Падение

Подземное обиталище встретило его знакомым запахом дезинфицирующих средств. Массивная ладонь, обтянутая медицинской перчаткой, надавила на спину, призывая поторопиться. Мальчик переступил порог, и рука ядовитой змеёй тут же сползла вниз. Глаза закрылись, стоило только скрипу дверных петель возвестить о полном уединении. Голова взорвалась мимолётной острой болью, и Элиас зажмурился пуще прежнего. Будь в камере игла с ниткой, он без колебаний зашил бы веки, дабы больше никогда не распахивать их в угоду проводимому эксперименту. В памяти ярко отпечатались ощущения от туго стянутых ремней на запястьях и насильно вставленного в глаза металлического расширителя. С первого принуждения минуло уже больше месяца, но жгучая обида гулкой поступью настойчиво преследовала Элиаса, не давая забыть о пережитом ни на секунду. Учёные ясно дали понять тщетность сопротивления со стороны подопытных. Если те шли наперекор — против них использовались либо сила, либо убеждения. На ком срабатывало второе, избегали первого. Особым бунтарством отличалась Хельга, но даже её удавалось сломить. В такие моменты Элиас неосознанно ненавидел девушку. Вся та толика протеста, трясущаяся в уголке его сознания, воплощалась лишь в редкие моменты эмоциональных всплесков Хельги. Когда же всё прекращалось, уходила и всякая надежда. Элиас грустно усмехнулся и открыл глаза. Расплывчатые предметы мебели безжалостно напомнили о том, чего он лишился и продолжает лишаться по сей день. Нетвёрдой походкой он прошёл мимо аккуратно заправленной кровати и повернул в сторону небольшого стола. Обогнув табурет с тщательно отшлифованными углами, Элиас бросил взгляд на гладкую деревянную поверхность. Несколько карандашей, ручка, сероватые листы бумаги — почти всё было на месте. Всё, кроме одного. Затылок вновь пронзила тупая боль, и Элиас схватился за голову, шкрябая скальп ногтями. Стало тяжело дышать. Мысли о непричастности учёных к произошедшему полились бурным потоком, однако сразу же разбились об одно-единственное разумное предположение: запечатлённый на шероховатой бумаге образ младшей сестры позорно стащили. И стащили по очевидной причине: девочка являлась очередной слабостью подопытного Б00I. В уголках глаз собрались крошечные солёные бусинки, готовые в любую секунду рухнуть на стол. Пальцы, ютившиеся в мягких белых тапочках, подогнулись. Теперь сестра больше не сможет отгонять прожорливую тьму, изо дня в день рыскающую у ног мальчика. Рано или поздно мрак просочится сквозь его кожу и засядет в утробе, питаясь горестями и ненавистью. Элиас сжал челюсть и развернулся к закрытой двери. За ней доносились звучные голоса и стук многочисленных подошв о бетонный пол. Словно в бреду, он побрёл в сторону шума. Остановился в паре сантиметров от прутьев и обхватил холодный металл хрупкими пальцами. За дверью кипела жизнь: обслуживающий персонал сновал по общему коридору, стремясь как можно быстрее выполнить свою работу и уйти на перекур. Расплывчатые фигуры в белых халатах невольно сменились на украденный портрет сестры. Чёрные штрихи постепенно начали терять в глубине, пока спасительный образ совсем не выцвел и не осыпался множеством клочков застарелой бумаги. Иллюзию разрушил ритмичный стук каблуков. Он приближался, неся за собой еле уловимый аромат цветов и ванили. Элиас слегка развернул голову вправо и увидел невысокую молодую девушку с кипой бумаг в руках. Она явно пребывала в отличном настроении: глаза блестели, а накрашенные бледно-розовой помадой губы были сложены в лёгкую улыбку. Так как её маршрут пролегал прям под окошком камеры Элиаса, последнему не составило труда высунуть худую руку наружу и ухватиться за тёмные волнистые локоны девушки. От неожиданности она взвизгнула и выронила бумаги, те — под стать осеннему листопаду — посыпались на пол. Люди вокруг замерли и с недоумением уставились на происходящее. Воспользовавшись растерянностью публики, Элиас без труда просунул через прутья вторую руку и что было сил ударил девушку кулаком по голове. Лицо девушки, до недавнего светящееся лучезарностью, исказилось в мучительной гримасе. Она завопила, чем быстро привела в сознание остальной персонал. Люди ринулись ей на помощь, но не успели: подопытный успел спрятать руки и отойти от прутьев на пару шагов назад. А в следующую секунду буквально прилип к окошку, буравя упавшую на пол девушку бешеными глазами. «Простите…» — с придыханием вымолвил Элиас, и из подслеповатых глаз его полились слёзы. Он взмолился о пощаде так искренне, зарыдал так жалобно, что до глубины души ошарашил собравшийся персонал. А ведь часть из них уже хотела было ринуться докладывать вышестоящим. Сейчас же они просто молча стояли и лицезрели мальчика, припавшего к прутьям и сотрясающегося от сожалений за свой поступок. Жертву внезапного инцидента взяли под руки и аккуратно подняли с пола. Потом что-то прошептали на ухо, и та подняла полный сочувствия взгляд на подопытного. «Молчите о произошедшем», — коротко кинула девушка, забрала подобранные документы из рук коллеги и зашагала прочь. Фигуры в белых халатах начали перешептываться. На лицах некоторых явно читались укоры и угрозы, направленные на подопытного. Вскоре все нехотя разошлись по своим делам. Элиас всё так же стоял у окошка, не в силах отцепить пальцы от металлических прутьев. Пережитый гнев вперемешку с колючим страхом потешались над ним, гулко хохоча где-то в отдалении. Заглушить их не получалось. Элиас зажмурился, а когда поднял веки, в поле его зрения попал стоящий у стены Вольфганг. Тот нервно теребил пальцами ручку и явно порывался подойти, но из-за наличия свидетелей лишь топтался на месте. Элиас прекрасно понял намерения друга, потому слегка помотал головой из стороны в сторону. Мокрые солёные дорожки на щеках сохли, неприятно стягивая кожу. Элиас кое-как разомкнул объятия с холодным металлом и вытер щёки тыльной стороной ладони. Глаза покраснели и сильно чесались. Скрюченными пальцами Элиас потянулся к лицу и немного потёр их сквозь опухшие веки. В сознании всплыло испуганное лицо жертвы. Оно накладывалось на выцветший образ младшей сестры и мгновенно вспыхивало голубым огнём. Элиас был виноват перед девушкой, однако же не видел в ней абсолютной невинности. В какой-то мере она заслуживала того, что с ней произошло. Лёгкая усмешка тронула губы Элиаса, но тут же была стёрта пронзительно вопящей совестью. Глубоко вздохнув, он сполз спиной по двери и, усевшись на пол, принялся ждать, когда подадут обед, из которого он, вероятнее всего, не съест ни кусочка.