Им не спастись

Пламя завораживает, притягивает, хватает мертвой хваткой и уже никогда не отпускает. Любовь к нему в один миг появляется, но не проходит даже через много-много лет. Наблюдать за тем, как его язычки хаотично извиваются на ветру, как яркие краски пляшут где-то внутри, можно целую вечность. Огонь обхватывает своими бесконечно длинными руками все, что попадется на пути, прижимает близко к себе и поглощает целиком и полностью. Поднесешь ближе к нему свои ладони, а он поманит еще ближе своим приятным жаром и даст ложную уверенность в том, что ты способен управлять его действиями, что он не опасен. А ты поведешься, обожжешься, но будешь повторять свою ошибку снова и снова, пока однажды все вновь не выйдет из под контроля в последний раз, пока однажды огонь не поглотит тебя. Ларри любит пламя, любит ощущение приятной боли на кончиках пальцев, когда оно подбирается слишком близко, любит бездумно смотреть, как спичка в его руках за полминуты исчезает, оставляя после себя лишь хрупкий уголек. Он может часами наблюдать и успокаиваться, иногда кажется, что только огонь способен укротить разбушевавшиеся тревоги и беспричинный страх. Ларри снова жжет спички, глядя куда-то мимо, куда-то сквозь них. Слегка подрагивающие руки и сбитое дыхание не сильно колышет пламя, из-за чего моментами спичка потухает, еще не доходя до пальцев. Но Ларри не обращает внимания, он лишь растирает уголь в руках, берет новую. И так по кругу. –Ларри, – слышит чуть грозный голос, выводящий в реальность, от которой наоборот хочется скрыться и убежать, –хватит. Он поднимает невидящий взгляд на Тодда. –Прости, – хрипит, сразу осознавая, что именно он делает не так, –иногда не контролирую, – Ларри кидает коробок в руки друга. –Я сегодня вместо тебя и Нила подежурю, или вместо тебя одного, или только вместо Нила, решите там сами как-нибудь..., – ближе к концу предложения голос звучит все тише и тише, последние слова он едва произносит. Тодд замирает, возможно, хочет возразить, но тяжело молчит, не находя в себе сил для спора или просто не желая его начинать, потому что бессмысленно, все равно проиграет. –Ты не спишь уже какую ночь, – достаточно громко произносит Сал, стоящий чуть поодаль. –Это плохо кончится. –Не переживай, я в норме, – отмахивается. Сал даже теряется от такого ответа, прячет взгляд, но после уверенно вскидывает голову и быстрым шагом идёт к Ларри. На мгновение кажется, что он сейчас схватит и силком потащит спать или того похуже. В глазах искрится беспокойство и...злость. Сал не любит, когда ему врут, особенно, когда врут по поводу своего состояния, будь то физическое или моральное. А Ларри врёт, пытается обмануть скорее себя, чем друга, убедить самого себя, что все в порядке или будет в порядке. Иначе он не переживёт страхи и тревоги, болото из которых точно затянет. –Нет же, – утверждает Сал, разглядывая усталое лицо Ларри. Одного внешнего вида может хватить, чтобы убедиться во лжи. Синяки под глазами, невидящий взгляд и блестящие от сдержанных слез глаза. –А ты? Встречный вопрос застаёт врасплох. Сал, не ожидавший такого поворота событий, меняется в лице. Былая уверенность пропадает, точно её и не было никогда. Он тоже хочет что-то сказать, но тоже молчит и уходит. Вопрос остаётся без ответа. Ларри знает, что этой ночью не уснет. Никто сегодня не уснет. Потому что никто не в норме. Поздний вечер подкрадывается незаметно, но одновременно тянется пугающе долго. Вот уже солнце село, забрав вместе с собой часть надежды и веры в лучшее, вот все начали нехотя собираться спать, слишком быстро и неправильно что ли. Все совершенно не так, как должно быть. –Я с тобой сегодня, – тихо ставит в известность Трэвис и присаживается рядом с Ларри на какой-то плед возле входа. –Не будем сбивать очередь. –А тебе без сна нормально будет? – спрашивает почти безучастно. -А толку? Что тут, что там, - Трэвис кивает в сторону своего спального места, –уснуть не смогу. Ларри понимающе кивает. Поэтому он и вызвался дежурить заместо Нила и Тодда. Так проще перенести ночь, проще так, чем лежать на скамье с открытыми глазами и путаться в своих мыслях. Может, он хотя бы сможет устать – организм без нормального отдыха долго не протянет, – и потом уснет без кошмаров и лишних дум. Было бы прекрасно сбежать от реальности туда, где не будет ничего и никого, только спокойная пустота. –А где мама? – слышит Ларри невинный и тихий шепот Соды. –Давай спать, утро вечера мудренее, – отвечает Филипп, вновь увиливая от правды. –Хочешь, я сказку расскажу? –Нет, – тут же отрезает Сода и, судя по шуршанию, ложится спать. Одна. С обидой. У Ларри сердце кровью обливается, а руки мелко трясутся от мысли, что сейчас она, свернувшись калачиком, лежит без матери рядом. Наверняка, ее место занял Филипп, он Соду не бросит, но это ситуацию отнюдь не спасает. Но Ларри не может подойти к ней и обнять, поцеловать в лоб и прижать к себе, он не выдержит, даже если будет очень сильно пытаться. Он уже не выдерживает. Потому лишь сдавленно говорит: –Спокойной ночи. Со стороны Трэвиса доносится грустный смешок. А Ларри готов смеяться в голос напополам со слезами. Но сил на эмоции тоже не осталось. Впереди ночь, первая по-настоящему тяжелая ночь. Ларри должен быть сильным, так? Он обязан, блять, обязан быть сильным ради Соды, ради мамы, ради Сала, Трэвиса и остальных! Он должен побороть боль и печаль, закрыть тревоги, чтобы они не просочились к другим, должен стать опорой и тем, кто поможет не утонуть, а не потянет на дно. Но натянутая улыбка сейчас больше смахивает на улыбку психически больного. Ларри не может. Просто потому что будет ждать и верить в возвращение Мэйпл и никогда не примет обратного. Рука тянется к карману куртки, но там – пусто. Ни сигарет, они закончились быстро еще в первую неделю, ни спичек. Хотя именно их сейчас не хватает. –Что бы ты делал, если бы не это вот все? Трэвис при тусклом свете луны выглядит безумно красивым. Вписывающимся в эту неправильную, ложно спокойную и тихую, атмосферу. –Что? – не сразу понимает Ларри. –Не знаю. Я не думал. Разбирался бы по ходу. Ты? –Тоже. Я всегда хотел убежать отсюда. Но не так, как сейчас, – Трэвис кротко усмехается. –Знаешь, с одним рюкзаком и близким человеком под руку. Сбежать туда, где нас еще не было. –С кем? –С Филиппом. У меня больше никого не было. Он опускает взгляд на запястье и аккуратно снимает с него веревку. Ларри машинально стягивает с себя цепочку. –Сейчас нет, – поправляет сам себя Трэвис, сжимая последний подарок матери в кулаке. –Я хотел убежать с ней. Когда-то много лет назад, – зачем-то еще дополняет свой ответ и тяжело вздыхает. Ларри молчит, не зная, что сказать, не зная, стоит ли сейчас как-то подбадривать или лучше перевести тему, не зная, сможет ли связать и пары слов. «Мы сбежим». Тихо, холодно и мрачно. Сейчас церковь кажется еще менее безопасной и родной. –Дядя Ларри. Сода ходит тихо-тихо, на цыпочках, не издавая ни одного лишнего звука. Или просто Ларри вновь ушел в себя настолько далеко, что не услышал. –Ты почему не спишь? – ласково спрашивает и раскидывает руки для объятий. Сода бежит к нему и крепко прижимается к теплой груди. –Эй, ты чего? – время-то давно ушло за полночь. –Я не хочу. –А как завтра будешь бегать, если сил не будет? –Как-нибудь, – мыльно отвечает Сода, еще сильнее сжимая чужую шею. –Можно с тобой посидеть? Ларри кивает и сажает ребенка к себе на колени. Если не хочет, то не хочет, уговаривать бессмысленно. Сода пошла своей упертостью в Мэйпл. –Еще холодно, – добавляет она, поправляя на себе несколько кофт. Ларри сразу же снимает с себя нагретую куртку и накидывает на плечи Соды. Та молча сворачивается калачиком на коленях и оказывается полностью укутанной. Значит, быстро согреется и даже, возможно, уснет. И плевать, что холод с новой силой пробирается Ларри под одежду и неприятно сковывает тело. Он потерпит. Трэвис цокает, поднимает на ноги и тихо уходит к скамьям. Но совсем скоро возвращается со своим спальником в руках. Через пару секунд Трэвис присаживается рядом с Ларри, и их спины оказывается прикрыты этим самым спальником. –Спасибо. Трэвис тёплый, очень, даже ладони, которые, казалось бы, должны быть ледяными, как будто горят огнем. Чему Ларри безумно рад, собственные руки, а в особенности пальцы, всегда больше смахивают на руки мертвеца, а это не есть хорошо. Потому что холодно, блять, кошмар просто! –Дядя Филипп научил меня делать гадалку, – оповещает Сода и зевает. –Дядя Трэвис, а ты умеешь? Тот загадочно улыбается и пожимает плечами, мол, понятия не имею. Наверняка умел, Ларри уверен, но мог растерять этот навык через года. Он не же Фил, который всеми своими умениями пользуется, даже не глядя на возраст. –Хочешь, я научу? – серьезно предлагает Сода. –Давай завтра? –Ну ладно. Ларри кладет ладонь на голову ребенка и начинает аккуратно перебирать пряди волос, вдруг осознавая, что рядом с Содой все и правда налаживается. Пусть не полностью, пусть совсем немного, но налаживается. Церковь красиво блестит со всех сторон, отражая лунный свет. Небо сегодня ясное, ни тучки. Это могло бы быть прекрасным временем, но... Да, жизнь – мерзкая тварь –Все еще не хочешь спать? Ответа Ларри не получает. Это вселяет небольшую надежду. –Спокойного сна, солнышко.