Чудо для Питера

- Уиттмор, я же пошутил! – вопит Стайлз, заскакивая на крыльцо, и едва успевает уклониться от летящего в лицо снаряда. Снежный ком, чудом пролетев мимо, ударяет в деревянную опору. – Не попал, - радостно вскидывает руки Стайлз, и чуть не давится очередным снежком, прилетевшим с другой стороны. – Эй! – обиженно вскидывается он, поворачиваясь. Айзек, ухмыляясь, скатывает новый снежок. – Двое на одного не честно! – кричит Стайлз, кидаясь к двери. Два снаряда сталкиваются над головой. Сзади слышится ругань. Дверь распахивается перед его носом и новый снежный ком влетает прямо в лоб Питера Хейла. Тот ошарашенно стирает с лица снег, а потом вдруг улыбается. - Здравствуй, Стайлз, - говорит он, продолжая улыбаться вроде бы искренне и в то же время словно вымученно. - Рад тебя видеть, сынок, и тебя, Айзек, - так же странно приветствует он Джексона и Айзека. Поворачивается на пятках и уходит. - Че это с ним? – задумчиво глядя ему вслед, меланхолично интересуется Айзек. - Он назвал меня сынок, - ошарашенно выдыхает Джексон. - Он даже пальцы вам не сломал! – восклицает Стайлз. Джексон в ответ пихает его плечом. Айзек не сводит глаз с угла, за которым скрылся Питер. Воспользовавшись моментом, Стайлз сует им за шиворот уже изрядно подтаявший снег и мчится в сторону кухни, откуда даже своим не звериным нюхом чует аромат свежесваренного кофе. Оборотни бросаются следом. Стайлз влетает в объятия Дерека и громко чмокает его в губы, показывая обоим преследователям неприличный жест за спиной, но почти сразу забывает и о них, и о Питере - Дерек втягивает его в настоящий томительно-сладкий поцелуй. Когда они, наконец, отрываются, друг от друга, Айзека и Джексона уже и след простыл. - Ммм, ты, видимо, скучал? – бормочет Стайлз, облизываясь и игриво шевеля бровями. - Если бы не полный дом оборотней, я разложил бы тебя прямо на этом столе, - говорит Дерек, прекрасно зная о ярком воображении Стайлза, и явно наслаждается румянцем, стремительно заливающим его щеки, чует возбуждение. Стайлз в его руках ерзает, отводит взгляд, пытаясь привести мысли в порядок. - Кстати, а ты не знаешь, что случилось с Питером? - спрашивает он, больше для того, чтобы отвлечься, чем в самом деле обеспокоенно. - А что с ним? – хмурится Дерек, ослабляя объятия. Стайлз вдруг начинает волноваться и отвечает нехотя. - Мы дурачились и кто-то из твоих бет попал ему снежком в лоб. - И? - подгоняет его Дерек. - Питер никак не среагировал. Поздоровался, даже улыбнулся, - частит Стайлз. - Но не этой своей пугающей-я-вас-сейчас-загрызу улыбкой, а другой, хм, тоже, честно говоря, пугающей, не потому что она агрессивная или злая. Она знаешь какая-то пустая, будто замороженная… - он набирает воздуха, чтобы продолжить тираду, но замолкает, видя кислую улыбку на лице Дерека. - Питера прокляла ведьма, - поясняет он. - Он что, умрет? – широко распахивает глаза Стайлз, ежась от пробежавшего вдоль позвоночника холодка. Он правда переживает за Питера? - Нет. Но нервы нам попортит, - морщится Дерек. - Это же Питер. Вот увидишь, через пару дней к нему вернется обычный сарказм, да еще помноженный на два, - легко отмахивается Стайлз. Но и спустя неделю проклятье с Питера не спадает. Члены стаи первоначально все как один шарахающиеся от его улыбок и вежливых фраз, все активнее проявляют сочувствие. На ужине в честь Сочельника, Стайлз не выдерживает. - Дорогой Санта, пожалуйста, верни нам нормального Питера, - сложив руки на груди, просит он, глядя в глаза «замороженного» Питера. - Стайлз, - шипит Дерек, пихая его в бок. - Чего? Питер продолжает улыбаться, не дрогнув даже уголком губ. - Это правда выглядит пугающе, - глядя на отца со смесью ужаса и тревоги, жалуется Джексон. - А кто-нибудь знает, что именно он сделал ведьме? – интересуется Скотт, поглядывая на стоящего на столе жареного поросенка голодным взглядом. - Какая разница? - одергивает его Лидия. – Важнее было бы знать, как это проклятие снять. Питер на ее реплику не реагирует, вместо этого он смотрит на дверь, которая вдруг распахивается. На пороге появляется высокий чувак с клочковатой бородой в костюме Санты — штаны явно ему коротки и не скрывают бледных лодыжек, а низко надвинутый колпак не дает опознать владельца. - Хо-хо-хо! – произносит он голосом Айзека. – Я принес подарки всем хорошим мальчикам и девочкам. Он раскрывает мешок и один за другим начинает вылавливать разноцветные коробочки, предлагая окружающим сказать что-то хорошее об одариваемом. В это развлечение быстро вовлекаются все, шутят, смеются, перебивают друг друга. Последняя коробочка предназначена Питеру. СантаАйзек крутит ее в пальцах и обводит притихших собравшихся выжидательным взглядом. - Он замороженный, - выдает Стайлз. - Тогда давайте его согреем, - предлагает СантаАйзек, пристально глядя на Питера. Члены стаи, не мешкая, окружают его, разве что Дерек остается на месте. Стайлз хватает его за руку и тащит ближе. - Не будь букой, это же твой дядя. - Не ты ли называл его зомби-дядей? - фыркает Дерек, но не сопротивляется. - Ну, он хороший зомби, не кусается, кажется, - Стайлз первым осторожно кладет ладонь на плечо Питера, словно бы готовясь к нападению, потом делает шаг вперед и обнимает. Остальные спустя мгновение следуют его примеру. СантаАйзек остается в стороне, поглядывая на Питера с … надеждой? Во всяком случае, Стайлз видит именно это в его глазах, мерцающих в свете гирлянд. Питер не шевелится – только странно подрагивает, словно его закоротило. Хороший это знак или плохой, Стайлз не понимает, он смотрит на Айзека. - Чего ты там топчешься, - шипит он. – Может быть, ты – недостающее звено. Айзек широко распахивает глаза, выпрямляется и медленно приближается, подходит вплотную. Его объятия не помогают. Чей-то желудок вдруг издает звук бурления и Стайлз фыркает. - Кому-то пора за стол. Скотт виновато краснеет и отступает на шаг. За ним отходит Дерек и Джексон, Лидия и Стайлз. Айзек все еще стоит – его тоже будто приморозили, но несколько иначе. Скорее приклеили. К Питеру. Съехавшая под подбородок борода точит неопрятным комком, губы скривились в гримасе, пальцы скребут по плечам Питера. А потом происходит сразу несколько событий. Стайлз не совсем уверен, что следует за чем. Кто из двоих первый шевелится, кто ловит взгляд второго, кто шумно вздыхает и накрывает губы другого… Зато Стайлз замечает, как взлетают руки Питера, висевшие мгновение назад плетьми, и ложатся Айзеку на шею и затылок. Питер хватается за Айзека, как за спасительный круг и целует – по-настоящему с языком – так что Стайлзу становится жарко, но отвернуться не получается. Впрочем, на Питера и Айзека смотрят все. Лампочки словно сходят с ума, мигая как заполошные, потом разом же гаснут и, загоревшись вновь, демонстрируют не изменившуюся картину. Или почти не изменившуюся. Питер еще целует Айзека, но его объятия мягче и в то же время увереннее. А после нехотя отрывается от Айзека, поднимает взгляд на остальных, склоняет голову и цокает: - Хватит пялиться, не в цирке. И под удивленными взглядами и тихими охами, целует в конец поплывшего Айзека снова. - Он его расколдовал, - громко шепчет Стайлз, склоняя голову на плечо Дерека. - Кто бы мог подумать, - усмехается Дерек. - Как ты думаешь, давно Айзек влюблен в Питера? - Не знаю, но мне гораздо интереснее, давно ли влюблен в Айзека Питер. У Стайлза округляются глаза, он ойкает и смотрит на целующуюся парочку новым взглядом. - Эй, может быть, вы уже уединитесь? – притворно капризно, требует Джексон. - Не ревнуй, - фыркает Лидия. - Я не, - гневно шипит он, но замолкает под ее понимающим взглядом. – Это другое, - бурчит он. - Я понимаю, - улыбается она. В дверь кто-то стучит. Дерек со Стайлзом переглядываются и идут открывать вместе. На занесенном снегом крыльце никого нет, как нет и ни одного следа. Стайлз старательно вглядывается в темный горизонт и счастливо вздыхает, когда Дерек притягивает его к себе, укутывая своим теплом. - Думаю, это был настоящий Санта, - бормочет Стайлз. Дерек смеется и целует его в висок. - С Рождеством! За спиной раздается обиженный вскрик Скотта и саркастический комментарий. - Питер вернулся, - в унисон восклицают они и их смех разносится по всей округе. Снова начинается снег. В Бикон-Хиллз это Рождество самое снежное за пятьдесят лет, а может и больше.