Ю.

      Когда она начала читать, у меня внутри всё замерло.       Я никогда не слышала в голосах мнимых мастеров той чувственности, которая была у неё. Все эти великие профессионалы и деятели высокого искусства больше раздуваются от чувства собственной важности, чем действительно пропускают через себя то, что читают. В этот момент они, как говорит моя мама, «вне себя от себя».       Она читала по-другому. Она говорила спокойно, иногда резко переходя на шепот, а потом внезапно повышала голос, и от этого негромкого, но ощутимого в тишине класса крика в горле вставал ком. Она жила там, а я начинала чувствовать.       Мне в этот момент очень хотелось увидеть её лицо, но я боялась, что из-за моего пристального взгляда она растеряется, собьется. Зажмется. Закроется внутри себя. А потом скомкано и сухо промямлит концовку. Я бы, наверное, именно так и сделала.       Но не она.       Она запнулась. От переизбытка чувств — своих? Поэта? Неважно. Она извинилась, неловко усмехнувшись, и мы подхватили, но быстро замолчали. Не знаю как остальные, заткнулись ли они, потому что понимали стрессовость ситуации, или по иной другой причине, но я замолчала, потому что хотела, чтобы она продолжила. Хотела, чтобы она опять начала жить. Хотела, чтобы она вновь оказалась там.       Она закончила. Мы аплодировали долго. Она, смущаясь, опустилась за парту.       На перемене я подошла к ней.       — Ты гений! — честно и без сожалений.       Она засмеялась, когда я потянулась к ней, чтобы обнять.       — Такое стихотворение испортила! — со смехом, смешанным с досадой, сказала она.       — Брось! Ты ничего не запорола! — если она услышала в этом: «Дура, хватит на себя наговаривать», не думаю, что она обиделась.       Потому что я права. Потому что не только я думаю, что сегодня она была великолепна: Катя даже проснулась — что удивительно, — дослушала до конца и начала аплодидировать чуть ли не самой первой.       Мне никогда не хватило бы смелости, читать так, как она. Так чувственно, так выразительно, так прекрасно. Эпитетов можно подобрать много, но когда говорят, что у человека серебряный язык, имеют в виду не меня.       Всегда, когда я рассказывала стихи наизусть, я говорила бегло и сухо. Мне казалось, что, читая выразительно, с нужными паузами и повышениями-понижениями голоса, я буду выглядеть глупо. Уж лучше не выделяться, сидеть тише воды. Но она так не считает: словно оратор, она смело выходит на трибуну, делает глубокий вдох и читает так, что, как говорится, глухой услышит. И это классно.       Кстати говоря, Юля читала Маяковского. «Сергею Есенину».

23 декабря, 2021 год.