Антиванское вино

Жозефина, мягко улыбаясь, разливает в высокие бокалы вино, в закатном свете искрящееся рубинами и бриллиантами. Хиира завороженно смотрит на это чудо и робеет прикоснуться: кажется, будто невесомое стекло в её серой грубой лапище лопнет, как мыльный пузырь. Её руки — махать мечом и проламывать черепа, а не касаться хрупких прекрасных вещей… или людей. Но Жозефина — даже в мыслях нельзя «Жози», а ещё бы лучше «госпожа посол» — не даёт отступить. Хиира всё-таки решается и аккуратно, двумя пальцами, обхватывает тонкую ножку бокала и замирает, принюхиваясь. — Ну же, миледи, не отказывайтесь, — мягко говорит Жозефина. — Восхитительный букет, экзотический вкус. Такие драгоценности редко покидают мою родину. Хиира, васготка и наёмница, в напитках разбирается на уровне «разбавлено или нет и как быстро свалит под стол». Однако рядом с Жозефиной… Ну, может, это просто личная магия, или Хиире хочется почувствовать… почувствовать себя сопричастной к чужому удивительному миру. «Восхитительный букет» с первого глотка кажется обычной жидкой кислятиной. Хиира едва не сплёвывает — но в её (какой-то совсем не её, как титул, положение, уважение) комнате просто некуда, только если с балкона вниз. Да и там — ну, слишком красиво даже для наёмницы-васготки. Драгоценную кислятину приходится проглотить — и Хиира застывает, прикрыв глаза. Она чувствует — апельсин. Но не просто апельсин, а нагретый полуденным солнцем, почти переспелый, медово-сладкий. Смуглые тонкие пальцы снимают с него кожуру; ветер с моря пахнет солнцем и солью, а в камине весёлый огонь скачет по дубовым поленьям, добавляя к запахам горчинку дыма… Хиира стоит, не в силах вымолвить ни слова, оглушённая этой симфонией вкуса, и Жозефина мягко, необидно смеётся. Её губы блестят, чуть тронутые, как закатным солнцем, винной краснотой. Наверное, она и сама — такое же чудо, драгоценность, изысканный букет. Хиира отводит глаза: даже мысль о том, чтобы продегустировать её, кажется кощунством. Почти святотатством. — За нашу удачу, — снова предлагает Жозефина, поднимая свой бокал. — Вам не о чем волноваться, миледи Инквизитор, бал в Вал Руайо пройдёт прекрасно. Профессионально лжёт, сладко. Так, что хочется верить. Но Хиира только упрямо отворачивается. Бал видится ей совсем иначе: да, Жозефина будет улыбаться, показывать всем свою дрессированную кунарийку, которая — смотрите, какая потеха! — даже танцевать обучена, почти как медведь на сельской ярмарке. Впрочем, возможно, им повезёт — и танцевать с дрессированной медведицей не найдётся желающих. Жозефина, чувствуя настроение подопечной, трещит без умолку. Хиира не слушает слов, но позволяет себе тихо млеть от мягкого, обволакивающего р-р-р, от экзотического, как антиванское вино, акцента и мягкого тёплого золота, словно струящегося от Жозефины. А что, если — мелькает на миг, и Хиира понимает: вино ударило в голову с двух глотков, повело и закружило. А вдруг за неизменной вежливостью Жозефины — что-то большее? Ну хоть надежда, хоть крохотный шанс — Хиире не привыкать играть на один из тысячи. «Коне-е-ечно», тянет кто-то внутри головы издевательски и зло. «Семейство Монтилье так и ждёт принять тебя в объятья, медведица ты дрессированная. Всей дипломатичности Жозефины не хватит, чтобы не краснеть, стоя рядом с тобой». Хиира вспоминает, как Жозефина заглянула в комнату, когда Инквизитор мерила новый, для бала, мундир. Как тихо ойкнула и вспыхнула до корней волос, разглядев непристойные татуировки. Тело Хииры — самый беспристрастный свидетель её непутёвой бродячей жизни, её ошибок и безумств… Кто же знал, что придётся однажды стыдиться и отчаянно жалеть… Кто знал. Хиира тихо подходит к стоящей у камина Жозефине. Неожиданно сама для себя протягивает руку и касается её тонкого смуглого запястья. Серая клешня на золотистой утончённости. Встреча, которой не должно бы случиться. Жозефина вздрагивает, отдёргивает руку и, кажется, впервые не находит слов. Хиира смотрит на неё — в глаза, в растерянные серые звёзды — пристально и сурово. Мгновение тянется и тянется, дрожащее, нервное. Жозефина отводит взгляд. Хиира не очень ловка со словами, с политикой, с чувствами — но язык тела понимает отлично. И отвращение, чистое, яркое отвращение, которое не успели замаскировать привычной мягкостью и вежливостью, узнаёт сразу. — Простите, миледи, — наконец говорит Жозефина. — У вас такие… ледяные пальцы. Я не… Не хотела вас обидеть. Это не… — Ступайте, госпожа посол, — спокойно отвечает Хиира. — А то простудитесь перед балом. Она и впрямь чувствует ледяные пальцы — сжавшиеся у неё в груди. На сердце. Жозефина, ещё раз рассыпавшись в извинениях, быстро выходит. Хиира допивает забытое вино и долго-долго стоит у раскрытого окна, пока небо над Скайхолдом не чернеет. И обещает себе никогда-никогда больше не обманываться антиванским вином и не мечтать о несбыточном.