A Lesson in Thorns

— Проследи, чтобы он заплатил вдвое больше. После чего Дазай спокойно уводит Нами. Чуя старается удерживать маску невозмутимости, когда Оэ возвращается. — Все хорошо? Ладно, у Чуи не получается (он хотя бы старался). — Относительно. Плохие новости, так что я скоро уйду, — ему протягивают напиток. — Если срочно, иди. Мы поговорим в следующий раз, например, за чашечкой… — Не стоит, — отвечает Чуя, а то он, Боже упаси, скажет встретиться после работы. Завидев Дазая, Чуя кладет руку Оэ на плечо. — Я полностью в твоем распоряжении, Оэ-сан. Кацуо моргает и опускает руку Чуе на спину. — Чуя Накахара представлялся мне совсем другим. Особенно после встречи с твоими коллегами. — Вот как. Интересно, почему. Оэ посмеивается и, наконец, убирает руку. — Без обид, но у Портовой мафии специфическая репутация. — По другую сторону закона нет места любезностям. — Ты любезен. Он тут же отводит взгляд. — Сейчас — да. Ты хороший человек, нечего подлизываться. Я поговорю о найме. Нужно только чуть больше сведений, — Чуя проходит мимо одного из высоких столов. Вздох. — Каждое мое слово — чистая правда, я и не ждал такой щедрости. Спасибо тебе. Чуя кивает. — Ты прав, хватит загадок, — Оэ прочищает горло. — Этот человек очень важен для меня. Чуя уже давно понял, о ком речь. — Нами? Оэ с улыбкой кивает: — Оказывается, высокое положение тебе досталось не за красивые глаза. Он делает вид, что не расслышал сомнительного комплимента. — Ты сказал, она давно не выходила из дома. Возможных причин не так много.Что она натворила? — он покачивает головой. — Лучше спроси, кто она такая. — Ааа. Значит, она эспер. Держу пари, твоя жена не сильно рада. — Она знает только, что у Нами проблемы. Я заплатил кучу денег, чтобы скрыть причину ее розыска — способность. Хотя делов она тоже натворила, — он потирает лоб и вздыхает. Чуя хмыкает. — Ты удивишься, как легко стать преступником будучи эспером. — Точно, извини. — Не извиняйся. Я то настоящий преступник, — он сухо фыркает. Оэ снова кивает, явно испытывая дискомфорт. — Я пытаюсь уговорить ее сменить имя. Она могла бы переехать в другой город или страну, но кому хочется терять родных? Несправедливо. Доля истины в этих словах есть. Люди держат эсперов за монстров, а потом удивляются несчастным случаям. Людям со способностями даже некуда обратиться за помощью, они обречены причинять вред себе и другим. С тем же успехом и ребенку можно выдать оружие. Чуя приподнимает бровь. — Ты думаешь, в мафии безопаснее? — Да. Вы, парни, смогли бы ее защитить? Оэ не представляет, куда ввязывается. — Наша помощь дорого стоит. Абсолютной безопасности не гарантирую, ей придется работать в мафии. Не каждый выдерживает. Кацуо хмурится и вздыхает. — План далек от идеала, но… какие еще варианты? — Он подходит к Чуе вплотную и шепчет. — Она возомнила себя борцом за справедливость и даже не думает о последствиях. Все больше людей хотят отлавливать эсперов, ставить на них опыты или того хуже. Чуя отходит, увеличивая расстояние между ними. — Она получит шанс работать у нас. Только предупреждаю сразу, ваши проблемы не решатся чудесным образом. — Слова Дазая эхом отдаются в голове. Чуя стискивает зубы. — И придется дорого заплатить. Оэ сглатывает. — Я заплачу. Через пятнадцать минут они договариваются о баснословной сумме, и возвращаются к началу очередного забега. Дазай замечает их, но продолжает болтать с Нами, пока они усаживаются за стол. Оэ прикасается рукой к спине Чуи. Хищная улыбка на лице Дазая расползается еще шире. Горячо. — Итак, теперь… — начинает Чуя. — Найдем места с хорошим обзором, — перебивает Дазай. — Такая замечательная идея, Накахара-сан. Нужно быстрее решить выдуманную проблему и уходить отсюда. А не торчать здесь! — Ты, наверное, забыл, о чем говорил мне, — медленно произносит Чуя, буравя другого взглядом. — Для начала разберемся с этим. — С чем разберемся? — Ты знаешь с чем. Дазай округляет глаза. — А-а-а… ты об этом. — Он отмахивается. — Так я уже разобрался. Оэ заинтересованно хмыкает. Чуя так просто не проиграет самодовольному уроду. — Правда? — Он наклоняет голову и слегка поддается вперед. — Иногда ты ведешь себя… — Он на мгновение замолкает, — непослушно. Отлыниваешь, а кому-то разбираться с последствиями. Меня не устраивает безалаберность. — Накахара-сан может лично убедиться, насколько хорошо я выполняю трудовые обязанности, — Дазай с улыбкой протягивает телефон. — Прямо здесь и сейчас, у всех на глазах. Просто скажите, и я отвечу на любые вопросы. Без проблем. Раздражает, как Дазай легко, словно боксер, наносит удар за ударом, ухмылку за ухмылкой и слово за словом. Чем больше теряешь самообладание, тем дольше бой. Летящие во все стороны искры чувствуют даже Нами и Оэ. Посторонним в их с Дазаем разборках места нет. Можете называть его жадным, эгоистичным собственником, однако никто, кроме него, не должен упиваться их спорами. — Не обязательно — он приторно-сладко улыбается, цепляет телефон пальцем и отбрасывает на лужайку. — Я прослежу, чтобы ты нигде не проебался. Дазай прищуривается, не двигаясь с места. Чуя хмурится. Нами пытается разрядить обстановку, но Оэ шикает. Чуя не обращает внимания. Дазай не зря платит своим людям, уже через секунду один из них протягивает устройство. — Ваш телефон, сэр. — Спасибо, — Дазай продолжает смотреть на Чую. — Хорошо, что в мире еще остались добрые люди. Чуя закатывает глаза и отводит взгляд. — Пойдемте. Забег скоро начнется. На вип-местах обзор явно лучше: хорошо видно ипподром, огромные экраны с изображением жокеев, да и просторней, чем внизу, но атмосфера уже не та. Дазай по какой-то неведомой причине садится на ряд выше, и Чуе остается только сесть рядом с Оэ. Поначалу все спокойно. Забег начинается, люди кричат все громче, громче и громче, в голову ударяет адреналин. Пока чье-то колено не прижимается к спине. Первая мысль — развернуться и послать смельчака, но, повернувшись, Чуя видит Дазая. Тот всеми силами изображает заинтересованность скачками, и Чуя решает его проигнорировать. Когда его снова толкают, Чуя резко откидывается назад, чтобы полоумный упал. Чего Чуя не ожидает, так это почувствовать себя зажатым в ловушке между бедрами — как говорится, смеется тот, кто смеется последним. — Накахара-сан, — от голоса над ухом волосы на затылке встают дыбом, — я обычно спрашиваю, прежде чем прикоснуться … — он переходит на шепот, — …ну, к интимным местам. Чуя с горящими щеками пробегается взглядом по трибунам, высматривая, обратил ли кто-то на них внимание. — Ты нихуя… — он делает глубокий вдох в попытке успокоиться. Ладонь приземляется на лодыжку Дазая, а затем ползет все выше и выше, замирая на бедре и сжимая его. Чуя ощущает под пальцами напряженные мышцы и что есть силы впивается в кожу. Ответная реакция не заставляет себя долго ждать, но она оказывается неожиданной. Вдруг его сильно дергают за хвост, от чего из горла вырывается сдавленный звук. Оэ тут же оборачивается, хмурится и переводит взгляд с него на ублюдка рядом выше. — Хех, ничего себе, — произносит Дазай мгновение спустя. — Божечки, хотел поправить шарф, но перепутал его с волосами Накахары-сана! Упомянутый Накахара-сан вырывается из импровизированного сиденья и отвечает Оэ хмурым взглядом на вопрос о его самочувствии. — Извините, я отойду на минутку, — Чуя встает и уходит. Дазай может притворяться самым терпеливым человеком на планете, однако стоит ему остаться в одиночестве… Он пойдет искать Чую. А Чуя притворится мышкой и поймает кошку. Теперь он знает — сегодняшние скачки организованы специально для него. Взгляду бросаются подозрительные детали: например, дорогое вино (он недавно упоминал марку) и музыка (точно такая же играла фоном на их занятиях), но больше всего пугает… доброта. Пока он выхватывает еду из рук работников, его замечает уже знакомая официантка и разворачивается в противоположном направлении. Чуя рад бы напиться, если бы в памяти не всплывали воспоминания о предыдущей попойке. На верхнем этаже Чуя пересекается с несколькими сотрудниками, которые даже не думают прогонять гостя. Дазай просчитал каждый его шаг. Кто бы сомневался. Может, помимо способности обнуления придурошный Дазай умеет читать мысли? Ну, или он просто проницательный. Стены украшены дорогими картинами с цветами, а в углу красуется статуя жокея, даже пианино стоит, хотя играть на нем некому. Он осматривается по сторонам, садится за пианино, нажимает на случайную клавишу и морщится от пронзительного звука, потом нажимает на вторую, третью, четвертую, и вот, комната уже утопает в визге. С балкона открывается отличный вид на ипподром и окрестный пейзаж — идеальное место для размышлений о жизни и выборе. Он закрывает глаза и прижимается к перилам, вдыхая полную грудь воздуха, мягкий ветерок обдувает лицо в прощальном поцелуе, и только сейчас Чуя понимает — на несколько часов мысли об Овцах вылетели из головы. Дазай хотел дать ему отдохнуть, и он прекрасно справился со своей задачей (как всегда). Чуя не знает, стоит ли поддаться нестерпимому жару или лучше похоронить его в глубине души вместе с другими секретами. Потому что Дазай — это Дазай, не просто имя и лицо. Он — глава гигантского муравейника под названием «Портовая мафия». Он управляет целым городом, тысячей жизней и еще миллиардом йен как по щелчку пальцев с такой поразительной легкостью, словно рожденный для своей роли. Будто он создан, чтобы стать инноватором, изобретателем с крыльями вместо рук. Он — хозяин Вселенной. Владелец ящика Пандоры. Этюд в черных тонах. Но еще он — Дазай. Просто Дазай. Дазай, который бормочет проклятия себе под нос, стоит чему-то пойти не по плану, Дазай, который кормит черную кошечку с большими зелеными глазами и боится высоты. Сколько бы не сыпалось угроз и оскорблений в его адрес, он всегда протянет руку помощи. Чего не скажешь о друзьях Чуи. Понимание приземляется мягко, как первая упавшая с неба снежинка — они оба имеют право чувствовать. Впереди целая жизнь, времени передумать еще полно. Сейчас главное — жить. Он может поиграть в кошки-мышки, переспать, рассказать однажды о прошлом, о себе. Спешить некуда. Нужно просто… жить. Работать, есть, смотреть на лошадей, а Дазай пусть ищет его. Он найдет, как и всегда. — Вот где ты прятался. Долго же пришлось искать. Привет, Чуя. Я ждал тебя. Он удивленно моргает, когда в голове проносятся слова, сказанные Дазаем в их первую встречу. Тот как раз прислоняется к перилам, и Чуя снова возвращается в настоящее. — Ну вот, ты поймал меня. — Вопрос, кто еще кого поймал, — Дазай хмыкает и бросает на Чую загадочный взгляд с калейдоскопом двойных смыслов. — Одолеть соперника его же приемом — умно. Чуя пожимает плечами и разворачивается лицом. — Сдаешься? Глаза сверкают в ответ. — Не знаю. Возможно? Дазай пятится, когда Чуя прищуривается и сокращает расстояние. — До утра тянуть собираешься? — посмеивается он. — Или хочешь услышать, как я умоляю? — Он еще больше прищуривается. — Так ведь? — Хех, нет. Не сейчас. — произносит Дазай. — И я тяну не до утра, а до… — На секунду его взгляд виляет в сторону. Подозрительно. Вдалеке раздается свистящий звук. Чуя вскидывает голову и смотрит в сторону, откуда донесся звук. Фейерверк. — Только до этого момента, — шепчет Дазай. Очередной фейерверк взмывает в небо и рассыпается дюжиной разноцветных огней. Чуя сглатывает и опасливо косится на стоящего рядом мужчину. — Ты же не… — Не заказал ли фейерверк специально для тебя? — Дазай шутливо играет бровями. Чуя морщится. Дазай выдерживает драматическую паузу, но, в конце концов, его выдает широкая ухмылка. А Чуя почти поверил. — Расслабься. Где-то там проходит Ханаби, фестиваль фейерверков. Он облегченно вздыхает. — Хорошо. А то я… — Успеешь еще накричаться, — отрезает Дазай, нежно поворачивая его лицо к небу. — А то пропустишь все самое интересное. Небо окрашено мириадами разноцветных огней, одни фейерверки — больше, другие — меньше, одни — громче, другие — тише — и все одинаково прекрасны. Плечи расслабленно опускаются, хотя на сей раз массаж ни при чем. — Так красиво, — Чуя подпирает голову ладонью, любуясь видом. — Раньше я путал фейерверки с падающими звездами и всегда загадывал желание, когда их запускали. — Что ты загадал? — Дазай заглядывает прямо в глаза. — Не сбудется, если скажу. Дазай усмехается. — Я имел в виду раньше.Те желания уже сбылись? Те желания касались Овец. Юан часто болела зимой, кашляла на протяжении нескольких месяцев. Чуя молился о ее выздоровлении, ждал, что случится чудо, придет волшебный доктор и вылечит ее. Чудес не бывает, однако прошли годы, а Юан все еще жива и здорова. Он надеется. Улыбка немного гаснет. — Однажды я загадал костюм Человека-паука. Не то чтобы желание сбылось. — Костюм Человека-паука, — неверяще повторяет Дазай. — Правда? Да кого я обманываю, конечно, правда. Ты фанател по супергероям, даже костюм мстителя носил. — Это не костюм мстителя, — бормочет Чуя. — А нормальная одежда. Для улиц самое то. — Ага. — Он смотрелся горячо и оригинально. — Чуя окидывает взглядом скучный костюм Дазая. Всегда костюм-двойка с черным пальто — дорого и банально. — В отличие от одежды некоторых. Дазай ухмыляется. — Я наряжаюсь только для избранных, и, анализируя результаты наблюдений, им нравится. — Без одежды выглядел бы лучше. — О? Вот что ты хотел от меня услышать? — Дазай ухмыляется. — С каждым днем становишься все хуже. Не очень похоже на Человека-паука. — Я уже сказал, желание не сбылось. — Зачем тебе костюм? Ты и без него Человек-паук. — Не знаю, — взгляд падает на людей за трибунами, и Чуя с досадой бьет ногой об пол, — я хотел стать кем-то важным, а не просто уличной крысой со способностью. Я никогда не хотел становиться… — он замолкает. Какое слово подобрать? Дремлющим богом? Ядерной бомбой? Результатом эксперимента? Сингулярностью? Проклятым. Самое подходящее. — Возможно, желание не сбылось, потому что… — Дазай дергает за длинную рыжую прядь, — Чуя выглядит как Мэри Джейн. Чуя толкает его локтем, закатывает глаза и бормочет: — Заткнись. Я могу прыгать со зданий, как Человек-паук. Посмотрел бы на твои жалкие попытки. — Я могу. — Голос Дазая приобретает жутковатые нотки. — От меня останется кровавое месиво на асфальте, но я могу… — Я не об этих прыжках. И не говори так. — Чуя снова бьет локтем. — Ой, — Дазай потирает руку, — не я хотел стать Человеком-пауком. — Чего же ты хотел в детстве? — Да так, ничего особенного. — Брось. Совсем ничего? Совсем-совсем? Задумчивый взгляд на секунду скользит к Чуе и снова возвращается к небу. — Не совсем желание, скорее, обещание, — Чуя не ожидал услышать ответ и терпеливо ждет продолжения. — Я наткнулся на кое-что, но не смог забрать с собой и загадал очень самонадеянное желание. — На его лице появляется печальная улыбка. — Найти то, что потерял. — Правда? — с сомнением спрашивает Чуя. Дазай хмыкает. — И нашел. — Оно того стоило? — Я получил все, о чем только мог мечтать, — Дазай поднимает взгляд, — и даже больше. Чуя вздыхает. Он не настолько мелочный, чтобы завидовать, но интересно, каково… Долго искать и найти, перестать чувствовать себя неполноценным, будто чего-то не хватает. — Наверное, это здорово. Фейерверки продолжают сыпаться с неба, словно море падающих звезд. — А сейчас что бы ты загадал? — спрашивает Дазай. Чуя не может не взглянуть на него. На лице Дазая застыло непривычно открытое и уязвимое выражение, как у странника, застрявшего на чужой планете. Во взгляде, направленном к небу, отражается тоска по дому, такая же, какую в глубине души ощущает сам Чуя. Найти то, что потерял — недостаточно. — Не скажу, — отвечает Чуя. Дазай едва заметно улыбается. — Вот я бы хотел уйти так же красиво. У Чуи кровь в жилах стынет. — А я хотел бы надрать тебе задницу за такие слова, — Чуя отворачивается и тянет Дазая за руку. — Пойдем, мы уже насмотрелись. Дазай усмехается, но идет следом. — Кто-то спешит ~ — Кто бы говорил, — они проходят мимо рояля и столов. — Просто ты лучше скрываешь. — Сама догадливость и проницательность. Может, тебе чего-нибудь пожевать, глядишь, и мозг заработает. — Нет, — Чуе сейчас точно не до еды. Даже если если бы он хотел есть, в него бы ничего не влезло. Двери лифта захлопываются, оставляя их в ловушке из четырех стен; Чуя представляет, как прижимает к ним Дазая и делает то, о чем думал последние несколько часов. Или недель. Короче долго. Рука сама собой тянется к галстуку, чтобы потянуть мужчину к себе, а тот, в свою очередь ухмыляется, словно каждая мысль всплывает большими буквами у Чуи над головой. Но здание небольшое и двери в любой момент могут открыться. Поэтому он ждет. Не увеличивая и не сокращая крошечного расстояния между ними. — Впечатляющее терпение. — Дазай рушит заклинание неподвижности и вынуждает отступать все дальше, дальше и дальше, пока Чуя не ударяется спиной о стену. — Такой хороший, — он прикасается к подбородку. — Я ведь даже ничего не сделал. Он собирает все свое терпение в попытке не двигаться и не дать Дазаю лишний повод для гордости. — Ты охуеть какого высокого мнения о себе. Двери раздвигаются и избавляют Дазая от необходимости придумывать еще более удачный ответ. А может, дело в самом лифте. Они любят Дазая гораздо больше, чем Чую. Чуя вздыхает, когда его тянут за руку. Шум с первого этажа остужает жар, как ведро ледяной воды. Сложно поспевать за глупыми длинными ногами, особенно, когда Дазай кладет руку на спину. Неожиданно к ним подъезжает элегантный черный автомобиль. — Когда ты успел позвонить водителю? Дазай открывает перед ним дверь, хотя делать это должен телохранитель. Затем садится следом и подмигивает, милый банальный жест. — У меня свои методы. — Вот как, — выдавливает Чуя. Они одни… не считая водителя за перегородкой. Раньше он развлекался в машинах, пабах, грязных туалетах и подворотнях, так что можно было бы заняться этим прямо здесь, но вряд ли Дазай оценит затею. Тот одаривает его глуповатой улыбкой и толкает бедром. Чуя моргает. — Что? — спрашивает Дазай. Чуя прочищает горло, бормочет «ничего», смотрит в окно, на руки, на суперинтересное сиденье, куда угодно, только не на дурацкое лицо по соседству. Все так… неловко. — Что тебе нравится? — неожиданно спрашивает Дазай. Взгляд Чуи снова перескакивает на него. — А? — Ну, — чужие пальцы пускаются в пляс от бедра к колену. — Нравится, не нравится, предпочтения, жесткие «нет», какие части тела. — Хм, получить оргазм хотелось бы. Дазай смотрит на него. Чуя смотрит в ответ. —… — Дазай поворачивается к нему. — Давай по-другому. Чего ты не хочешь? «Не хочу продолжать дурацкий разговор», — думает он. — Типа, кинки? — О, ты все-таки понимаешь, о чем речь. — Заткнись. — Чуя закатывает глаза. — Просто не думал, что обсудим вопрос до того, как, ну, перейдем к делу. — С чего бы поднимать эту тему после? — Боже, хорошо, ладно. — Он потирает лоб, обдумывая ответ. Обычно все зависит от человека, от того, как хорошо они знакомы. А случайные встречи в общественных местах — не лучшая возможность начать знакомство. — Я открыт для нового. И я больше люблю не говорить, а… делать. — Хорошо. Неожиданно, в голосе Дазая звучит понимание. Чуя переводит на него взгляд. — А что насчет тебя? — Боль… сильная боль, — он глядит в сторону. — Буду признателен, если согласуем этот вопрос. Чую так и подмывает сказать, что он не собирается бить Дазая во время секса. Он не считает себя жестоким человеком, и ему не в кайф причинять людям боль, но он может вести себя грубовато. И в постели, и в повседневной жизни. Поэтому он спрашивает: — Чего именно ты не хочешь? Дазай беззаботно ухмыляется. — Вряд ли Чуя ни с того ни с сего начнет хлестать меня плеткой. — Не планировал. — Знаю. Не волнуйся, просто хотел уточнить. Все остальное меня устраивает. — Чисто теоретически… если я возьму тебя за волосы? Или не обсуждается? — спрашивает Чуя. Дазай снова прижимается к нему бедром. Темный огонек в его взгляде разгорается все ярче, и Чуя отворачивается, чтобы не вспыхнуть. — Чисто теоретически, меня вполне устраивает. — Меня тоже, — шепчет Чуя. — Я про волосы. Со мной можно, мм, немного грубо. — Он решает говорить честно. — Или много. Не имею ничего против. — Хочешь грубости и грязи? — Дазай все продолжает, продолжает и продолжает тереться бедром. До дома еще мучительные полчаса, Чуя вздыхает и выпрямляется. Набирается решимости посмотреть в глаза. — Звучит неплохо. Дазай кивает. Он хочет что-то сказать, но пока молчит. — Что-нибудь еще? Чуя прищуривается. — Я же сказал. — Но еще ты сказал… — Потому что ты спросил. — Чуя нетерпеливо потирает колено. — Я не против. Делай, что хочешь. — Чуя. — Хорошо, сделай, что тебе под силу. Мне все равно, Дазай! Мне так нужен секс, что ты можешь просто подрочить, и это будет лучший оргазм в жизни, ясно?! Мне просто нужно что-то! — Чуя слышит отчаяние в своем голосе, но уже поздно. Разговор оказался не таким страшным. Не смущающим, даже в какой-то степени забавным, пока… Пока Чуя не видит, как ублюдок с нескрываемым ликованием упивается его маленькой вспышкой. — Не вижу ничего смешного, — Чуя промахивается и бьет по сиденью. — Я серьезно, Дазай. Хватит смеяться и перестань так радоваться. — Не могу, — бормочет идиот, сжимая колено. — Наверное, мне никогда не говорили более приятных слов. — Тогда твои стандарты предельно низки, — Чуя старается не обращать внимания на то, как из-за жестоких умелых пальцев по бедру проносится дрожь. — Дело не в тебе. Просто мне это действительно нужно. — Тогда я счастлив, что Чуя выбрал именно меня, чтобы выпустить, хм, напряжение. Рука на бедре поднимается все выше, от чего член в штанах заинтересованно дергается, и Чуя откидывается на спинку сиденья, чтобы перевести дыхание. Создание напряжения — худший (и лучший) талант этого человека. Дазай скрещивает ноги и игриво ухмыляется. — Устал? — Нет, — нагло лжет Чуя. Он устал. Весь день сердце билось в бешеном ритме то ли от волнения, то ли от предвкушения. Даже сейчас Дазай, казалось бы, ничего не делая, держит в напряжении. Но он ни за что не признается, а то Дазай будет тянуть до скончания веков. — Может, тебе сначала поспать и… — Ты не посмеешь. Дазай заливается раздражающим смехом и обхватывает уже занесенный для удара кулак. — Ого, Чую в отчаянном состоянии так легко вывести из себя. Я пошутил. — У тебя нет чувства юмора, — Чуя разжимает кулак. — Ты не первый так говоришь. Эй, еще один вопрос. Пощечина — «да» или «нет»? Чуя уже не удивляется подобным вопросам. — А что, мечтаешь об этом? — Возможно. — Извращенец. — Угу, будто ты никогда не хотел причинить мне боль. — Меня пощечины не заводят. Только тебя. — Уверен? — глупое лицо Дазая расплывается в улыбке. — Уверен на все сто? Что ж… Может, такие мысли пару раз и приходили в голову. Но с Дазаем по-другому просто не бывает. Конечно, Чуя хотел бы поставить его на место один раз… или больше. Он цыкает и отводит глаза. — Какая разница? Ты не любишь боль, так что я ничего не сделаю. — Я говорил, что боль может быть слишком сильной, но это не значит сразу «нет». Я хочу послушать. Рассказывай. — Так ты собираешься рассказать мне о своих фантазиях или нет? — И да, и нет. — Так не пойдет, выбирай. Дазай драматично вздыхает, но не спорит. — Отвечая на вопрос про пощечину, да. Это именно то, что мне нравится. Чуе хочется обвинить его в излишней властности, но на самом деле он ничем не лучше. В физическом плане он сильнее Дазая (хотя тот может намеренно поддаваться в бою), но они оба знают, что грубая сила — не главное. Трудно сопротивляться желанию хотя бы на несколько минут одержать верх, заставить биться, барахтаться, бороться за следующий вдох… Чуя находит в глазах Дазая отражение собственных демонов. — Ты ведь понимаешь? — Я… нахожу определенную привлекательность. — признает он. — И хорошо… как хочешь. Дазай моргает. — Прости? — Я про пощечину. — Подобное противоречит всем его принципам, но от мысли что Дазай ударит его в постели внутри все переворачивается, и он точно знает, что конкретно в идее ударить возбуждает Дазая. — О… — с обманчивым спокойствием отвечает Дазай. — Понятно. — Только не теряй голову. — Я? Никогда. Рука снова прикасается к бедру, непостижимым образом сводя с ума даже сквозь одежду. Оставшаяся часть пути — то еще испытание. Машина останавливается, водитель открывает дверь, а Чуя к тому моменту чувствует жар с головы до ног, но вовсе не от стыда. Прохладная парковка наводит на мысли о рае, но вот, головорезы Дазая провожают их до лифта и уходят по щелчку пальцев. Двери захлопываются, окутывая жаром и напряжением (в сотый раз за день), Дазай прислоняется к стенке, а Чуя по какой-то идиотской причине становится прямо напротив, спиной к нему. Ничего страшного. Еще несколько минут, и они останутся совершенно одни. Всего несколько десятков этажей… Дазай подкрадывается из-за спины, и дыхание замирает в легких. Они молча стоят, даже не соприкасаясь, однако Чуя каждой частичкой тела ощущает присутствие. Губы замирают над шеей, разумных мыслей в голове не осталось. — Дазай, — больше вздох, чем слово. — Чуя. Дазай обнюхивает его как собака, но из-за близости Чуя не может даже собрать мысли воедино и отчитать его… Недостаточно близко. Всегда недостаточно. Он на автопилоте разворачивается и видит, как в глазах Дазая пляшет такое же безумное, хоть и потаенное пламя. Они смотрят друг на друга, и целый мир замирает. И вдруг терпение лопается как мыльный пузырь. Они двигаются одновременно. Хотя, может, кто-то первее, но Чуе без разницы. Сердце словно пытается выпрыгнуть из груди, тянет вперед, будто Дазай — земля, берег, почва под ногами, а он — волна, что разбивается на миллиард крошечных брызг. И он действительно разобьется, если надежные руки перестанут обвивать талию и удерживать, словно якорь. Чуя с удивленным вздохом ударяется спиной о что-то твердое и холодное — двери лифта — Дазай, не теряя времени, хватает его за подбородок и начинает чуть ли не вылизывать рот. Сам весь день говорил о терпении, но теперь едва ли держит на себе маску и рассчитывает действия. Это — порыв, взрывное влечение вкупе с подлыми биологическими потребностями человеческого тела. И Чуя тонет, дрожит даже изнутри, все проносится и кружится перед глазами, он падает, падает, падает… Внезапно двери раздвигаются. Не хватает времени среагировать или осознать, что применять способность бесполезно, так как он прижимается к кое-кому всеми доступными участками кожи. Вот так за тринадцать лет жизни Накахара Чуя впервые теряет равновесие. От падения спасает хватка на шее Дазая, но Чуя спотыкается об перепутанные ноги, и они сталкиваются лбами. — Дерьмо, — висок болит так, словно его ударили молотком. — Какого хера? — Господи Иисусе, — стонет Дазай где-то рядом. — Почему у тебя такая твердая голова? Он хмурится. — Нормальная у меня голова. При взгляде на него у Дазая в уголках глаз появляются морщинки. Двери лифта пытаются закрыться и недовольно гудят на закрывающего проход человека. — Хех. Самых влиятельных людей в городе чуть не убил лифт, — он отталкивается от смертельной ловушки и подталкивает его в спину. Чуя бормочет себе под нос. — Какое счастье, что мы одни на этаже. — Всегда пожалуйста ~ Он достает из кармана ключ-карту и бросает на Дазая невпечатленный взгляд. Сложно злиться, пока с губ еще не сошел вкус поцелуя. Дверь захлопывается и они одновременно выдыхают, разуваясь. Чуя снимает пиджак и лишь тогда говорит: — Ну… давай попробуем еще раз. Он притягивает Дазая за галстук и сцеловывает очаровательную усмешку. Губы медленно сливаются в удивительно слаженном танце со вкусом виски, греха и Дазая. Но ничто не вечно… По крайней мере, пока Чуя — все еще Чуя, а Дазай — все еще Дазай, и каждый вздох подливает все больше масла в полыхающий костер. Дазай гладит по шее, очерчивает пальцем линию подбородка и приподнимает голову, подталкивая языком переплестись в чудесном танце. Чуя, очевидно, заглатывает наживку, сильнее натягивая ткань галстука, рычит, стонет и прикусывает нижнюю губу, когда Дазай отвечает на поцелуй намеренно целомудренно. — Сукин сын, — шипит Чуя между поцелуями, хриплыми вздохами и скользкими звуками, обхватывая лицо руками, чтобы взять то, что принадлежит ему по праву. — Я ненавижу тебя. — Дазай судорожно втягивает воздух в легкие, и это лучший звук в мире. — Так сильно. Дазай скользит рукой по одетой спине и просовывает пальцы под рубашку, очерчивая поясницу кончиками пальцев. Чуя не в силах сдержать тонкий, жалобный звук, он хочет большего, гораздо большего… Взамен достается лишь подобие понимающей улыбки. Дазай, пользуясь случаем, подталкивает все дальше, дальше и дальше… Пока спина не прижимается к стене, а тело — к Дазаю. Оба дышат загнанно. Чуя откидывает голову — он хочет взглянуть на Дазая — пальцы кружат под рубашкой, и тело прошибает дрожью. — Я собираюсь тебя замучить, — говорит Дазай, наклоняется и проводит губами линию вдоль челюсти. — Разрушить кусочек за кусочком, а затем собрать воедино и трахнуть. Разрываясь между шоком и возбуждением, Чуя резко выдыхает, откидывает голову в сторону, открывая шею, и впивается ногтями в плечи. — Позволишь? — спрашивает Дазай. — А ты попробуй, — шепчет он и тут же задыхается, — Дазай впивается зубами в чувствительное место на шее, оставляя засос, и Чуя выгибается дугой, руки дрожат под натиском ощущений. Чуя набрасывается хлеще голодного зверя, гоняется за губами, забывая дышать, и чертовски сильное возбуждение здесь ни причем, он не растает из-за какого-то там Дазая (так он себе говорит). Дазай подцепляет пальцем чокер, чтобы оттащить Чую и глотнуть воздуха, указывает головой в сторону, произнося: — Спальня. Чуя пытается отдышаться, отцепляется и кое-как переставляет ноги, когда до него доходит смысл слов. Спальня. Точно. Он с трудом сдерживается, чтобы не оглянуться и не проверить, идет ли Дазай следом. Обидно, когда едва переступив порог, на него не набрасываются в ту же секунду и не прижимают к двери. Дазай со спокойной улыбкой медленно подходит, останавливается и тянется к ремешкам на груди. Чуя завороженно следит за тонкими длинными пальцами, как они снимают портупею, одну за другой расстегивают пуговицы рубашки. Он старается держать руки при себе, хотя так хочется сорвать одежду. Сам воздух накаляется, когда от груди вниз по обнаженной коже скользят пальцы. Они задерживаются на кусочке металла в районе пупка. Чуя прищуривается, встречаясь взглядом с Дазаем. — Что? Пирсинга не видел? Дазай беззвучно посмеивается, растягивая губы в острой улыбке, и проводит пальцем по пирсингу. — Нет, мне нравится. Тебе идет. Пока Чуя пытается придумать, что ответить, Дазай толкает коленом. — Ложись. Чуя морщится от врачебного тона, но ладно, он потерпит, а то придется ждать еще сто лет. Дазай подводит к кровати, прикасается рукой к животу и мягко подталкивает, побуждая лечь. Чуя охотно ложится, только приподнимается на локтях для лучшего обзора. Во взгляде Дазая — чистое удовольствие. Особенно, когда кончики его пальцев гладят руки, и вдруг без всякого предупреждения прижимают их к кровати. — Я помогу снять напряжение, но играть будем по моим правилам. Идет? — Возможно, если бы ты соизволил рассказать правила, я бы и подумал над предложением. — Руки все время подняты, — для наглядности Дазай тянет, тянет, тянет запястья. — Я хочу, чтобы ты не шевелился. Позволь мне сделать все это самому. Чуя хмурится и тяжело вздыхает. — Полный отстой. Во взгляде Дазая нет ни настойчивости, ни спешки. Он просто ждет ответа. — Хорошо, никого не трогаю, — хотя он чувствует себя бревном в постели, просто лежа и ничего не делая. А он далеко не бревно. — Но ты идиот, если думаешь, что это поможет выпустить пар. Брать мне нравится не меньше, чем получать, и… и… — Дазай прижимается ртом прямо к тому чувствительному месту на шее, и речь обрывается сдавленным вздохом. Он все еще держит запястья вместе и сильнее прижимает их кровати. Чуя выгибает шею навстречу губам. Он зажмуривается под наплывом невероятных ощущений, колено проскальзывает между бедрами и надавливает туда, где уже несколько часов хотелось ощутить прикосновение — изо рта вырывается жалкий вздох. — Ты что-то говорил? — шепчет Дазай, покусывая ключицу. — Ты трешься об меня коленом. Конечно, это, блять, заводит, — Чуя дышит все быстрее и быстрее с каждым нахальным движением губ. — Кое-кто слишком высокого мнения о себе. Задумчивое «хм» словно проходит через самые кости. — Тебя возбуждает мое колено. — Чуя хочет съязвить, но колено между ног все больше отвлекает. — И я сниму все твои маски, одну за другой, пока не станешь видеть, хотеть, чувствовать — только меня, и не сможешь не возбудиться, прокручивая это в голове. Маленькая речь звучит слишком высокомерно, и все же воздух накаляется сильнее и сильнее. Но ему Чуя не сдастся без боя. — Говоришь как полный урод, — он с трудом разлепляет глаза, одарив того презрительным взглядом. — Собственнический, ревнивый, самовлюбленный урод. — И он тебя так сильно заводит, — Дазай прижимается к плечу и оставляет засос, впиваясь зубами в кожу. Чуя пытается вырваться — возбуждение становится невыносимым. Вырваться без рук не так то просто, поэтому он пытается ударить Дазая ногой по бедру, но тот перемещает колено и сильнее трется о выпуклость в брюках. Чуя откидывает голову назад, с рычащим стоном произнося имя мужчины. — Красный значит «стоп», — Дазай отстраняется, — желтый — если становится слишком, а зеленый… ну, зеленый — можно продолжать. Смешно. — Мы в порнухе какой-то? Дазай очаровательно морщится. — Там обычно наоборот. Чуя уже сбивчиво дышит, хотя Дазай всего лишь поцеловал его в шею и потерся коленом. Он даже не прикоснулся к Чуе. Не так, как жаждет его тело. — Давай быстрее. Мне не нужно десять часов прелюдии. На самом деле он вообще не любит прелюдии, он любит быстро, немного грубо и грязно. Дазай постукивает пальцами по точке пульса на запястье: — Мои правила, помнишь? Чуя вздыхает сквозь стиснутые зубы. К черту его правила. — Чуя, любимый, — тон голоса почти нежный, — ты не должен делать то, чего не хочешь, и я не обижусь, если ты скажешь «красный» и уйдешь. Но если ты по-прежнему доверяешь мне, позволь кое-что показать. Один раз. — Показать что? Как ты умеешь до смерти раздражать? — Показать, что потеря контроля может давать такое же освобождение, как и его захват. Чуя прищуривается. — Так ты хочешь, чтобы я тебе подчинялся? — Да, можешь думать так, — глаза блестят озорством. — Но тебе понравится. Правда понравится. Позволь всему идти своим чередом. — А если не понравится? — Тогда скажешь «стоп», и я остановлюсь. Необузданный бог рычит и шипит при одной только мысли о передаче контроля. Тем более, такому человеку, как Дазай. Протянешь ему палец — откусит руку. Но один пьяный парень умолял, чтобы Дазай заполнил пустоту одиночества в груди, и тому парню хочется опереться на протянутую руку. Потому что этот человек всегда рядом, зашивает открывшиеся раны, и он единственный, кто остался рядом. Правда в том, что Чуя хочет сдаться. Он хочет принадлежать кому-то, кому угодно, лишь бы найти свое место в мире. Он хочет, чтобы Дазай всегда смотрел на него так, будто Чуя — нечто достойное прикосновения. Будто он может быть хорошим — хотя бы в постели. — Ладно, — шепчет он, выдыхая через нос. — Хорошо. — Хорошо. — Дазай кивает, нежно проводит пальцами по веснушкам на покрасневших щеках. — Сможешь сам держать руки или лучше связать? — Я… справлюсь. После очередного кивка Дазай ослабляет хватку на запястьях, скользит руками по груди и животу, просовывает их под пояс брюк, на что Чуя в надежде приподнимает бедра и разочарованно стискивает зубы, когда остается ни с чем. — Такой пылкий, — Дазай удерживает бедра на месте и цыкает, глаза игриво блестят. — Но можешь даже не пытаться. Чуя душит в себе желание вырваться, он ждет, дышит и надеется, пока возбуждение накатывает головокружительными волнами. И он справляется. Дазай быстро расстегивает ремень и молнию, между ними повисает тишина. Чуя не ожидал такой скорости, по спине бегут мурашки, когда Дазай рывком спускает вниз вместе со штанами и нижнее белье. Вот он, голый, твердый, раскрасневшийся, и тревожный узел в животе ничто по сравнению с кипящим внутри возбуждением. А все потому что Дазай смотрит на него словно хищник, и… Чуя хочет попасться в зубы. Он двигается, чтобы ускорить процесс, и раздвигает ноги, не сводя глаз с темных омутов перед собой. — Хочешь вести? Пожалуйста. Я разрешаю. Дазай хищно облизывает губы, и затем… Чуя позорно пищит, когда Дазай хватает его за бедра, наклоняется и проводит языком по ноющему члену, обдавая горячим дыханием. Прикосновения почти достаточно, чтобы Чуя зашипел и опустил руки к голове Дазая. Он вовремя останавливается, впиваясь пальцами в подушку. — Я никогда не говорил, — Дазай проводит губами по пульсирующему кончику, — но твоим ногам стоит поклоняться. Чуя нетерпеливо мычит, пытаясь приподнять бедра. — Однако пока… красивые ножки слишком отвлекают. — Дазай прижимает бедра к кровати. — Чуе удается сохранить рассудок только, потому что теплые пальцы наконец-то прикасаются к члену, принося хоть какое-то облегчение. — Подержишь их? — Дазай хлопает глазами. — Будешь мешать, и я не смогу хорошо выполнить свою работу, а ты ведь не любишь, когда я отлыниваю? Чуя не представляет как выдержать сегодняшнюю ночь без возможности пошевелиться. Он активный человек, особенно в постели. Он привык отдавать столько же, сколько и получать, но… Но Дазай проводит пальцем по кончику, собирает прэякулят и проводит вниз в безумно медленном темпе, Чуя боится, что его член сейчас отвалится, так что… — Да, хорошо, ладно, — он зажмуривается при звуке собственного голоса. — Вести себя тихо, не двигаться, ничего не трогать, продолжай уже, блять! Чего бы ни хотел Дазай, Чуя сделает все. Дазай не отвечает, и он едва сдерживает хныканье и разочарованное рычание. Пальцы оттягивают крайнюю плоть, кончик языка кружит в такт ленивым движениям кулака. Чуя до боли хочет приподнять бедра, но старается дышать и заставляет себя лежать неподвижно, лишь бы Дазай не останавливался. Хорошо. Недостаточно, чтобы довести до оргазма, слишком медленно и дразняще, но ему остается только лежать и принимать, что дают, хотя даже от малейшего вздоха Дазая член дергается. — Видишь? Терпеть не так уж сложно. Чуя едва не давится подушкой в попытке сдержаться и не высказать все, что думает. Наградой служит поцелуй в кончик члена, чувственное посасывание, струйки слюны, стекающие вниз и смешивающиеся с прэякулятом… Возможно, терпеть действительно не так уж плохо. Нужно только слушаться, и Дазай поможет забыться, пусть даже ненадолго. (Хотя в голове и так пусто) Дазай продолжает двигать пальцами по члену, иногда подключая губы и язык, и бедра начинают дергаться. Его спокойствие разочаровывает, но капля за каплей, удовольствие в низу живота все больше нарастает. Напряженно. Неторопливо. Чуе кажется, что он уловил ритм. Чем больше звуков он издает — тем чаще Дазай подключает рот. Однако тот рушит все ожидания, когда сжимает его и обхватывает ртом головку члена. Теплый, влажный жар захлестывает Чую, из горла вырывается слабый стон, а пальцы ищут, за что бы ухватиться, но под руку попадается только дурацкая подушка и одеяло — а так хочется запутаться пальцами в шоколадных волосах и поддасться вперед. Нельзя. Он не может. Нельзя двигать руками и бедрами, но Дазай ведь не говорил о спине ? Чудесные плотные губы двигаются вверх-вниз в том же ритме, что и кулак. И вот с пронзительным стоном Чуя выгибается и дергает бедрами в погоне за ощущениями. Слышится вздох, Дазай отстраняется, кладет руку на живот и толкает Чую обратно на кровать. Он думает, что теперь Дазай будет двигаться еще медленнее, но не проходит и секунды, как жар возвращается и… Он заглатывает до упора, прижимаясь к коже холодным носом, Чуя ловит ртом воздух и напрягается. Слишком. Безумно глубоко и мокро, он чувствует, как Дазай сглатывает. Идеально. — Бля, — стонет он, откидывая голову. — Дерьмо. Вот так. Обычно удается продержаться дольше, но, видимо, у Дазая волшебный язык или типа того, потому что он уже на грани. Пальцы опускаются ниже, к напряженным яйцам, и Чуя издает дрожащий крик. — Боже, я близко, почти… ха, да… да… д… И вдруг все исчезает. Дазай отстраняется. Резкая потеря тепла и давления вокруг члена настолько шокируют, что звук, вырывающийся из горла, едва ли можно принять за человеческий. Его бедра дергаются. Его бедра дрожат. Его оргазм, что был совсем рядом, быстро угасает, жар сменяется ноющим холодом. — Дазай, — руки тянутся к волосам, чтобы притянуть вниз и — и вернуть оргазм. — Какого… какого черта? Я почти, я… Но руки перехватывают холодные, как и взгляд Дазая, пальцы. — Я просил не трогать меня. Неужели так сложно запомнить одну-единственную просьбу? — Что? — голова все еще идет кругом. — Ты остановился! Почему ты остановился?! — А почему ты не мог полежать спокойно, как я просил? Чуя замолкает. Вместо ответа пинает Дазая ногой и стискивает зубы с такой силой, что они могут раскрошиться. — Разве не чудесная картина? — бормочет Дазай, поглаживая его щеку. — Ведешь себя как ребенок, просто потому что не успел прийти к финишу. Интересно, что бы сказали люди, увидев тебя? — Нахуй иди, — огрызается Чуя. Дазай улыбается и тянет: — В следующий раз, когда не будешь слушать и начнешь вести себя, как избалованный ребенок, обязательно воспользуюсь твоим предложением и в течение часа не позволю кончить. — Чуя округляет глаза. — А если не усвоишь урок, подведу тебя к оргазму так близко, пока не заплачешь. Потом привяжу к кровати так, чтобы ты не смог дотронуться до себя, а сам сяду вон там, в углу, и до конца ночи буду заниматься бумагами. Уяснил? Чуя несколько раз сглатывает, прежде чем неуверенно кивнуть. Не особо хочется провести так целую ночь. Он хочет кончить сейчас. — Вслух, Чуя. Скажи, что понял и будешь вести себя хорошо. Дело в том, что… Он может сказать «нет». Он может кричать, шипеть волшебное «красный», и Дазай перестанет вести себя жестоко. Но теперь, когда вызов брошен… Честно заработанная награда гораздо приятнее. — Я понял. — Оно само вырвалось. — Я не трону тебя, обещаю. — Хороший мальчик, — и что-то есть в мягком тоне Дазая, в теплых глазах, в том нежном жесте, когда он ловит прядь волос и убирает ее за ухо, в — «хороший мальчик»… Что-то, из-за чего щемит сердце. Но Чуя изо всех сопротивляется мимолетной слабости. К счастью, Дазай снова опускается вниз, целует живот и продолжает путешествие к бедрам. На сей раз он толкает ноги вверх и прижимает их к животу, а не к кровати. Уязвимая поза, но ему плевать. Если Дазаю нужно согнуть его как ебаный крендель, то Чуя не будет мешать. Что душе угодно, потому что член пульсирует даже от малейшего прикосновения. Дазай возвращается к нему. Частично, по крайней мере. Он гладит кончик члена, пока тот не начинает подергиваться, и скользит рукой по стволу. После прерванного оргазма от малейшего прикосновения Чуя вспыхивает словно спичка. И когда он снова оказывается на грани, Дазай отпускает. Из горла вырывается сиплое хныканье. — Почему? — Я обещал разрушить тебя, помнишь? Так и делаю. — Нет, ты просто… — Дазай хватает его за задницу и разводит ягодицы. Господи, он думал, что дело ограничится минетом, но если Дазай трахнет его… Внутри все сжимается от одной только мысли. — Я просто что? — раздается звук открывающейся бутылки. У Чуи не было смазки, но вопрос, откуда она у Дазая, пропадает сам собой под натиском ощущений. — Ничего. — Он хватает подушку и прижимает ее ко рту, чтобы случайно не предоставить Дазаю лишний повод остановиться. — Чуя, не надо, — теперь голос Дазая звучит скорее плаксиво, чем холодно или требовательно. — Я так стараюсь заставить тебя петь и все для того, чтобы ты замолчал? Дай мне услышать. Чуя отодвигает подушку от лица, но продолжает держать ее в руках. — Хорошо. Очень хорошо. — И наградой служит скользкий палец, обводящий сфинктер. Чуя задерживает дыхание, ожидая награду, например… Такую. В него входит длинный тонкий палец. Чуя выдыхает, откидывая голову. Приятно. Оральный секс редко приносит такое же удовлетворение. Дазай меняет положение, чтобы заглянуть Чуе в лицо, и вводит второй палец. Он изгибает пальцы и находит сладкое место. Мысли тонут в белом шуме. Так сильно. После последних двадцати минут кажется, что ощущения слишком острые, но Дазай попадает туда снова, снова и снова… — Да, да, боже, как хорошо, — стонет Чуя, подсознательно поддаваясь навстречу и сжимая ткань. — Ты… — Мышцы болят от напряжения. — Теперь, ты ведь позволишь мне кончить? Я был хорошим, не трогал тебя, я заслуживаю… Толчки замедляются и становятся слишком слабыми. — Еще нет, любимый. Чуя разочарованно кричит. — Почему нет?! — Потому что еще рано, — Дазай поглаживает свободной рукой дрожащее бедро. — Я хочу, чтобы ты забыл свое имя. Ты помнишь его? — Нет, — он врет в попытке хотя бы обманом добиться оргазма. — Лжец. — Дазай… пожалуйста. — Все тело дрожит. — Мне нужно. Правда, правда нужно. — Это значит «красный»? — Нет, это значит я охуеть как ненавижу тебя, — рычит Чуя. Ему больно каждый раз, когда Дазай отстраняется, но кончить так просто будет пиздец позорно! А после стольких мучений Чуя не хочет, чтобы все вышло позорно! — Не будь таким жестоким, Чуя. — Кто бы говорил! — Я просто держу свое слово и все происходит так… ох, да, именно так. — Пальцы выскальзывают, от чего Чуя ощущает ужасную пустоту, но Дазай обхватывает член, гладит, и по телу снова пробегает беспощадная дрожь. От ошеломляющих ощущений будто разрывает изнутри, связных мыслей не остается, тело дрожит… А потом все исчезает. Снова. Чуя не в силах заглушить хныканье или сдержать дрожь в бедрах, руках, ногах. Он дергается будто сломанный механизм. Слышит голос Дазая, но слова сложно разобрать. В голове только одна мысль. Больно, больно, больно, больно, он больше не может ждать. — …эй, эй, все хорошо. — Чуя слегка сжимает протянутую руку — Все хорошо. Я знаю, что больно, но оно того стоит, да? Ты хочешь, чтобы оно того стоило? Чуя не знает, кивает он, качает головой или все вместе. — Ты хочешь кончить. Я знаю, любимый, знаю, и ты кончишь. Еще чуть-чуть. Как думаешь, сможешь подождать еще немного? Да, да, Чуя продержится еще чуть-чуть. Он будет хорошим. Но если он откроет рот, то начнет умолять Дазая. А он хороший и вытерпит во что бы то ни стало… Губы обхватывают головку, начинают сосать, и Чуя снова чувствует себя на грани оргазма. Он знает, что Дазай отстранится, но от этого не легче. И когда он снова начнет ласкать его пальцами, станет только хуже. Пальцы сжимают член так крепко, что не дают удовольствию выплеснуться. Чуя отключается, когда жар в очередной раз нарастает, и возвращается в реальность только тогда, когда Дазай снова подталкивает к краю. Он медленно работает уже четырьмя пальцами, распаляет добела каждый нерв, но давление на простату уменьшается и… Нить терпения рвется. Ноги сильно трясутся, Чуя пинает кровать и тянется вниз, чтобы потрогать себя. — Эй, так не пойдет. — Мне все равно! Я не могу… Я хочу… Дай мне кончить! Дай мне кончить! Дай мне… Резкий звук разносится по комнате. Щека горит от боли. Чуя моргает мокрыми от слез глазами и понимает, что Дазай ударил его. — Вот так, — Дазай нежно гладит щеку той же ладонью, что и ударил. — Лучше? Чуя цепляется за руку. — Хорошо? — спрашивает Дазай. Он не может ответить. Стало лучше, но дымка удовольствия перед глазами и желание испытать оргазм никуда не ушли. Происходящее больше похоже на сон. Чуе кажется, будто его кожа слеплена из воска и тает под жаром огня. Ткни в нее пальцем — и дотянешься до сердца. Дазай подносит их переплетенные руки к губам и целует. — Ты выглядишь потерянным. Приятно, когда в голове ни единой мысли? Звуки приглушены, словно доносятся из-за толстой двери. Дазай прикасается к его груди, вытягивая очередной звук. Снова и снова обводит пальцем сосок и легонько тянет. В ответ раздается дрожащий вздох. — Не сомневаюсь. Горячие губы обхватывают другой сосок, и Чуя вздрагивает. Шелковистый язык обводит бутон, зубы слегка прикусывают и, словно извиняясь, губы успокаивают чувствительное место. — Наверняка, я смог бы заставить тебя кончить, просто поиграв с грудью. Хотел бы? — Дазай перекатывает сосок между пальцами, Чуя стонет. — Кончить вот так? Мозг не работает, но Чуя все равно качает головой, потому что он должен кончить на пальцах Дазая или вокруг его рта, а не это дерьмо… — Проверим в следующий раз, сегодня ты хорошо постарался. Так хорошо себя вел. Заслуживаешь награды? Чуя кивает. Да, да, он заслуживает. — Согласен. Может, в рот? Что думаешь? Звучит неплохо? Звучит потрясающе. Великолепно. Так хочется. Руки, кажется, повсюду — на груди, животе, бедрах, опускаются на задницу и, наконец, три пальца проникают внутрь. От медленного темпа вскипает кровь, Чуя сжимается, будто это поможет удержать Дазая, если тот надумает остановиться. Но движение пальцев только ускоряется, от чего удовольствие поднимается до опасной высоты. Спина выгибается. Хорошо, так чертовски хорошо, просто не совсем правильная точка… — Давай, можешь сейчас. Давай в меня, любимый. Дазай заглатывает член и сгибает пальцы. Большего и не надо. Он цепляется за волосы Дазая и покачивается… Похоже на взрыв. Все тело пронзает экстазом, звуки и картинки меркнут. Он никогда не испытывал ничего подобного. Обычно, Чуя хоть немного контролирует свое тело… Но это… лучшее чувство в мире. Горло продолжает работать, и когда кажется, что удовольствие стихает, оно накатывает с новой силой. Дазай высасывает из дергающего члена все без остатка. Лучший вид хаоса. Облегчение обволакивает каждую клеточку тела блаженством, словно наркотический дым. Пальцы давят на простату до тех пор, пока Чуя от перевозбуждения не пытается оттолкнуть их. Только тогда Дазай останавливается. Даже воздух в комнате ощущается на коже как разряд тока, мышцы безостановочно дергаются, но Чуя едва ли в своем уме, чтобы обращать внимание. Он откидывается на изголовье кровати, дыхание приходит в норму. Все вокруг такое теплое и мягкое. Он обнажен с головы до ног, демонстрирует все возможные оттенки уязвимости, но прикрыться не хочется от слова совсем. Приятно вот так вот лежать. Рука на бедре тоже приятная. — Порядок? — спрашивает Дазай. Вопрос вызывает лишь смех. Но Чуя открывает глаза при звуке затрудненного дыхания и шуршания ткани. Он захлебывается воздухом при виде расстегнутых брюк, руки Дазая, и зажатого в ней… — Нет, — Дазай толкает его обратно, когда Чуя пытается сесть. — Ты лежишь. Вот так. — Дазай, — голова все еще плывет, но Чуя уже достаточно пришел в себя. Он хочет отплатить тем же, особенно, когда член Дазая прямо здесь, зажат в кулаке, покрасневший и подтекающий. — Давай я помогу. — Мне не нужна помощь. Я хочу, чтобы ты лежал здесь, такой хорошенький и выебанный, на этом все. Не получив сиюминутного ответа, Дазай говорит: — Ну же, побудь хорошим мальчиком еще чуть-чуть и не двигайся. Чуя поджимает губы, упрямо глядя на до обиды спокойное лицо, но потом его взгляд падает на член и… Он со вздохом кивает. — Ладно. — Как бы ни хотелось помочь, но смотреть на то, как Дазай дрочит, тоже неплохо. Сам Чуя никогда не дрочил рядом с кем-то, но его и не доводили до такого состояния. — Хорошо. — По голосу слышно, что Дазаю не хватает воздуха, и член Чуи снова дергается от мыслей. Он довел его до такого состояния. Он. Чуя. Завороженный, он смотрит, как рука проводит по стволу и головке. Приходится поджимать губы, чтобы не пустить слюни. Он обхватывает ногой колено Дазая, беззвучно прося придвинуться ближе. Дазай так и делает, кулак движется быстрее, скользкий от смазки и спермы. Их глаза встречаются в напряженной тишине, и Чуя спотыкается, теряет равновесие, падает в черные колодца, где его разрывают живьем. — Давай, Дазай, — шепчет он, выгибая шею. — Кончишь для меня? Дазай зажмуривается и шипит, член дергается между пальцами, он гортанно стонет и кончает на грудь, живот, пах Чуи. Чуя стонет с дрожью в голосе, руки чешутся от желания подняться и взять то, что принадлежит ему, но вместо этого он сжимает одеяло и жадно наблюдает, задыхаясь, за следующей струей спермы. Проходит несколько секунд и плечи опускаются, он замирает, хотя грудь продолжает вздыматься от загнанного дыхания. Чуя закрывает глаза и откидывает голову, словно он только что испытал оргазм, а не Дазай. Приятное ощущение тумана и тепла обволакивает разум. — Отдохни, — доносится откуда-то издалека. — Пойду приведу себя в порядок. Я скоро вернусь, хорошо? Чуя только мычит в ответ. Он лежит, плавая в приятной истоме и едва не проваливаясь в сон. Мысли туманны. Они с Дазаем ударяются головами, как пара неуклюжих идиотов. Горячий, отзывчивый и такой жестокий рот. Жжение от руки. Соленая влага, скользящая по щекам… и речь не только о поте. Моргнув, он открывает глаза и смотрит в потолок. Пугает, с какой легкостью его раздели и разрушили, причем, не кто-нибудь, а Дазай. Но ему понравилось, действительно понравилось. Спустя довольно долгое время он переворачивается на другой бок и тянется за одеялом. Как раз заходит Дазай. — Тебя когда-нибудь называли неряхой? Потому что убираться — явно не про тебя. Чуя замечает полотенце в руках Дазая и пытается сесть. — Не обязательно… — Разве я не говорил отдыхать? — Дазай без труда толкает его обратно на кровать и быстро вытирает полотенцем. — Я разрешил командовать мной только один раз, — он вполне способен и сам убраться. — Не наглей. — Так и знал, что эффект не продлится долго. Видимо, он говорит о том состоянии аффекта, в котором Чуя плавал несколько минут назад. Похоже на оргазм, только в десять раз лучше и длится дольше. — Я серьезно, расслабься, — Дазай заворчивает его в кокон из одеял. — Ничего хорошего не произойдет, если ты не станешь уделять достаточно времени… Хватит меня лапать! Устав слушать очередную чушь, Чуя предпринимает попытку заткнуть его… ну, знаете, отплатить услугой за услугу, как обычно поступают люди, когда занимаются сексом. Дазай придерживается иного мнения. — Убери от меня свои крохотные ручки, — шипит он, но звучит не так устрашающе, потому что крохотные ручки хороши в своем деле. — Если не заметил, я уже сам о себе позаботился! — Именно. Сам, — шипит Чуя. — А теперь позволь мне. — Только отдых, и ничего больше. — Но… — Никаких «но». — Вдруг Дазай забирается под одеяло и, пользуясь растерянностью, прижимается к нему. — Вот. — Он притягивает Чую за талию. — Что… — Чуя сглатывает, с трудом подбирая слова. — Что ты делаешь? — Обнимаю тебя, — отвечает Дазай, как ни в чем не бывало. — И с какой целью? Раздается вздох. В шею утыкается холодный нос, и Чуя унизительно пищит. Что за черт. — Близкий и долгий телесный контакт способствует выработке эндорфинов, — тараторит Дазай. — Ты испытал что-то похожее на наркотический приход, но потом всегда наступает спад. А обнимашки помогают сделать спад более плавным. — Дазай, — выдыхает Чуя, напряженный как доска, — я не разрыдаюсь только потому, что мы не… обнимались, — от одного слова «объятия» хочется передернуться, — после секса. — Чуя, — звучит в ответ раздраженный голос, — дай мне на одну чертову минуту обнять тебя. Он обиженно сопит, но не отстраняется от Дазая. Ощущения странные. Тот молчит несколько напряженных мгновений. — Тебе нравится держаться за руки. Значит, и это должно быть приятно. — Боже, заткнись. Из-за способности Дазая к аннулированию ему иногда нравится держать его за руку, но это ничего не значит. — Расслабься. — Прижатая к спине грудь спокойно поднимается и опускается, и Чуя невольно начинает дышать в такт. — Я понял. Прижаться в ответ не так просто. К нему давно так не прикасались. Нежно. Он верил, что нежности ни к чему, ведь жизнь состоит из сплошных углов, ударов, груза на плечах, а для всего остального постоянно ни время и ни место. Тепло рук проникает под кожу как губительный наркотик. Чуя прижимает лицо к подушке, чтобы не лопнуть от переполняющих чувств. Он просто хочет иногда опереться на чье-то плечо. Иногда. Но он хочет.

***

Резкий звук выдергивает Чую из глубокого, словно кома, сна. Игнорировать звук становится все сложнее. Динь. Динь. Динь. Динь, динь, динь, динь… — Черт побери, иду я, — он поднимается с кровати, подбирает с пола юкату и накидывает на себя. По пути раздумывает, какими жестокими способами сможет убить незваного гостя. Конечно, он работает в мафии и всегда должен быть наготове, но навязчивых людей никто не любит. Он распахивает дверь, вереница ругательств замирает на языке. И каждое слово рассыпается пылью. — Привет, — Юан неуверенно улыбается, помахав рукой. — Сюрприз.