Богохуйник

《 Давным-давно, когда синицы свободно пели и их голоса мягким шёпотом доносились из глубин ярких лесов, во время тихого безудерженного спокойствия и нежной покорности, хранящих людей, богов - наступил ужас человеческий. Он пришёл, не постучавшись и не спросив разрешения, вошёл в дом каждого. Липкий страх окутал неубереженную Японию. В ту роковую ночь, последнюю, когда небо не горело красным и не находилось не одной причины для тревог, всем шаманам во всех краях государства, пришло письмо. Невзрачное, но с ужасными известиями. " Оно идёт. " — Гласило письмо. Никто не знал, что их ждёт. Шаманы до последнего луча солнца молчали, чтобы не навести среди своих деревень и городов панику. Но время пришло. Этот ужас опустился на землю так быстро, что никто не успел даже опомниться. По всюду начали появляться мерзкие силуэты демонов из самих глубин адского мира. Сначала кошмар обрушился на главный из городов - Токио. Оттуда мерзкие твари распространились по всем четырём сторонам света. Они выходили из огромных дыр на некогда нежных небесах. Своими порталами из преисподней они рвали на части чистое голубое небо и души ни в чем неповинных людей. Повсюду были крики от агоний. Демоны мучили не только тела, но и души детей божьих в месть за свое заточение. Маги среагировали мгновенно. Целыми сутками они сражались с ними за каждую маленькую душу и за каждый вздох человеческий. Многие падали замертво, просто приблизившись к одному из демонов, многие не успевали умертвить даже маленького черта, погибая от огня, что они принесли с собой. Огонь шёл за ними по стопам. Не согревающе красный, каким его полюбили люди, а ледяно-холодный. Он жег сильнее раскаленной стали и оставлял глубже шрамы. Люди горели в нем часами, настолько жесток был огонь дьявольский, что мученическую смерть приносил каждому, до кого успевал добраться. Это длилось ровно семь дней и шесть ночей. Эта долгожданная тишина пугала. Выжившие воины в те минуты спокойствия быстро начинали искать выживших и помогать раненым. Столько трупов земля не видела никогда. Они были везде. Кровь лужами собиралась в ямах, вызывая мерзкую блевотину. Её запах навсегда забился в ноздри людей, что смогли спастись от ужаса. Последствия были кошмарны. Города горели, деревни были разграблены и наполовину уничтожены. Лишь священные храмы были спасены от огня и ужаса преисподней. Столько боли и отчаяния не могла выдержать ни одна человеческая душа. Маги, единственные, кто смог найти силы удержать народ в равновесии. Люди были в отчаянии и ужасе. Никто не мог предположить, что сами адские отродья придут убивать их жён и детей, разрушать деревни и разгромлять имущество. Больше всего оказалось трупов молодых женщин и мальцов. Демоны тщательно выбирали жертв, из-за чего не многие остались в живых. Хоронить мёртвых тогда никто не стал. Было важнее привести жизнь в порядок и перестать бояться даже выйти за порог дома. Вся вина пала на магов. Их обвинили в произошедшем. От одного их имени, люди поднимали вилы и готовы были пойти на тяжкий грех. Многие не могли принять произошедшее за факт. В магическом мире все дела обстояли ещё хуже. Никто не знал, вернутся ли они. Маги не одержали над ними победу, в один из моментов Демоны просто исчезли. Будто их время истекло. Шаманы чувствовали, что произойдет что-то более ужасающее, чем эти семь дней ада на земле. Оно так и назвалось - ночи тёмного ужаса. Но не успел никто оправиться от этого, как нагрянула война, за ней голод. Люди, будто поверженные неизвестной чумой, начали поднимать руку друг на друга и рушить жизни. Когда никто не ожидал большего горя, нагрянула вторая волна ужаса. Будто после появления демонов, в каждой спасшейся от смерти душе посадили росток гниющий. Что лозой обвивал ребра внутри и острыми шипами вонзался в самое сердце и отравлял душу. Все забыли про ночи тёмного ужаса, потому что главным врагом человека стал - сам человек. Все что считалось грехом, стало делом завтрашнего дня. Людей начали продавать, как скот. Еды не хватало даже для знати. Каждый день люди бились без причин, чтобы поддерживать войну и запах крови по всему государству. В одну ночь, при ясной прекрасной луне был зачат ребёнок. Совершенно обычный, нежданный и незванный. Женщина - простая девушка из бедной деревни на восточной окраине Японии и Мужчина - обычный возчик, что управляет лошадьми и за копейки возит путешественников и мелкую знать. О своей беременности она узнает от местной знахарки, которую никто в деревне не любит, даже побаиваются. После ночей тёмного ужаса никто не желал видеть никого из магов на своём пороге. Их презирали и боялись одновременно. Но женщина все же решилась зайти в её дом и попросить о помощи. После новости она очень расстроилась. Ведь дитя нечем кормить. Нечем обувать и некогда любить. Все дни уходят на работу в полях, где уже практически ничего не растёт, всё кровью пропиталось. Но знахарка не дала и её душе уйти в бездну греха, не позволив чадо умертвить. — Не смей трогать душу его. — Строго произнесла старуха. — Иначе сама тебя погублю. Женщина угрозы побоялась, но не трогать ребёнка решила сама. Раз всевышний дал ей его, значит он здесь нужен. Мужу сказала тоже самое. Только вот он обрадовался этому сильнее неё. А потом и вовсе ушёл в разбойничество, лишь бы дитя жило в достатке. Все шло своим чередом. Войны шли, голод правил городами. Лишь в деревнях тишина наступала чуть чаще. Все же храмов священных здесь больше и люди ближе к богу и правильному пути. Муж сутками пропадал в городе и вечерами приносил мешочки с деньгами. А женщина не тратила, копила. В её душе оставалась тревога, что будет время, когда они будут нужнее, чем сейчас. Только он не дожил до рождения дитя. В ту же ночь, когда он появился на свет, был заколот пьяницей, что увидел пару золотых в его кармане. Домой так и не вернулся, даже весточки о его смерти не пришло. Рожала женщина всю ночь. Мучительно и больно. Дитя будто не хотело покидать утроб родимой матери, лишь бы не выходить в этот мир ужаса. И женщина понимала и знахарка, что принимала роды. Что не в тот мир пришёл. Здесь его ничего кроме тяжести и горя не ждёт. Материнское сердце впервые заболело и за всю жизнь ни на минуту не утихало. Наконец под рассвет раздался громкий детский плач. Тяжёлая ночь сменялась лазурным рассветом. Знахарка отрезала пуповину и обомлела. Это был мальчик. Мальчик, что держал в руках лепестки цветка шиповника. Растение лежало рядом с роженицей, потому что цветы облегчали тяжёлые роды. Он так крепко за него схватился и совершенно не отпускал, наоборот завороженно смотрел на него и перестал плакать. — Сяолун. — Нежно произнесла знахарка, отдавая его матери. — Отныне он будет носить это имя. — Что это? — Женщина вся взмокшая и измученная смотрит на сына с такой любовью и лаской. — Цветок шиповника. Я принесла его последним и именно его он выбрал. Знахарка забрала ребёнка и отвернулась, чтобы обмыть и пропеленать. Тут у ребёнка открылись глаза. А глаза то огромные. Голубые, ясные. Мальчик смотрит на старуху и будто колдует. В его глазах мелкие вкрапинки зелёного. Цвет настолько яркий, что немного слепит уже почти невидящие глаза знахарки. Лежит и молча смотрит на неё, лепестки ни на секунду не отпускает. — Ты будешь залечивать раны. — Старуха шепчет прямо в ухо младенцу — Но погубишь то, что любишь. Ибо ты будешь не виноват, это всевышний этот мир накажет за то, что в срамоте и грязи утонул. Больше дом знахарки женщина с сыном не покидают. В своём доме нету места для ребёнка и все о муже любимом напоминает. Растёт мальчик здоровеньким. К семнадцати годам хорошо вытягивается. Тёмные длинные локоны до плеч собирает в хвостик на макушке. Свои ясные глаза лазурные прячет под чёлкой, чтобы лишний раз в деревне про себя слухов не слышать. Он одевается в длинные одежды и всегда открывает узкие запястья с длинными тонкими пальцами. Острые черты лица беспощадно режут сердца всех незнакомцев, что иногда забредают сюда. Красив, не по годам. Поэтому его и прозвали шаманом. Из-за улыбки острой и широкой и глаз нечеловеческой красоты. Да и он не слишком мужественен, чтобы на войну идти. Живут они с матерью у знахарки который год, что тоже выставляет их не в хорошем свете. Сам по себе он добр и скромен. Но стоит услышать нелестности в сторону горячо любимой матери, за словом в карман не полезет. Одной фразой ставит на места грязных слуховодов. Мать растила мальчика гордым и умным юношей. Чтобы никто не смел и пальцем касаться его достоинства и чести. Но парень и в правду шаман. Знахарка обучила паренька почти всему, что знает. И как травы замешивать, и как проклятую энергию использовать. Мать не разрешала ему лезть в эти дела, но знахарка была непреклонна. Все твердила, что в этом именно и суть его жизни. В нем сила нечеловеческая и всемогущая, научится контролю, которой нужна выдержка и моральная сила. — Техника десяти теней? — Шепчет Сяолун, сцепив руки в печати, вызывая первую гончию. — Именно она. — Старуха стоит прямо, строго следя за его движениями. — Твоя проклятая энергия способна создать до 10 шикигами. Научись её контролю, и тебе откроются ещё большие могущества. В первый раз получается совсем плохо и несуразно, но знахарка лишь отворачивается, проворчав. Но уголки губ немного поднимаются навверх. Потому что парень способный и огонь в нем горит сильный. Только тишина длилась недолго. После того, как он основал базовые способности, в деревню пришли маги. Это были высокие мужчины в длинных кимоно с удивительно чистыми лицами и ледяными голосами. Заявили о военном положении в магическом мире и утвердили Сяолуна в ряды бойцов среди шаманов. Женщина, что всю жизнь берегла сына от всего тёмного и страшного в этом мире, рыдала горько. Проклинала знахарку, винила во всем. По прошествию трех с дней с того, когда нога Сяолуна ступила за порог, мать, не веря в возвращение сына живым и здоровым, от горя повесилась на толстой верёвке. — И правильно. — Старуха нашла её к ночи, висела себе на верёвке, шатаясь. — Он не для тебя предназначен, ничего кроме горя не принёс бы. Она похоронила её тихо и пошла молиться за Сяолуна. К живым сочувствия больше. К восемнадцатому году жизни, парень становится намного сильнее и вступает в отряд высокоранговых магов. На родину возвратиться ему не дают, боятся, что не вернётся. Но молодая душа скучает. Даже по знахарке ворчливой скучает. По грязным улицам деревни и редким лучам солнца. Но остаётся на войне. Войной живёт. Каждый день встречает рассвет в сражениях и засыпает с тревогами на душе. Бороться с людьми ужаснее, чем с демонами. Так рассказывают старейшины, что пережили те времена. А ему сражаться тяжело. Потому что сила внутри держится крепко, но будто вот вот с цепей сорвётся. С каждым днем ярость в нем растёт сильная. — Сяолун. — Обращается к нему рядовой маг. — Сегодня остаёшься в шатре. Парень молчит, хоть и рвётся в бой всей душой. Просто поворачивает голову в сторону шатра главного шамана, куда указывает ему маг. — Это приказ? — Да. Парень лишь кланяется. А потом еле сдерживая злость, сцепляет руки в кулаки и прячет за спиной, входя без разрешения в шатёр. В нем несколько рядовых и по середине на земле восседает главнейший. Кимоно распахнуто, открывая вид на его широкую грудь. Множественные чёрные татуировки по всему телу. Широкие линии украшают руки, бедра и туловище мужчины. На плечах и животе круги и линии по тоньше. Тёмные короткие волосы не закрывают его лицо. Суровое выражение лица заметно смягчается, когда он с ног до головы осматривает вошедшего. — Как ты посмел входить сюда, когда тебя не звали?! — Шипит один из магов справа от главного, делая шаг вперёд, чтобы выгнать его. На это ярость в груди мальчишки только растёт. Он сжимает челюсть, чтобы не сказать ничего лишнего. — Довольно. — Грубый низкий голос останавливает мага. — Вон отсюда. Сяолин на секунду опускает взгляд и, вновь сжигая его глазами, разворачивается. — Не ты. Парень остаётся стоять на месте и лишь краем глаза видит, как маги молча выходят из шатра. То насколько глуп его поступок, он понимает уже сейчас. Даже рот открывать не хочет, но нужно. Он лишь покажет себя слабым, если промолчит и уйдёт. — Что тебя привело в мой шатёр? — Вы отстранили меня от битвы? Сяолуг стоит спиной, не решаясь обернуться. Аура мужчины устрашала, но он стойко держался. Если не видеть его демонических глаз, то не так страшно. — Посмотри на меня. — Сяолун медленно разворачивается и немного пугается. Из-за злости он даже не слышал, как мужчина встал и успел к нему подойти. — Глаза подними. Парень приказ выполняет и смотрит на него. Он больше него в два раза, шире и выше. — Почему? — Потому что ты можешь умереть. — Он ласково склоняет голову. — Все здесь, чтобы умереть в бою. — Голос Сяолуна не дрожит, не предаёт его. Он чеканит слова холодно и твёрдо. — Твою смерть я им не прощу. — Искренне отвечает главный. — Почему? Парень смотрит непонимающе. Пытается в его глазах разглядеть ответы, но мужчина будто и не собирается отвечать, лишь пялится на него, не в силах коснуться. Недолго простояв рядом, мужчина также молча отходит и садится на свое место. В шатре по-прежнему никто не появляется. Злость по-немногу отступила. Он одним присутствием успокоил все его волнения и тревожные мысли. — Оставайся. — Парень почти вышел за порог, как слышит голос командир. — Скоро принесут ужин. Сяолун понимал, что это был не приказ. Просьба. Он не смог отказать, не смог также пойти дальше. Поэтому вновь разворачивается и кланяется ему. — Не смотри на меня так холодно. Ужин приносят совсем скоро. На тарелках вкусное мясо и овощи. Рис белее того, что они едят. Все пахнет так аппетитно, что Сяолун невольно посматривает на блюда и громко глотает. Командир пододвигает чистую тарелку к нему и кивает, чтобы тот немного поел. — Простите меня, за мой дерзкий поступок Сукуна-сама. — Не нужно официальностей, здесь зови меня моим именем Рёмен. Сяолун поднимает глаза и сухо облизывает губы. Но Сукуна ниже глаз не опускается. Какую неделю вновь и вновь ищет на себе взгляд лазурных глаз. Видит, как длинные ресницы подрагивают. В его острых чертах теряется и душу свою крошит у его сложенных ног. Далее они ужинают молча. Сяолун ест мало, потому что кусок в горло не лезет рядом с Сукуной. Проходят недели. С того самого времени ни на одну битву главнокомандующий его не пускает, но прийти к нему ещё раз он не решается. Даже больше, ловит на себе взгляды магов, но упорно их игнорирует. Он уже сталкивался с таким в деревне. Тогда его считали дьявольским шаманом. Сейчас же его считают тёмной лошадкой, после ужина в шатре Сукуны. На пятнадцатый день, он не выдерживает. Также входит в шатёр, только теперь маги молча выходят сразу. — Долго же ты заставил меня ждать. Сукуна смотрит на него и ждёт. Видит в нем снова эту злость, которую почуял в тот день. Эту нечеловеческую ярость и силу, которую удержать не каждому под силу. В худом стройном пареньке скрывалась необьятная мощь и сила. Это первое, что почувствовал в нем Рёмен, когда только его увидел. За версту пахло сладким шиповником, и проклятая энергия ощущалась всеми конечностями. Увидев в ком она живёт, он был шокирован. А потом встретился с взглядом лазурных глаз. Прекрасных, необъятных, бездонных. В которых тонешь день за днем, так и не дойдя до дна этого океана. Твоё тело не найдёт пристанище в нем. Нежная кожа будто натянута на твёрдые, стальные кости. Мягкие локоны волос собраны на макушке. Они темнее его собственных, чистокровно-черных. Мальчишка засел в груди. Устроился между рёбер и мог бы вить верёвки из него, если бы знал, хоть каплю его одержимости. — Пустите меня за пределы лагеря. Я хочу биться наравне со всеми. Капли тревоги постепенно уходят, не оставляя следов. Неделями он ждал, потому что не мог набраться мужества, чтобы вновь приблизиться к человеку, от которого сердцу дурно. Но стоя здесь, понимает, что в его шатре намного спокойней. Пахнет сандалом и дурманящими травами. Он успокаивается и смотрит прямо. Становится стыдно за свой страх. — Тебе нравится меня ранить? — Я не понимаю, простите...— Сяолун отводит взгляд, чтобы не дурманить свои мысли этим мужчиной. — Но я хочу биться наравне со всеми. — Хорошо. Будет тебе. — Сукуна искренне недоволен, но отказать мальчишке не может. Себе не простит, если Сяолун на него обиду затаит. — Только, если вернёшься раненым, я тебя больше никуда не пущу. Отправлю в город. — Я не хрустальный. — Парень стоит твёрдо. — Я воин, меня готовили, чтобы биться. — Ты мне дороже хрусталя. — Голос Сукуны становится совсем тихим, и он встаёт, вновь подходя к парню. — Я знаю, что ты воин, и вижу в тебе силу, о которой все мечтают. Он кладёт ладони на нежные щеки Сяолуна и приближает к себе, упираясь об него лбом. — Но я себе не прощу, если по моей же вине моя святая луна погибнет. — Святая луна? — Сяолун не отодвигается, млеет от тяжёлых ладоней. — Моя святая луна. Святая луна. Так теперь и только так Сукуна зовёт его. Пускает на битвы и ждёт. Временами сам присоединяется к бойне, чтобы охранять свое сокровище. Но потом понимает, что не нужно. Видит, как искусно Сяолун обращается с шикигами и как растрачивает проклятую энергию. Ещё больше тонет в нем и восхищается. О силе Сяолуна еще веками будут слогать легенды. О любви Сукуны и Сяолина тысячелетиями. Потому что одержимость становится взаимной. Наверно, не будь это древней Японией было бы больше о их жизнях, но нам известно лишь то, что любовь была. Самая отчаянная и прекрасная. Самая сильная из всех за всю историю. Каждую свою победу Рёмен Сукуна посвещал ему. Своей святой луне и смыслу жизни. Сяолин признал Сукуну не сразу. Не доверял и держался на расстоянии, но собственных чувств обуздать не смог. Сдался к нему в объятия и выходить из них не хотел. Так и не сможет выйти. Уйдёт за ним в далёкие края государства. По пятам будет ходить и держать его за руку. Собственной грудью мужа прикрывать. — Я заберу тебя в Токио, в моем доме мы сможем найти долгожданный покой и счастье. Они лежат на футоне в объятиях. Они любили другу друга почти до рассвета. Поцелуи дарили и остатки сознания крошили на пол. Вдвоём не холодно, есть кому тебя согреть. — Нет. Давай уедем далеко. Поселимся в деревне в большом доме. Сукуна посмеивается. Конечно, куда только он захочет. Все четыре света обойдёт. Сделает все, чтобы Сяолун чувствовал себя дома, потому что его дом - Сяолун. — Моя любовь к тебе все, что у меня есть. — Сяолун садится на постель и серьёзно смотрит на него. — Не врёшь? — Нет. — А как же семья? — Парень хмурится. — У меня никого нет, кроме тебя в этом мире. — Сукуна берет его руку и укладывает его головой об свою голую грудь. — Я говорю это не для того, чтобы тебя обременять. Знай, что ты свободен в своей жизни. — Я тебя никогда не покину. Не смогу. — Не лжёт. — Я совершенно-безумно тебя люблю, как не любят никого на свете. — Я обещаю твою любовь хранить. Но одним днем Сяолун решает на день вернуться домой. Известие о смерти матери ударяет по нему сильнее, чем могло бы. — Как три дня прошло с твоего уезда, — Говорит старуха, наливая травяной чай. — так она в петлю. — Почему не написала хоть строчки? — Нам не сказали куда тебя увозят. Сяолун молчит. Остаётся в доме, в котором вырос. Проходят неделя, перед тем, как Сукуна нестерпев разлуки, приезжает в маленькую деревушку на другом конце Японии. — Прости, что пропал. — Сяолун зарывается носом в шею Сукуны и в объятиях его греется. Только сейчас понимает, как сильно замёрз. — Больше никуда без меня не уезжай. — Немного грубо произносит мужчина. — Я все брошу, только ты от меня не отходи. Не выдержу без тебя. Вечером вновь заходит к ним старуха. Сяолун сообщает, что завтра же уезжает домой. Только вот знахарка его даже не слышит. Маленькими глазками сверлит дыру в невозмутимом Сукуне и злится. — А что этот дьявол здесь забыл, под одной с тобою крышей? —Она в открытую показывает враждебность. — Это Рёмен, мой муж. Сяолун смотрит на знахарку и на Сукуну. Его терзают смутные сомнения о том, что вероятно они знакомы. Только вот он ничего не понимает. — Ты ирод его душу погубить решил?! Старуха бросается на Сукуну и хватает его за ворот, истерично тряся. Мужчина стоит, ничего не делая, просто смотрит на мужа, и в глазах его вина. Сожаления, о которых Сяолун не знает. — Перестань женщина. — Сукуна обрывает её и и отходит. — Я сам ему расскажу, уйди. — Откуда мне знать, что ты ему не солжешь? Я же вижу в тебе все, насквозь тебя вижу. — Ядовито выплевывает старуха. — Он - дьявол. — Она смотрит на Сяолуна. — В первую ночь тёмного ужаса он вместе с демонами поднялся на землю. Все, кто знал об этом мертвы. Твоя была ошибка оставить меня в живых. — Она отходит к столу и садится, смотря на окно. — Он убийца, притворяющийся дитем божим. Эти татуировки в огне выжжены, в том самом, в котором люди в агонии горели, сотни тысяч от него умирали. Неужели в глазах его ты ничего важного не увидел? Лёг с ним в постель и любовь свою отдал. Сяолун роняет горькие слезы. А у Сукуны душа на части рвётся от вида боли в глазах любимых. Ему хочется подойти и спрятать его, сжечь все за их спинами и старуху треклятую, и весь мир прогнивший. Но не может и пошевелиться, потому что знает, что только ранит его. — Ты мне не врал? Парень говорит дрожащим голосом, совсем жалко и невинно. — Никогда в своей жизни. — Тогда почему не сказал? Сукуне хочется удавиться. Сжечь самого себя прямо здесь, только бы не видеть, как Сяолун страдает. Как эта правда тяжёлым камнем ложиться на его сильные плечи. — Нечего горевать по нему. — Старуха делает замечание Сяолуну, что рассыпается на части. Его кровоточащие раны Сукуна даже с далека видит и чувствует запах крови, что не останавливается. — Поди прочь и забудь дорогу. Сделал из моего сильного мальчика свою игрушку, но ничего. Сяолун и не такое переживёт. Любовь свою тоже забери, не к чему ему дьявольское отродье. — Сяолун.... — Шепчет Сукуна из последних сил. — Прошу уйди, иначе ещё слово и я уйду за тобой. Ты меня заклеймил, как мне теперь ношу эту на себе носить? Твоя любовь меня сделала худшим человеком на земле. Прошу, Рёмен, любимый. — Он подходит к нему и также хватается за его впалые щеки. - Исчезни с глаз моих, иначе я тебя прощу. Когда дверь за ним закрывается, парень сваливается с ног на холодный пол и ревёт, что есть силы. Царапает короткими ногтями деревянные доски и мучается. Потому что уйти следом хочет, доползти до двери, пока Сукуна далеко не ушёл. Все в нем кончается. Последние силы уходят на то, чтобы не сдаться. Твердит себе, что поступил правильно. Выгнал дьявола с порога. Только забывает, что главное не сделал. Самого себя не зарезал, потому что дьявол этот в нем внутри. Глубоко под ребрами спрятан. — Поплачь, — Старуха падает на пол рядом с пасынком. — легче станет. — Не станет. — Твердит он ей. Конечно не станет, потому что такое не заживает. Оно открытой раной болит внутри. И будет болеть. - Пока я не рядом с ним, моей душе не будет покоя. Отчего же я самого дьявола полюбил, а мам? Старуха даже не замечает его оговорку. Его траур даже разделить не может. — Это дьявол тебя полюбил. — Она поглаживает его по волосам и к себе прижимает. — Ты, когда родился, первым делом схватился за лепестки цветка шиповника. Такие яркие, нежно-розовые лепестки. Я уже тогда поняла твою судьбу. — Что же значило это? — Ты раны самого дьявола залечил. Пригрел его на своей груди. Так и должно было произойти, это я дура старая не поняла. Только вот глаза твои лазурные должны смерть ему принести. Сяолун испуганно закрывает рот рукой и ещё больше начинает скулить. Все теперь понятно. Его предназначение было в том, чтобы убить того, кого полюбил. И должен он был полюбить дьявола, чтобы спасти этот мир от его злодеяний. Только вот на душе тошно так, что хочется удавиться. Он не хочет, чтобы Сукуна умирал. Так не хочет, что лучше сам в могилу сляжет. — Я не смогу его убить, — Он смотрит на старуху в таком отчаянии. — Я обещал ему свою любовь, уж лучше пусть заберёт меня в преисподнюю. — Тише-тише, ничего тебе делать не надо. — Она целует его в макушку. — Ты его достаточно наказал. Бог будет тобой доволен, ты сам его посланник, мальчик мой. — Я себя изувечил ради этого. — Боль растёт с каждой секундой. — А что, если я больше в него не верю? Что, если моя душа вместе с ним ушла? — Главное, чтобы он свою человечность у твоих ног не оставил. — Тревожно бормочет знахарка. Как же она оказывается права. Потому что Сукуна разбит, поломан, как дерево, по которому ударила гроза. Не спасти и не склеить, как фарфоровый чайник. Стоит ему выйти за порог, как душа просится назад. Домой. Вернуться и силой забрать. Сжечь до тла треклятую деревню. Только вот слезы Сяолуна до сих пор глотку жгут. Он, будучи проклятием, не думал, что люди могут настолько страдать. Он свою душу привязал к нему и теперь делит горе. Свое собственное. Глаза застилаются яростью. Сукуна грубо берет пряжку коня и даёт со всей силы, чтобы убраться отсюда по дальше. Забыть дорогу к нему, как и наказала старуха. Только вот эта тропинка сниться ему будет. Каждую ночь. Эти лазурные глаза придут к нему ночью, но тогда он не проснётся точно. Потому что на следующий же день потопит мир в крови. Заставит океаны выйти с берегов и смыть этих мерзких людей. Только не успевает. Валится с лошади, не в силах держать жёсткую упряжку. Прямо на холодный снег. Не знает, далеко ли уехал. Просто остаётся лежать не в силах встать. Он эту боль в глазах возлюбленного ни за что не забудет. Он предал его и веками будет платить, он уверен. Сукуна не возвращается в свой дом. Он его оставил и предал. Поэтому возвращается к службе. Только сил нет и мысли далеко отсюда. — Там...человек. — Маг вбудораженно врывается в шатёр Ремёна. Проходят недели в разлуке, и каждый день мужчина пытается не сломаться, не вернуться за ним и отобрать силой. Знает, что только хуже будет, что ненависть Сяолуна не переживёт. Поэтому и страдает. Сегодня поднялся жуткий буран, из-за чего всем было запрещено выходить за пределы лагеря. Он поднялся стремительно быстро и был ужасающе силен. Ничего в радиусе пяти метров не было видно, только колкий снег. — Помогите ему и согрейте. — Сукуна издаёт указ и вновь утыкается в маленькую чашку, в которой давно высохли все чаинки. — Это....Сяолун. — Выдыхает маг и смотрит. Демон резко подрывается с места и в тонком кимоно выбегает на улицу. Там уже собралась толпа магов, что окружили тело молодого парня. Увидев его, они вмиг расходятся. — Моя святая луна... — Шепчет Рёмен падая к нему на землю. Сяолун не движется, даже кажется не дышит. Из-за того, что они окружены, снег не так сильно бьёт. Сукуна вмиг хватает его худое тело и несёт в свой шатёр. В нем особенно тепло, поэтому Сяолун должен согреться быстрее. — Чего же ты ушёл в бурю, глупый мальчишка, — Злился Сукуна, раздевая его от холодной одежды. — Почему не позвал, я бы явился на твой зов. — Я ..Кх...боялся не успеть...Кх — Неожиданно хрипит Сяолун. Сукуна прижимает его к себе и просит замолчать. Но тот упорно отодвигает его рукой. — Послушай, — Сяолун из последних сил выдавливает из себя слова. — Я не смог, я ушёл за тобой, предав бога и самого себя. Потому что не мог больше. Только не сердись, что я так долго шёл, хорошо? — Парень говорит быстро, пытаясь успеть все сказать. Будто торопится куда-то. — Я прошёл бурю, только потому что шёл к тебе, мой милый Рёмен. — Береги силы, прошу. — Уже неважно. Я истратил все. Слова больно бьют по сознанию Сукуны. Он знает, что означает истратил. Сам чувствует это, как жизнь покидает тело любимого. Только отчаянно игнорирует счётчик в голове, что не часы отсчитывает, а минуты. Он хватается за его голову и пытается вспомнить все возможные способы передать хоть немного сил. Пожалуйста, не так быстро. Он не успевает ничего сделать и выдумать, как ощущает ледяные пальцы на своих запястьях. — Прошу, не нужно. Потрать мои последние секунды на меня. — Сяолуну не страшно, потому что он успел дойти, сказать о чем хотел и увидеть его в последний раз. Даже не сожалеет, что долго шёл. — Поцелуй меня. Скажи, как любишь, прошу. Это знание исцелит всю мою боль. — Не отпущу, достану. — Крупные слезы катятся с его щёк. — Отовсюду достану, найду. — Только обязательно найди, хорошо? — Сяолун улыбается из последних сил и погибает на его руках, не дождавшись поцелуя. Этот рёв слышит вся преисподняя. Так молит и скулит только раненый зверь. Сукуну не ранили, его убили, только вот почему то лёгкие до сих пор дышат. Он опускает его тело и ставит чуть подаль, боясь поломать теперь уже тонкие и хрупкие кости. Теперь он действительно, как хрустальный. Даже глаза закрыл, чтобы эту лазурь Сукуна лишь в кошмарах видел. Боль окутывает его душу и он её прячет. Глубоко прячет, вырывает из своей груди и в мёртвое тело передаёт. Так и будут говорить, что Сукуна душу свою навсегда с Сяолуном похоронил. Его накрывает ненависть. Жгучая, всеобъятная. Ненависть к людям, что посмели его луну забрать, его жизнь и любовь. Ненависть к природе, что посмела на чужое посягнуть. Ненависть в самому себе, что не смог защитить. Ярость та, которую он в невинной душе мужа усмерил, просыпается и застилает сознание. Демоническая сила просыпается с ещё большей мощью, и шатёр загорается. Потом горит лагерь и все, что поблизости. Сукуну не остановить. Он в трауре уничтожит весь мир. А все из-за мальчишки, что глазами лазурными и лепестками шиповника забрал вместе с собой человечность, душу и саму суть, когда-то имеющего чувства человека демона Сукуны.》 — Ну что доволен? — Женщина наконец заканчивает рассказ. Мальчик кивает. В детской комнате темно, только свет ночника освещает лицо матери. — Я впервые дослушал легенду до конца, не уснув на середине. — Подметил мальчик, рассеянно рассматривая узоры на мягкой простыне. — Ну и как тебе легенда? — Мама ласково поглаживает его волосы и смотрит на сына. — Она очень грустная. — На то она и называется недетской легендой. – А что потом случилось с демоном? — Мальчик смотрел на маму в ожидании ответа. — Он уничтожил весь мир? — Нет, его остановили. Мы же с тобой живы, как и все вокруг. Мальчик хмурится. — Но ведь легенда придуманная? — Кто знает, Мегуми. — Женщина загадочно отводит взгляд. На самом деле, никто не знает правда это или вымысел. Сукуна и вправду существовал, все ещё запечатан в особом месте. Не зря его зовут королём проклятий, он жесток и ужасен. На его совести миллионы смертей. Только вот правда ли, что этот монстр мог любить? На этот вопрос мама ответа не нашла. — Потому что, если это правда, думаю, Сукуна не заслужил этого. — А как же Сяолун? — Не знаю. Я совершенно не понимаю, как можно было вообще полюбить дьявола. — Но дьявол смог полюбить? — Это слишком сложно для моей детской головушки, мама. — Хмуро подмечает мальчик, на что его мать просто смеётся. Они желают друг другу спокойной ночи, и женщина, выключив светильник, уходит к себе. Эта история начинает надоедать, когда приходится рассказывать её Мегуми каждую неделю.