Tenebris Сardinalis

В директорской башне царили тишина и уют. Солнце мягко освещало комнату, отражаясь от предметов и заставляя воздух сиять как-то по особенному, почти до сюрреалистичности волшебно. За столом, чуть откинувшись в высоком мягком кресле, сидел Альбус Дамблдор, попивая чай и привычно-нежно поглаживая своего феникса. В ответ на ласки Фоукс что-то щебечуще напевал, наполняя кабинет сказочной, лёгкой-лёгкой атмосферой. Со вздохом Дамблдор протянул руку вперёд, доставая из хрустальной вазочки очередную лимонную дольку и положил её себе в рот. Он хмуро посмотрел на единственное живое существо в комнате помимо него, будто ожидая, что птица начнёт разговаривать и утешит его, уймёт всё больше и больше вскипающее раздражение, но та лишь продолжала ворковать, утыкаясь клювом в ладонь и лишь совсем немного сбавляя напряжение. День не задался с самого утра. И виной всему была эта девчонка — Нимфадора Тонкс. Нет, проблема была не совсем в ней, хотя, несомненно, эта её неловкость, безалаберность и неаккуратность безмерно раздражали, но всё-таки хуже была лишь извечная привычка опаздывать. Опоздания… Директор терпеть не мог подобное. Возможно, всему причиной была его навязчивая, даже маниакальная пунктуальность. Ну, или просто придирчивость, ведь сам он позволял себе немного задерживаться, чаще всего делая это специально, поддерживая образ чудаковатого старца. Никто из тех, кто столь долгое время работал на него, не смел даже помыслить о том, чтобы задержаться без особо веской причины. Кроме, разумеется, Нимфадоры. А ведь Тонкс была исключительной с самого рождения. На неё возлагалось так много надежд… Ещё тогда, пару десятков лет назад, во времена Первой Магической, её мать, урождённая Блэк, сбежавшая из семьи ради 'недостойного грязнокровки', пришла к нему, умоляя защитить её вместе с ребёнком, он уловил эту особенность, почувствовал шанс. Он обменял свободу этой воистину несгибаемой и гордой женщины на безопасность её семьи, потребовав вечную верность и службу. Разумеется, не Свету, а ему самому, заставил покаяться во всех деяниях, простил оплошности. Лишь после всего этого он выполнил такую желанную для Андромеды часть сделки — защитил их. Девушка была так счастлива и благодарна, что не замечала, как вместе с чарами ненаходимости и защитными барьерами вокруг неё выстраивались глухие тюремные стены, закрывались все двери, пропадали даже мимолётные шансы на побег от служения. И эти сложности не оказались напрасны. Сама Андромеда оказалась не такой уж и плохой фигурой, а разбавление крови пошло на пользу, и её дочь стала воистину исключительной… Она заполучила дар метаморфа. Альбус довольно усмехнулся своим воспоминаниям. Собственные достижения, пусть даже и в виде привлечения выгодных пешек в партию, не могли не трогать сознание. — Всё-таки полезно быть иногда немного сентиментальным, мой дорогой Фоукс. Птичка в ответ что-то негромко просвистела, встряхивая перьями, и, повернув набок голову, уставилась на Дамблдора на удивление умным для подобного создания взглядом. Внезапно один из приборов у входа громко пискнул, заставляя обратить на себя внимание, и Альбус мгновенно подобрался. Осанка стала не настолько идеально-прямой, из взгляда пропали острота и раздражение, а губы исказились в мягкой улыбке — как будто тоже владея задатками метаморфа, он весь сразу изменился, как маскируется перед приходом жертвы хищник. Тяжёлая дверь медленно, с громким гулким скрипом приоткрылась, и из-за неё показалась чуть взъерошенная, крайне взволнованная девушка в алой аврорской мантии. Сложно было сказать, красива она или нет. Тут больше бы подошло «когда как». Вот, к примеру, сейчас в этой бледнолицей, красноволосой и неряшливо одетой девчушке нельзя было найти хоть что-то привлекательное. Тонкс беглым неуверенным взглядом прошлась по помещению, словно не решаясь окончательно войти, но, заметив такое добродушное лицо директора, осмелела и, широко улыбнувшись в ответ, шагнула в кабинет. — Нимфадора, девочка моя, я так рад тебя видеть! Столько лет прошло после твоего выпуска — а как будто вчера! Проходи скорее, садись, — Альбус указал на стул, стоящий напротив его стола. Лишь один Мерлин знает, чего ему каждый раз стоило претерпевать этот ураган бедствий и разрушений, сопровождающий девчонку. Судя по всему, вся удача в жизни ушла на дар. Ведь никак иначе объяснить такую до нелепости масштабную неуклюжесть было нельзя. — Чаю? Расскажешь, как твои дела, как здоровье твоей почтенной матушки? — Благодарю, директор, — Тонкс слегка покраснела, внезапно осознав, что несмотря на то, что она бессовестно опоздала, на неё совсем не злились. — Не откажусь от чая. Матушка… Полна решимости, а вот леди Вальбурга… Она, мне кажется, совсем сошла с ума на своём портрете… Дамблдор почти не вслушивался в её сбивчивую речь. Помимо прочих недостатков, эта чрезмерно болтливая хаффлпаффка вызывала лишь раздражение. И не будь девчонка метаморфом, Дамблдор не стал бы её даже вспоминать, не то что звать. — Сэр, вы… меня звали по какому-то важному вопросу? — наконец опомнилась и неловко поинтересовалась Тонкс, нервно теребя край рукава. Альбус мягко улыбнулся. Нет, и всё-таки были у неё положительные стороны кроме дара. И самая значимая из них — безмерная преданность старому магу. Она всегда смотрела на него с таким трепетом и благоговением, что, казалось, была готова умереть на месте в оплату за оказанные крохи внимания. Несмотря на то, что мать всячески настаивала, чтобы Нимфадора держала с ним дистанцию, девушка испытывала по отношению к директору безмерную благодарность, была готова рассказать ему что угодно и содействовать в каждом плане. Он стал для неё воплощением Света в самом истинном его проявлении. Она видела в нём оплот справедливости, честности, всепрощения. Альбус — самый великий маг современности — был всегда на стороне таких, как она. Оскорблённых, падших перед гнётом чистокровных снобов, простых магов. Более того, он даже поддержал её семью, семью родом из Тёмных магов, ту семью, что столь долгое время сторонилась Света. Он простил, помог, когда они были разорены. Нимфадора помнила эти времена, как раз после Первой Магической войны. Когда кругом царили голод, разрушения и ненависть, Дамблдор помог с документами и взял ее в школу — ещё в те времена, когда Хогвартс был элитным учебным заведением и попасть в него было практически невозможно. Но тогда с помощью директора многие смогли поступить на учёбу, хоть ненадолго спрятавшись от ужасной реальности за высокими школьными стенами, и один лишь Мерлин знает, сколько он тогда потратил денег и сил. Он был влиятельным магом, с ним считались, его многие поддерживали. Даже сейчас, будучи полноправным Аврором, Нимфадора тонула в обожании к своему спасителю. Но, как оказалось, семья отчего-то не разделяла её взглядов. Её родная мать — та, кто как никто другой должна была понимать её — казалось, играла на две стороны. Она не была так же преисполнена благодарности, сторонилась директора и даже пыталась убедить Нимфадору остерегаться этого поистине святого человека. Нимфадора этого не понимала и злилась на мать, старалась идти наперекор её наставлениям, едва ли не принося клятву вечной верности Дамблдору. Директор просветлел, глядя в её распахнутые глаза, полные воинственности и готовности поддержать его. Нимфадора была полной противоположностью Андромеды. Будучи намного более доверчивой и смелой, воспитанная вне жёстких блэковских устоев, она не искала в ситуациях двойное дно. Но всё-таки кровь Блэков сыграла определённую роль в ситуации: девушка обладала исключительной верностью, душой и телом привязавшись к своему идолу. Блэки имели особенность — быть, подобно собакам, верными до конца жизни тем, кому безоговорочно доверяли. Конечно, была и обратная сторона медали, более жёсткая. Если их предать, они убьют, не раздумывая, уничтожат вас. Именно поэтому Альбусу не было смысла ссориться с Тонксами. Он не мог допустить повторения ситуации с Сириусом. — Не только, — лукаво улыбнулся Альбус, разливая ароматный чай по кружкам. — Мы давненько не виделись, не так ли, моя девочка? Кажется, это было год назад, как раз когда ты сдавала экзамены в академии Аврората, — старец растянул губы в притворной сладкой улыбке и отпил из своей кружки. — О, да, конечно я помню, — закивала Тонкс, обхватывая кружку тонкими пальцами с обгрызенными ногтями, которые, к тому же, были выкрашены в безвкусный ярко-пурпурный цвет. — Вы не представляете, как сильно я вам благодарна, что именно вы договорились с мистером Йоханом. Я и не думала, что так сложно попасть в Академию, что всего лишь один предмет может испортить вступительные результаты… Но благодаря вам, директор, я смогла исполнить свою мечту! Жаль только, что мама против. Знаете, она до сих пор осуждает меня за выбор. Считает, что моё место в Министерстве, — девушка надула губы и опустила глаза. Цвет волос мгновенно сменился на чёрный с проблесками ало-рыжего. — Главное, что тебе нравится быть той, кем ты сейчас являешься. Не стоит слушать всех, кто не согласен с твоим мнением, если твоя душа лежит к совершенно другому. Необязательно идти учиться туда, где хочет видеть тебя твоя семья. В конце концов, тогда это будет не твой выбор, а, значит, и работа будет не твоей. Сколько таких в Министерстве сидит, ничего не делает, зато получает деньги. Ты всё правильно делаешь, Нимфадора, — качнул головой Дамблдор. — Твоя мать, как бы она ни сердилась, всё же приняла твой выбор. Не выгнала и не отказалась от тебя. Нимфадора зарделась, румянец с её щёк словно перетек и на волосы, окрасив их в лиловый. — Это-то да, но… Она всё чаще намекать стала, что неплохо бы после Академии занять должность помощника министра. Но… это не совсем, вернее даже, совсем не то, чего я бы хотела. Мне нравится работать под руководством Грюма. И я однажды хотела бы стать главным Аврором. Спасать наш мир от зла! — Нимфадора вскинула подбородок и лучисто улыбнулась. Вместе с её засиявшими звёздно-жёлтым глазами точно таким же оттенком загорелись и волосы, и веснушки. Альбус задумчиво скосил взгляд на Фоукса. Опасения, оказывается, сбываются. Теперь даже Андромеда отчего-то начала особо рьяно действовать, подталкивая дочурку поближе к министру. Поближе к тому самому буферу безопасности, в котором у него не было ни одного рычага давления… Нет. Нельзя было допустить этого. Стоило разобраться с обнаглевшей и забывшейся мерзавкой. Однако устранение женщины будет просто отвратительным ходом. Слишком высок шанс нарваться на тот знаменитый в определённых кругах Посмертный Шлейф Блэков. Это так обманчиво-элегантно названное фамильное проклятье сулило лишь вечные муки, избежать которых он сам будет не в силах, а терпеть не собирается и пытаться. Но что, если убрать её без лишней крови? Андромеда давно уже не молода, и болезни в таком возрасте, да ещё и с заметными магическими проблемами, могут сильно подкосить организм. Это не убьёт, но заметно ослабит женщину, переключит внимание. Да и она не глупа и поймёт всё, всю суть намёка. А её супруг-маггл ведь и вовсе не имеет никакого авторитета в магическом мире, так что не представляет абсолютно никакой угрозы. Нимфадора и без того предана Ордену Феникса, поэтому без влияния матери управлять ею будет даже слишком легко. Останется лишь направлять её мысли в нужную сторону, а дальше она и сама поймёт, как стоит действовать во благо его — Дамблдора. Мысленно улыбнувшись своим мыслям, Альбус кашлянул и принял более серьёзный вид, давая понять, что они подошли к главной теме разговора. — У меня действительно есть к тебе очень важное задание, девочка моя. Задание сложное и, возможно, не даст каких-нибудь результатов, но… — выдержав короткую паузу, он сложил пальцы домиком и сухим голосом продолжил: — У нас в Хогвартсе появился мальчик. Одарённый и магически сильный. Бедняжка из маггловского мира, мы забрали его из приюта — как понимаешь, это совсем не место для такого одарённого чада. И я бы хотел найти его семью… У меня есть подозрения, что он из семьи магов. В любом случае, нужно помочь ему. Ты ведь сама понимаешь? Магглы весьма жестоки к тем, кто отличается от них… особенно дети. Нимфадора открыла рот в изумлении и поражённо покачала головой. Пальцы, до того державшие чашку, дрогнули, и фарфоровая посудина полетела прямо на белоснежный ковёр… Нет, конечно, Альбус мог устранить всё одним взмахом руки, но разве это дело? Необходимо чувствовать свою вину даже за такой проступок. — Ой, простите, сэр, я… я всё уберу, — она подскочила, забавно размахивая руками и едва не упала, запнувшись о стоявшее позади неё кресло. Дамблдору осталось только тяжело вздохнуть и убрать возникшее так внезапно и неприятно разрушение. — Всё в порядке, Дора, — Альбус милостиво очистил магией все пятна на одежде юной волшебницы. — Я понимаю твоё волнение, девочка моя, несомненно — это не простое дело. Нужно найти подход и добыть папку на имя Гарольда Уэллса. Ты её не читай, а принеси мне. Хочу посмотреть сначала сам всё. — Профессор Дамблдор, вы невероятно благородный человек, — улыбнулась Нимфадора. — Мы обязательно найдём родственников мальчика, если такие имеются. Но… Вы думаете, что если он, предположим, является сыном кого-то из волшебников, разве в личное дело запишут настоящие имена? Дамблдор думал об этом. Конечно, вероятность того, что родители-маги поступят столь неосмотрительно и расскажут о себе, была ничтожна мала. Но, быть может, директор приюта запомнила, кто принёс мальчика им на порог. Это могло бы пролить свет на происхождение Гарольда. — Не думаю, — согласился чародей. — Но вдруг какие-то обстоятельства были записаны. Важна любая мелочь. Ты вот что, Дора, поспрашивай работников приюта о том, кто принёс Гарольда и как представились эти люди. Кто его посещал на протяжении тринадцати лет и кто им интересовался. Проверь их разумы на предмет обливейта или блока. В общем всё, что удастся узнать, будет просто прекрасно! И помни, — он чуть наклонился, и его длинная борода сползла на столешницу. Очки-половинки сверкнули бликом тёплого света, а голос понизился до тихого шелеста. — Никому не рассказывай, что за задание я тебе дал. Это очень важно. Нам ведь не нужен лишний шум, верно? Нимфадора согласно закивала, и её волосы посветлели, став каштановыми, а глаза потеплели. Девушка выпрямилась и посмотрела на висящие на стене часы. — Будет сделано, сэр. Когда мне лучше всего приступить? — Завтра с утра, — кивнул директор и улыбнулся. Его лицо смягчилось, а вся строгость ушла из взгляда. — Не забывай, что это магглы. И тебе придётся соответствовать их миру и повадкам. Обязательно смени облик. Я буду ждать новостей завтра вечером. Прикрыв глаза, директор закончил разговор. Голова начинала болеть, а в теле появилась какая-то тянущая усталость. Послышался хлопок двери, и всё наконец стихло. Необходимо было поговорить с ещё одним человеком. Вздохнув, будто это всё приносило ему неимоверную тягость, Дамблдор позвал школьного эльфа. — Тейси. Вызови ко мне профессора Снейпа!

***

Гарольд старался подавлять в себе это гнетущее чувство. Что-то было настолько диким, неправильным с этим местом. Будто после того, как они проснулись на той маленькой полянке, где, по ощущениям, продремали от силы пару минут, что-то неуловимо изменилось. Стало иначе. Другим. Искорёженным. Земля под ногами стала слишком чёрной, какой бывает лишь на болотах; ветки, подобно живым, словно пытались обвиться вокруг лодыжек, врезаться сухими колючками в кожу, забраться под неё, добираясь до такой нежной и беззащитной плоти. Темнота стала густой, вязкой, словно они и вправду тонули в болоте. Звёзды покинули небосвод, а на грани горизонта всё никак не начинал маячить величественный силуэт Хогвартса. Привычные, такие уже будничные, что их перестаёшь замечать, вещи словно растворились. Но так ведь не бывает, думал Гарольд, щурясь. Темнота пожирала свет настолько, что Люмос едва-едва помогал разглядеть окружение. — Тебе не кажется, что мы идём куда-то не туда? — даже не пытаясь скрыть недоумение и сомнение в голосе, произнёс Гарольд. Пробиравшийся сквозь кусты следом за ним Невилл ничего не ответил. Но нет, они определенно шли ровно по той же тропинке, с которой спустились. Чуть выше уже вот-вот должна была показаться школа. Но её всё не было. Тропинка не обрывалась, гуще леса не было ни конца, ни края. Будто они попали в бесконечный лабиринт из елей и сосен. В конце концов, больше для того, чтобы хоть ненадолго прервать это бесконечное однообразное путешествие, ребята остановились и принялись осматриваться в густой темноте. Паника подступала к горлу, душила и уже не казалась просто разыгравшимся воображением. Невилл отчего-то молчал, без особого интереса глядя по сторонам пустым, почти стеклянным от тусклого освещения взглядом. Это пугало даже сильнее, чем всё окружающее. Вызывало неприятно колющее что-то внутри предчувствие. — Невилл? Тот моргнул, на секунду почему-то напомнив огромную лягушку, и практически без выражения посмотрел на напряжённого Гарольда. — Ты вообще со мной? Почему молчишь? — нервы сдавали. Мало того, что они заблудились, так ещё и Лонгботтом будто стукнутый, видимо, ушёл куда-то в себя, бездумно переставляя ноги и оглядываясь по сторонам, только потому что так делал сам Уэллс. — …Да, — наконец проговорил Невилл после ужасно длинной паузы, за которую Гарольда пару раз пробрало до костей, и указал куда-то ему за спину. — Я думаю, что нам нужно вон туда. Сейчас мы, кажется, уходим в глубь леса. Гарольд нахмурился, оглянулся и действительно увидел ещё одну тропинку. Тоже заросшая, она почти не отличалась от той тропы, по которой они следовали сейчас, вот только Гарольд был практически на сто процентов уверен, что мгновение назад никакой второй тропинки поблизости не было. — Интересно, с чего же такая уверенность, — буркнул он, отмахиваясь от слишком тревожных мыслей, и принялся придирчиво рассматривать заросшие кустами дорожки. Ни одна из них никакого доверия не внушала. Покопавшись в воспоминаниях, он так и не вспомнил эту тропу. Невилл снова промолчал, и почему-то у Гарольда язык не повернулся его окликнуть. Указав направление, Лонгботтом снова сгорбился и уставился в никуда остекленевшим взглядом. Впрочем, Гарольд сильно сомневался, что выглядел сейчас хоть немного лучше. Страх и сомнения. Они буквально раздирали его на куски, смешиваясь в груди в просто ужасающее сочетание. Правильность всего происходящего уже даже не стояла под вопросом — это было точно нечто на грани нереального. Мысли о сумасшествии отошли туда же, куда уплыли идеи о смерти. Осталось лишь желание выбраться. Вырваться, найти способ сбежать из ада вечных полузаросших дорог. Внезапное озарение заставило остановиться. Старшекурсники как-то показывали полезное заклинание, которое, по идее, предполагалось использовать в коридорах школы, если понадобится найти выход. Правда, Гарольд никогда его не использовал, так как не представлялось подходящего случая. Из горла вместо чёткого голоса вырвался будто приглушённый хриплый шёпот. — Oint me. Палочка, несмотря на сомнения своего хозяина, всё же дрогнула, прокрутилась у него на ладони, как стрелка компаса, и её кончик повернулся вправо. Именно туда, куда и указывал Невилл. Гарольд, не обращая больше внимания на засыпающего на ходу Лонгботтома, первый шагнул в сторону тёмного и враждебного леса. До этого тропинка ещё вселяла какую-то уверенность, что вот-вот появится шанс на спасение, промелькнёт силуэт такого желанного сейчас Хогвартса. Здесь же, впереди, лишь лесная чаща без тропинок и каких-либо ориентиров. Палочка упорно показывала в сторону, где, как думалось, найдется что-то, что поможет им. Они шли долго, постоянно петляя в разные стороны, но делая вид, будто это ничего не значит. Будто так и нужно. Хотя на деле никому просто не хотелось озвучивать так и напрашивающиеся выводы. В голове Гарольда уже в который раз промелькнула мысль, что два детских тела будет крайне сложно отыскать в таком густом лесу. Говорить расхотелось совсем, как и издавать любые, даже самые малейшие звуки, которые могли бы привлечь к ним внимание… кого-нибудь. Движения, которые были заметны лишь боковым зрением, вызывали настолько неестественную панику, что еле-еле удавалось преодолеть желание побежать, игнорируя все препятствия. Гарольд вдруг остановился. Его глаза распахнулись от ужаса, а тело онемело, перестав слушаться. Как, как до него не дошла эта странность раньше?.. Как он со своей почти болезненной подозрительностью и внимательностью не понял?.. Движения. Чёрные, темнее самой ночи… Именно так ведь и выглядела изуродованная и изорванная до самого неприглядного состояния магия неживых существ. Тех, кто должен был гнить в земле. Тех, кто никогда не должен был находиться тут, рядом с живыми. Видимо, он настолько уже привык к этой вони, исходящей от большинства картин и призраков, что перестал обращать на неё внимание. Ноги подкосились, и он, чтобы не упасть, схватился обеими руками за покачнувшегося Лонгботтома. — Мы умрём здесь, — на грани отчаяния убито проговорил он, продолжая цепляться за чужую мантию. Он понятия не имел, что делать. — О чём ты?.. — Невилл казался каким-то чрезмерно и неравномерно бледным, его плечи вздымались, дыхание от долгой ходьбы по ледяному лесу вырывалось с гулким хрипом. «Он не видит», — пронеслось в голове паническое. Ну конечно, Невилл не обладал даром видеть магию, иначе бы тоже обратил внимание на всё происходящее. Как объяснить это гриффиндорцу, который вряд ли когда-либо встречал нечто подобное? Самое ужасное заключалось в том, что Гарольд не знал, как называются подобные явления, и ругал себя, что поленился, посчитал бесполезным искать информацию о неживых, о своей способности видеть их. В маггловском мире с этим попроще, таких, как он, звали медиумами, а недотрупам определения не давали, с усмешкой нарекая всех монстрами. Но Гарольд не мог применить то прозвище к себе, а эти колебания обозвать хоть чем-то претендующим на материальность. Он не был медиумом хотя бы потому, что призраков до Хогвартса не видел и с ними в контакт не вступал, да и эти странные тени отличались от Хогвартских привидений. Они… Они были чрезмерно плотными и будто более осязаемыми. Свет люмоса касался окруживших их духов, но тут же растворялся в них, поглощенный тягучей темнотой. Они были похожи на ожившие, искажённые и искорёженные тени. С вытянутыми туловищами, непропорционально длинными конечностями, постоянно меняющими форму и размер. Сгустки этих теней имели даже что-то вроде глаз: маленькие красные точки роились вокруг них, со всех сторон мерцали из темноты. Расплывчатые фигуры гудели, создавая шум, похожий на усиленное жужжание, доносящееся из осиного улья, качались в такт ветру и, казалось, пялились в самую душу. — Ты не видишь?.. — спросил убитым голосом Гарольд, и ему отчаянно захотелось, чтобы Невилл увидел, чтобы из его взгляда ушла эта пустота. Ему захотелось убежать. Куда угодно, лишь бы подальше. — Нет. Скажи мне, что я должен увидеть? — хрипло спросил Невилл, уставившись на Гарольда. Проследил за его взглядом, обернулся и обвёл ничего не замечающим взглядом поляну, его равнодушные глаза скользили по обступившим их тварям. Гарольд его не винил, но чем дольше они тут находились, тем тяжелее становилось дышать. Будто горло кто-то сдавил и не позволял вдохнуть больше, чем было необходимо. От нехватки воздуха становилось плохо. Тело становилось вялым, в глазах предательски темнело, а голова кружилась. Тебе не выбраться! Это были не слова, не привычный ему английский. Да чёрт возьми, это не было похоже даже на человеческую речь! Будто кто-то прорвался в саму голову, в мысли, и теперь скрипел что-то своим бездушным голосом, одновременно выцарапывая те же слова прямо на черепе. — Прочь!.. — хрипло выдохнул он и попятился назад, спотыкаясь о выросшие, казалось, из ниоткуда кусты. — Прочь-прочь-прочь! Гарольд даже не почувствовал удара от падения, внезапно оказавшись на земле, он мог лишь судорожно хвататься негнущимися пальцами за землю, пытаясь подняться, встать, да сделать хоть что-то! Люмос блёкло светил откуда-то из травы, показывая, как далеко укатилась палочка. Руки всё глубже и глубже увязали в чём-то очень густом, мокром, чертовски липком и отвратно воняющим металлом. Оно будто шевелилось, стремилось проникнуть внутрь, заполнить вены. Перед глазами плыл лес, плыло небо, силуэты людей, зданий. Воспоминания будто сорвались с какой-то невидимой привязи, упали с полки, и сейчас разбивались, мелькая с такой бешеной скоростью, что путались ещё сильнее, окончательно теряли свой смысл. Тело задрожало ещё сильнее, и Гарольд отчаянно рванул вперёд, хватаясь за горло, судорожно вдыхая кажущийся уже невозможно-сладким кислород. — Лонг… Лонгботтом! Помоги мне, Мордредово животное! Весь страх мгновенно сменился на ярость. На кровожадное желание свернуть шею этому несносному мальчишке, что просто стоит и смотрит! Что даже и не думал помогать. Чьей виной всё это и было! Уэллс даже не заметил, как поднялся на ноги. Тело знобило, раны жгло, словно разъедало, но было плевать. Хотелось лишь сомкнуть ладони на бледной шее неподвижно замершего Лонгботтома и вытрясти из него душу. Шаг вперёд, и всё вокруг теряет вид, звук. Ещё шаг — и куда-то исчезает стук собственного сердца, дыхание. Ещё чуть-чуть, буквально пара сантиметров. Есть! Красное марево перед глазами будто рассеялось в ту же секунду, как чужое тело упало на землю с глухим, неприятным звуком. Свет люмоса пугающе дрогнул и мигнул, и на сознание накатила паника. «Что… Что я сделал?» И эти слова эхом отразились в голове. Отвратительным, ужасающим эхом. — Невилл?.. — Гарольд отступил назад, не отрывая взгляда от темнеющего в примятой траве тела. Будто надеясь, что оно вот-вот оживёт, поднимется. Но нет. Оно лишь продолжило валяться на земле безвольной марионеткой, у которой обрезали все нити. Он моргнул, и всё исчезло. И тело, и кровь на ладонях. Захотелось рассмеяться, и плевать, как это будет выглядеть. — Гарольд, — позвали из-за спины, и он тут же обернулся. — Какого… Лонгботтом! Если это твой розыгрыш, то это, блядь, не смешно, совсем не смешно! — будто пытаясь показать себе, что всё это реально, Гарольд схватил Невилла за запястье, ощущая под ладонью шершавую ткань мантии. Облегчение. И одновременно с этим непонимание. Как такое возможно? Это было просто видение? Наверняка. Иначе куда пропал труп? — О… чём ты? Мальчик стоял, ссутулившись и пригнув голову, будто настороженный пёс, и от этого его угловатая фигура выглядела ещё хуже. Глядя исподлобья, говорил так, будто даже открывать рот было для него чем-то безумно сложным. — Да, да, делай вид, что ничего не понимаешь, ты… — разгорячился ещё сильнее Уэллс. Голос и руки у него дрожали от внезапно накатившего облегчения, и зажатая в трясущихся пальцах палочка ходила ходуном. Огонёк люмоса танцевал в воздухе, давая больше теней, чем света, и они причудливыми узорами ложились на всё вокруг: на обступившие их кусты, на ветви нависших над землей деревьев, на самого Невилла, освещая дрожащим светом его лицо. Гарольд вдруг застыл. Нет. Нет, этого не может быть. Его словно с головы до ног окатили ледяной водой, от затылка по спине, рукам побежали ледяные мурашки. — Нам нужно идти туда, — монотонно прохрипел Невилл и поднял кривой, выгнутый в нескольких местах палец в сторону чащи. Повернулся к Гарольду, и на секунду показалось, что лицо у Лонгботтома смазалось, как у пластилиновой фигурки: лоб смялся, глаза превратились в щёлки, щёки обвисли, как у бульдога, а рот растянулся до подбородка. И из самого центра этого расплывшегося лица вкрадчиво прозвучало: — Пойдём, Гарольд. Резко похолодало. Гарольда сотрясло дрожью, он отбросил от себя чужой рукав, едва сдерживая крик. — Это… Это сон. Чёртов отвратительный сон. Гарольд попятился назад, сжимая в замёрзших руках бесполезную теперь палочку. Развернуться и бежать. Бежать вперёд, абсолютно не глядя, куда. Главное, что дальше от этой твари. Дальше от этого места. Под ногами что-то хрустело, хлюпало, что-то колючее хлестало его по лицу и рукам, но, главное, не было этой вони, не было шагов за спиной. Сейчас стоял вопрос не в том, куда идти, а в том, как выжить. Тело слабело, и Гарольд понимал, что ещё немного, и он свалится без сил. Ему не хотелось умирать в этом лесу. Смерть его пугала, раздирала своими когтистыми ручищами внутренности, дышала обледеневшим дыханием в лицо. От накатившей паники и стылого ужаса он не мог трезво мыслить. Даже о том, что можно послать вверх сигнальный огонь, Гарольд забыл. Не разбирая дороги, рванул в противоположную сторону. Спотыкаясь и бесконечно падая, пробираясь на ощупь сквозь дремучий волшебный лес, Гарольд даже не брался осмысливать, куда он бежит и где выйдет. Ткнулся в незамеченное в темноте дерево и, потеряв равновесие, осел на землю, с отчаянием понимая, что подняться обратно у него уже не получится. — ХАГРИД! — закричал Гарольд, откинувшись к стволу и запрокинув голову к чёрным переплетённым ветвям. Громкое и протяжное эхо гулким воем прошлось сквозь деревья и кусты, затерявшись где-то вдалеке. — ДРАКО! Съёжившись на промозглой земле, он обхватил себя дрожащими руками. Тишина подступала со всех сторон, трогала мягкими ледяными руками за плечи, шею, руки, колени, давила и ещё больше распаляла всё внутри. Гарольд вздрогнул всем телом, ощутив новую волну дикой силы. Лес вдруг обернулся жутким чудовищем, оскалился острыми зубьями торчащих отовсюду веток, уставился на свою жертву мелькающими в темноте огоньками красных всполохов. Лес словно ожил, оглушительно зашелестел в предвкушении, гулом ветра и скрипом деревьев обрушился на Гарольда, придавив его к земле. Ему мерещились странные светящиеся силуэты и огни, манящие и зовущие к себе. От сдавливающего страха Гарольд не мог пошевелиться, практически оглохнув и не видя ничего перед собой. Здесь ничего не работало. Ни его способность, ни магия, даже логика и законы физики не могли совладать с этим местом. Он с силой зажмурился, отгоняя навязчивые видения. Где-то неподалёку слышались шаги и тяжёлое дыхание. Гарольд не чувствовал ни рук, ни ног, а земля под ним словно начала плавиться, завздыхала и закачалась. Послышался оглушительный треск и, вздрогнув, Гарольд распахнул глаза. В небе светила кровавая луна, будто раздвинув ветви нависших над ним деревьев, она заливала бледным розоватым светом поляну. Деревья вокруг со скрипом пригнулись к земле, будто под ударами ураганного ветра или под невообразимой тяжестью, и тянули свои длинные ветви к нему. Подскочив, напрочь позабыв и о боли, и об усталости, Гарольд снова рванул вперёд. Как долго он бежал, Гарольд не брался даже думать, и спустя минуты, а может быть, часы, или недели, или годы он заприметил среди деревьев острый шпиль одной из башен. Лес расступился в стороны, складывая мохнатые ветви по бокам стволов, будто летучие мыши — свои крылья, и Гарольд кубарем выкатился на опушку леса. Даже не пытаясь подняться, вжался в мокрую от росы и грязи землю, и ему казалось, что весь мир сотрясается от ударов его сердца. Он изо всех сил вцепился в траву руками. Гарольд зажмурился. Воздух обжигал лёгкие, в горле свистело от долгого бега, голова кружилась, и оглушительно грохотало в ушах, пальцы впивались в размытую влагой грязь. Перед глазами всё ещё стояли темные тени, их глаза, горящие кровавым тапетумом, и гул в ушах, от которого сворачивалась кровь. Гарольд ощущал, как слабость окутывает его тело, руки немеют от холода и воды. Тело становится вялым и неподатливым. Перевернувшись на спину, он посмотрел в чёрный зев небосвода. Звёзд по-прежнему не было, а луна покраснела ещё сильнее, будто налившись кровью. Когда удалось отдышаться, Гарольд с трудом сел и огляделся, пытаясь понять, где оказался. В такой темноте, конечно, было сложно разглядеть хоть что-нибудь, но общие очертания леса и небольших построек неподалёку он мог рассмотреть. Не хижина Хагрида, конечно, но даже так увидеть что-то рукотворное, сохранившее отпечаток человеческих рук, было сродни глотку свежего воздуха. Однако стоило Гарольду посмотреть в другую сторону, его будто сжали в невидимом кулаке, дыхание перехватило. На том месте, где должен был возвышаться Хогвартс, темнели лишь руины. В темноте почти невозможно было оценить разрушения, но даже так очертания обломков и обвалившихся обезглавленных башенок не оставляли никаких сомнений. Поляна, где стояла когда-то сторожка Хагрида, заросла густыми кустами, а саму хижину съело время. Поднявшись на ноги, Гарольд шокированно обвёл взглядом всё пространство. «Что же здесь произошло?» Казалось, будто Хогвартс был заброшен века два, и это место очень долго находилось без присмотра. Более того, привычного вкуса магии не было, время вымыло даже его. Пусто. Словно вместе с Хогвартсом погибла не только сила, но и всё живое, что хоть как-то могло служить её проводником. Сделав неуверенный шаг навстречу этому зрелищу, Гарольд на пробу взмахнул палочкой и с облегчением обнаружил, что магия всё-таки осталась, будто ждала его. Люмос зажёгся — не так ярко, конечно, но маленький дрожащий огонёк не мог не радовать. Произнеся парочку заклинаний, Гарольд убедился, что его личная магия работает. Но её не было ни в чём другом. Он понимал, что Хогвартс стоял столько лет лишь благодаря силе волшебников, что подпитывали его. Это было понятно и очевидно, он не раз видел, как от учителей отходят витиеватые отростки, которые будто впитываются в стены, вплавляются в защитные контуры. От учеников исходило намного меньше магии, и то чаще лишь излишки, что выбрасывалась при кастовании заклинаний. Но сейчас, оставшись без этой поддержки, Хогвартс рухнул. Многовековая история осыпалась неровными камнями на землю, тоже потерявшую всё могущество, значимость, накапливаемые веками. Гарольд боялся пошевелиться. Его руки онемели, а глаза неприятно защипало. Он всем своим существом ощущал, что это всё — правда. Отвратительная, невыносимая. Та единственная недвижимая константа — существование Хогвартса, пала перед натиском Времени. Что-то позади него захрустело, заставив вздрогнуть, и Гарольд резко развернулся, выставляя палочку перед собой. Как бывает во всех этих отвратительных и банальных фильмах ужасов, поначалу ничего не происходило — лишь деревья слабо покачивались на ветру, поскрипывая при каждом малейшем движении. Но уже спустя мгновение меж ветвей из ниоткуда появился тёмный, неспешно идущий, чуть прихрамывающий человеческий силуэт. Гарольд было воспрял духом, подумав, что это кто-то из ребят — Драко или, может, Невилл. Сейчас он обрадовался бы даже зазнайке Грейнджер! Однако чем ближе подходил неизвестный, тем отчётливее Гарольд понимал, что ни разу этого человека не видел. Лишь когда незнакомцу осталось до парализованного Гарольда лишь несколько шагов, его удалось рассмотреть. Гарольд отшатнулся от него, пристально разглядывая тень с ног до головы. Чёрная, почти сливающаяся с тьмой теней, мантия, окутывала его тело плотным коконом, не оставляя видимым ни кусочка. Крайне широкие рукава надёжно скрывали кисти рук даже несмотря на то, что одна из них была занята замысловатой по форме тростью. Сил убегать или сопротивляться не осталось, а потому Уэллс лишь надеялся на мирный нрав странного путника. — К-кто вы? — осипшим голосом спросил Гарольд, направляя палочку прямо в то место, где у странного человека должна была быть грудь. — Хранитель, — представился неизвестный тихим, крайне странным шипящим голосом. — Тебе нельзя здесь находиться, мальчик. Будто Гарольд этого хотел! Сейчас казалось, что побег отсюда был смыслом его существования, заветной мечтой. Вот только неосуществимой, ведь он даже предположить не мог, как оказался в этом кошмаре. — Я заблудился… И где-то в лесу остался мой товарищ, — внутри всё неприятно сжалось от вины, но Гарольд убеждал себя, что выбора выбраться вдвоём не было. — Это уже не твой товарищ, — Гарольду показалось, что хранитель усмехнулся. Интонация немного изменилась, в голосе проскользнули снисходительные нотки. — Это тварь загробного мира. Она питается чужой жизненной энергией, присасываясь к энергетическому полю человека. Ты правильно поступил, что убежал, мальчик. Задержись ты там ещё на какое-то время, и я бы уже не смог тебе помочь. — Где мы? Что это за место и… как выбраться? — Гарольд, конечно, сочувствовал Лонгботтому, но помочь ему он не может. Если есть шанс убраться отсюда, то он с радостью воспользуется этим. — Ты разве ещё не понял? — человек, стоявший перед ним, скинул капюшон и улыбнулся. Это был старец невысокого роста, седые волосы доставали ему до плеч, а глаза светились потусторонним серебристым светом. Хранитель излучал собой опасность, что-то тёмное и мёртвое тянулось от него во все стороны. Гарольд не без отвращения отметил особенно прогнившие отростки черных нитей, что свисали до самой земли и копошились там. — После того, как вы коснулись тех огней, вы уже умерли. Медленно ваша душа начала проваливаться в забытье, и чем дальше вы уходили, тем слабее становилась связь с миром живых. Сейчас ты находишься на самой грани, мальчик. Если уйдёшь к тому замку, то больше не вернёшься. Ты останешься здесь и станешь такой же заблудшей тварью, что будет искать новых жертв. — Вы… мне поможете выбраться? — с надеждой спросил Гарольд. Но что-то внутри подсказывало, что вряд ли этот Хранитель станет помогать. Какое ему вообще дело до человека, коих тут наверное было уже множество? — Я могу лишь указать на выход, но вот дорогу к нему тебе придётся искать уже без чьей-либо помощи, — старец стукнул своей тростью о траву, и в тот же миг по земле от его ног расползлись светящиеся отростки, тянущиеся обратно в лес. Там, где протягивались линии, трава словно обугливалась, оставляя после себя лишь чёрный мелкий пепел. — Ищи старинный тёмный дуб, один такой в лесу. На коре символ, что наполнен силой, столь родной всем вам, живым. Останется тебе лишь прикоснуться. Да только поспеши — иной дороги к пробуждению не сыщешь. — Поспешить?.. Сколько у меня осталось времени? — только и спросил он, сглатывая вязкую слюну. — Немного, около десятков трёх минут, по вашим меркам, — ухмыльнулся старец. Гарольд раздражённо выдохнул, отворачиваясь. Что стоило помочь? Да банально показать этими своими линиями путь! Но нет, куда интереснее наблюдать за беспомощными попытками ребёнка вырваться из сетей и, наверное, размышлять с толикой азарта: получится или нет? С высоты бессмертного существа, коим и являлся этот Хранитель, наверняка было забавно наблюдать за его метаниями, потому что, кроме заблудших душ, у него тут и развлечений наверняка не было. — Но… этого мало. Скажите хотя бы где искать этот дуб?! — Тогда весь интерес исчезнет напрочь, — хохотнул Хранитель, и, стукнув ещё раз тростью, растворился в воздухе. Стоило ли верить странной твари, что появилась из недр недружелюбного леса, создавшей странную паутину из сверкающих нитей и исчезнувшую во тьме? Хотя… От этой его сети всё-таки была какая-то польза. Она, подобно венам, проходила между деревьями, запутываясь где-то в поросли кустарника, уходя вглубь, в чащу. А ещё она служила неплохим источником света. Однако, не успел Гарольд сделать шаг, как что-то случилось. Земля дрогнула и начала проваливаться вовнутрь, словно выворачиваясь наизнанку, деревья стали ещё длиннее и сжались. Это было похоже на перемотку кассетной ленты: все вокруг лишилось чётких контуров, пошло волнами и начало сжиматься. Вибрация прошлась по всему его телу, и Гарольд упал, закричав и цепляясь за мокрую — такого же красного цвета — траву. Он падал. Точнее было бы сказать, что он парил в какой-то вязкой невесомости, из которой не получалось выбраться. Руки увязали в чём-то густом и тягучем, сдавливало грудь и горло. Всего на миг что-то перед глазами взорвалось яркой вспышкой, и всё погрузилось в темноту.