О чём молчит Безобидная Карамель

      Пусто.       Здесь было ужасно пусто.       И холодно.       Ещё холоднее становилось от взгляда в окно: там, за стеклом, виднелись горы Драконьего Хребта, куда ушёл вместе с Путешественницей Альбедо. Снова.       Сахароза тихо вздыхает и задёргивает тускло-зеленые шторки, после чего вновь обращает взор к рабочему столу.       Множество пробирок, колбочки, пипетки, штативы, реактивы… Несколько месяцев назад она горела желанием изучать всё это, ставить новые эксперименты и создавать что-то невообразимое, но сейчас в сердце только пустота и апатия.       «Сегодня тоже без алхимии, » — шепчет она, уходя из тёмной комнатки в спальню. Девушка всё ещё надеется, что сон может хоть немного её разжечь. Дать сил. Вдохновить.       Вдохновить…       «Знаешь, Люмин действительно умеет вдохновлять, » — сказал ей на прошлой неделе Альбедо, рисуя очередной шедевр прямо на снегу, — «она просто уникальна для этого мира!»       Он говорил с таким восторгом. С такой… Радостью.       С самого начала они неплохо ладили. Оба «чужеродные», необычные, загадочные… Они часто секретничали, обсуждали «особые» вещи, даже шутили — хотя Альбедо нельзя назвать шутником.       Сахароза не была достойна знать тех секретов, в которые была посвящена Люмин.       Сахароза ведь простая. Обычная.       И Сахароза не сердилась. Плакала ночами из-за одиночества, дёргалась из-за любого шума, разговаривала сама с собой, но не сердилась.       Она не имеет права лезть в чужую личную жизнь.       К тому же, Альбедо был счастлив. Он освободился от секретов, он нашёл интересного и хорошего человека, у них было много общего — и Альбедо старался для неё. Для Люмин.       Эти двое действительно подходили друг другу.       Сахароза резко поднимается с кровати и быстро-быстро выбегает на улицу.       Серый дом душит, потому что всё в нём — буквально всё — заставляет думать об этих двоих.       Незавершённые планы на эксперименты с Альбедо годичной давности. Семена искусственно созданных растений. Рабочие принадлежности, купленные на общую мору. Пара аккуратно сложенных халатов. Самый первый катализатор, который Альбедо сам смастерил для неё.       Сахароза не замечает, как по щекам катятся холодные слёзы. Просто смотрит куда-то в землю, стоя спиной к дому. На улице «хорошо». Приятно дует прохладный ветерок. Солнечно. В воздухе пролетают редкие снежинки. — Ты в порядке?       Девушка не пугается этого голоса. Напротив, она спокойно поворачивается в сторону обеспокоенного парня, наблюдавшего за ней по крайней мере час. — Я всё ещё хорошо вас двоих различаю. Что тебе нужно?       «Лжеальбедо» не стал для неё сюрпризом. Сахароза сама случайно о нём узнала ещё до того, как сам Альбедо решился поговорить с ней на эту тему. Тем не менее, этот юноша ещё не проявлял агрессии в её сторону и обычно вёл себя спокойно, даже приходил иногда…       Сахароза всегда думала, что это связано с остатками прежнего Альбедо. Того, который ещё не знал Люмин и каждый вечер усаживался вместе с Кли у камина и рассказывал какую-то историю, чтобы увлечь маленькую сестрёнку и убаюкать. — Я проходил мимо и услышал крик. Повторю ещё раз: ты в порядке?       Конечно же он знает, что ничерта она не в порядке.       Потому и беспокоится. Потому и пришёл.       Сахароза была единственной из всех, кто знает о нём и не желал при этом смерти. По большей части это было вызвано его внешним видом, но, тем не менее, она всё ещё ни разу не натравила на него ни одного из своих анемо-вихрей. Именно по этой причине он всегда оставался неподалёку от её домика.       «Лжеальбедо» знал о том, что происходило с ней, и его тревожило это. Он не хотел, чтобы единственный человек, из-за которого он испытывал настоящие эмоции, чувствовал настолько ужасную боль, но не смел вмешиваться. Он ведь буквально носит облик того, из-за кого всё это и началось…       Сахароза же просто стоит на месте с расфокусированным зрением и совершенно ничего не видит. — Всё нормально, — тихо говорит она, — ты можешь идти.       Но тот по-прежнему настроен решительно. — Роуз, когда ты в последний раз отдыхала?       Голос твёрдый. Решительный. Она совсем не ожидала, что он придет именно сейчас, она не была к этому готова. Холодно. Холодно и смешно. — Четыре ночи назад? Я не помню, — улыбается она, — сон не идёт. Какая разница-то?       Она даже не заикается. Только думает о том, насколько жалко сейчас выглядит.       Она не боялась человека за спиной. Не трогает — хорошо, а если убьёт — то… Тоже хорошо. Меньше мучаться будет.       В других целях она не видела саму себя. Сахароза не была такой красивой, как кто-нибудь вроде… Люмин.       Это имя уже автоматически вызывало у неё чувство ничтожности и слабости.       Ноги подкашиваются, и, дрожа, Сахароза просто падает в снег… Только её ловят. Крепкие руки не дают ей упасть, и, напротив, поднимают обратно на ноги.       Потом она поднимает глаза, ожидая увидеть два болезненно знакомых голубых огонька, но перед ней были другие глаза. Красные.       Настоящие. — Тебе нужен отдых… Почему ты так себя изводишь?       Она ничего не говорит в ответ. Только жмурится и утыкается лбом в его же плечо.       Действительно, почему, Роуз? Почему ты чувствуешь боль, если должна радоваться за счастье своих же друзей?       Парень безмолвно отводит её обратно в дом, заметив тяжёлые снежные тучи на горизонте. Холодает. По-настоящему холодает.       Он не спрашивает про своего близнеца, не спрашивает про Путешественницу, только лишь усаживает её в кресло и укрывает пледом. Потом вновь отходит — только лишь за тем, чтобы разжечь камин. Возвращается. Прикладывает свою ладонь к её лбу. — Пожалуйста, подумай о своём здоровье в первую очередь, — тихо говорит он, — как давно ты в последний раз ела?       Поворачивается к столу — и тяжело вздыхает. Одна-единственная тарелка покрыта толстым слоем пыли, ровно как и любая другая посуда.       Сахароза не двигается. Ждёт последующих его действий.       Как бы сильно близнецы не были похожи внешне, по характеру они были совсем разными.       Он быстро ищет в доме хоть что-нибудь съедобное, и, найдя последние овощи и замороженную курицу, уходит на кухню.       Сахароза не замечает, как быстро шли минуты. Истерики не было — всё было внутри.       И он.       Почему он пришёл? Что он хочет? И… Крик… Он говорил, что слышал, как она кричала. Когда это произошло? Разве она…       Сахароза снова жмурится и вспоминает, что во время перепадов настроения плохо следит за реальностью. Она может плакать и совсем того не замечать, может кричать и не слышать того, может идти куда-либо — и не видеть.       С тех пор, как она снова осталась одна, следить за своим состоянием более не было нужно.       Раньше у неё, по крайней мере, была причина.       Сейчас даже Кли не приходит. Кли теперь идёт сразу на Драконий Хребет — к лагерю брата, куда тот окончательно перебрался вместе со своим источником вдохновения.       Из раздумий её выбил запах еды и пара малиново-красных глаз перед собой.       Юноша (а если подумать, то… сколько ему вообще лет?) смотрит на неё уже более спокойно, чем получасом ранее, и, улыбаясь, ставит небольшой поднос с тарелкой жареной курицы и стаканом чая. Где он только нашёл этот чай… — Пожалуйста, поешь. Хоть немного. В еде нет ничего опасного — я не хочу тебе навредить. Просто поешь.       Он не давит и отходит в сторону, чтобы не смущать её своим присутствием.       Сахароза на полуавтомате тянется к еде и на минуту задумывается о том, что в последний раз кто-то готовил для неё… Год назад. Может, даже больше.       Вкус… Странно, но она действительно чувствовала вкус еды. Приятный. Мясо мягкое, нежное, обжаренные овощи — тоже…       Она не знала, что он в первый раз вообще готовил для кого-то еду.       Парень стоял в соседней комнате и терпеливо ждал всё это время.       Некоторое время спустя он возвращается, чтобы убрать пустую тарелку и сесть рядом с ней.       Долгое время они просто молчат. В воздухе замер запах зелёного чая, тепло от камина медленно распространялось по дому, за окном уже стемнело и начался снегопад…       Девушка всё это время думала. — Зачем я тебе нужна… — тихо произносит она, не то спрашивая, не то просто размышляя.       Малиновый взгляд вновь изучает её с определенной тревогой. Парень явно подбирал нужные слова с особым трепетом. — Ты искренняя, — так же тихо отвечает он, — ты не ищешь выгоды. Всё-таки первой меня спасла именно ты. Год назад, помнишь? В то время, когда мой близнец вышел победителем против эксперимента «03», я долгое время скитался по Хребту, и… Ты нашла меня под снегами. Была лавина, а я пытался скрыться от лишних глаз. Ты ведь знала, что это был не тот, чей облик мне пришлось повторить, но всё равно вытащила меня. — Так это всё из чувства долга?..       Сахароза не привыкла думать о том, что кто-то может быть чем-то ей обязан. Обычно её помощь принималась как само собой разумеющееся, но никак не нечто подобное…       Да, она знала, кого вытаскивала. Она знала, что он был опасен.       Но он был живым. — Не совсем, но это выражение можно трактовать и так. Немногие за все мои годы «жизни» хотя бы однажды были ко мне благосклонны… Тебе же не было ничего от меня нужно. В какой-то мере это дало мне новый повод взглянуть на собственное естество под иным углом… К тому же, я видел, что происходило за это время. — Всё это время… — Всё это время я был рядом, верно.       Она не успела отследить того момента, когда оказалась в его объятиях, но, осознав это, страха или отвращения не чувствовала. Напротив, она смогла впервые за долгое время расслабиться.       Почувствовать безопасность.       Присутствие кого-то, кому не безразлично её существование. — Роуз… Пожалуйста, отвлекись от них. Ты тоже человек. Ты имеешь свою ценность. Не обесценивай саму себя, хорошо? Если нужно, я могу остаться здесь. Только если ты этого хочешь. Но прошу — не изнуряй себя так…       Глаза смыкались сами собой.       Крепко — как только позволяли слабые руки — Сахароза обнимала первого человека, что посчитал её ценной без каких-либо заслуг.       Обнимала и плакала, как маленькая девочка, проваливаясь в сон.       И впервые за столько времени хотела наутро проснуться.