kicks and pumpkins

— Когда-нибудь я захочу жить? — Что за глупый вопрос? Девочке 15. Она умна не по годам, окружена любовью, о которой только мечтают ее друзья, получает от жизни все и даже личный самолет своего прекрасного Пинки, но это та история, когда мы не замечаем, что хотят дети на самом деле. Мы — это взрослые. Обеспеченные. Насытившиеся жизнью. Потрепанные ею же. Мы — это сборище родителей, которые строят из себя родителей, когда настоящие родители умерли. Мы — это дядя в шляпе и дядя с дочкой и внучкой, что стали друзьями, лишь бы не задавали нам вопросы про маму. Мы — это ненавистники костюмов фбр и их длинного носа, который они не могут держать подальше от пятнадцатилетней девочки. Мы — это сборище идиотов, которым пора в гроб, но они его еще не заказали. Она знает, что ее мама умерла. От нее это никто не скрывал. Она достаточно догадлива, чтобы сложить все факты. Ведь мама ее никогда бы не бросила. А дядя в шляпе никогда бы не забрал ее у мамы. Ведь он все-таки не ее отец. Мама не вернулась. Вечером. Утром. Через месяц. И годы. Ей не хотелось верить в случившееся, стоя на кладбище в свои малые годы, облачившись в черное. Ей не хотелось уезжать из дома, где все было хорошо еще вчера. Пока не узнала правду. Она возненавидела маму. Но лишь на мгновение. Лишь до фразы «мама любила тебя больше всех и хотела сделать все, чтобы ты была счастлива». Она знает, что ее папа тоже умер. Ведь папа любил ее и мог бросить, но только не тогда, когда она родилась. Он мог бросить свою первую жену, которая была фиктивной. Но вторую — нет, ведь они поженились за день до его смерти. Он мог бы бросить все, но только не вторую жену и маленькую дочь. И она знала, что папа любил ее. И маму любил. И дядю в шляпе не любил, но его любила мама. Папа только в воспоминаниях. И рядом с мамой. Но ходит она чаще к маме. Связь с папой перестала быть такой же крепкой. Она винил себя в этом, но не хочет исправлять ситуации. Она любит папу, и он это знает. Она знает, что дядя в шляпе — это номер один в списке Арама, ведь Арам — это фбр. Она знает, что он каждый день отвозит ее в школу, и едет в неизвестность. В опасность. Но всегда приезжает, потому что любит ее больше всех на свете. Потому что в самых откровенных разговорах говорил, что мечтал наблюдать, как растет копия его любимой женщины. Мечтал водить ее в школу и оберегать от парней постарше, которые не нужны пятнадцатилетней девочке. Покупать вещи, делать подарки, отмечать с ней Рождество, больше никуда не уезжая. Она знает, что его могут убить. Что пистолет на поясе нужен всегда. Что гулять одна она не может. Что он не переживет, если с ней что-то случится. Рассказывать ребенку о жестокости мира, в котором он живет, — не хотелось. Но лучше без тайн и романтизации выстроить ее жизнь, чем на побегах из дома из-за запретов. Она это практиковала. В девять. Десять. Пока в одиннадцать ее не забрал черный тонированный круз, насильно удерживая с противными пауками, которых она боится до немого крика. Она потеряла счет времени, когда увидела любимый силуэт, шляпу. Услышала выстрелы и громкое «отвернись, Агнес!». Но не отвернулась. Увидела кровь. На голых ногах. Юбке. Свитере. Увидела, как жизнь покидает ее похитителя. И кровь на рубашке Пинки. Она пыталась избавиться от веревок самостоятельно, пока наблюдала, как он морщит лицо от боли. Прижималась к его груди, обещая больше никогда не сбегать из дома, лишь бы он выжил. Она любит его больше всех на свете, ведь любить ей больше некого. Она знает, что ее тоже любят больше всех, ведь любить ему тоже больше некого. — Мне часто снится мама, ты знаешь. Она говорит, что у нее все хорошо, что не переживает за меня, ведь я с тобой, а ты — со мной, что мы есть друг для друга, и она счастлива. Я думаю о смерти. Не о той, которая будет запланирована или наоборот внезапна. Ты всегда говоришь, что смерть наступает внезапно, но на старости лет это уже ожидаемо. Я думаю о той, которая придет ко мне, как к маме и папе. — Такого не будет! Никогда не думай об этом! Я потратил годы, чтобы ты не могла представить, что твоя жизнь в опасности. — Но моя жизнь в опасности. Я не маленькая, Ред, уже нет. Твое плечо… тебя снова подстрелили. Какова вероятность, что в один день ты оставишь меня? Девяносто процентов? Девяносто девять? — Если со мной что-нибудь случится, ты знаешь, что у тебя есть Дэмбе. У тебя есть Арам. — Но мне нужен ты, они не защитят меня так же, как это делал все это время ты. Я просто хочу сказать тебе, что… люблю тебя. Девочка часто говорила, что любит его. Обнимала, целовала в щеку и желала спокойной ночи, зная, что он снова не заснет, так как ему снится мама. И в его снах она не была так же приветлива. Подслушивать нехорошо, но Кассандра и не пыталась тихо говорить. Она знает, что Кассандра любит дядю в шляпе, а дядя в шляпе любит маму. Но Кассандра год за годом рядом, она как самый близкий друг, которому можно все рассказать, и он тебя не осудит. С которым можно выпивать и говорить о наболевшем. О девочке. Убийствах. Ограблениях. Переходном возрасте. Она знает, что Кассандра любит ее с самого детства. С балета. И сиреневого платьица. Она тоже любит ее, но только временами, когда не остается у них в доме. Ревнует своего дядю в шляпе. На самом деле, боится, что у него кто-то появится, и девочка станет не нужна. Понимает, что это бред, ведь ради нее он и живет, но все равно шикает на Кассандру, когда встречает ее на кухне по утрам. Но Кассандра любит их обоих несмотря ни на что. — Дэмбе заберет тебя после занятий. — Но у нас с Сарой проект, мы хотели подготовиться у нее дома. — Век технологий, Агнес, вы можете подготовиться по видеосвязи, или я поговорю с родителями Сары, чтобы они отпустили ее к нам. — Ты знаешь, что я все понимаю, но не задаю неудобные вопросы лишь потому, что не получу на них ответ? — девочка получила кивок и его прекрасную улыбку. — Я заканчиваю в два. Она знала, что спорить нет смысла, а Дэмбе все равно будет возле школы за двадцать минут. Она знала, что родителям Сары не нравится дядя в шляпе, потому им предстоит заниматься по видеосвязи, понимая друг друга через раз из-за плохого покрытия интернета в районе, где живет подруга. Она знала, что, если сегодня дядя в шляпе вернется домой, то это будет прекрасно. Это будет еще один прожитый опасный день в календаре. — Дэмбе, ты можешь отвезти меня к маме? — Мы заедем в магазин? — Да, пожалуйста. Они всегда находили общий язык. Она знала, что Дэмбе ее любит. Она — как его внучка, только доступ к ней есть всегда. Она полная копия своей матери, перенявшая повадки от дяди в шляпе. И шляпы тоже. В ней совмещены два любящих человека, которых любит и она. Впрочем, ничего сверхъестественного. — Мы давно не виделись. Я уже успела сдать долги по математике своему надоевшему мистеру Симпсону, а Ред получить две пули. Ты переживаешь за него, да? Я тоже. Ты говоришь, что моя любовь держит его здесь, поэтому ему везет, но вдруг когда-нибудь что-нибудь пойдет не так? Он последний человек, который у меня остался. Сначала папа, потом ты — вы оставили меня ему. Он ведь не оставит меня? Ведь некому оставлять… Ты только скажи ему, чтобы был аккуратнее. Он единственный, кто у меня есть, кому я могу доверять, кого я могу любить. У меня нет времени, прости, этот дурацкий проект. Люблю тебя, не забывай этого. Она знает, что ему сегодня снова повезет, и он вернется утром домой после тяжелых переговоров с албанцами и их новым оружием. Она знает, что мама не придет к нему сегодня, но когда-нибудь все-таки простит его, чтобы он спокойно мог доживать эту жизнь и оберегать девочку.