Счастье за снежной завесой

Сколь прекрасна зима, это чудо природы! Пора, когда природа и сама Земля отдыхают от изнурительного труда длинной в девять месяцев, укрываясь пуховым белым покрывалом и посылая нахер семь миллиардов неблагодарных людей, чтобы через три месяца со стоном проснуться и ещё месяц лежать в прострации, думая зачем и за что они должны кормить и обеспечивать стадо эгоистичных засранцев, которые за почти две тысячи поколений не сподобились съехать от мамки на другую планету, зато успели потребить огромное количество внутренних ресурсов, разрушить изначальный порядок вещей, климат и засрать почти всю предоставленную для жизни площадь. Но это потом, а пока белый-белый и пока нетронутый снег на дорожках и крышах домов, гирлянды на окнах и деревьях, счастливый детский визг, уже украшенные к Новому Году ёлки и ажурные снежинки, осевшие на ресницах влюблённых парочек, греющих тёплым дыханием руки друг-друга. Повсюду смех и радость, из уютных кафе тянет запахом глинтвейна и какао, новогодней выпечкой, в воздухе витает сказочная атмосфера. Прекрасная зимняя сказка, да? Отдельно взятый маленький, скромный и вкрай заебавшийся Шан Цинхуа так не считал. Может, для кого-то зима и Новый Год это чудо, встречи с родными и близкими, ёлка и шампанское, но это для обеспеченных людей, нашедших своё место в жизни, а не для бедного одинокого студента, которому приходится хуярить по три смены чтобы оплатить счета и из-за того что все семейные коллеги побрали отпуска. А Цинхуа что? Цинхуа ничего. Ну может загнётся, может не выдержит и наконец повесится, но смысл? Никто так уж скорбеть не будет: от родителей живёт за пару тысяч километров, полностью разорвав связи (Слава Богу), единственный друг, Шэнь Юань, повздыхает над могилой, оплатит похороны, будет вспоминать иногда и жечь благовония, но продолжит двигаться вперёд. И это правильно, не стоит тащить за собой прошлое всю жизнь. Ладно, это слишком жестокое описание для лучшего друга. На самом деле, зная его характер и жизненные позиции, последнее что стал бы делать Шэнь - это забывать. Цинхуа ведь тоже его единственный друг. Они, возможно, слишком сблизились за время знакомства? Но если что Цинхуа совсем не обидится даже если его совсем забудут, он полностью осознаёт всю свою серость и заурядность, более заурядного человека пойди найди. Удивителен сам факт знакомства и в последствии неплохих отношений между неловким студентом филфака и смазливым ехидным студентом юрфака. Такие разные люди, характеры, судьба, но их словно магнитом тянуло друг к другу с первой встречи. Нет, это была не влюблённость, не похоть, даже не элементарный интерес, а что-то... Выше? Не любовь, не дружба, что-то между и одновременно ни одно из этого. Возможно, они чувствовали друг друга как семью? Самый вероятный вариант, как бы странно это не звучало, если учитывать, что познакомились они совсем недавно, всего пару лет назад. Как бы то ни было, у Цинхуа был друг, готовый выслушать его нытьё, дать пинок в сторону светлого будущего и поддержать в тяжкое время, забив на свой образ злюки. Чего ещё можно желать? Много чего, на самом деле, хотя бы нормальную небольшую квартиру, в которой не придётся плавиться в летний зной и коченеть в мороз. У Шан Цинхуа даже был специально составленный список недостижимых желаний, но оглашать его некому и незачем - всем, так-то, насрать, а Цинцю в этом плане ничем не поможет, только расстроиться, - хоть и из довольно обеспеченой семьи, но он всё ещё студент, а любая недвижимость в Шанхае стоит немного дешевле почки президента. И даже несмотря на это, Цинхуа стабильно раз -цать в неделю возносил молитвы в пустоту и просил самую малость: нормального человеческого отношения. Он уже даже не заикался о нормальном отношении от всего социума в общем - мало кто любит хлипких на вид странных замухрышек, особенно сирот (ну, по документам он сирота, а остальное не их дело), но можно было наградить малейшим чувством такта и жалостью хотя бы вечно трущихся вокруг Шэнь Юаня субъектов! Шан Цинхуа не виноват, что братец-Огурец (кличка "для своих", под таким ником Шэнь Цинцю анонимно критиковал разного рода произведения в интернете, хобби такое) ему симпатизирует, не обязательно в тридцатый раз толкать речь о том, какой Цинхуа жалкий, слабый, глупый, трусливый и в общем абсолютно недостойный того, чтобы греться в лучах солнышка-Шэня. Это с ними он солнышко, и то раз в никогда, а над Цинхуа и постебать может, такова ноша дружбы. А вообще Шана всегда забавлял факт, что о его никчёмности и глупости ему всегда заливали люди выросшие в тепле и достатке, с детства обучаемые, хоть как-то любимые, награждённые внешностью, здоровыми телами и с поддержкой за спиной. Им никогда не приходилось прятаться в шкафу, дрожа при мысли о том, что, возможно, пьяные родители скоро закончат разборки и пойдут вымещать злость на своём чаде. Не приходилось в морозную зиму или дождливую осень в одних штанах, кофте и рваных тапочках наворачивать круги вокруг дома, из которого его выгнали на ночь, чтобы не замёрзнуть насмерть. Не приходилось работать с двенадцати лет за гроши, чтобы подпольно сделать фальшивые документы и в семнадцать съехать в большой город, паралельно добывая всеми способами учебники и самостоятельно получая образование. Не приходилось, в конце концов, на съёмной квартире при температуре тридцать восемь и шесть со страшным кашлем кутаться во всё, во что только можно, хлестать как обычную воду кипяток в надежде что поможет и день за днём в полуобмороке цепляться за жизнь с кристально чистым пониманием того, что каждая минута может стать последней, и никто кроме тебя самого не спасёт, не поможет. В итоге Цинхуа выкарабкался с горем пополам, но поплатился хронической болью в горле. Это было до знакомства с Шэнь Цинцю, который, узнав о произошедшем (в формате шутки, конечно), воспринял всё неожиданно серьёзно и всеми силами помогал избегать повторения сей истории в будущем, притащив запасной тёплый комплект белья из собственного дома, раздобыв где-то кипятильник и регулярно подгоняя чай и нормально покушать, в холодное время года из колючки превращаясь в мамочку и заставляя утепляться по максимуму. Но в чём суть: люди, которым всё преподносили на блюдечке, наивно считают что могут судить того, кто действительно добился всего, чего имеет, сам, без грамма помощи, и поднялся с самых низов в уже не такие низкие низы, поближе к приемлимому уровню жизни. Ещё больше Шан Цинхуа смешило что упрекающие его люди не знали его абсолютно. Не знали насколько он выносливый, не знали, что в университете он в первой двадцатке, и даже не пытались узнать, но всё равно сыпали пустыми оскорблениями. Цинхуа не считал себя никчёмным. Да, трусливый, да, никогда не давал сдачи, но ты попробуй дать сдачи человеку на голову выше и в два раза шире тебя. Он не виноват что недоедание и стресс в детстве наградили его таким субтильным телосложением, а дурное питание и жёсткие нагрузки вконец добили организм. Главное, что ресурсы организма позволяют быстро бегать, не спать сутками, много учиться и пахать как лошадь во имя выживания, даже если после прихода домой не было сил даже на раздеться и дойти до кровати, не то что приготовить поесть, слава заварной лапше. Правда, Юань иногда выручал: силой и не обращая внимания на возражения втюхивал месячный запас судочков с нормальной домашней едой, приговаривая что он не согласен обсуждать очередное дерьмовое произведение с могилой Цинхуа в случае если он таки загонит себя в гроб таким образом жизни, его в дурку упакуют. Да, у Цинхуа своеобразный друг со своеобразной заботой. И ещё год. Ещё год и выпуск из универа! А там нормальная работа и, наконец, какой-никакой стабильный доход, не придётся больше крутиться как белка в колесе и считать каждую копейку. К превеликому сожалению, насколько бы трагичным прошлым и глубоким внутренним миром не обладал Шан Цинхуа, никому это не было интересно. Все видели только верхушку - болтливого и очень раздражающего мальчишку, который получает львиную долю внимания от всеобщей влажной мечты, но не умеет огрызаться. Терпила в простонародье. А то, что у обидчиков через какое-то время появлялись неприятности - так это совпадение, Цинхуа отвечает. Короче, о человечном отношении оставалось только мечтать - люди всегда любили проверять на прочность тех, кто улыбается или неловко смеётся в ответ на наезд. Когда человек не видит реакции на свою агрессию, он начинает терять берега и перегибать палку. Знакомые братца-Огурца не исключение. И всё же Цинхуа считает что такие задиры ходят по тонкому льду - люди-улыбаки обычно самые терпеливые, но если уж улыбающаяся маска треснула, то тут два варианта событий: либо в какой-то прекрасный день на одного самоубийцу станет больше, либо в новостях расскажут о новой перестрелке в учебном заведении. И Цинхуа знает, что какой бы путь он не выбрал, за ним последует одна ехидна. Хоть на тот свет, хоть в тюрьму за террористический акт. И Цинхуа за ним тоже последует если потребуется, это даже обсуждать не надо. Для других подобный взгляд на жизнь - дикость, но для них - что-то естественное и правильное, будто солнце утром на востоке. Так и жил Цинхуа - из дома в универ, на работу, оттуда в состоянии трупа домой и по кругу, успевая глотнуть воздуха только в короткие встречи с Шэнь Юанем и грезя об окончании своих страданий. Новый год - дополнительный досадный пиздец, но и его можно пережить! В данный момент Шан Цинхуа ковылял домой со смены, улыбаясь от злости (так тоже бывает) и целуясь со льдом на нерасчищенных дорогах каждые дай небо сто шагов, проклиная по сотое колено всех кого знал и не знал. Про себя, конечно, в реальности он пользовался тем, что в десять часов вечера людей на улицах уже почти нет, и шипел что-то нецензурное, но без имён, чтобы не сглазить не дай БожЭ. По дороге нашёл силы зайти в магазин самообслуживания и купил три килограмма мандаринов. Не то чтобы он их прям обожал, но должно же что-то в пустой квартире давать ощущение праздника, а ёлки и украшения уж больно дорогие (На самом деле братец Огурец как всегда предлагал проспонсировать это праздничное дело из собственного кармана, но тут Шан Цинхуа упёрся как никогда. Он и так в неоплатном долгу перед другом, принимать в качестве подарка что-то, что не являлось предметом первой необходимости, казалось чем-то вкрай диким). Пришёл домой, по пути таки обзавёвшись дыркой на колене от зазубренного промёрзлого асфальта, шиканул и заказал еду из ресторана. Немного, не из дорогого, но всё же. Он на это последние три месяца копил! Да, опять отказался от щедрого предложения Шэня оплатить праздничный банкет. Если Цинхуа может за что-то заплатить сам, он заплатит сам, а работа в двойную смену позволяла такие излишества два раза в год. Почему два? Потому что оставить Шэнь Цинцю без подарка в день рождения было бы свинством. Пока еда ехала, Шан Цинхуа сходил в душ, оделся в самые тёплые вещи, по самый нос завернулся в одеяло и начал думать чем заняться. Жаль, что Шэнь Юаня семья ещё в начале зимних каникул заставила уехать в другой город, чтобы отпраздновать вместе, иначе могли бы снова провести Новый Год вдвоём, как и предыдущие два (Не смотря на количество людей готовых ему руки целовать и в рестораны водить, брат-Огурец почему-то часто предпочитал компанию Цинхуа. Может потому что он не пытался за него передраться со всем миром?). Посмотрели бы фильм, завернувшись в одно одеяло в общажной комнате Шэня, из которой последний выгнал соседа, ровно в полночь открыли вино, которое принёс Огурец, долго разговаривали, обсуждали очередную хреново написанную новеллу (точнее Цинхуа бы поддакивал пьяному сердитому монологу Цинцю) и заснули в третьем часу ночи без страха проспать, потому что Шан Цинхуа взял выходной. За неимением Огурца придётся думать что-то своё. Фильм смотреть одному скучно - повозмущаться некому, поговорить не с кем, - а что ещё делать одному на Новый Год Цинхуа не знал. Он вообще до знакомства с Юанем его не праздновал! Значит остаётся только поесть и лечь спать, тоже неплохой вариант. Приехала еда. Цинхуа поблагодарил загнанного курьера, соболезнуя бедолаге, вынужденному пахать в новогоднюю ночь, забрал пакет и понёс греть в микроволновке, конечно же, уже остывшую на морозе еду. Когда первая порция тёплой, качественной пищи погрузилась в желудок, он (желудок) что-то протяжно булькнул, наверное благодаря за первую за много дней нормальную еду. Увы, всё хорошее быстро кончается, через двадцать минут тарелка была пустой и почти вылизанной. С тяжким вздохом отправив тарелку в мойку, Шан Цинхуа начал чистить мандарин на десерт. Всё-таки включил фильм, но высидел едва ли больше часа - остро чувствовалась нужда в собеседнике. В целом можно считать, что вечер прошёл неплохо. Ещё бы температура в квартире поднялась выше десяти тепла и можно было бы умирать счастливым. Долька очередной мандаринки отправилась в рот. Повезло, сладкий. Подержанный смартфон старой модели завибрировал, оповещая о пришедшем сообщении. И кому Цинхуа нужен в Новогоднюю-то ночь? Только бы не начальнику. Для выдачи зарплаты ещё не время, премию хрен дождёшься, а других хороших поводов написать скромному работнику у начальника не было. Может притвориться мёртвым? Телефон настойчиво завибрировал ещё раз. И почему он не догадался выключить на телефоне звук? И оправдание было бы, и совесть не мучала... Шан Цинхуа глубоко вздохнул, принимая свою судьбу какой бы она не была, с тоской отложил мандаринки и взял в руки телефон. Слава Небожителям и иже с ними, сообщение было от брата-Огурца. Вероятнее всего, порядочно пьяного брата-Огурца, ибо наделать столько ошибок во всего четырёх предложениях обычно очень грамотного и дотошного Цинцю могла заставить только бутылочка хорошего алкоголя. В пользу этой теории говорит ещё и то, что в трезвом рассудке Цинцю, относящегося к мистике весьма скептично, вряд-ли посетило бы желание призвать демона в новогоднюю ночь. О да. Цинцю действительно откопал в родительском доме заныканную книгу с ритуалом призыва демона, загорелся идеей его призвать и решил втянуть в это сомнительное дело ещё и друга. Надо ли это было Цинхуа, которому завтра вставать на работу хоть и не в семь, как обычно, но восемь тоже рано? Нет конечно, он расчитывал провести этот Новый Год уныло и спокойно! В любой другой момент Цинцю моментально пошёл бы лесом со своей шизой, но (не)уважаемый господин Огурец использовал как аргумент угрозу натравить Лю Цингэ при отказе, чтобы бедный Цинхуа уж точно не отвертелся. Лю Цингэ, самый активный воздыхатель Шэнь Цинцю, - действительно аргумент весомый и по сути своей веский, пьяный Цинцю, утопивший в алкоголе остатки совести, угрозу точно исполнит, тут уж хочешь-не хочешь в себя поверишь и пойдёшь творить что угодно, лишь бы увесистым кулаком по почкам не прилетело. Немного смазанное фото с описанием ритуала прилагалось, Шан Цинхуа во имя сохранения целостности своей тушки пришлось с тяжким вздохом оторвать седалище с нагретого места и пойти чертить круг призыва. Он не собирался действительно кого-то вызывать, но возможно фото начерчённого круга успокоит буйного Господина Шэня. Цинхуа без понятия и даже знать не хочет, где Огурец собрался посреди ночи брать "свежую жертвенную кровь", чтобы рисовать пентаграмму, но у Цинхуа такого сроду не водилось. Свою использовать тоже не хотелось, не настолько всё плохо чтобы вскрываться, так что пришлось искать замену. Облазив всю квартиру, под шкафом Цинхуа нашёл коробку детских мелков, вроде тех которыми на асфальте рисуют. От прошлых арендантов остались. Правда, почти все они были сточены, красный в том числе, более-менее длинным оказался только белый. Что ж, белый так белый. Следующим шагом стало освобождение и так небольшого пространства. Пришлось свернуть в рулетик старый ковёр и запихнуть под кровать, чтобы не мешал, освобождая бетонный пол. Впервые в жизни Цинхуа рад, что пол в его каморке не покрыт ламинатом или ещё чем либо - по бетону рисовать явно легче. С горем пополам круг призыва вместился в предоставленную площадь. Ох и заманался Цинхуа ровный круг чертить и всякие закорючки рисовать, но вдолбленная самому себе мантра "либо делай как положено либо не делай" заставляла в пятый раз скрипя зубами перерисовывать кривой элемент. Спустя полчаса, ободранную об шероховатый бетон ладонь и отбитые об него же колени, на полу красовалась белая пентаграмма. Хмуро бинтующему руку Цинхуа идея нравилась всё меньше и меньше. Закрепив край бинта на запястье, Шан взял в руки телефон, сфотографировал получившийся шедевр и отправил брату-Огурцу. Ответ пришёл через десять секунд: - "Почму понтаграмма белая? Её ж надо рсовать крвью!" - "Это кровь единорога." И больше никаких вопросов. Довольный тем, что отвязался от шантажиста и, вероятно, сохранил себе жизнь, Шан Цинхуа сходил в ванную за водой и тряпкой, чтобы оттереть напольное безобразие, положить на место ковёр и, наконец, лечь спать. И всё бы было хорошо, но, стоило тряпке нависнуть над идеально ровным рисунком, у Цинхуа навернулись слёзы. Он потратил на это полчаса жизни, последний нормальный мелок и пожертвовал нервными клетками, ладонью и коленями чтобы сделать всё порядочно! Тряпка и ведро с водой отправились обратно в ванную, Шан Цинхуа засучил рукава. Если уж творить хрень, то до конца! Хоть раз в жизни Цинхуа должен ценить свой труд! Всё равно ведь ничего не выйдет, но он хотя бы доведёт дело до конца и не будет мучать себя всякими "а вдруг". В инструкции из книги наказано возложить в центр круга представителя одного из пяти базовых элементов Вселенной. Это те которые огонь, вода, земля, металл и природа, которую обычно представляют растения? И где прикажете взять это всё посреди ночи? Растений у Цинхуа нет, природа отпадает, вслед за ней отпадает земля, её тоже нет. Что может представлять огонь? Свечка, зажигалка... Ни того, ни другого нет, последняя свеча закончилась, когда в прошлый раз отключили свет, зажигалку потерял. Металл... Он-то есть, но все металлические предметы в доме ему ещё пригодятся. Остаётся вода, вот её, к счастью, вдоволь, и бежать по холоду искать что-то другое не надобно. Одухотворённый Шан Цинхуа уже хотел идти за водой в ванную, но призадумался. Вода - не воздух, за неё тоже платить надо (да, он мелочный), зато на подоконнике валяется безхозный снег, бери - не хочу. Да и как ему воду лить? Рисунок смоет, а снегу нужно время, чтобы расстаять. Время: 23:54, ритуал нужно проводить ровно в полночь, как раз успеет. Завернувшись в ещё одно одеяло, Цинхуа, собравшись с духом, распахнул окно, впуская мороз в маленькую квартирку, загрёб в ближайшую ёмкость (большую пузатую кружку) сколько смог снега, закрыл окно, поёжился и вывалил всё в самый центр. Маловато. Ещё три раза набрал снега, подумал, прихватил сосульку, свисающую с подоконника, и триумфально вставил в самый центр снежной горки. Его самого надо на эту сосульку посадить за такую пустую трату времени вперемешку с угрозой заболеть, но один раз не Лю Цингэ. Время: 23:56. Быстро открыл переписку, ещё раз пробежался по ритуалу. Чёрт дери, он не заметил, что там нужна ещё и кровь девственницы! И где ему посреди ночи взять девственницу, готовую поделится кровью, да ещё и за пару минут до полуночи? Хотя он что, не девственник что-ли? И его кровь сгодится. Терять нечего, раз уж решил доводить до конца, то будь добр! Время: 23:58. Несколько раз повторил про себя слова призыва и протёр медицинским спиртом из аптечки ни разу не используемое бритвенное лезвие. Всяко лучше кухонного ножа, что им только не резали. Время: 00:00, час икс. Стоило светящимся циферкам на экране телефона сменится на нужные, Цинхуа набрал в лёгкие побольше воздуха и начал тараторить слова призыва. Это он правильно сделал, что повторил текст несколько раз и проговорил про себя, не сделай он этого, язык, с непривычки, точно бы запутался. Последнее слово повисло в воздухе, ничего не происходило. Но и не должно было, оставался последний шаг: кровь девственницы. Ну, девственника в нашем случае, но какая высшим силам разница. Короткий вздох, и лезвие неглубоко порезало ладонь. Кровь багровыми каплями упала вниз и окрасила в алый снег, который почему-то перестал таять. Но Шан Цинхуа не заметил этого, как и не заметил ещё больше понизившейся температуры в комнате и вырывающегося изо рта пара при каждом выдохе. Он затаил дыхание, ожидая непонятно чего. Секунда, две, десять, ничего не происходило. Шан Цинхуа разочаровался и укорил себя за бессмысленные ожидания, потянулся за мотком бинта, чтобы перевязать и вторую руку, но внезапно окрашенный кровью снег зашипел и исчез, вместо этого с центра пентаграммы повалил белый холодный пар вперемешку с колючими снежинками, комнату заволокло, видимость была нулевая. Цинхуа, пулей забившийся в угол кровати, был в шоке, ужасе и почти на том свете от страшных картин возможного будущего, нарисованных шальным сознанием, ругая себя мысленно за все свои действия начиная с рождения. Страх усугубило то, что в комнате, да что там, во всей квартире не было чем защитить себя в случае исполнения самых худших опасений! Несмотря на страшные предположения, пока ничего страшнее белого тумана по всей комнате не происходило. Но потом он начал рассеиватся, показывая двухметровую, мама дорогая, фигуру посреди пентаграммы. Прямо посреди комнаты не шевелясь стоял...о? существо похожее внешне на огромного мускулистого длинноволосого мужика в одежде странного покроя и меховой накидке. Почему существо, а не просто мужик? Кто как, но Цинхуа ещё не встречал мужиков-человеков с голубоватой кожей, заострёнными как у эльфов ушами, чёрными острыми когтями И ГЛАВНОЕ СПОСОБНОСТЬЮ ПОЯВЛЯТЬСЯ В ЗАКРЫТОМ ПОМЕЩЕНИИ ИЗ НИОТКУДА! Ладно, Цинхуа просто паникует, при должном желании объяснить происходящее и вместить его в рамки своего крошечного мира, он смог бы убедить себя в нормальности и логичности чего угодно. Какой угодно человек бы смог в стрессовой ситуации. Тело покрашено гримом, им же нарисован странный символ на лбу, уши могут быть накладными, как и ногти, длинные, до пояса, шикарные, как у модели, чёрные волосы могут быть нарощенными, либо хорошим париком, странная одежда сделана на заказ для косплея или ещё чего. И меч на поясе тоже реквизит, да. Даже неожиданное появление можно обьяснить: Цинцю решил разыграть Цинхуа, нанял актёра, вручил ему свой комплект ключей от квартиры, отослал Цинхуа файл с ритуалом и сейчас происходящее снимает скрытая камера на потеху проклятому интригану. Эти предположения немного успокаивали. Белый дым уже рассеялся полностью, прошло секунд сорок, но двухметровый мужик стоял не двигаясь, с закрытыми глазами и, казалось, даже не дышал. Шан Цинхуа тоже не дышал, только сжался в компактный пельмень из одеял и мелко дрожал, непонятно от чего больше: от подступающей истерики или от упавшей до нуля температуры в комнате. Даже спустя минуту Неопознанный Нелетающий Объект не двигался, тишина стояла мёртвая. Цинхуа, больше не в состоянии выносить это напряжение, сполз с кровати, замирая на каждом движении, и пошёл проверять, жив ли вообще новогодний посетитель. Первое прикосновение показало, что, походу, нет, не жив, не может живой человек быть настолько холодным, но теперь Цинхуа старательно убеждал себя в том, что это может быть манекен. Дыхание удалось нащупать, значит всё-таки живой, но на прикосновения мужик всё ещё не реагировал, руки были ледяными, лицо тоже. Через чуть приоткрытые веки было видно белок глаза, он будто был в трансе. Ощупывая незнакомца, Шан Цинхуа никак не мог не отметить насколько же он красив. Правильные черты, аккуратный овал лица, прямой ровный нос, чувственные губы, чёткие и ровные брови, густые ресницы, казалось будто к скромному смертному спустилось нечто высшее и недосягаемое. Несмотря на всю нереальность происходящего, больше всего удивляло Цинхуа смутное чувство узнавания, чем-то похожее на то, которое он испытал, впервые увидев в толпе Шэнь Цинцю, но с примесью других эмоций. Но это ведь невозможно, встреть он кого-либо с таким лицом он бы точно запомнил! Глаза манила упавшая на чужое лицо прядь, рука сама потянулась заправить её за острое ухо, и это получилось так... Правильно? Привычно? Будто в мире нет ничего более естественного, чем это движение. Цинхуа не понимал своих возникших из ниоткуда непонятных чувств, почему-то незаконно проникший в его квартиру мужчина, вопреки здравому смыслу, страха не вызывал, его вызывала ситуация в целом, а не конкретный её участник. Вместо страха внутри где-то очень глубоко заворочалась странная, будто чужая радость с оттенком горечи. Цинхуа не понимал, что с ним, и его пугало это, но не знакомо-незнакомый мужик. Словно он был подсознательно уверен, что это создание, чем бы оно или он ни было, не причинит умышленного вреда. Кажется каждодневный стресс взял своё и кукуха Шанц Цинхуа благополучно отлетела в тёплые края, с полным пониманием того, что владельцу её самому туда попасть не светит. Короткий отблеск света с улицы приковал взгляд к бликанувшей свисающей с острого уха серёжке. Перед глазами помутилось, рука опять сама потянулась прикоснуться к синему камешку в серебряной оправе. Стоило пальцу прикоснуться к серьге, неподвижная до этого груда мышц молниеносно пришла в движение. Запястье перехватила и крепко сдавила широкая когтистая ладонь, огромная сила ударила спиной об стену и прижала к ней, вторая ладонь сомкнулась на горле. Температура упала ниже нуля, по окнам поползли морозные узоры, всё вокруг покрылось инеем, из ниоткуда подул ледяной ветер. Шан Цинхуа зажмурил глаза от неожиданности и сильного удара, а когда открыл, то пожалел об этом. Над ним возвышалось лицо, нечеловечески прекрасное, но в данный момент искажённое яростью. Даже морской ёжик бы понял, что после такой гримасы ничего хорошего его не ожидает - оскал слишком по-настоящему выглядящих клыков как бы намекал. После шока начался второй наплыв паники, происходящее всё меньше походило на розыгрыш. Цинхуа мог бы заниматься самообманом, но эти глаза. Эти глаза, это точно были не линзы. Человечество ещё не избрело такой линзы, такой живой, в которой на радужке словно двигается ледяная магма, будто глаз - отдельная форма жизни, отдельная галактика, а зрачок от злости сужается до змеиного. Начавшийся прямо в комнате ледяной буран добил осознанием что происходящее - не сон и не шутка. Проклюнувшееся было чувство ложной безопасности испарилось как не бывало, ужас сковал - не вдохнёшь, а может это просто рука демона перекрыла доступ кислороду. Даже чувствуя как мутнеет перед глазами и потихоньку меркнет сознание, как стальная рука сжимает всё крепче, а тело немеет от холода, Шан Цинхуа не мог найти в себе сил сопротивляться, он не мог отвести взгляд от бури в глазах напротив. Картинка становилась мутной, в черепной коробке гулко пронеслась мысль, что умереть от рук самого прекрасного демона гораздо лучше, чем загнуться в одиночестве от старости или непосильной работы. Остатками угасающего сознания Шан Цинхуа уловил осознанность, мелькнувшую в чужих расширившихся от неверия глаз. Стальная хватка разжалась, но упасть не дали сильные руки. Последним, что запомнил человек, был тихий вопрос на выдохе: - Шан Цинхуа?.. И о Небо, как же этот голос был прекрасен. *** Цинхуа чувствовал, что парит в бесконечном бархатном нигде, которое словно поглощало его "я". Короткая острая боль в области головы, и мозг затопили свои-чужие воспоминания. Не полноценная жизнь, всего лишь обрывки, но Шан Цинхуа со стороны наблюдал за жизнью другого себя, другого Цинхуа, который родился в мире, в котором правит духовная сила и меч, жизнью другого Цинхуа, которому тоже пришлось самому карабкатся к успеху и который нашёл своё спасение от жестокой реальности в написании глупых третьесортных романов. Непримечательное голодное детство, сказки о великих и прекрасных заклинателях, хрупкая надежда на лучшую жизнь, испытание и вступление в орден заклинателей, за которым следовал сложный путь к вершине длиною в года, становление Главой пика Аньдин и пинки от собратьев, считающих его никчёмным (ну хоть что-то не меняется ни в том, ни в другом мире). Горькая случайность вынудила ради спасения собственной жизни пойти на сотрудничество (полудобровольное рабство) с прекрасным синеглазым ледяным демоном, Королём Ледяных Пустошей, Мобэй Цзюнем, включающее в себя тяжкие будни шпиона в стане собственных "братьев" (не то чтобы ему было их жалко, презрительные взгляды сложно забыть), роль принеси-подай мальчика и постоянные пинки за малейшую провинность. В рамках того же "сотрудничества" пришлось содействовать нападению демонов на родные Пики, во время которого в Бесконечную Бездну свалился затесавшийся среди учеников пика Байчжань потомок Священных Демонов (Император всея демонов в перспективе). Цинхуа, шпионскую деятельность которого вскрыл сам Мобэй Цзюнь (по глупости ли, специально ли - не важно, исправить всё равно невозможно) потерял должность Главы Аньдин и вынужден был бежать в Царство Демонов под какую-никакую защиту Ледяного Короля с перспективой остаться там на постоянное жительство в роли мальчика на побегушках. Вход в мир людей ему теперь навсегда заказан. Дальше тому, другому Цинхуа, терять было уже нечего: "братья" при встрече убьют за предательство, демоны тоже, просто за то что человек и слабый, рядом ни одной живой души достойной доверия, на писательство времени нет, ради чего вообще жить? Поэтому он с самой высокой горы плюнул на свою трусливую природу, выпил пиалу очень крепкого вина из мира Демонов и пошёл в разнос. Нашёл в Бездне и вытащил офигевшего от резкой смены обстановки Императора-недоростка, выходил и взялся за воспитание, подключив не ожидавшего такого счастья Мобэй Цзюня в роли учителя боевых искусств и демонических техник. Впервые наорал на своего Господина за оставленные ребёнку (Ну священный демон, и что? Ребёнок же) травмы, которые зажили через пару дней, но обитатели Ледяного Дворца ещё неделю ходили под аффектом - оралка у маленького человека оказалась что надо, а по хлипкому виду и не скажешь. Вопреки ожиданиям, наказания за своеволие не последовало. Возможно, уважаемый король Ледяных Пустошей оказался немного мазохистом, ибо именно с первого разговора на повышенных тонах отношения между господином и слугой сдвинулись с мёртвой точки. Сначала интерес к сменившему пластинку человеку, который, в кои-то веки, не только не лебезит, но и огрызается, потом, постепенно, в следствии всё растущего интереса, повышение по возрастающей до личного слуги, управляющего дворцом, министра внутренних дел, правой руки Короля, а после постепенно отношения перетекли в другую плоскость и более интимную обстановку. Ло Бинхэ же, тот самый император-недоросток, узнал что Шан-шишу за него горой встал, несмотря на угрозу жизни, преисполнился тёплыми чувствами к своему воспитателю и повысил его в своих глазах от "Свали, человек, руки сломаю" до "Многоуважаемый Учитель Шан, внимаю вашей мудрости". Шан Цинхуа ещё долго не знал, что два самых сильных ныне известных демона, прознав о том, что соперник испытывает симпатию к Шан Цинхуа, долго боролись между собой за его внимание. Мобэй Цзюнь хотел быть единственной причиной и обладателем улыбки Цинхуа, и не желал делить их с мелким выскочкой-недорослем, а Ло Бинхэ считал, что Учитель Шан заслуживает самого лучшего партнёра, в перечень которых не входил холодный и грубый Король Севера. В итоге выбор сделал сам предмет спора. Когда на Мобэй Цзюня начали наседать советники и требовать жениться, остепенится и наделать наследников, ледяной демон, недолго думая, направился к Цинхуа с родовым обручальным браслетом и предложением разделить с ним жизнь, трон и ложе. Цинхуа оказался совсем не против, более подходящую партию найти было бы сложно, да и мрачное, безэмоциональное большую часть времени лицо Северного Короля давно вызывало лишь тёплые чувства, годы боязни остались позади. Так и появился у Северных Пустошей Король-консорт. Кислая рожа Императора Ло Бинхэ на свадьбе доставила Мобэй Цзюню много удовольствия. Пять лет брака минули счастливо и незаметно, под мудрым управлением Ледяные пустоши, как бы это иронично не звучало по отношению к ледяным землям, процветали, Император Ло Бинхэ наращивал силу и влияние, со временем ему покорилось большинство демонических земель, шло дело к заключению мира с заклинателями и миром людей. Все склоняли перед молодым Императором голову, кроме его драгоценного учителя Шана, которого Император почитал как отца, чему не очень обрадовался биологический отец Ло Бинхэ, Тяньлань Цзюнь, выбравшийся при помощи племянника из-под горы, под которой он прибывал в заточении двадцать с лишком лет. Благо, отвязаться от него было легко: организовали поиски тела матери Бинхэ, Су Сиянь, и расследование её смерти. Расследование вскрыло много интересной информации. В результате дворец Хуаньхуа, как самый виноватый, был уничтожен подчистую, а старый Глава Дворца зверски убит демоном, мстящим за свою жену. Так избавились сразу от двух проблем: мутящих воду людишек и демона, который хотел уничтожить человечество за нанесённую обиду, но успокоился, расправившись с настоящим виновником. Возмутившимся было другим заклинателям на блюдечке выдали доказательства, после которых оставалось только признать, что демон был в своём праве и порадоваться, что до них дело не дошло. Мир между людьми и демонами был заключён, присутствовавшие на церемонии двенадцать Глав Пиков косились на довольного новой победой Цинхуа, но не нападали. Хоть Лю Цингэ и явно хотел поболтать с предателем с глазу на глаз, но сталкиваться с местью Короля Севера за смерть любимого мужа желающих не было, пример с дворцом Хуаньхуа был очень показательным. Юэ Цинъюань и Му Цинфан даже подошли поздравить с удачным браком, это было мило с их стороны. На следующий же день в Ледяной Дворец прибыл Император, изьявивший желание увидеться с Учителем. Ло Бинхэ был в замешательстве и просил совета. Любовного. На церемонии заключения мира взгляд молодого Императора зацепился за прекрасное создание в зелёных одеждах, которое Цинхуа по восторженному описанию определил как бывшего брата по ордену, Шэнь Цинцю, и в которое демон имел несчастье влюбиться. Проблема была та ещё: Священные Демоны влюбляются раз и на всю жизнь, а более несговорчивый и ядовитый предмет симпатии, чем Шэнь Цинцю, попробуй найти. Однако надо же было помочь (не)родному дитятку (на две головы выше "родителя" вымахало "дитятко"), поэтому Цинхуа засучил рукава и начал строчить план захвата капризной цели. Год. Ровно столько понадобилось чтобы Шэнь Цинцю, только завидев на горизонте Ло Бинхэ, перестал разворачиваться и шагать в противоположную сторону. Ещё год ушёл на налаживание приемлемого контакта, то есть доведение Цинцю до кондиции, когда он не только смотрел презрительно поверх веера, но ещё и разговаривал, отвечал на вопросы и даже принимал подарки. Ещё два года ушли чтобы довести отношения до романтических, а в варианты совместного времяпровождения добавить парное самосовершенствование (кувырки на кровати). Дальше дело стояло за малым - уломать на свадьбу, на что ушёл ещё год. В общем, пять лет понадобилось на то, чтобы разморозить и залюбить самого колючего заклинателя Китая. В день, когда Шэнь Цинцю ответил "да" на предложение провести всю жизнь вместе, разделив власть и трон, за здоровье женихов выпивали далеко за пределами ордена Цанцюн и Императорского дворца - ухлёстывания Императора демонов Ло Бинхэ за недоступным Главой пика Цанцюн вся Поднебесная смотрела как сериал. Свадьба вошла в историю как одна из самых больших и бурных, возможно совместная пьянка и была тем звеном, что окончательно скрепило мир между демонами и людьми. Похмелье сближает, да... Вскоре всё успокоилось. Царства процветали, в семьях правителей мир, любовь и понимание, сурогатные матери выносили наследников для двоих этих правящих семей: малыша Ло Тайянг и близнецов Цзюнь: девочку Баочанг Цзюнь и мальчика Бинлонг Цзюнь. Почти все бунтовщики повержены, всё было подозрительно хорошо. Против воли такой штиль вызывал тревогу, не затишье ли это перед бурей? Гром грянул, когда Император и Король Севера отправились в отдалённую провинцию подавлять большое восстание, а два супруга-консорта встретились в одном из подаренных Императором особняков, чтобы пообщаться и дать подросшим детям поиграть между собой. Большой силы удар по защитному куполу был неожиданностью. Особняк мгновенно автоматически перешёл в осадное положение - поверх стандартных щитов сформировалось ещё несколько, немногочислення прислуга схватилась за оружие, собираясь защищать господ до конца. Всё это дало небольшую фору, чтобы отнести детей к небольшому тайному ходу, ведущему за пределы особняка, о котором знали только строители и хозяева особняка. Бунт в отдалённой провинции был отвлекающим манёвром, основные силы повстанцы бросили на нападение на слабые места правителей: супругов и их детей. Несомненно, у них могло получиться, но они сделали две ошибки. Первая: слишком поздно заблокировали возможность связаться с внешним миром - в первые же секунды после атаки на защитный купол, талисманы, оповещающие Ло Бинхэ и Мобэй Цзюня об опасности, были активированы. Второе: напали, зная что в особняке есть дети. Возможно, не будь детей рядом, бунтовщикам бы удалось взять в плен живыми Цинцю и Цинхуа, даже попробовать что-то там себе вытребовать, всё равно они смогли бы сбежать, но в особняке были дети которых надо защищать, у детей был шанс спастись и отцы собирались выиграть им как можно больше времени на побег. Дело шло к битве на смерть. Щиты рухнули, началась резня. Даже не битва, именно резня. Цинцю послал к чертям свой прославленный стиль фехтования, подразумевавший изящность, и просто пёр напролом, снося головы и полируя результат разрушительными заклинаниями. Шан Цинхуа, обычно ненавидящий вступать в битву, не отставал, попутно морозя противников при помощи ледяной демонической магии, которой он смог овладеть испив кровь Мобэя. Зелёную траву и ухоженные цветы залило море крови. Сражение длилось около получаса, всю прислугу перебили, остались лишь два заклинателя, которых медленно, но верно теснили сотни бунтовщиков. Первым сдал позиции Цинхуа. Противников было слишком много, а он, всё же, был больше дипломатом, чем воином, и давно не упражнялся с мечом, да и большой духовной силой не обладал. Минута промедления, заторможенная от усталости реакция и удар в сердце прервал его жизнь. Цинцю, оставшись без партнёра прикрывавшего спину, продержался недолго, спустя минуту вражеский клинок вспорол ему горло. Оборона была пробита, бунтовщики ломанулись в особняк в поисках детей, не зная, что они давно вышли через тайный ход и добрались до безопасного места. Мобэй Цзюнь и Ло Бинхэ опоздали всего на две минуты, но эти две минуты оказались фатальными. Воины, пришедшие на подмогу, и заклинатели ордена Цанцюн, узнавшие, что на их хоть и бывших, но братьев, напали, и тоже пришедшие на помощь, никогда не смогут забыть сдвоенный рёв-вой демонов, которые обнаружили мёртвые тела своих супругов. Бунтовщики и выявленый предатель, сдавший местоположение супругов-консортов и их детей, умирали долго и очень мучительно, но потерю нельзя было восполнить. На царство опустился траур, горевали даже простые люди, условия жизни которых значительно улучшили усилия супругов-консортов. Ло Бинхэ и Мобэй Цзюнь после трагической гибели любимых людей почти перестали выходить в свет, посвятив себя воспитанию детей - единственного, что осталось от Шэнь Цинцю и Шан Цинхуа. *** Проснулся Шан Цинхуа от ощущения что по щекам стекает что-то мокрое и горячее. Слёзы? Откуда? Давно он так не спал, когда у него появилась такая удобная кровать? Стоп, какая кровать, какой сон, а как же... - Мой король! Глаза распахнулись, тело попробовало встать, но голову прострелила боль и Цинхуа со стоном упал. Точнее упал бы, но чьи-то руки подхватили на лету и осторожно уложили на место. Хотя почему чьи-то? Вполне ясно кому пренадлежали эти руки. Цинхуа открыл глаза ещё раз, только осторожнее. За окном сплошной мягкой стеной падал снег, вокруг царила темнота, единственным источником света были смотрящие на него горящие синие-синие глаза. Очень любимые глаза. В сердце защемило - Мой король... Мобэй... Как? Огромная когтистая ладонь, ещё недавно сжимающая горло, мягко прошлась по лицу Цинхуа, смахивая выступившие слёзы. Плакать захотелось ещё больше. Он сам не знал насколько сильно скучал по этой нежности в каждом движении и взгляде. - Шан Цинхуа... Я скучал. Мобэй Цзюнь бережно приподнял Цинхуа и заключил в объятия, стараясь причинить минимум дискомфорта. - Прости, Цинхуа. Я виноват. Не уследил, не успел, не помог... Я виноват, не исполнил свой долг супруга-защитника, опоры... Прости, я нарушил обещание никогда больше не делать тебе больно, я словно потерял разум в погоне за призрачной надеждой на нашу встречу. Сдерживать слёзы стало невозможным. Цинхуа мелко дрожал, уткнувшись в родное широкое плечо и стараясь не рыдать. Это его муж, его демон, и он совсем рядом, всё ещё помнит и любит своего глупого суетливого человека. Только бы это не оказалось сном... Кто знает, сколько они так сидели в обнимку, но рано или поздно им надо было отлипнуть друг от друга и разобраться в происходящем. Лучше бы поздно, года разлуки были слишком тяжёлыми для обоих, хоть один из них и не помнил ничего, но Цинхуа всегда был личностью деятельной. - Мобэй. - Без ответа. - Мобэй. - Недовольное мычание. - Как так вышло, что ты оказался в этом, другом мире? Я провёл ритуал призыва, но как так вышло, что отозвался именно ты? В ответ недовольный, но смиренный вздох. Ледяной демон сгрёб своего человека в охапку вместе со своим плащом, в который завернул Цинхуа, когда тот потерял сознание, утащил себе на колени, положил голову на макушку, вдыхая любимый запах, и спросил: - Рассказывай, мой ледяной цветок, что за ритуал ты провёл? После короткого объяснения произошедшего демон задумался. - Шэнь Цинцю тоже тут? Император будет в восторге. Не знаю уж какие неизвестные силы вложили ритуал в руки этому змею, но я готов их всех благодарить за предоставленный нам шанс. По поводу того, как я тут оказался и как тебя нашёл... Я почувствовал твой зов. Слабый, далёкий, но он совершенно лишил меня рассудка. Не теряя ни секунды, я собрал все свои силы и потянулся к тебе. Это перемещение обессилило меня, но у меня был ориентир и я к нему шёл. Возможно, этим ориентиром была твоя кровь - демонические частицы так просто не исчезают. Первое время я был дезориентирован, слишком много духовной силы потратил, создавая проход между двумя далёкими мирами, поэтому я и набросился на тебя не разбираясь, когда почувствовал прикосновение к серьге, которую ты мне подарил. После того как ты... После того случая я стал ещё больше ценить твои подарки и любое упоминание о тебе. Я всё ещё не могу поверить что происходящее реально, я был уверен что потерял тебя навсегда, с того момента прошло уже двадцать лет. Не смотря на всё, что мы испробовали, дабы вернуть вас к жизни, ваши души просто не отзывались. Теперь я понимаю почему - вы просто слишком быстро ушли на круг перерождения. - Холодные губы уткнулись в макушку. - Знаешь, сейчас я кое-что припоминаю. Не так давно я выходил из дворца на переговоры и мимоходом помог одной девушке, то-ли провидице, то-ли гадалке, но она сказала мне кое-что: "В ночь, когда один год сменяет другой, когда часы пробьют начало нового круга жизни, а грань между мирами истончится, ты услышишь зов, ведущий тебя к свету. Не противься ему". Тогда я посчитал её сумасшедшей, но сейчас её слова обрели смысл. Похоже, именно сегодня грань между нашими мирами истончилась, лишь благодаря этому я смог услышать тебя. Когда вернусь, я вознагражу её. Немного тишины. - Ты уже уходишь? Мобэй прижал человека к себе ещё крепче. - Я чувствую, что у меня времени до рассвета. Не грусти, Цинхуа, я вернусь, обещаю. Теперь я знаю где ты. Пока ты спал, я надел на тебя свой амулет, он будет мне путеводителем, когда я приду к тебе снова. Я вернусь следующей ночью и заберу тебя домой, ты только жди. Хорошо? Шан Цинхуа глухо засмеялся. Его переполняло тепло, несмотря на то, что он лежал прямо на ледяном демоне. - Ты ждал меня двадцать лет, разве же могу я отказаться подождать тебя всего лишь день? Просто... Посиди со мной так до рассвета. Рассказывай, как дети? Они в порядке? - В полном, благодаря вам с Цинцю, но тоже по вам скучают. Не представляешь, как трудно было выбить из их голов мысли, что это они виноваты в вашей смерти, но нам это удалось. Недавно они... В разговорах прошла вся ночь до самого рассвета. Около пяти утра Шан Цинхуа, сам не заметив того, заснул, пригревшись на широкой груди. Проснулся он уже один, укрытый чужим меховым плащом, так что он даже не успел испугаться, что всё происходящее было сном. Талисман в виде подвески с синим камнем болтался на шее, защищая своего носителя от холода. Впервые за всё время зимнего проживания в своей квартире Цинхуа не испытывал желания превратиться в утеплённую капусту. Было аж десять часов утра, Шан Цинхуа безнадёжно опоздал на работу, но в кои-то веки это его не волновало. Уволят и ладно, его ждёт прекрасный и любимый мир, в который его скоро заберёт демон мечты, а в этом мире его ничего не держит. Когда вернувшийся домой первым поездом Цинцю предложил встретиться в кафе, Цинхуа не стал увиливать. Ему было интересно, добрался ли Ло Бинхэ до любимого мужа? Добрался, судя по скрытым под шарфом засосам. Ло Бинхэ всегда был чересчур любвеобильным мальчиком. Когда Шан Цинхуа и Шэнь Цинцю встретились в кафе, какое-то время они просто сидели молча, просматривая через большое окно на заснеженые улички и сёрбая заказанные напитки. Им не нужно было слов, одного взгляда было достаточно. Эта ночь неуловимо поменяла что-то в них обоих, и они оба знали что. Первым заговорил Цинцю: - Кровь единорога, серьёзно? - Сомнительный ритуал призыва демона, серьёзно? - Передразнил его Цинхуа, но не сдержал улыбки. Он скучал по этой язве. За соседним столиком скрипел зубами бессильно ревнующий Лю Цингэ, мороз ебашил будь здоров, но Цинхуа было параллельно. День. Надо подождать всего день и следующей ночью от него в этом мире останется лишь упоминание. Завтра-послезавтра в новостях отведут пару минут на то, чтобы оповестить о двух бесследно пропавших при загадочных обстоятельствах студентах. Цинцю мечтательно ухмыльнулся в пустоту, перевёл на Цинхуа взгляд ядовито-зелёных глаз, которые ещё вчера были болотными с намёком на чистый зелёный, наклонил голову и спросил одними губами: - Как смотришь на то, чтобы устроить сегодня совместную ночёвку? Шан Цинхуа тепло улыбнулся и скопировал движение головой. - Я думал, это само собой разумеется. Его глаза тоже вчера не были ярко-бирюзовыми. Да... Теперь всё будет хорошо.