Tenebris Сardinalis

— Драко… Голос звучал тихо, ломано, и почему-то представлялось, что с его угасанием блекнут и звёзды. Глаза напротив закатились, а губы распахивались в беззвучном крике, полном той неописуемой боли, которую он испытывал. Словно в замедленной съёмке: голова запрокинулась назад, и Гарольд с оглушающе громким стуком упал на пол. Страшно. И страх этот отдавался внутри волнами, накатывал девятым валом, сковывая тело, парализуя. Он ощущал, как руки подрагивали. Словно это он сам бился в судорогах. Словно на его губах, языке металлом ощущался вкус крови. И мир вокруг сжимался до одной маленькой комнаты и разом обрушивался на плечи, клубился бурным потоком магии, постепенно меркнущем, но валившим с ног. Тишина. Её заполнял лишь негромкий, эхом отражающийся в голове скрежет. Драко обернулся, даже не зная, что хотел бы увидеть там, за плёнкой магии. И нутро скрутилось узлом в приливе тошноты. Ещё сильнее сжало горло от картины, что царила там, в кабинете. Накрыла паника. До тремора, до боли где-то под рёбрами. До странного, почти болезненного удовлетворения. На роскошном персидском ковре выгибался дугой ужасающей боли тот мальчишка. Отвратительный, жалкий в своей напыщенности. Его лицо было абсолютно дьявольским, будто из-под той человеческой маски проступало нечто ужасное. И эти глаза… Отчего-то Драко подумалось, что больше никогда их цвет не будет коньячным, а мнимое превосходство не станет направлено на аристократов. На губах сама собой расплылась усмешка. А вместе с ней и спокойствие. Чужая, такая далёкая от его сознания боль доставляла удовольствие. Оно распаляло что-то дикое внутри, чему Драко никогда прежде не придавал значения. Он перевёл взгляд на друга. И тело вновь прошибла крупная дрожь. Это мерзко, неприятно, почти нереалистично — видеть его в таком виде. Драко застыл, пытаясь успокоить всколыхнувшие эмоции, но тут же покачал головой и, пробормотав проклятье сквозь зубы, подлетел к Гарольду, невольно замечая и замедляющееся дыхание, и хрипы, вылетающие из горла, и невозможную холодность кожи. В голове вспыхивали речи отца о здравомыслии. Хотелось рассмеяться от той ситуации, в которой они оказались, ведь вот, буквально за стеной Люциус уже наверняка бы равнодушно смотрел на чужие муки и улыбался. Вот только в голове, как молитва, билась одна фраза, отдающая набатом ужасающей силы: Спасти его. Забыв про свою магию, Драко кинулся оттаскивать слишком лёгкое для такого возраста тело. Упав на колени, он судорожно пытался трясущимися руками нащупать на тонких холодных запястьях пульс. Нашёл, но совсем слабый, чуть ощутимый, тем не менее реальный отклик сердцебиения. И в этот момент он почувствовал, как слёзы облегчения и какой-то лёгкой радости стекают по щекам. И повторял снова и снова… Спасти его. Уткнувшись лицом в руки и размазывая пыль по лицу, он повторял её, будто мантру. И плевать Драко было на приличия. Главное, что он жив. Что он не умирает. По вискам стекали горячие капли. И тело, хоть и расслабившееся, ломило от слабости. А в голове разрасталась пустота. Чистейшая. И он не знал, что вообще делать. Перед глазами всплыл образ крёстного. Он бы знал, сразу понял причину, точно бы всё исправил и помог. Но… Сразу за образом приходил и взгляд. Осуждающий, разочарованный, как у отца, когда он проявлял свои слабости. Отец. Северус точно всё сказал бы Люциусу. И этого хотелось меньше всего. Не было желания ощущать то, как бьётся мир внутри. Можно будет сказать что-то крёстному после. Привести к нему Гарольда. Но это уже потом, когда очнётся, когда станет лучше, когда тот придёт в себя. Тогда он проверит Уэллса на проклятья или зелья. И, может, даже не расскажет ничего Люциусу. И, конечно, тот, из-за кого его другу стало плохо, понесёт наказание. Желательно смертельное. Мягкие волосы под пальцами казались шёлком. От Уэллса, уже выглядящего скорее спящим, чем мёртвым, пахло влагой. Дождём, сырой травой, шалфеем, утихающей бурей. Он прикрыл глаза, возвращая себе чувство холодной рассудительности. Нужно было решать проблемы, а не грызть себя бессмысленными эмоциями. — Эш! Послышался еле слышимый хлопок и в комнате полыхнули несколько маленьких ярких огней, вырывая из полутьмы силуэты. И в этой вспышке света, словно из мрака соткалась фигура, укутанная в тонкую хлопковую робу. Его большие синие глаза мерцали, буквально лучились преданностью, и смотрели прямо на мальчика. — Юный хозяин Драко звал Эша? Чем Эш может помочь? Тонкий, немного писклявый голос резал слух, и Малфой невольно поморщился. — Говори тише, — шикнул Драко, ощущая себя до отвращения униженным. Сейчас он сидел на коленях в этой пыльной комнатушке напротив слуги, будто бы и не был чистокровным, не был аристократом. — Определи, что с ним. Ты ведь можешь это? Драко на пару секунд внутренне сжался. Он ненавидел зависеть от кого-то, от этой беспомощности и самой ситуации, он ощущал себя уязвленным. Но вот эльф неуверенно кивнул, почти смущённо глядя на хозяина, как если бы реально мог что-то чувствовать. И Драко осклабился, из-под полуприкрытых глаз наблюдая за работой существа — как он протягивает тонкие костистые лапы к голове Гарольда, как на кончиках тонких пальцев вспыхивают блёклые искорки. Само по себе возникло желание одёрнуть домовика, приказать не касаться тела Уэллса. Малфой тут же осадил себя, отводя взгляд. Нет, это было неправильно — ощущать неприязнь к тупому существо, что лишь выполняло приказ. Сущая нелепица. Как раздражение на псину, скулящую в попытке выпросить кость. Видимо, на нём так сказывалась чрезмерная эмпатичность. — Я жду ответа, Эш. На Драко накатывала злость за его медлительность, за молчание, за горящие непониманием глаза. Может, это и вовсе было неправильным — доверять здоровье кого-то близкого эльфу? Близкого? Это слово показалось правильным и нашло отклик где-то в глубине души. Драко почти отмахнулся от странного ощущения, будто Гарольд, услышав его мысли, с презрением скривил губы. Но безучастный свидетель его слабости спал. К счастью ли, но тот не видел всю ту искру печали в серых глазах. И Драко пообещал себе, что никогда и не узнает. — Эш не знает, что с юным господином, хозяин, — словно забыв про приказ быть тише, заскулил домовик, прижимая уши к голове. — Юный господин словно отравлен. Магией, что дисгармонирует с его собственной. Эшу сложно объяснить это, хозяин. Эш непременно накажет себя за незнание. Драко взмахнул рукой, прерывая тираду эльфа. Суть была понятна. Он ничего не может сказать. Бесполезное создание… Малфой скривился и со всё нарастающей неприязнью спросил: — Покажи. Если ты не можешь сказать — покажи. Ты можешь хоть ответить, можно ли ему помочь? — Да, да, конечно! Эш может, хозяин, — закивал словно мгновенно сменивший страх на воодушевление эльф. — Юному господину можно помочь. Ему ничего не угрожает более. Эш может и показать вам. Но ему придётся коснуться наследника, а после наказать себя… Драко сжал виски, чувствуя, как нарастает гул скомканных мыслей в голове. Слишком много событий за один треклятый вечер. Домовик продолжал что-то щебетать, и Малфой, сглотнув комок в горле, хлопнул в ладони, желая услышать тишину. Сейчас главным было привести в порядок друга. И увидеть то, из-за чего всё это случилось с ним. Когда мягкие шершавые пальчики коснулись его ладони, Драко почувствовал себя до крайности брезгливо. И вот перед глазами вспыхнули краски. Так ярко, будто их контраст выкрутили до предела. Будто его снова напоили костеростом и заставили страдать без обезболивающего всю ночь. Такие же пятна — цветные, режущие. И так же медленно вернулись очертания комнаты. Полностью обвитой этими нитями. Драко перевёл взгляд на силуэт друга и застыл. Это были нити магии, реальные, видимые. Они окутывали его, вырываясь из ядра яркими всполохами, клубясь, словно густой туман, только тёмный, отливающий синим, и каким-то даже бордовым, с множеством мелких чёрных вкраплений. И эта сила была похожа на чернила, на кровь, вязким пятном расползающуюся по полу, бесформенную лужу. Магия друга была какой-то странной, переплетающейся с окружающей её, но не смешивающейся, а, напротив, забирающей себе всю чужую, незнакомую. — Невероятно… — ошеломлённо выдохнул Драко, уже планируя перерыть библиотеку в поисках упоминания подобного. — Где причина его приступа? Эльф ткнул в сторону, где рваными клочьями пульсировала магия — и Гарольда, и незнакомая. Та, вторая, отличалась от лоснящейся и будто маслянистой, похожей чем-то на магму и море разом магии друга. Выглядела она враждебно. Ведь разве можно что-то колючее почти на материальном уровне, чёрное, ершистое, назвать приятным? Драко отшатнулся, заметив как это нечто едва шевелится. Возникло чувство, что вот-вот эта гадость переползёт на него. — Что это за мерзость? — скривился он, выставляя перед собой палочку и готовый защищаться. — Это какой-то паразит? — Ох, нет, хозяин! — создание, что уже отпустило его руку и перестало сливаться со всем окружающим, покачало головой. — Это наложение одной магии на другую. Эти две — похожи, обе пытаются захватить окружающую магию, а потому конкурируют, инстинктивно пытаются поглотить друг друга. Магия молодого господина, если хозяин позволит высказаться своему глупому слуге Эшу… — домовик замолчал, очевидно ожидая ответа. И Драко стало интересно, что он вообще мог такого сказать, а потому лишь усмехнулся, щурясь и бросая, что тот может продолжить. — Эшу кажется, что магия господина конфликтует с той, того господина, — эльф указал в сторону всё ещё проецируемого экрана, отражающего уже пустой кабинет с потушенными почти полностью свечами и камином. — Тот гость-господин имеет магию полностью идентичную, а потому может быть причиной болей господина Гарольда. На Малфоя словно вылили ведро кипятка. Как он не понял сразу сам? как не догадался?.. Лицо и уши обдало жаром, дыхание сбилось. Идиот. Всё было так просто. Тот мальчишка — вот причина проблем. Только вот… Снаружи послышался шум. Шаги. Почти неслышимые. По коридору. Прямо к двери. Их раскрыли?.. И не было сомнений, кто это.

***

— Аберфорт, — голубые глаза напротив сощурились. — Сколько лет, сколько зим, дорогой братец. Альбус с непосредственным весельем улыбнулся, присаживаясь на стул за барной стойкой. — Ещё столько же не видел бы. Чего тебе? — недовольно пробурчал тот, отставляя стакан на столешницу и вперив в собеседника требовательный взгляд. — Я же знаю, что ты рад мне, — отмахнулся Альбус, игнорируя так и сквозящее неприязнью выражение лица брата. — Я к тебе по делу. — Ну кто бы сомневался, — хмыкнул Аберфорт и, обведя взглядом пустой трактир, взмахнул палочкой. Двери захлопнулись с тихим, глухим стуком, на окна опустились тяжёлые плотные шторы, больше похожие на брезент. А на стойке перед Альбусом сама собой материализовалась бутылка виски. Он недоуменно нахмурился. Решение прийти к брату, с которым виделся последний раз больше пятнадцати лет назад, далось ему тяжело. Наверное, даже тяжелее, чем если бы он не решился прийти вовсе. После случившегося с Арианой, их сестрой, Альбус крайне редко навещал его. Из-за мучающей совести ли, вины ли. Но это было, конечно, глупо. По-детски экспрессивно. Однако ничего поделать он не мог. Аберфорт винил именно Альбуса в смерти сестры. Проклинал за то, что он оказался слишком наивным, доверился не тому человеку. И Альбус не сердился на него. Он понимал. Снисходительно принимал эти нападки, почти не вслушивался в гневные речи, пропитанные ядом. Аберфорт был слишком мал, чтобы осознать всю суть событий, тогда произошедших. Он был ослеплён той горькой ложью, которую сам себе создал. Но сейчас они уже не дети. Не те подростки с горящими сердцами и распахнутыми душами. В их глазах, столь мудрых, сейчас отражалась ночь. Бесконечно болезненная усталость. Альбус понимал, что, отдаляясь от брата, он ничего не изменит. Тот не простит его просто из-за отсутствия. Не помогут слова. Да и какие слова могут вообще разрушить эту стену непонимания и обиды между ними? Оставалось соглашаться, что время лечит, что шрамы в душе и мыслях брата постепенно затянутся. Глядя на скорбно поджатые губы, Альбус нехотя взял в руки стакан. Он не пил, кажется, с прошлого года. — Рассказывай. Он открыл рот, но так и не смог продолжить. Слова застряли где-то в горле, решимость погасла. Ему хотелось продлить это мгновение их терпимости, участия в голосе брата. Альбус знал наперёд, как отреагирует Аберфорт. Знал, конечно же, но это был единственный человек, кому Альбус мог рассказать о таком… грандиозном плане. — Я собираюсь освободить Геллерта, — выдохнул Альбус, залпом осушая стакан. В горле неприятно загорчило. Терпкий виски обжигал гортань и желудок. Альбус не смотрел на брата, опустив взгляд на лимонный шербет в миске. Он буквально услышал, как что-то разбилось. Звонко, дробя тишину, на него пахнуло чем-то травяным. Тишина ощущалась холодным маревом, что опускалось на плечи неощутимым, но таким давящим полотном. — Повтори. Альбус оторвал взгляд от миски со сладостью и посмотрел на искажённое болью лицо. — Я понимаю, — начал он медленно. В конце концов прекрасно осознавал, что этот разговор не будет простым. — Понимаешь?! — Голос Аберфорта сошёл до звонкого шёпота. — Не ты ли его засадил в Нурменгард, Альбус? Не по его ли вине… — Хватит! Аберфорт замолчал, поджав губы и махнул рукой. В его глазах застыли страдания. — Послушай меня, Аберфорт. Я не утверждаю, что это верное решение. Мне оно тоже далось нелегко, но, думаю, прочитав это, — Альбус жестом заправского фокусника выудил из кармана уличного плаща небольшую папку. Чуть пожелтевшие по краям, с выцветшими чернилами, бумаги в ней смотрелись чересчур хрупко. — Ты поймёшь меня. Или хотя бы поймёшь, почему я хочу поступить именно так. Альбус не торопил брата, пока тот с недоверчивостью читал содержимое тонких листов. — И что это? — спросил Аберфорт, отрывая взгляд от документов. — Какой-то мальчишка тебя настолько напугал, что ты решил освободить убийцу?! — Этот мальчик… — Альбус намеренно пропустил мимо ушей последнюю реплику брата и, наигранно печально вздохнув, продолжил. — Этот мальчик — сын Лили Эванс и одного из самых верных сторонников Волдеморта. Регулуса Блэка. — И? — Аберфорт раздражённо выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. — Шлюха Лили легла под выродка Блэков, ничего удивительного и стоящего внимания, Альбус. Они оба поплатились за это! Причём тут… сам знаешь кто. — Ты не понимаешь, — вздохнул Альбус. — Всё не так просто. Нас осталось крайне мало. А те, кто остался, предпочитают не высовываться. Против армии Волдеморта мы не выстоим. Нам нужны союзники. Этот мальчик, — Альбус невесомо коснулся папки, рассеяно глядя перед собой. — Может стать точкой преткновения, мы не знаем, какая в нём скрыта сила! Тем более, что у меня нет на него влияния. Мальчишка никому не доверяет. — Половина Слизерина, если не ошибаюсь, являются выродками Пожирателей. Этот мальчик — просто ещё один из них. Не понимаю, чего ты суетишься. Если Блэк и эта девка предали своего Лорда, то меньшее, что ждёт мальчика — это изгнание. Если не смерть следом за родителями. — Нет никаких доказательств, что Лили и Блэк мертвы, — задумчиво протянул Альбус, заметив, как щека брата дёрнулась. — Тел не нашли. Тёмная сторона пала сразу после развоплощения Тома. Я почти уверен, — он улыбнулся, наклоняясь вперёд. — Что Блэк точно жив. В записях стоят пометки о том, что ребёнка навещал некий мужчина, оставивший лишь инициалы Р.А.Б. Это может быть только один человек, — он заговорщически подмигнул, застывшему изваянием брату. — Это возможность вернуть нам штаб квартиру с помощью мальчика. А там… — Хорошо. Предположим, — кивнул Аберфорт. — Зачем тебе Гриндевальд? Ты думаешь, после всего, что произошло, он встанет рядом с тобой, воплощая собой свет, а не рассмеётся тебе в лицо? На что ты надеешься, Альбус! — За ним пойдут. Ещё остались его сторонники. Мы сможем… Аберфорт вдруг рассмеялся, запрокидывая голову. Лающий, хриплый хохот потонул среди бокалов мелким звоном. — Ты всё так же наивен и глуп. Самонадеян, — цепкий взгляд его замораживал, заставляя застыть на месте. — Он сбежит, как только предоставится возможность. Ты это знаешь. Всё надеешься, что что-то в нём осталось от того ребенка, в которого ты влюбился? Смешно. Право, Альбус, давно пора принять горькую истину вещей. Что же насчёт мальчика, — он задумчиво скосил взгляд в сторону. — Ты и без меня знаешь, на какие точки давить, чтобы за тобой шли. А это всего лишь ребёнок. Сирота. Так просто сыграть на его чувствах. Если бы всё было так просто… — Подумай, Аберфорт, насчёт… — Альбус махнул рукой куда-то в сторону. — Ты понял. Я чувствую, что Том скоро вернётся. Тучи уже сгущаются. Нельзя допустить ещё одной войны! Геллерт знает как никто другой все хитрости и уловки тёмной стороны. Он может оказаться полезным. Аберфорт молчал. Его тонкие брови надломились, он отвернулся. Альбус понимал, какие чувства возникли в душе брата. Он и сам тосковал по сестре. Ариана. В каморке Аберфорта висел портрет. Пыльный, истёртый временем, пронесённый через года разрухи и скорби. И она была там. Нарисованной девушкой в ситцевом платьице и с причудливой косой. Смотрела на всех скучающе своими льдисто-голубыми глазами, что были устремлены в пустоту, туда, где грань стёрлась, где нет понятия времени. Совершенно безжизненная картина. Пустышка. Альбус никогда не любил этот портрет. — Мы можем уйти, — хриплый, ломкий голос нарушил тишину. Аберфорт повернулся, в дрожащих пальцах сжимая платок. В глазах застыла заледенелая горечь, мольба и… что-то ещё такое, отчего человек перед ним вдруг словно постарел и усох еще сильнее. — Плевать на войну. Плевать на Волдеморта и его прихвостней. Просто уйдём. — Ты же знаешь, что я не могу, — словно извиняясь, отозвался Альбус, и печально улыбнулся. — Много людей зависят сейчас от меня. Я не могу, не имею права их подвести. Конечно, дело было совсем не в людях, которые, подобно наивным полуслепым котятам, слепо тыкались носами в полной темноте. Шли за ним. Верили ему. Такая преданность, несомненно, приносила ему, Альбусу, удовольствие. Власть. Но отнюдь, причина была в другом. Он не мог. Клятва, данная когда-то, удерживала его прочными путами. Сковывала всё его тело, саднила. Напоминала о себе кровоточащими шрамами на запястье. — К чёрту их, — Аберфорт стукнул по столешнице кулаком, глаза его налились яростью. — Что тебе до людей?! — Тот же вопрос я могу задать и тебе, брат. Ты столько лет работаешь тут. Всегда где-то незримо рядом. Почему же не уехал? — Потому что… — тот замялся, вздохнув, улыбнулся потерянно, признавая свою капитуляцию, и поднял руки. — Ладно, старый ты хрен. Подловил. Ты прекрасно знаешь, что я тут из-за тебя. Доволен? Аберфорт пытался показать свою раздражительность, злость от того, что его вынудили признаться. Альбус лишь покачал головой и, протянув руку, погладил его плечо. — Ради нас, Аберфорт. Ради всеобщего блага… Братья смотрели друг на друга долгое время, пока Альбус не отстранился и медленно, будто нарочно растягивая время, двинулся в сторону выхода. Когда его ладонь коснулась ручки, он услышал голос. Тихий, еле слышимый. — Чёрт с тобой. Я остаюсь и помогу. Альбус улыбнулся, выходя на улицу. Колокольчик негромко звякнул, оглушая своим мелодичным перезвоном ночную тишину улицы. И тот же миг фигура в теплом сером плаще бесследно растворилась в тьме.