Сказание о кумихо, болезненном прошлом и шоколадных мишках

Она бежала со всех ног, не разбирая дороги. Слезы застилали глаза, а в памяти до сих пор всплывали застывшие в ужасе лица людей, которых она хорошо знала. Те, кто когда-то желали ей доброго утра и поздравляли с днём рождения, лежали на земле, не подавая признаков жизни. Их лица, волосы, одежда — все было в крови. Казалось, вся земля пропиталась кровью. За полтора дня ее отсутствия деревня превратилась в поле с горами трупов. Яркое воспоминание обухом ударило по голове. — Мама! В отличие от других, на матери не было ни царапины, а лицо ее не было искажено гримасой ужаса. Она лежала в постели, красивая, безмятежная, но такая же мертвая. Су Джи показалось, что путь начал сужаться, деревья — сближаться, норовя сдавить ее своими шершавыми стволами. В ушах набатом звучал топот ног и бешеный стук собственного сердца. Она осталась одна в этом огромном мире, в этих густых лесах, и все оказалось против нее. Под ногу попался камень, и Су Джи кубарем покатилась по тропинке. Мешок, который она все это время крепко сжимала в руках, немного смягчил падение. В лесу стояла звенящая тишина. Не пели птицы, ветер не колыхал листву — казалось, вымерла не только ее деревня, но и все в округе. Единственное, что перебивало тишину, это сбитое дыхание девочки. Лёжа на земле, она смотрела вверх. Погода стояла идеальная: на голубом небе не было ни облачка, а сочная зелёная листва была приятна глазу, но сейчас видеть этого всего не хотелось. Погода должна была рыдать из-за того, что произошло в деревне. То, что страдала только Су Джи, было нечестно. От мыслей о несправедливости на глаза снова выступили слезы, но заплакать девочка не успела. В какой-то момент неподалеку послышался шорох. Тихий, едва уловимый, он заставил девочку резко подняться и устремить взгляд в сторону источника звука. Сначала она ничего не видела — зелёная листва была повсюду, и сложно было сквозь пелену слез различить что-либо кроме нее — однако чуть позже взгляд наткнулся на черный пушистый клубок, что лежал в кустах. Порой этот клубок странно содрогался. Девочка поднялась на ноги, и тут же на нее уставилась пара самых странных глаз, что она когда-либо видела. Правый глаз существа был карим, словно человеческим, а левый — жёлтым. Вытянутая мордочка не имела ничего общего с собачьей. — Лис? — девочка протёрла глаза, стирая подсохшие слезы и словно пытаясь убедиться, что зрение ее не подвело. Это действительно был лис. Не рыжий, каких Су Джи видела раньше, а черный. — Какие у тебя красивые глаза, — восторженно сказала девочка. Она сделала маленький шаг вперёд. — Не бойся, я тебя не обижу. Лис даже не двинулся с места. Он лишь настороженно смотрел в сторону девочки, наблюдал, как она крадется к нему с мешком в руке, и в какой-то момент во взгляде его загорелся недобрый огонек. Если бы Су Джи это заметила, наверняка передумала бы подходить ближе. Однако мех лиса выглядел слишком привлекательно, и девочка хотела проверить, такой же ли он, как у собак. Когда в лесу раздался звонкий девичий вскрик, а по пальцу потекла кровь, Су Джи отпрянула. — Я не хотела ничего плохого, правда, — залепетала она, словно лис ее понимал, — просто у тебя такая красивая шерсть, и я…. Это что, рана? Тело лиса вновь содрогнулось, и из брюха потекла кровь. Рана была глубокая и длинная: она шла от задней лапы к передней. — Тебе, наверное, очень больно! Я сейчас, — и потянулась к ране. И снова вскрикнула: лис укусил ее вновь. Он хищно оскалился, обнажив острые клыки. Дикий взгляд не предвещал ничего хорошего. Сколько раз он должен был ее укусить, чтобы она наконец вспомнила, что хищники даже раненые остаются хищниками? Су Джи надо было бежать. Девочке невольно вспомнились последние слова матери. — Будь осторожна с лисами. Она сказала это дочери перед ее походом в соседнюю деревню за травами, и девочка не заострила на этом внимание. Вернувшись в родную деревню и застав мать мертвой, девочка была слишком сокрушена горем, чтобы думать о чем-то ещё. Но с лисами мать велела быть осторожной, девочка вспомнила это. Но бросить его здесь раненого она не могла. — Ты тоже один остался, бедняжка? Я просто хочу помочь. Потерпи, пожалуйста. В какой-то момент засмотревшаяся на яркий лисий глаз, девочка не сразу заметила, что хищный оскал пропал. Хищник откинулся назад. Дышал он часто и тяжело. Брюхо его то и дело вздымалось, заставляя новые струи крови покидать его тело. Оторвав от своей одежды кусок ткани, она аккуратно протёрла рану. Из мешка Су Джи достала небольшую коробочку и выудила оттуда молотую кору ивы. Мельком она подметила, что порошка ивы должно было потребоваться больше: огромная рана лиса требовала серьезного лечения. Кора ивы была главной гарантией Су Джи на выживание. Она была волшебным средством, способным залечить любую рану, избавить от любой серьезной ссадины, коих в этой жизни предстояло получить немало. Если бы рядом стояла мать, она не разрешила бы тратить кору на кого попало, но девочка была одна, ей было лишь восемь лет, и жизнь черного лиса казалась ей важнее. Шерсть у лиса была мягкой, пушистой. Будь он щенком, Су Джи непременно погладила бы его и точно почесала бы за ушком, но двух лисьих укусов было достаточно, чтобы усвоить урок. Даже у раненого, у лиса проявлялись горделивые повадки. Девочке оставалось лишь методично класть порошок на рану. В какой-то момент лис заскулил, но тут же фыркнул, словно осекся. — Рана слишком глубокая, пройдет часов за девять, — сказала девочка, убирая коробочку с порошком обратно. Коры оставалось совсем немного. Су Джи села ближе к лису, спрятавшись от солнца в тени кустов. Глаза животного были закрыты. Казалось, он спал. — Кто же тебя так, лисенок? — рука вновь потянулась к лису, но вдруг застыла в воздухе и опустилась. — Рана заживёт, боль пройдет. Главное, ты жив. А моя мама умерла. И жители моей деревни тоже умерли. Я совсем одна теперь. Как там сейчас мама? В носу предательски защипало, и девочка закрыла лицо ладонями. Тихие всхлипывания вскоре переросли в отчаянные рыдания. Она вспоминала, как мать учила ее собирать травы и в правильных пропорциях смешивать их с другими ингредиентами; вспоминала, как они вместе ходили лечить людей в соседние деревни. Су Джи вспоминала добрые глаза матери, ее голос и плакала, не замечая на себе взгляда лисьих глаз. Не заметила она и того, что постепенно рыдания прекратились; в какой-то момент ее голова склонилась набок, и стало непривычно тепло и мягко. Размеренное дыхание рядом убаюкивало. Су Джи заснула.