Не теряй меня никогда.

Студенческие вечеринки славятся своим размахом. Море алкоголя, громкая музыка и прочие прелести. А уж какого масштаба новогодние вечеринки — в голове даже представить трудно. Антон сидел на диване, глазами упираясь в соцсети, лишь изредка поглядывая на собирающуюся толпу. Собирались они у Оксаны, его самого близкого человека на всём белом свете. Подруга жила в собственной квартире, которую ей подарили родители и радушно пригласила в этом году отметить у неё. Небольшой стол заполнялся тарелками и мисками, стол рядом заполнялся напитками, на ёлке горела гирлянда, а на голову Шастуна против его воли был натянут праздничный колпак. Три часа до полуночи. Настроение: полный джингл белс. — Шаст, ну чего ты как не родной. Иди вон хоть на кухне помоги, — Окс возникла неожиданно прямо перед ним, уперев руки в бока. В этой позе и в своем шикарном платье с корсетом и пышной юбкой она смотрелась прям забавно. — Ты хочешь, чтобы я своими руками салаты нарезал? Тебе меня не жалко? — Антон делает жалостливые глаза, зная, как это действует на подругу. — Мне кажется, что ты тут скучаешь, — Фролова присела рядом, расправляя юбку. — Вовсе нет. Ты мне лучше скажи, кто будет? Я знаю только тебя, Кузнецову да Димку с Сережей, которые ещё даже не пришли. Вот отвечаю, придут уже веселые. Оксана машет рукой, мол, ну и пусть приходят, какие хотят. — Да все будут. Наша группа вся, с потока ещё кто-то. Со старших курсов пара человек. Например, Арсений. — Нет! — Антон почти подскакивает, но падает обратно на диван. Кулаки сжимаются при только одном упоминании этого напыщенного придурка. — Он не к тебе придёт, а ко мне. Шаст, что за детский сад? — Ты же знаешь, что я его терпеть не могу, Окс. Он противный. — Перестань. Выпей и забей на него. Не смейте мне своими мордами испортить праздник. Оксана пригрозила Шастуну пальцем и ушла на кухню помогать Ире готовить стол. Антон весь покраснел и надул губы. Вечер перестает быть приятным. Пока ещё нет, но вот когда в квартире почувствуется шлейф литра духов Попова, что он выливает на себя, тогда уже можно строить планы как скорее свалить. Квартира наполнилась людьми примерно за час. Знакомые и незнакомые лица сидели на полу, стояли в проходах. В каждой комнате обязательно кто-то был. Даже ванна и та была кем-то облюбована как переговорная. Даже туалет! Этого Шастун простить не мог никому. Попов всё не приходил. Шастун уже выдохнул, что есть шанс провести ночь спокойно, как раздался звонок в дверь. — Оксаночка, привет, дорогая. Как ты прекрасна! — елейный голос Арсения Антон узнает даже в коме. — Содержимое пакета потом посмотришь. Тебе понравится, ручаюсь. Убери пока, а то лапища у людей сама знаешь какие. Хихиканье Оксаны, а потом и Попова Антону отдается тошнотой в горле. Он не планировал начинать пить так рано, но что поделать, если того требуют обстоятельства. — Шасту-ун, — а вот и шлейф. Ударил прямо по обонянию, отчего обоняние сдохло. Шастун даже не представляет сколько этот человек тратит денег на парфюм. — Попов. — Антош, а чего так хмуро? — Арсений по-кошачьи подходит ближе, приобнимая за талию. — Праздник же! Вон и шапочка Санты на тебе. — Хуяздник, — Антон скидывает чужие руки с талии, отходя на шаг. Стаскивает с себя колпак, отбрасывая под ёлку. — Понял-понял, — вскидывает руки Арсений, — Принцесса не в духе. Оставляю тебя наедине с твоим шикарным настроением. — Сам ты, блять, принцесса. Антон слышит, как Попов мерзким приторным голосом на кухне распинается перед Кузнецовой, отвешивает ей миллион однотипных комплиментов, от чего та противно смеется. После к ним присоединяется Оксана и они смеются уже втроем. — Пройти мимо таких кудрей, Ириш, просто нереально, — слышится с кухни. — Потрахайтесь там ещё, — Антон закатывает глаза, подходя ближе к столу с напитками. Подхватывая одну из бутылок, не особо разбираясь что это, он льет в отвратительно красный со снежинками бумажный стаканчик. Садится на диван, осушает в два глотка и достает телефон, намереваясь провести так остаток ночи. С кухни доносятся звуки возни и шлепок, подозрительно похожий на шлепок по заднице. Антон встает и наливает себе ещё в стакан. По венам бежит раздражение, но обижать Оксану нельзя, поэтому план такой: заменить злость алкоголем. Второй стакан в горло не идёт и Шастун против своей воли цедит напиток сквозь зубы по чуть-чуть. После ещё одной волны хихиканья с кухни Антон осушает стакан залпом. Люди вокруг создают шум и мешают отвлекаться. Тянет на поговорить абсолютно всех, и поэтому скучающий на диване Шастун становится персоной номер один. Вопросы «че ты скучаешь?», «тебе что, совсем не весело?» и его любимое «хочешь, я тебя развеселю» заставляют и так оголенные нервы страдать. Однако к алкоголю он больше не притрагивается, потому что у столика стоит Попов и щебечет что-то на ухо девушке с его группы. Антон отвлекается на смс от Димы, что они с Сережей уже на подходе, и не замечает, как Арсений устраивается на диване рядом с ним. — Кто пишет? — Арсений потягивает заботливо намешанный Оксаной коктейль из того же ублюдского красного стаканчика, только вместо снежинок у него там рождественский олень. Ему как раз подходит, думает Шастун. — Шугар дедди мой, — лицо Антона непроизвольно выдает его раздражение. — Какая тебе разница? — Может, ревную? — Кузнецову ревнуй. Ей вон, каждую минуту мужики пишут, разве тебя не бесит? — А должно? Антон не отвечает, только громко дышит, больше пыхтит. Демонстративно утыкается в телефон, давая понять, что разговор окончен. Но Арсению на это по барабану. — Антош, а, Антош, у тебя красивая толстовка. — Ты уже пьяный что ли? — Антон смотрит на Попова поверх своего телефона. — Почему? Нет. Просто хочу знать в каком секонде ты её взял, — Арсений хихикает, закидывая руку на спинку за Антоном. — Если скажешь, перед кем стер коленки до дыр на своих джинсах, — рычит Шастун. — Бесишься, что не перед тобой? — Нахуй пошёл, Попов. — Антош, ну не злись, может и тебе перепадет когда-нибудь, — ехидно улыбается Арсений. — Я тебе сейчас врежу. — Так! — Кузнецова легонько пинает Антона по ноге. — Никаких драк! Арсюш, помоги на кухне. — Бегу, Ирисочка, — Арсений уходит вслед за Ирой, а Антона тянет потошнить. Звонок в дверь и голоса последних гостей разносятся по квартире. — Окс, мы замерзли, как не мерзли никогда, — Позов даже по голосу трясется от холода. Антон распихивает народ и выходит в коридор к друзьям. — Ша-аст, мы соскучились, — Матвиенко прыгает на Шастуна, обвивая его руками и ногами как коала. — Мы виделись часа четыре назад, дурачина, — смеется Антон, обнимая друга в ответ. Он немного кружит Сережу в воздухе, насколько позволяет помещение и ставит его на пол. Обнимает Диму, который всё это время протирал запотевшие от перепада температуры очки. — Нашли что искали? — Ты даже не представляешь, чего мне это стоило, — качает головой Дима. — И чего же? — Ты же ходил с косичкой по магазинам. Ему же всё надо потрогать и посмотреть. А сейчас, когда в магазинах полно новогодних штук, его не оттащить. — Это неправда. Это очкарик наш выбрать ничего не может, — Сережа вешает свою и Димину куртку на крючок. — Всё не так и всё не то. — Мальчики, я всё ещё здесь, — смеется Фролова. Все смеются. Дима передает подарочный пакет Оксане, и они одновременно с Сережей целуют её в обе щеки. После вчетвером обнимаются, несколько мгновений оставаясь в объятиях друг друга. Арсений смотрит на это из проема кухни. Яркие синие глаза на секунду тускнеют, но он быстро приходит в себя, когда Ира гладит его по плечу, уводя в зал. Где-то за час до курантов все кое-как собираются вместе в одной комнате. Арсений, любезно согласившийся побыть барменом, разливает алкоголь по стаканам, Оксана передает дальше. Шастун, получивший свой стакан, отходит насколько можно дальше и делает глоток. — Ну что, народ! — у Оксаны звонкий голос, который сейчас колокольчиками по гостиной раздается. — Год был супер, давайте проводим! Все улюлюкают, чокаются и обнимаются. Антон отпивает из стакана, находясь с краю этого буйства человеческого счастья. Настроение ни к черту. Присутствие Сережи и Димы скрашивает немного, но даже они сейчас разбрелись кто куда. Все кричат тосты, пожелания. Меряются кто чего достиг за этот год. Делятся планами на следующий. Антон проверяет наличие сигарет и зажигалки в кармане толстовки и тенью выскакивает на лоджию. Оксана, оказывается, и тут постаралась. Развешенная гирлянда, маленькая ёлочка в углу и даже пара подушек на полу. Антон плюхается на одну из них, поджигает сигарету и затягивается. Надеется, что про него все забудут, и он сможет провести тут большую часть ночи. Насколько это желание наивно — покажет время. Из квартиры слышится лишь музыка и шум голосов. Антон отключает всё внешнее, медленно курит и мурлычет под нос детскую песню про ёлочку в лесу. Отбивает ритм пальцами по коленке и улыбается. Тут прохладно, но не настолько, чтобы окоченеть, уютно от огоньков гирлянды, а ёлочка окончательно сражает наповал новогодним настроением. Это определенно сейчас самое его любимое место в доме. Шастун теряет счет времени и допивает остатки из стакана, когда дверь на лоджию приоткрывается. — Привет, — садится рядом Попов, сжимая в руках красный стакан. — Давно не виделись, — Антону только его сейчас не хватало для полного счастья. Весь праздничный настрой разбивается о запах чужих духов. — Чего ушёл? — делает глоток Арсений. — Тебя чтобы не видеть. — Мм. Антону хочется встать и убежать куда подальше, но это будет странно, думает Шастун. Он же не мальчишка детсадовский, чтобы бегать от какого-то там Попова. Антон только зажигалку в руках сжимает, да окно взглядом сверлит. — Так раздражаю? — Не придумали меру, чтобы описать как. — Почему? Антон задумывается. Веских причин у него нет, на самом-то деле. Попов его не достает, не издевается. Они даже не пересекаются особо, потому что Попов старше его на год. Но каждый раз, когда Антон его видит или слышит или даже вспоминает — внутри начинает штормить от ненависти. Бесит до скрежета зубов. Манера говорить, походка, одежда, мимика. Волосы его вечно уложенные, ручки изящные, которые парят в воздухе при разговоре. Весь такой из себя фарфоровый. — Не знаю, — жмет плечами Антон. — Просто бесишь. Такое бывает. — Я не такой ужасный, как тебе кажется. Арсений в трансе водит пальцами по стакану, пока Антон думает, что же именно бесит его в Попове. Противный приторный голос? Совершенно идиотское поведение? Отвратительные узкие неизменные штаны в рваными коленками и футболки в обтяг? Всё вместе? Молчание не давит, но и не приносит спокойствия. В воздухе как будто висит недосказанность, которая вот-вот свалится на головы. Антон берет новую сигарету и поджигает. Арсений косится на Шастуна и тоже достает из кармана джинс пачку. — Ты куришь? — брови Шастуна удивленно тянутся вверх. — А что такого? — Не думал, что мармеладные мальчики вроде тебя курят. Арсений тихо смеется, качая головой. Затягивается и выдыхает дым в потолок. Антон завороженно смотрит, потому что красиво. Ужасно признавать, но Арсений курит очень красиво. Он вообще, о ужас, эстетичный до кончиков пальцев. Рядом с ним Шастун, сам по себе плавая в этой жизни длинной палкой в балахонах, кажется вообще никаким. — Приятно пахнет. Что это? — Чапман ред. — Я даже не сомневался. Арсений усмехается, плотно обхватывая сладкий фильтр губами. Антон приказывает себе не смотреть, но чувство прекрасного оказывается сильнее. Ну серьезно, Арсений как будто придумал эстетику в принципе. — Чего ты на меня так смотришь? — Просто смотрю. — Не раздражает? — Так ты молчишь. — Антош, знаешь, этот мир строится на ярлыках, — снова дым в потолок. — На нас заранее их повесили, к сожалению. Всё не то, чем кажется. — Это какой-то писатель? — Нет, это из первой части мультика «Принцесса-Лебедь», — улыбается Арсений. — Ты прекратишь говорить образами? — Я к тому, что ты меня совсем не знаешь. — Ну так познакомь меня с собой. — Я Арсений Попов, — Арсений протягивает руку. Антон неуверенно жмет протянутую ладонь, потому что ощущение, что он в театре спектакль смотрит, как бы со стороны. И не понятно, кто из них в главной роли. — И всё же, — Антон проводит по волосам. — Что там с ярлыками? — Людям проще принимать тебя, когда ты подходишь под первое впечатление. Вот что ты подумал, когда впервые меня увидел? — Что ты напыщенный идиот с приторными манерами. — Вот-вот, — Арсений тушит сигарету в пепельнице и подтягивает к себе колени, обхватывая их руками. Устраивает на них подбородок, рассматривая огни гирлянды. На кота похож, думает Шастун. Лицо Попова красиво принимает на себя мигающий свет, очерчивая красивые черты. — Что вот? Попов, не беси меня. — Я гей, Антош. И пока люди об этом не узнали и не начали тыкать пальцем, мол, педик, проще самому строить из себя манерного, как ты там выразился, мармеладного мальчика. Потом никто не удивится. Ведь я всегда таким был. Просто примут как факт. — Ты клеишься к Кузнецовой, — единственное, что приходит в голову Шастуна. — Интересная реакция, — смех у Арсения хриплый, рожденный где-то в груди, вырывается клубками всех выкуренных за жизнь сигарет. Антон удивляется, насколько Арсения на самом деле приятно слушать и слышать. Без наигранного сахарного сиропа его голос отдает бархатом. — Я просто поддерживаю образ. — Ты не устаешь от всего этого? — Иногда я бываю настоящим. — Когда? — Сейчас. Антон не знает, что говорить. Поддерживать, мол, не парься, всё будет хорошо — глупо. Положить руку на плечо и похлопать в дружеском жесте — они не друзья. Единственное, что Антон понимает, это то, что Арсений сейчас при нём ломает маску, открывая кусочки души, натянутых внутри себя оголенных проводов. И это важно для него. Для обоих. — Зачем ты мне это рассказал? — Хотелось, чтобы ты меня хоть немного понял, — пожимает плечами Арсений. — Почему именно я? — Если я скажу, ты пулей вылетишь отсюда. Оно тебе не надо. — Надо. — Нравишься ты мне, Шастун. Давно и сильно, — Попов откидывает голову на стену. — Ответа не жду. Не истери, если что. Антон себя чувствует, как будто его переехала машина. А потом ещё раз. И снова. И опять. Его не повергло в шок заявление Попова, но чувство, как в теле крошится каждая косточка, отчего-то присутствует. — Хорошо, что ты молчишь, — прикрывает глаза Арсений. — Это проще, чем ссориться. — Такой ты идиот, Попов. — Знаю. Арсений закуривает ещё одну сигарету. Пропитанный вишней фильтр на губах тает, напитывает кожу сладостью. В клубках дыма, что в потолок выпускаются, вся Арсеньевская сущность. Из комнаты слышны хлопки и крики. Двенадцать! Одиннадцать! Десять! — Куранты, — хмыкает Шастун. — А знаешь новогоднюю примету? Арсений ответить Антону не дает. Подается вперед, едва касаясь его губ своими. Антон лишь на пробу подхватывает их, различая сладость. Вишня по губам жжется, просится на язык. Шастун, не в силах отказаться от желания, кончиком проводит по нижней губе, собирая вкус. Два! Один! За окном и в голове фейерверки. — С Новым годом, Антош. — С Новым годом, Арсений. Их лица в паре сантиметров друг от друга, глаза в глаза — и оба пропадают. Личности стираются с лица земли, остаются там, в старом году, без права на восстановление. — Арсюш, вот ты где! — голова Кузнецовой появляется в проеме балконной двери. — Ругаетесь тут? Лишь бы не дрались. Арсюш, я тебя обыскалась. Думала, поцелуешь хоть под куранты. — Мы с Антоном всего лишь нашли общий язык. — Очень рада, — Ира цепляется за пепельницу взглядом и трясет головой. — Выходи, тебя все ждут. — Общий язык? — удивляется Шастун, как только Кузнецова пропадает в зале. — Дай мне время, — Арсений улыбается, поднимаясь на ноги. — Тебе тоже советую выйти, что за праздник на балконе. Антон кивает, жестом показывая, что ему ещё нужно время на сигарету. Арсений кидает ему свою пачку чапман ред. — На свидание со мной пойдёшь? — глаза Арсения вмиг стали серьезными. — Если только духи свои оставишь где-нибудь вне моего обоняния. Арсений уходит, а Антон облизывает губы и думает, что духи у Попова на самом-то деле классные.