Солнце Петербурга

      — Меня зовут Авдотья.       В глазах у девушки стояли слёзы, голос дрожал. По витому кольцу на её правой руке пробежала искра, бросив зеленоватые блики на мокрую платформу и гладкий бок сапсана. Слабый запах нагретой бронзы почти сразу растворился в ноябрьской прохладе, никем не замеченный.       — Я помню, как тебя зовут, — мягко ответила другая девушка, что-то выискивавшая в небольшой сумке-бананке, висящей поверх ветровки. — Прости, я не хотела тебя задеть, тем более сейчас. Я понимаю, понимаю твой страх, и мне тоже всё это не нравится, но…       — Опять твои бесконечные «но»! Знала бы ты, Вера, как я от них…       — …но Сарданапал, — уже с нажимом продолжила Вера, обрывая плачущую Авдотью, — сказал чётко: из Москвы уезжать быстро и по отдельности. Никаких полётов, никаких колец, только лопухоидный транспорт. Чёрт, да где же эти грёбаные паспорта! — выругавшись, она засунула руку в бананку по плечо. Авдотья нахмурилась и приблизилась к ней, заслоняя эти манипуляции от случайных взглядов неподготовленных и с большой долей вероятности слабонервных пассажиров.       — Не чертыхайся, сама знаешь, нельзя всуе — его нам здесь только не хватало. И про слово на букву «л» мы тоже уже говорили. А паспорта, кстати, у меня, ты же мне их в метро сунула, — спокойным и даже немного деловитым тоном сообщила Пупсикова, извлекая из кармана плаща два потрёпанных — пожалуй, чересчур для бывших ещё утром белыми листами офисной бумаги формата А4 — паспорта.       — И ты молчала? — Вера трижды плюнула через левое плечо, а затем с возмущением подняла взгляд на девушку.       — Да я просто увлеклась немного, прости. Давно так не боялась и не обижалась, вот и…       — Нет, это ты прости. И за Дусю… — На этих словах Авдотья снова нахмурилась и Вера взяла её за руку обеими ладонями. — …и за то, что перебила, и даже за слово на букву «л» — никак не привыкну — прости. Я правда тебя понимаю — только устроились, нашли работу, начали с кем-то общаться, как вдруг снова переезд. К тому же в такой спешке. Мне тоже тревожно, пупс. И тоже не хочется ехать без тебя. Но… — Вера запнулась. — Но Сарданапал, как бы ты к нему ни относилась, не станет разводить панику на пустом месте. В Москве опасно — настолько, что и не улететь нормально.       — Чем мы вообще собираемся заняться в Петербурге? — обиженным ребёнком хныкнула Пупсикова.       — Приворот, отворот. Снятие венца безбрачия. Отлов тигров-пупсоедов, в конце концов.       Авдотья громко хихикнула:       — Думаешь, там такие тоже водятся?       — Ну, один точно вот-вот появится, — улыбнулась Вера и тут же сосредоточилась. — Я проверила дважды, — девушка оглянулась на сапсан, с легким беспокойством сморщив длинный нос. — …в этом поезде больше не должно быть ни магов, ни стражей, только пара умертвий, так что садись спокойно. Он едет четыре часа, у моего отправление в двенадцать, уже утром мы с тобой встретимся в Питере. Всё будет нормально.       — Обещаешь?       — Обещаю.       Уже сидя в поезде, сквозь розоватые прожилки закрытых век Авдотья долго вглядывалась в покрасневшие от слёз глаза оставшейся на платформе Веры, пока между Химками и Зеленоградом связь перстней не оборвалась из-за расстояния. Поездка прошла в целом спокойно: за окнами лил не стихавший, похоже, ни на минуту ливень; одно из умертвий стошнило в туалете — девушка догадалась об этом по резкой аммиачной вони, проплывшей по вагону и разбудившей её под Вышним Волочком.       Утром они с Верой не встретились.