с Новым Годом, Сяо Цянь! — натянул улыбку Ли Юнь. И, поскальзываясь, побежал прочь. Не понимая зачем, ведомый почти хтоническим страхом, иррациональным ужасом, что затуманивал его тонкий и точный ум. Почему сейчас? Почему так скоро? Почему?!.. А по улицам бродили люди толпами; а на улицах горели фонари и ламповые гирлянды. Некуда скрыться, нигде не найти блаженно липкой тьмы и не перевести дух. Но тёплая тьма укрыла сзади, в объятиях. И Ли Юнь остановился. Выдохнул. Взял себя в руки. До сих пор шли толпы да горели гирлянды, но разум пришёл в порядок. Раз уж вселенная говорит — делать, то нужно делать, искать выход. Бороться, а не молиться. Здравствуй, третье тысячелетие! Хорошая попытка, но так легко тебе его не сломать! Дешёвые фокусы со скоростью стрелок, очень дешёвые! — Сяо Юань, как ты думаешь… — заговорил Ли Юнь, уже рассматривая в голове с десяток вариантов действий на это столетие, — …скоро ли Сяо Цянь умрёт снова?